Но Станислав пока не понимал и этого…
– Давид, задержись здесь на десять минут – прикроешь отряд! – донеслась откуда-то издалека первая фраза, смысл которой дошел до разума с большим опозданием.
Уже ощущалась боль в суставах и затекших мышцах. И это был хороший признак – к телу возвращалась чувствительность. Пошевелив пальцами рук, он полностью открыл глаза. Какие-то неясные образы и фигуры маячили в стороне… Подполковник все еще не мог припомнить случившегося несколько часов назад и не осознавал происходящего в эту минуту.
После прозвучавшей команды двое незнакомцев подхватили его за онемевшие конечности и, пригибая головы, куда-то быстро понесли. Бежавшие рядом люди оборачивались и на ходу, почти не прицеливаясь, стреляли из автоматов. Суматошный и тряский бег прервался скоро: пара уставших бородатых мужиков сменилась другой парой, и подполковника потащили дальше…
Сознание прояснялось. Бельский понял это, когда долго смотрел на тяжело дышавшего худого человека с темной повязкой на таком же темном лице. Того, который бежал впереди, спецназовец не видел – перед ним маячила лишь пропотевшая насквозь камуфлированная куртка. А одноглазый, неудобно вцепившись в его плечи, мелко семенил из последних сил. Но тоже изредка посматривал на свою неподъемную ношу, и тогда взгляды их ненадолго встречались.
"Где-то я его видел, – вяло подумал Стас. И внезапно обожгла мысль: – Стоп!! Так ведь он же чеченец! Боевик! И тот, что тащил меня до него тоже горец! Но откуда они взялись, и почему было слышно стрельбу?! Что, черт возьми, происходит?!"
Он еще не ориентировался во времени и не мог с точностью сказать, сколько длился этот жуткий по напряжению спринтерский забег: десять минут или тридцать… Но стрельба стихла; движение сначала замедлилось – кавказцы перешли на шаг, а затем и вовсе кто-то приказал остановиться.
Его положили на холодную землю. И опять рядом под чьими-то подошвами хрустел мелкий камень…
– Ну вот, похоже, и этот очухался, – процедил кто-то рядом.
Собрав все силы, Бельский попытался встать, но мышцы, словно ватные, не слушались. Кое-как он сел, потер слабыми ладонями затекшие мышцы, заодно убедился в отсутствии оружия и снаряжения – ни разгрузочного ранца, ни ножа с пистолетом на ремне… Осмотревшись, он сделал очередное неприятное открытие: в десятке шагов плотной кучкой сидели: Иван Дробыш, два молодых погранца и гражданский парень. Головы их были опущены, руки связаны; рядом мотался вооруженный спецназовским "валом" бородатый мужик. Чуть дальше какому-то молодому незнакомцу, похожему на грузина, бинтовали башку; на бинтах проступали красные пятна… А немного левее в окровавленном камуфляже лежали без движения еще два человека, в которых подполковник без труда признал Игната и Беса. Оба были мертвы.
Дробыш, поймав на себе взгляд очнувшегося командира, вздохнул и виновато пожал плечами: дескать, извини, Станислав Сергеевич – так получилось; ты вот тоже ни хрена не смог распознать затаившейся рядом сволочи.
Взор подполковника медленно переместился вправо – к резкому пятну красной куртки. Анжелина неподвижно стояла неподалеку; меж бледных пальцев тлела сигарета. Девушка о чем-то задумалась и несколько томительных секунд не замечала пробудившегося Станислава.
Наконец, она повернула голову.
Но того, что командир спецназовцев ожидал, не произошло – в глазах не вспыхнула радость, лицо не окрасилось ни малейшими эмоциями. Она посмотрела на него так, словно он был пустым местом, неодушевленным предметом. И с тем же равнодушием отвернулась…
Офицер тряхнул головой, словно освобождаясь от химер и фантазий и, с трудом поднимаясь на ноги, прошептал:
– Глядя на эту суку, я, кажется, начинаю кое о чем догадываться.
Солнце клонилось к горизонту; день понемногу угасал.
Покачиваясь, Бельский оглянулся на оставшийся позади пограничный перевал; выплюнул скопившуюся во рту горечь; утер рукавом губы и добавил:
– То, что мы в Грузии – полбеды. Настоящая беда там, где начинает смердеть предательством…
* * *
Понурив голову, Станислав шел в связке предпоследним. На длину веревки бандиты не поскупились – метрах в трех за ним прихрамывал оператор. Столько же "свободы" было отпущено и остальным пленникам, но исключительно для того, чтобы четверо из них могли без проблем нести двух убитых спецназовцев – Сонина с Игнатьевым.
– Эй, воин, – шепотом окликнул Бельский шагавшего впереди пограничника.
Тот слегка повернул голову – так, чтобы вооруженные грузины не приметили общения.
Спецназовец спросил:
– На перевале была стрельба или мне почудилось?
