Я не мог отвезти его к Вивьен, которая только еще больше его расстроит, или к Джойси — хотя моя мать и любила его, она иногда бывала невыносимо равнодушной. И уж точно я никак не мог отвезти его к себе в Кукхэм. А Дональд тоже презирал его, из-за Беренайс.
К счастью, Люси была дома. Она сама открыла дверь своего сельского домика неподалеку от Марлоу, где они с Эдвином прожили всю жизнь.
Она широко раскрыла глаза, увидев кровь на моей руке и понурого Томаса.
— Сестричка, дорогая, двое братьев в тяжелую минуту стучат в твою дверь, — весело сказал я. — Можно ли надеяться, что ты угостишь нас горячим сладким чаем? Порадуешь добрым словом? Залечишь наши раны?
У нее за спиной показался Эдвин, раздраженный и сварливый.
— Что там у вас стряслось?
Я объяснил Люси:
— Мы разбили бутылку джина, и я упал на осколки.
— Вы пьяны?
— Вообще-то нет.
— Заходите же в дом!
— Фердинанд звонил нам, предупредил, что ты вскоре появишься. Нужно было хотя бы ради приличия предупредить, что приедешь, — недовольно сказал Эдвин, с неприязнью глядя на мою раненую руку.
— Извини, — сухо сказал я.
Люси посмотрела мне в глаза:
— Рана серьезная?
— Царапина.
Она взяла Томаса за руку и увела из тесной прихожей в свою заполненную книгами гостиную. На первом этаже в доме Люси и Эдвина было две комнаты, частично объединенных в одну, и современная ванная в пристройке. Лестница, скрытая за раздвижной дверью, вела на второй этаж, где было еще три комнаты. В одной комнате стены всего на дюйм отстояли от кровати, а потолок нависал так низко, что нельзя было даже выпрямиться во весь рост, не задев его головой. На стенах везде были великолепные обои от Лауры Эшли, пол покрывали модные толстые ковры. Книги Люси, не поместившиеся на стеллажах, были сложены в стопки на полу вдоль стены в гостиной. На кухне стояли деревянные чаши, ступки с пестиками, висели сушеные травы.
В доме у Люси было уютно и спокойно. Люси, такая огромная в темных брюках и толстом вязаном свитере, сама усадила Томаса в кресло и через каких-нибудь пять минут передала чашку с горячим напитком в его безвольные руки.
— Выпей это, Томас, — сказал я и повернулся к Люси: — Может, надо бы добавить туда немного джина?
— Я добавила.
Я улыбнулся ей.
— Тебе не налить?
— Только с молоком, пожалуйста, — я прошел за ней на кухню. — Ты не дашь мне какую-нибудь салфетку перевязать руку?
Люси глянула на мое плечо.
— Этого хватит?
— Может, еще аспирина?
— Я в него не верю.
— А…
Я выпил чаю. Все лучше, чем ничего. У Люси было несколько хорошеньких салфеток, но все они оказались слишком маленькими для такого случая. Я сказал, что придется так и оставить, просто заеду потом в больницу, там обработают рану как полагается. Люси не возражала.
— Что у вас случилось? — спросила она и запустила руку в полупустой пакет с изюмом. Предложила и мне, я съел немного.
— Томас ушел от Беренайс. Ему нужно где-то пожить.
— Только не у меня, — возразила Люси. — Забери его к себе.
— Я так и сделаю, если ты не захочешь его оставить, но все же лучше ему остаться здесь.
Она сказала, что их сын, мой племянник, делает в спальне наверху уроки.
— Томас не будет ему мешать.
Люси нерешительно посмотрела на меня.
— Ты чего-то не договариваешь.
— Это может стать последней каплей и совсем сломить Томаса. Если рядом с ним не будет внимательного и заботливого друга, он попадет в психушку или покончит с собой. Я совсем не шучу, поверь мне.
— Хорошо…
— Моя ты девочка!
— Я тебе не девочка! — резко сказала она. — Может быть, для Томаса… — Ее голос потеплел. — Ладно, пусть остается.
Она бросила в рот еще горсть изюма и пошла в гостиную, я — за ней. Во втором кресле устроился Эдвин. Люси поставила обитый кожей стул рядом с Томасом и села. Я огляделся. Больше сесть было не на что, и я опустился прямо на ковер у стены. Ни Люси, ни Эдвин ничего не сказали. Никто не предложил мне стул.
