Ухмыльнулись: «Уже посмотрели».
– А я ничего не заметила, – удивилась Янина. – И в шкафу, и в чемодане – все в порядке.
– Я не проверял, но, в общем, следов обыска не заметил, – подтвердил Шпагин.
– Люди опытные, – сказал Смайли, – заметных следов не оставляют. А чтоб незаметные обнаружить, особая проверка нужна. Спичку где-нибудь в вещах положить или ниточку, а потом как следует посмотреть, не сдвинута ли.
Рослов промолчал. Он все заметил и не удивился. Кто-то должен был проявить интерес к их поездке, и от ее результатов зависело, будет ли он повышен или понижен в дальнейшем. В том секторе мира, где они находились, наука неотделима от интересов монополий, и любое мало-мальски значительное открытие не будет обойдено вниманием «парней», подобных ночным визитерам Смайли. Рослов просто не думал об этом, он даже рассказ Смайли слушал не очень внимательно, заинтересованный только в одном – в ожидающей их загадке, ключа к которой, казалось, не было. А вдруг был? Самые невероятные предположения сталкивались в сознании, высекая искры такой смелости и безумия, что он даже не решался поведать их спутникам. А остров уже виднелся и манил издали – белая тарелка на густой синьке моря, вместилище тайн и опасностей. Казалось, только ступи на эту белую гладь, и тайны начнут свое грозное шествие.
Взобравшись на мокрую коралловую горку и укрепив палатку на оставшихся от прежней экскурсии Смайли больших медных крючках, наши путешественники разочарованно убедились, что чудеса передумали и не желают себя обнаруживать. Помолчали, подождали минут десять в спасительной тени и недоуменно переглянулись. Жестянки с пивом, без труда извлеченные из рюкзаков, не прыгали и не приклеивались друг к другу, нож Смайли лихо кромсал сыр и не стремился вырваться, и даже часы ходили по-прежнему. Не только магнитных бурь, но даже крохотной магнитной тяги не замечалось. И видений не было – ни снов, ни миражей. Отлично просматривались лазурный купол неба без единого облачка, синее зеркало океана, рыжие гребни волн, бегущих по скошенной поверхности рифа, и белая стекловидная горка с робинзоновской палаткой над бухтой.
– Н-да, – сказал Шпагин по-русски, – кина не будет.
Рослов и Смайли молчали, каждый по-своему: Рослов – задумчиво, Смайли – смущенно, как устроитель концерта, на который не прибыли обещанные знаменитости.
– Одно странно, – заметила вскользь Янина, – чаек нет. Ни одной.
Никто не ответил. Шпагин вздохнул, поморщился и снял шлем.
– На кой ляд эта штука… – продолжал он по-русски и тотчас же перевел для Смайли: – Вы понимаете, Боб, вещица, мягко говоря, едва ли нужная, да и неудобная.
– Согласна, – подхватила Янина и сбросила шлем. – Я в нем как в кастрюле.
Но Смайли шлема не снял. Сидел вытянувшись, похожий на мотогонщика. Неожиданная обычность острова, словно исподтишка насмехающегося над ними, его растревожила. Неужели русские ничего не увидят, а он останется в дураках? А может быть, чудеса происходят не постоянно, а циклично? Может быть, сейчас некий антракт, пауза, когда хитряга остров по-человечески отдыхает от всяких чудес?
– Я бы не рисковал, друзья, – сказал он. – Кто знает, что может случиться через четверть часа? Пиратов я тоже не сразу увидел.
В шлеме сидел и Рослов – он попросту забыл об этом тяжелом и неудобном изобретении «капитана». Он ждал чего-то бессознательно, безотчетно, напрягаясь всем существом своим.
«Ты думаешь, шлем предохранит тебя от контакта?» – спросил его кто-то неслышно, безмолвно, откликнувшись где-то в сознании, как эхо. «Для нас не имеет значения диамагнитность покрытия. Есть прямая связь с твоей психикой. В конце концов, человеческий мозг – это только информационная машина, подчиняющаяся всеобщим законам управления и связи». – «А как же с обратной связью?» – мысленно спросил Рослов, не зная, кого и зачем, но спросил первое, о чем мог подумать в этой ситуации кибернетик. «Обратная связь – это наш сигнал, непосредственно воспринятый твоими рецепторами». – «Где же эти рецепторы?» – «В твоем сознании. Неужели математику не ясно, что любая информация может быть принята и передана без дистанционных датчиков?» – «Вы имеете в виду зрение и слух?» – осмелился спросить Рослов. И получил ответ: «Нам они не нужны». – «А кто это „мы“?» – «„Мы“ или „я“ – по существу одно и то же. Если для общения тебе удобнее единственное число – пусть буду „я“. Но у меня нет личности. Вернее, нет компонентов, формирующих это понятие».
