«А ведь утраченное сокровище тоже может пригодиться!» — внезапно подумал я.
Анджело, похоже, боролся с собой, но в конце концов выпалил, все еще кипя от ярости, не находившей выхода:
— Где он? Где твой траханый брат? Я никак не могу найти его!
«Святые угодники...»
— Он умер, — холодно ответил я. Непонятно, поверил мне Анджело или нет; во всяком случае, благодушия ему это не добавило. Банану и Касси стало немного не по себе, но они, слава богу, промолчали.
— Не последишь ли за ним минутку, пока я схожу позвонить по телефону? — попросил я Банана.
— Да хоть час!
— Ты как? — спросил я у Касси.
— Это лекарство — просто чудо!
— Это ненадолго.
Я взял телефон со столика и унес его в кабинет, закрыв за собой дверь.
Я набрал калифорнийский номер, думая, что Джонатана наверняка не окажется дома, что к телефону подойдет Сара, что в Калифорнии сейчас блаженный час сиесты... Но Джонатан был дома и снял трубку.
— Я вот тут подумал, — сказал я. — Эти кассеты, которые искал Анджело Гилберт, — они у тебя сохранились?
— О господи! — сказал Джонатан. — Боюсь, что нет.
Он поразмыслил.
— Нет, мы все выбросили, когда уезжали из Туикенема. Ты же помнишь, мы продали всю мебель и купили здесь новую. Я почти от всего избавился. Ну, кроме винтовок, конечно.
— А кассеты ты выбросил?
— Хм, — сказал Джонатан. — Те три кассеты, что я отправил миссис О'Рорке, я получил назад. Их я отдал Теду Питтсу. Так что, если они у кого-то сохранились, то только у Теда. Но, боюсь, сейчас от них уже мало толку.
— От самих кассет или от системы?
— От системы. Она, должно быть, давно устарела.
«А, какая разница!» — подумал я.
— Сейчас ведь полно компьютерных программ, которые помогают играть на скачках, — сказал Джонатан. — Говорят, некоторые даже действуют.
— А ты сам не пробовал?
— Я не игрок.
— В самом деле?
— А зачем тебе эти кассеты? — спросил он.
— Чтобы отвязаться от Анджело.
— Будь осторожен.
— Ну конечно! А где я могу найти Теда Питтса?
Он с сомнением в голосе посоветовал мне обратиться в ИстМиддлсекскую общеобразовательную школу, где они оба работали учителями, но заметил, что маловероятно, чтобы Тед все еще работал там. Джонатан ничего не слышал о нем с тех пор, как уехал за границу. Быть может, мне удастся разыскать Теда через профсоюз учителей — возможно, там есть его адрес.
Я поблагодарил его, повесил трубку и вернулся в гостиную. Там все было по-прежнему.
— У меня проблема, — сказал я Банану.
— Что, только одна?
— Со временем.
— А! Да, это главное.
— М-м... — я посмотрел на Анджело. — Тут в доме есть чулан...
Надо отдать Анджело должное: страха он не ведал. Он понял, что я не намерен его отпускать — я это прекрасно видел, — но не испугаются, а только еще больше разозлился и принялся извиваться, пытаясь порвать путы.
— Приглядывай за ним, — сказал я Банану. — В чулане полно всякого барахла, так что его сперва надо расчистить. Если ему удастся распутаться, стукни его еще разок по голове.
Банан смотрел на меня так, словно никогда раньше не видел. Хотя, возможно, так оно и было. Я, извиняясь, коснулся плеча Касси, вышел в кухню и отворил деревянную дверь со щеколдой, за которой были ступеньки, ведущие вниз, в чулан.
Чулан был комнатой с кирпичными стенами, бетонным полом и единственной лампочкой, свисающей с потолка. В нем было прохладно и сухо. Когда мы поселились в домике, в чулане были свалены садовые стулья, но теперь мы выставили их на газон, так что в чулане остался только всякий хлам: керосинка, несколько банок с краской, стремянка и удочки. Я по очереди вынес все это из чулана и сложил в кухне.
Когда я управился, в чулане не осталось ничего, что могло бы помочь узнику выбраться. Но держать его придется все равно связанным, потому что дверь практически не запирается. Да и сама дверь была собрана из досочек, скрепленных тремя поперечными планками и свинченных винтами — слава богу, головки винтов смотрели в кухню. В верхней части двери было просверлено шесть отверстий в палец шириной — видимо, для вентиляции. В целом довольно крепкая дверь — но против такого пинка, каким Анджело вышиб входную, она явно не устоит.