— Раз уж я здесь, наверное, лучше сразу спросить вас о том, ради чего я собирался приехать завтра утром.
Эдвин сказал:
— Мы не собираемся отвечать на твои вопросы. И если ты измажешь кровью обои, тебе придется заплатить за ремонт.
Я чуть отодвинулся, чтобы ничего не испачкать.
— Полиция все равно об этом спросит. Почему бы не поупражняться со мной? Они будут спрашивать о часовом механизме, который взорвал бомбу в Квантуме.
Томас поднял голову:
— Ты же знаешь, это я их сделал. Те часы с Микки Маусом.
Это было первое, что он сказал после того, как мы уехали из его дома. Люси глянула на него так, словно он бредил, потом сдвинула брови и сосредоточилась.
— Только не это! — сказала она.
— Ты помнишь эти часы?
— Конечно. У нас и сейчас стоят такие наверху, Томас сделал их для нашего сына.
— Какие они из себя?
— В форме парусника. Это от Микки Мауса взорвался…
Я объяснил:
— Нет. На тех был серый пластиковый циферблат с белыми цифрами. Микки Маус стоял целый и невредимый в детской.
Томас тихо сказал:
— Я уже давным-давно их не делал.
— Когда ты сделал Микки Мауса Робину и Питеру?
— Я сделал его не для них. Гораздо раньше, для Сирены. Наверное, это она им подарила. Ей очень нравился этот Микки Маус.
— Ты был хорошим мальчиком, Томас, — сказала Люси. — Добрым и веселым.
Эдвин беспокойно сказал:
— Я думал, от такого взрыва любое часовое устройство разлетится на мелкие кусочки.
— Видишь ли, обломки обычно остаются, — сказал я.
— Ты что, думаешь, они в самом деле собираются перерыть всю эту груду руин?
— Более или менее. Они уже знают, что эти часы были на батарейке. Нашли детали электромоторчика.
Эдвин с плохо скрываемым раздражением сказал:
— Малкольму очень на руку этот взрыв Квантума. Он выбрасывает деньга на каких-то там школьников. Хочет оставить нас без гроша. Надеюсь, хоть ты-то не обеднел? — Ясно как день, он ужасно мне завидовал. — Он всегда был несправедлив к Люси. А ты держал нос по ветру, лебезил перед ним и огребал львиную долю. Он делает для тебя все, что ты только попросишь, а мы вынуждены существовать на жалкие гроши!
— Ты подрядился повторять за Вивьен каждое слово?
— Это правда!
— Нет. Это только то, что вы повторяете раз за разом, а вовсе не правда. Люди склонны верить в то, что повторяют достаточно часто. Но даже если соврали один раз, можно запросто в это поверить. Особенно если поверить очень хочется.
Люси пристально глянула на меня.
— Тебя это волнует?
— То, что меня каждый в семье считает личным врагом? Должен признаться, волнует. Но я уже подумал кое о чем, глядя на Томаса. Ему слишком часто повторяли, что он гроша ломаного не стоит, и, похоже, он поверил, что так и есть на самом деле. Если верить в себя, можно достичь чего угодно.
— Да, это так, — тихо сказала Люси.
— То, что ты написала, останется навсегда.
Она широко раскрыла глаза.
— Откуда ты знаешь… что я больше…
— Догадался. — Я подошел и поцеловал ее в щеку. — У вас действительно туго с деньгами?
— С деньгами? — Она недоуменно подняла брови. — Ничуть не хуже, чем обычно.
— Конечно же, нам не хватает денег! — разозлился Эдвин. — Ты сейчас почти ничего не зарабатываешь и продолжаешь тратить кучу денег на книги!
Люси это совсем не задело. Видимо, ей уже не раз приходилось такое от него выслушивать.
— Если тебе так хочется почитать книжные новинки, могла бы сходить в городскую библиотеку, как я! — не унимался Эдвин.
— Эдвин, а почему ты не найдешь себе работу? — спросил я.
— Люси не нравится суета, — сказал он, как будто бы это все объясняло. — Мы были бы совершенно счастливы, если бы Малкольм увеличил втрое страховой фонд Люси. Он должен это сделать! У него денег куры не клюют, а мы живем в какой-то дыре. Это несправедливо!