Весь этот мысленный спор Рослов провел сидя, скрестив ноги, как йог в трансе, неподвижно, сосредоточенно, полузакрыв глаза. И вдруг услышал крик Шпагина и тревожный вопрос Янины:
– Что с тобой?!
– Где вы, Анджей?
– Началось, – сказал он, – я уже разговариваю.
– С кем?
– С Богом, – сказал Рослов, – с той самой загадочной системой, которая объявляет себя экстремальной.
«Пэррот – ничтожество, – снова услышал он беззвучный Голос. – Я прекрасно знаю, что Богом никто из вас меня не считает. Ничто или нечто?»
– Вопрос прозвучал в сознании Рослова как лукавая реплика собеседника.
– И я слышу! – воскликнул Шпагин.
– И я, – повторила Янина.
– Значит, разговор будет общий, – сказал почему-то по-русски Рослов. – Вы согласны, многоуважаемый невидимка?
Ответа не было. Рослов тоже неизвестно почему перевел вопрос по-английски. Беззвучный Голос молчал. И Рослов совсем уже растерянно добавил:
– Странно. Я мысленно говорил с кем-то. Не сам с собой, а с кем-то извне. Я абсолютно в этом уверен. Вы же слышали.
– Телепатически, хотя я и не верю в телепатию, – сказал Шпагин. – Самый конец. О том, что он не Бог и мы Богом его не считаем.
– Ничто или нечто, – повторила Янина, – ведь это слова Шпагина. Кто знал о них, кроме нас? Может быть, это вы бредили, Анджей?
– Нет, – ответил предположительно Рослов. – Это не бред и не слуховая галлюцинация. Это совсем как у Пэррота. Голос извне.
– Я ничего не слышал, – сказал Смайли, – может быть, потому, что не снял шлема. Но ведь и Энди не снял. Не понимаю.
– Он сказал, что диамагнитные покрытия для него не помеха.
– А как же моя лопата?
– Видимо, ваш поступок просто заинтересовал его, как работа мысли, способность соображать, с которой он прежде не сталкивался.
– Кто это «он»? – спросила Янина.
– Голос.
– Чей?! Кто это вещает с невидимого Синая? Бог? Дьявол? Пришелец? Человек-невидимка? Может быть, вы снизойдете до моей способности соображать? И кстати: что значит «извне»?
Мужчины смущенно переглянулись. Кругом синел океан, отражая чистое высокое небо. Так же чист и прозрачен был воздух, нигде не затуманенный и не замутненный.
– Хорошо Пэрроту, – вздохнул Рослов, – ему все ясно. А нам? Кстати, «извне», пани Желенска, так и означает – извне, вон оттуда, из этой зеркальной голубизны.
– Может быть, это космический корабль пришельцев? – предположила Янина.
– Призрачный?
– Допустим. Или находящийся за пределами видимости.
– Так почему же он торчит над этим коралловым рифом и не летит в Европу или Америку, которая еще ближе?
– Мог испортиться механизм. А возможно, скорость движения и орбита его совпадают с земной.
– Наивно. Летающая тарелка с гостями с Альдебарана. Способ общения телепатический. Контакт в пределах космической аварии, совпадающих с сотней квадратных метров воды и коралла. Бред!
Когда спорили ученые, Смайли молчал. Наука – вещь малосъедобная. А вдруг и в самом деле бред все это – и летающие тарелки, и «Божий глас». Не космический корабль, а какой-нибудь спутник, который запустили втихую в Америке или в России. Для телевидения или чего другого, что не требует передвижения по небу. Стой и наблюдай, если приказано. А парням в кабине, наверное, скучно и муторно – вот они и разыгрывают дураков, попавших в их поле зрения с помощью каких-нибудь аппаратов для подслушивания и переговоров.