— Ну вот, — сказал я, возвращаясь в гостиную. — Значит так, Анджело. Сейчас мы тебя запрем в чулан. Выбора у тебя нет — разве что вернуться в тюрьму. Потому что вот за это, — я указал на разоренную комнату, — и за это, — я указал на руку Касси, — тебя немедленно отправят обратно за решетку.
— Только попробуй! — прорычал Анджело.
— И попробую. Ты эту кашу заварил, тебе ее и расхлебывать.
— Я тебе мозги вышибу!
— Ага. Попробуй. Ты ошибся, Анджело. Я — не мой брат. Он был хитрый, он тебя подставил по-крупному, но он никогда не стал бы применять грубую физическую силу. А я стану. Понял, ты, ублюдок?
Анджело ответил такими выражениями, что Банан поморщился и опасливо покосился на Касси.
— Ничего принципиально нового я не услышала, — сказала она.
— Так что выбирай, Анджело, — сказал я. — Либо ты будешь паинькой и позволишь нам с моим другом спокойно отнести тебя в чулан, либо, если ты будешь брыкаться, я тебя туда сволоку за ноги.
Но не брыкаться Анджело просто не мог: когда я наклонился, чтобы взять его под мышки, он попытался меня укусить. Поэтому я исполнил свое обещание: взялся за веревку, которой были обмотаны его лодыжки, и поволок его вперед ногами через гостиную, через кухню и вниз по ступенькам в чулан.
Всю дорогу он орал и ругался.
Глава 14
Я оттащил Анджело подальше от лестницы, выпустил его ноги и вернулся в кухню. Он орал мне вслед что-то непотребное. Его было слышно даже из-за двери. «Ничего, пусть поорет», — бессердечно подумал я, но лампочку все же оставил включенной — выключатель был в кухне.
Я накинул щеколду и запер ее, просунув в отверстие ручку кухонного ножа, а для верности еще загородил дверь стремянкой, столом и парой стульев, заклинив все это между холодильником и дверью чулана, так что открыть ее наружу, в кухню, стало невозможно. Я не спеша вошел в гостиную и сказал:
— Ну, ребята, пора решать. — Я поглядел на Банана. — Впрочем, тебя это дело не касается. Так что, если хочешь, можешь спокойно вернуться к своим тарелкам и забыть про это.
Он уныло оглядел комнату.
— А ведь я обещал, что в доме все останется как было. Чуть ли не головой ручался!
— Что смогу — исправлю. За остальное заплачу. И извинюсь. Идет?
Банан покачал головой.
— С этим скотом тебе одному не управиться. Долго ты собираешься его тут держать?
— Пока не разыщу человека, которого зовут Питтс.
Я объяснил им с Касси, что я собираюсь делать и почему. Банан вздохнул и сказал, что в данных обстоятельствах это кажется вполне разумным и что он поможет, чем сможет.
Мы осторожно усадили Касси в мою машину, и я повез ее в Кембридж, а Банан со своей обычной энергией взялся за расчистку гостиной. С разбитой и незакрывающейся входной дверью пока ничего сделать было нельзя, и Банан пообещал остаться в доме до нашего возвращения.
В конце концов вернулся я один. Я долго сидел вместе с Касси в молчаливой больнице, пока медики разыскивали кого-нибудь, кто может сделать рентгеновский снимок руки. Но время было за полночь, рентгенкабинет был закрыт, все рентгенологи крепко спали у себя дома и пробудились бы лишь в случае крайней необходимости.
Касси наложили шину от кисти до плеча, вкололи еще одну дозу болеутоляющего и уложили в постель. Когда я поцеловал ее и собрался уходить, она на прощание сказала: «Не забудь быка покормить!» Сиделки списали это на легкий бред, вызванный наркотиком.
Когда я вернулся, Банан спал, растянувшись на диване. Должно быть, ему снились пальмы. Оставленный мною бардак исчез, словно по волшебству.
Никаких обломков не было и в помине. Конечно, многих вещей не хватало, но в целом комната обрела более или менее приличный вид и, по крайней мере, не должна была напугать хозяев. Я на цыпочках прошел в кухню и обнаружил, что моя баррикада переделана и укреплена четырьмя досками, которые валялись в гараже, так что дверь теперь загорожена сверху донизу.