— Разве Люси не презирает богатство? И людей, у которых полно денег? Ты что, хочешь стать таким, кого она презирает? — поддел я.
Эдвин замолчал.
Люси грустно посмотрела на меня и сказала:
— С тех пор многое переменилось.
Я поехал обратно в Ридинг, в больницу, где круглосуточно работал кабинет скорой помощи. Там мое плечо обработали, наложили швы и перевязали. На нем было три царапины, довольно глубокие, но не опасные. Кровь давно остановилась, со швами раны должны очень быстро затянуться. Мне предложили ввести болеутоляющее, я поблагодарил и вскоре уже ехал в Кукхэм, зверски усталый и ужасно голодный. Но эти проблемы разрешить было нетрудно. На следующее утро я, как всегда, отправился на конюшню. Швы совсем не мешали — только чуть стягивали кожу, когда я поднимал руку, и все.
Успокоенный и расслабленный после своей обычной порции свежего воздуха, я решил сегодня отдохнуть от нашей нервной семейки и поехал в Лондон за австралийской и американской визами. Всего неделю назад я скакал на Парк Рэйлингзе в Челтенхеме, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Я купил новый свитер, постригся и подумал об Урсуле, которая целыми днями «просто гуляла» по Лондону, когда убегала из дому. По Лондону в самом деле можно бродить целыми днями, размышляя о чем-то своем.
Неожиданно мне захотелось поговорить с Джойси. Я позвонил ей, не рассчитывая, впрочем, застать ее дома.
Джойси завопила в трубку:
— Дорогой, я ужасно спешу! У меня партия в бридж. Откуда ты звонишь?
— Из автомата.
— Где твой отец?
— Не знаю.
— Дорогой, ты выведешь из себя кого угодно! Чего ради тогда ты мне звонишь?
— Мне хотелось… просто услышать твой голос.
Она не знала, что и сказать.
— У тебя все в порядке с головой? Скажи этому старому прохвосту… скажи ему… — Она замялась.
— Сказать, что ты рада, что он жив? — предложил я.
— Не допусти, чтобы старого поганца взорвали!
— Хорошо.
— Будь осторожен, дорогой! Не сверни себе шею! Все, пока!
— Пока…
Не знаю, зачем вообще ей нужен телефон. Громкости вполне хватило бы докричаться и так. Но, по крайней мере, она никогда не старалась от меня отделаться. Я предпочел бы, чтобы она даже разозлилась на меня, но не дала понять, что я ей до смерти надоел.
Я неторопливо вернулся в Кукхэм и вечером снова взялся за заметки Нормана Веста.
Об Эдвине он писал:
«Господин Эдвин Пемброк, пятидесяти трех лет, фамилия до брака — Жук, живет со своей женой Люси в Росси, дом номер три, неподалеку от Марлоу. Сельский коттедж. Один сын, пятнадцати лет, учится в государственной школе. В школу ездит на велосипеде, добросовестно готовится к экзаменам. Чем занимались его родители в интересующее нас время во вторник и в пятницу, не знает. Он спускается со второго этажа около восьми или девяти вечера, вся семья ужинает вместе. (У них нет телевизора!) Миссис Люси готовит вегетарианские блюда. Посуду моет обычно господин Эдвин.
Господин Эдвин занимается работой по дому (не очень тяжелой), покупает продукты, в основном овощи. Подолгу сидит в городской библиотеке, читает книги (библиотекарь подтверждает). Заходит в паб, часами сидит за одной кружкой пива (бармен сильно возмущался). Отвозит белье в прачечную. Слушает радио. Часами разгадывает кроссворды. Сад возле дома не ухожен, господин Эдвин не любит работать в саду. На огороде они выращивают только стручковую фасоль — за ней не нужно много ухаживать.
У Эдвина и Люси старый «Хиллмэн», водит его чаще всего господин Эдвин, хотя у миссис Люси тоже есть права. Машина пыльная и грязная, повреждений нет.
Господин Эдвин — приятный на вид мужчина, настоящий тунеядец (мое мнение). Ему нравится бездельничать. Видимо, безделье господина Эдвина устраивает госпожу Люси — такое не часто встречается. Но если подумать, она работает еще меньше, чем он. При случае господин Эдвин бывает язвительным и резким. Не любит господина Яна, проклинает господина Пемброка-старшего, но в то же время требует от него денег. (!) Считает, что у господина Малкольма слишком много денег, озабочен этим, постоянно об этом говорит.