– Глупости, – оборвал его Рослов, – астрономы давно разглядели бы ваш спутник, а разыгрывать из космоса не научились даже в Америке. Тем более с магнитными фокусами, о которых вы знаете больше нас. Для таких фокусов потребно магнитное поле напряженностью во много тысяч эрстедов. В физических лабораториях получают и более мощные поля, но где здесь, по-вашему, такая лаборатория? В толще острова? В океане? В бухточке?
Молчание еще раз повисло над «белым островом». Кому придет в голову хотя бы намек на разгадку? Может быть, Янине? У нее что-то подозрительно заблестели глаза.
– Когда-то в детстве, под Краковом, – задумчиво сказала она, – мне удалось очень близко наблюдать шаровую молнию. Она включила у нас электрический звонок, испортила радиоприемник и расплавила у мамы на руке кольцо и браслет. Потом мне объяснили, что они в магнитном поле стали как бы вторичной обмоткой трансформатора, мгновенно замкнутой молнией. Может быть, здешнее магнитное поле того же порядка и не меньшей, если не большей, мощности?
– А где источник возбуждения? Откуда он действует? Извне. Опять, Яна, извне. Никуда вы от этого не уйдете. Только почему он как бы включается и выключается? С каким-то постоянством, может быть даже цикличностью?
– Вы угадали.
Беззвучный Голос снова прозвучал в сознании у каждого, как беспрепятственно вторгшаяся чужая мысль. Даже Смайли, так и не снявший шлема, услышал ее.
– Я и раньше догадался. Когда мы на остров забрались и ничего не произошло, – пробормотал он.
– Я знаю. Вы подумали о цикличности контакта, – откликнулся Голос. – Мне, если воспользоваться понятным для вас сравнением, требуется некоторое время, как бы для зарядки аккумуляторов. Тем более когда я, как у вас говорят, собираюсь поставить опыт.
– Какой опыт? – вскрикнула Янина, ей очень хотелось, чтобы ее услышали все. – Почему вы не объясните нам, кто вы, где находитесь и с какой целью вступаете с нами в общение?
– А почему я должен отвечать на ваши вопросы? Где граница между свободой и необходимостью? – спросил Голос.
Янина дерзко приняла бой:
– Если существо неземного происхождения вступает в контакт с землянами, свобода воли его подчинена необходимости такого контакта.
– Ты первая женщина, с которой я непосредственно сталкиваюсь, – отметил Голос, – и твое мышление находится на том же сравнительно высоком для человека уровне, какой я наблюдаю у твоих товарищей из Москвы. Попробуй подняться чуть выше. Противопоставление твое наивно. Я связан с Землей неизмеримо полнее, прочнее и дольше, чем вы.
– Не понимаю, – сказала Янина. – А понимание – основа общения. Иначе оно односторонне.
Голос отвечал быстро, но однотонно, без всякой эмоциональной окраски, как чистая, не выраженная в звучащем слове мысль.
– Односторонне для вас, но не для меня. Я беру у вас то, что мне нужно Сейчас мне нужны ваши органы чувств, проще – дистанционные датчики. Не удивляйтесь и не пугайтесь. Ваше сознание останется не подавленным и не совмещенным с другим, новоприобретенным… Я как бы разъединяю нервные пути, соединяющие оба полушария вашего мозга. Это приведет к раздвоению сознания и мышления, к раздвоению памяти. Одна личность, приобретая информацию, накопленную другой, будет передавать ее мне. Повторяю, не пугайтесь. Несложное перемещение во времени и пространстве.
6. РАССКАЗ ОБ ИСТИНЕ
Не было ни шока, ни тумана, ни тьмы. Просто сразу, как в кино, наплывом на палатку, рябую морскую синь и белый скат острова надвинулись другие пространственные формы. Небо не изменилось – та же безоблачная лазурь над головой, то же высокое изнуряющее солнце. Но вместо стекловидного коралла под ногами шуршала мелкая морская галька, а видимость ограничивалась четырьмя глухими стенами внутреннего дворика, похожего на испанские патио, с причудливым фонтаном в центре в виде головы Горгоны, опутанной змеями. Вместо жал змеиные пасти выбрасывали тоненькие струи воды, лениво и почти неслышно падавшие в белое мраморное ложе фонтана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46