Свет был выключен. Значит, темницу Анджело освещали теперь только скупые лучи, падающие в вентиляционные отверстия. Я старался не шуметь, но все же разбудил Банана.
Он сел на диване, потирая переносицу и мигая тяжелыми веками.
— Обломки все в гараже, — сказал он. — Я не стал их выкидывать. Подумал, а вдруг они тебе пригодятся.
— Ты молодец! — сказал я. — Анджело выбраться не пытался?
Банан сделал гримасу:
— Ужасный тип!
— Ты с ним говорил?
— Он орал через дверь, что ты слишком затянул веревку и у него руки онемели. Я вошел посмотреть, но все было нормально, руки у него были теплые. Он дополз до ступенек и пытался сбить меня с ног, бог весть, чего он надеялся этим добиться.
— Возможно, хотел запугать меня и заставить отпустить его.
Банан почесал себе бок.
— Я вернулся в кухню, закрыл дверь и погасил свет. Он, не переставая, кричал о том, что он с тобой сделает, когда выберется.
«Подбадривает себя», — подумал я. Я посмотрел на часы. Пять утра.
Скоро светать будет. Впереди была пятница со всеми ее проблемами.
— Ты знаешь, — сказал я зевая, — думаю, нам невредно будет пару часов соснуть.
— А этот? — он кивнул в сторону кухни.
— Ничего, не задохнется.
— Ты меня удивляешь! — сказал Банан. Я усмехнулся. Наверно, ему я казался таким же жестоким, как наш непрошеный гость. Но Банан ошибался. Я был совершенно уверен, что Анджело пришел убивать, довершить то, что начал вчера. Он уже знал, кто я такой, но не ожидал встретить здесь Касси. Так что по сравнению с ним я был само милосердие.
Банан вернулся домой, к своей немытой посуде, а я улегся на его место на диване: в спальню тащиться не хотелось. Несмотря на бурную ночь, уснул я мгновенно и в семь утра неохотно пробудился, чтобы задавить назойливый будильник. На Поле сейчас гоняют лошадей. Симпсон Шелл обещал устроить испытание двум запоздавшим в развитии трехлеткам, чтобы решить, что с ними делать, и, если я не приеду посмотреть, он напишет Люку Хоустону, что я бездельник... И вообще, я хочу посмотреть на этих трехлеток, и к черту Анджело!
Я любил бывать на Поле ранним утром и смотреть, как развеваются на скаку конские гривы. Моя любовь к лошадям была такой глубокой и давней, что я просто не мог себе представить жизни без них. Лошади — это чужая, но дружественная нация, живущая рядом с нами и позволяющая своим соседямлюдям ходить за собой, кормить себя, быть господами и слугами. Быстрые, завораживающие, никогда до конца не покоряющиеся человеку, они для меня все равно что знакомый пейзаж, все равно что старые уютные туфли, все равно что родной дом, к которому вечно стремится мое сердце. Они необходимы мне, как моряку необходимо море.
И даже в то утро они подняли мне настроение. Я следил за ними с вниманием, которого не мог бы отвлечь никакой Анджело. Один конь показал действительно хорошую резвость, Симпсон явно надеялся, что я напишу Люку об успехах жеребчика.
— Я напишу, что вы с ним сотворили настоящее чудо! Помните, каким неустойчивым он был в мае? Как вы думаете, он выиграет на следующей неделе?
Он, как обычно, глянул на меня исподлобья. Симпсон нуждался в моей похвале и тем не менее терпеть не мог, когда я его хвалил. Я улыбнулся про себя, расстался с ним и поехал туда, где Морт гонял своих лошадей.
— Все о'кей? — спросил я.
— Н-ну... да, — ответил Морт. — Дженотти по-прежнему хорошо готовится к Сент-Леждеру. — Он шесть раз подряд щелкнул пальцами. — Не могли бы вы зайти ко мне позавтракать? Кобылка Бангей все еще плохо ест, и мне хотелось бы обсудить, что делать. У вас иногда бывают блестящие идеи. И еще этот счет Люка. Я хотел бы объяснить пару пунктов, прежде чем вы станете спрашивать.
— Морт, — с сожалением перебил его я, — а нельзя ли отложить это на пару дней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43