Конец расспроса».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
К счастью, Люси была дома. Она сама открыла дверь своего сельского домика неподалеку от Марлоу, где они с Эдвином прожили всю жизнь.
Она широко раскрыла глаза, увидев кровь на моей руке и понурого Томаса.
— Сестричка, дорогая, двое братьев в тяжелую минуту стучат в твою дверь, — весело сказал я. — Можно ли надеяться, что ты угостишь нас горячим сладким чаем? Порадуешь добрым словом? Залечишь наши раны?
У нее за спиной показался Эдвин, раздраженный и сварливый.
— Что там у вас стряслось?
Я объяснил Люси:
— Мы разбили бутылку джина, и я упал на осколки.
— Вы пьяны?
— Вообще-то нет.
— Заходите же в дом!
— Фердинанд звонил нам, предупредил, что ты вскоре появишься. Нужно было хотя бы ради приличия предупредить, что приедешь, — недовольно сказал Эдвин, с неприязнью глядя на мою раненую руку.
— Извини, — сухо сказал я.
Люси посмотрела мне в глаза:
— Рана серьезная?
— Царапина.
Она взяла Томаса за руку и увела из тесной прихожей в свою заполненную книгами гостиную. На первом этаже в доме Люси и Эдвина было две комнаты, частично объединенных в одну, и современная ванная в пристройке. Лестница, скрытая за раздвижной дверью, вела на второй этаж, где было еще три комнаты. В одной комнате стены всего на дюйм отстояли от кровати, а потолок нависал так низко, что нельзя было даже выпрямиться во весь рост, не задев его головой. На стенах везде были великолепные обои от Лауры Эшли, пол покрывали модные толстые ковры. Книги Люси, не поместившиеся на стеллажах, были сложены в стопки на полу вдоль стены в гостиной. На кухне стояли деревянные чаши, ступки с пестиками, висели сушеные травы.
В доме у Люси было уютно и спокойно. Люси, такая огромная в темных брюках и толстом вязаном свитере, сама усадила Томаса в кресло и через каких-нибудь пять минут передала чашку с горячим напитком в его безвольные руки.
— Выпей это, Томас, — сказал я и повернулся к Люси: — Может, надо бы добавить туда немного джина?
— Я добавила.
Я улыбнулся ей.
— Тебе не налить?
— Только с молоком, пожалуйста, — я прошел за ней на кухню. — Ты не дашь мне какую-нибудь салфетку перевязать руку?
Люси глянула на мое плечо.
— Этого хватит?
— Может, еще аспирина?
— Я в него не верю.
— А…
Я выпил чаю. Все лучше, чем ничего. У Люси было несколько хорошеньких салфеток, но все они оказались слишком маленькими для такого случая. Я сказал, что придется так и оставить, просто заеду потом в больницу, там обработают рану как полагается. Люси не возражала.
— Что у вас случилось? — спросила она и запустила руку в полупустой пакет с изюмом. Предложила и мне, я съел немного.
— Томас ушел от Беренайс. Ему нужно где-то пожить.
— Только не у меня, — возразила Люси. — Забери его к себе.
— Я так и сделаю, если ты не захочешь его оставить, но все же лучше ему остаться здесь.
Она сказала, что их сын, мой племянник, делает в спальне наверху уроки.
— Томас не будет ему мешать.
Люси нерешительно посмотрела на меня.
— Ты чего-то не договариваешь.
— Это может стать последней каплей и совсем сломить Томаса. Если рядом с ним не будет внимательного и заботливого друга, он попадет в психушку или покончит с собой. Я совсем не шучу, поверь мне.
— Хорошо…
— Моя ты девочка!
— Я тебе не девочка! — резко сказала она. — Может быть, для Томаса… — Ее голос потеплел. — Ладно, пусть остается.
Она бросила в рот еще горсть изюма и пошла в гостиную, я — за ней. Во втором кресле устроился Эдвин. Люси поставила обитый кожей стул рядом с Томасом и села. Я огляделся. Больше сесть было не на что, и я опустился прямо на ковер у стены. Ни Люси, ни Эдвин ничего не сказали. Никто не предложил мне стул.
— Раз уж я здесь, наверное, лучше сразу спросить вас о том, ради чего я собирался приехать завтра утром.
Эдвин сказал:
— Мы не собираемся отвечать на твои вопросы. И если ты измажешь кровью обои, тебе придется заплатить за ремонт.
Я чуть отодвинулся, чтобы ничего не испачкать.
— Полиция все равно об этом спросит. Почему бы не поупражняться со мной? Они будут спрашивать о часовом механизме, который взорвал бомбу в Квантуме.
Томас поднял голову:
— Ты же знаешь, это я их сделал. Те часы с Микки Маусом.
Это было первое, что он сказал после того, как мы уехали из его дома. Люси глянула на него так, словно он бредил, потом сдвинула брови и сосредоточилась.
— Только не это! — сказала она.
— Ты помнишь эти часы?
— Конечно. У нас и сейчас стоят такие наверху, Томас сделал их для нашего сына.
— Какие они из себя?
— В форме парусника. Это от Микки Мауса взорвался…
Я объяснил:
— Нет. На тех был серый пластиковый циферблат с белыми цифрами. Микки Маус стоял целый и невредимый в детской.
Томас тихо сказал:
— Я уже давным-давно их не делал.
— Когда ты сделал Микки Мауса Робину и Питеру?
— Я сделал его не для них. Гораздо раньше, для Сирены. Наверное, это она им подарила. Ей очень нравился этот Микки Маус.
— Ты был хорошим мальчиком, Томас, — сказала Люси. — Добрым и веселым.
Эдвин беспокойно сказал:
— Я думал, от такого взрыва любое часовое устройство разлетится на мелкие кусочки.
— Видишь ли, обломки обычно остаются, — сказал я.
— Ты что, думаешь, они в самом деле собираются перерыть всю эту груду руин?
— Более или менее. Они уже знают, что эти часы были на батарейке. Нашли детали электромоторчика.
Эдвин с плохо скрываемым раздражением сказал:
— Малкольму очень на руку этот взрыв Квантума. Он выбрасывает деньга на каких-то там школьников. Хочет оставить нас без гроша. Надеюсь, хоть ты-то не обеднел? — Ясно как день, он ужасно мне завидовал. — Он всегда был несправедлив к Люси. А ты держал нос по ветру, лебезил перед ним и огребал львиную долю. Он делает для тебя все, что ты только попросишь, а мы вынуждены существовать на жалкие гроши!
— Ты подрядился повторять за Вивьен каждое слово?
— Это правда!
— Нет. Это только то, что вы повторяете раз за разом, а вовсе не правда. Люди склонны верить в то, что повторяют достаточно часто. Но даже если соврали один раз, можно запросто в это поверить. Особенно если поверить очень хочется.
Люси пристально глянула на меня.
— Тебя это волнует?
— То, что меня каждый в семье считает личным врагом? Должен признаться, волнует. Но я уже подумал кое о чем, глядя на Томаса. Ему слишком часто повторяли, что он гроша ломаного не стоит, и, похоже, он поверил, что так и есть на самом деле. Если верить в себя, можно достичь чего угодно.
— Да, это так, — тихо сказала Люси.
— То, что ты написала, останется навсегда.
Она широко раскрыла глаза.
— Откуда ты знаешь… что я больше…
— Догадался. — Я подошел и поцеловал ее в щеку. — У вас действительно туго с деньгами?
— С деньгами? — Она недоуменно подняла брови. — Ничуть не хуже, чем обычно.
— Конечно же, нам не хватает денег! — разозлился Эдвин. — Ты сейчас почти ничего не зарабатываешь и продолжаешь тратить кучу денег на книги!
Люси это совсем не задело. Видимо, ей уже не раз приходилось такое от него выслушивать.
— Если тебе так хочется почитать книжные новинки, могла бы сходить в городскую библиотеку, как я! — не унимался Эдвин.
— Эдвин, а почему ты не найдешь себе работу? — спросил я.
— Люси не нравится суета, — сказал он, как будто бы это все объясняло. — Мы были бы совершенно счастливы, если бы Малкольм увеличил втрое страховой фонд Люси. Он должен это сделать! У него денег куры не клюют, а мы живем в какой-то дыре. Это несправедливо!
— Разве Люси не презирает богатство? И людей, у которых полно денег? Ты что, хочешь стать таким, кого она презирает? — поддел я.
Эдвин замолчал.
Люси грустно посмотрела на меня и сказала:
— С тех пор многое переменилось.
Я поехал обратно в Ридинг, в больницу, где круглосуточно работал кабинет скорой помощи. Там мое плечо обработали, наложили швы и перевязали. На нем было три царапины, довольно глубокие, но не опасные. Кровь давно остановилась, со швами раны должны очень быстро затянуться. Мне предложили ввести болеутоляющее, я поблагодарил и вскоре уже ехал в Кукхэм, зверски усталый и ужасно голодный. Но эти проблемы разрешить было нетрудно. На следующее утро я, как всегда, отправился на конюшню. Швы совсем не мешали — только чуть стягивали кожу, когда я поднимал руку, и все.
Успокоенный и расслабленный после своей обычной порции свежего воздуха, я решил сегодня отдохнуть от нашей нервной семейки и поехал в Лондон за австралийской и американской визами. Всего неделю назад я скакал на Парк Рэйлингзе в Челтенхеме, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Я купил новый свитер, постригся и подумал об Урсуле, которая целыми днями «просто гуляла» по Лондону, когда убегала из дому. По Лондону в самом деле можно бродить целыми днями, размышляя о чем-то своем.
Неожиданно мне захотелось поговорить с Джойси. Я позвонил ей, не рассчитывая, впрочем, застать ее дома.
Джойси завопила в трубку:
— Дорогой, я ужасно спешу! У меня партия в бридж. Откуда ты звонишь?
— Из автомата.
— Где твой отец?
— Не знаю.
— Дорогой, ты выведешь из себя кого угодно! Чего ради тогда ты мне звонишь?
— Мне хотелось… просто услышать твой голос.
Она не знала, что и сказать.
— У тебя все в порядке с головой? Скажи этому старому прохвосту… скажи ему… — Она замялась.
— Сказать, что ты рада, что он жив? — предложил я.
— Не допусти, чтобы старого поганца взорвали!
— Хорошо.
— Будь осторожен, дорогой! Не сверни себе шею! Все, пока!
— Пока…
Не знаю, зачем вообще ей нужен телефон. Громкости вполне хватило бы докричаться и так. Но, по крайней мере, она никогда не старалась от меня отделаться. Я предпочел бы, чтобы она даже разозлилась на меня, но не дала понять, что я ей до смерти надоел.
Я неторопливо вернулся в Кукхэм и вечером снова взялся за заметки Нормана Веста.
Об Эдвине он писал:
«Господин Эдвин Пемброк, пятидесяти трех лет, фамилия до брака — Жук, живет со своей женой Люси в Росси, дом номер три, неподалеку от Марлоу. Сельский коттедж. Один сын, пятнадцати лет, учится в государственной школе. В школу ездит на велосипеде, добросовестно готовится к экзаменам. Чем занимались его родители в интересующее нас время во вторник и в пятницу, не знает. Он спускается со второго этажа около восьми или девяти вечера, вся семья ужинает вместе. (У них нет телевизора!) Миссис Люси готовит вегетарианские блюда. Посуду моет обычно господин Эдвин.
Господин Эдвин занимается работой по дому (не очень тяжелой), покупает продукты, в основном овощи. Подолгу сидит в городской библиотеке, читает книги (библиотекарь подтверждает). Заходит в паб, часами сидит за одной кружкой пива (бармен сильно возмущался). Отвозит белье в прачечную. Слушает радио. Часами разгадывает кроссворды. Сад возле дома не ухожен, господин Эдвин не любит работать в саду. На огороде они выращивают только стручковую фасоль — за ней не нужно много ухаживать.
У Эдвина и Люси старый «Хиллмэн», водит его чаще всего господин Эдвин, хотя у миссис Люси тоже есть права. Машина пыльная и грязная, повреждений нет.
Господин Эдвин — приятный на вид мужчина, настоящий тунеядец (мое мнение). Ему нравится бездельничать. Видимо, безделье господина Эдвина устраивает госпожу Люси — такое не часто встречается. Но если подумать, она работает еще меньше, чем он. При случае господин Эдвин бывает язвительным и резким. Не любит господина Яна, проклинает господина Пемброка-старшего, но в то же время требует от него денег. (!) Считает, что у господина Малкольма слишком много денег, озабочен этим, постоянно об этом говорит.
Конец расспроса».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53