Голоса молодой контрактник не подал, но дважды кивнул.
"Понятно. Это уже кое-что! – отметил про себя Стас. – Наши должны что-то предпринять. Просто обязаны! К вертолету спасатели прибыли сегодня утром; мы ушли с площадки еще раньше – почти сутки назад, но до сих пор не появились на заставе. Плюс перестрелка на границе, указывающая направление для поиска пропавшей группы. Не так уж плохо, как вначале казалось…"
Да, редко он уповал на чью-то помощь. Гораздо чаще приходилось рассчитывать на собственные разум, опыт и силу. Да что там редко! Пожалуй, только однажды довелось орать матом в микрофон рации. Свои не отвечали – дистанция была великовата. Зато нарвался в эфире на разведчиков Ивлева – с их помощью и вызывал подкрепление. На забытом богом проселке это случилось. Пару лет назад…
Мысли Станислава вернулись тот далекий день, и тут же удалось вспомнить, где и при каких обстоятельствах он встречал одноглазого чеченца, тащившего его через перевал.
Все верно! Он стоял тогда в группе таких же бородатых бандитов и глупо скалился, глядя на то, как один особо кровожадный ублюдок режет глотки парням-спецназовцам. Перед этим колонна угодила в засаду, первый "бэт" подорвался на фугасе, второму всадили в бочину несколько зарядов из гранатометов. А грузовой "Урал" просто расстреливали из автоматов. Много тогда парней полегло. Очень много… А оставшихся четверых – оглушенных взрывами, выволокли на дорогу и уложили рядком…
Подполковник перехватил поудобнее свою ношу; вздохнул, посмотрев на матово-бледное лицо мертвого Беса. И негромко выругался.
В тот день, на дороге, ему повезло. Он лежал, истекая кровью – одна пуля прошла навылет через мягкие ткани плеча; а вот вторая, пробив правое легкое, застряла в лопатке. Память то покидала его, то ненадолго возвращалась. Возможно, поэтому – чтоб подольше помучился, чеченский палач решил заняться им в последнюю очередь. Сознание изредка выхватывало из кошмарной действительности предсмертные крики ребят, отрывистую чеченскую ругань, расползавшиеся в белесой пыли черные лужи крови под бьющимися в конвульсиях телами…
Тогда Бельский не думал о скорой смерти. Наверное, потому, что болевой шок вообще лишал способности о чем-либо размышлять. Но ему распороть глотку палач не успел – в самый последний момент на дороге верхом на броне появились парни из его отряда…
Да, тогда ему повезло. И немалую роль в том спасении сыграл начальник разведки Ивлев. Хороший мужик – толковый, честный, справедливый. Побольше бы таких в русской армии!…
Увы, за долгую службу чаще попадались сволочи с недоумками в генеральских мундирах, у которых в жиденьких мозгах свербели поразительно одинаковые желания: взятки и квартиры с особняками в столице.
Но встречались, слава богу, на его пути и другие генералы. Тот же начальник разведки Ивлев или, скажем, Георгий Иванович Шпак…
Впервые он увидел Шпака в училище – его сын Олег учился в одной роте со Станиславом. Поначалу у пацанов сложилось к Олегу сложное отношение – недолюбливали, насмехались и тыкали за спиной пальцем: блатной, генеральский сынок… Но отец его был человеком прозорливым – вероятно, предвидел такое отношение и, приехав как-то навестить, решил заодно познакомиться со всей ротой…
Личный состав расположился в ленинской комнате. Георгий Иванович стремительно вошел, окинул взглядом притихших курсантов, представился:
– Генерал-лейтенант Шпак, командующий армией.
И повел неспешный рассказ о том, как сам учился в этом училище, как тяжело давались физические нагрузки; как непросто складывалась дружба, проходя этапы от вражды на первом курсе до настоящего братства на четвертом… Потом поведал о тяготах офицерской службы, о командовании взводом и ротой в училище, о войне в афганских горах. О том, как нелегко приходилось менявшей гарнизон за гарнизоном семье…
Молодые парни слушали словно завороженные, ведь им скоро предстояло повторить этот путь.
– А теперь, товарищи курсанты, предлагаю эксперимент, – улыбнулся сорокасемилетний генерал, снимая китель. – Я показываю вам три упражнения на перекладине. Если кто-нибудь из вас их повторит – завтра же уедет в отпуск на десять суток – с начальником училища я договорюсь. Слово генерала.
Рота буквально взорвалась от восторга – каждый из курсантов мечтал хотя бы недельку отдохнуть от бешеных нагрузок.
Когда же Георгий Иванович показал упражнения, вокруг турника воцарилась гробовая тишина – уровень подготовки для повторения подобной акробатики должен был соответствовать уровню кандидата в мастера спорта – не ниже. Один из смельчаков попытался было изобразить что-то подобное, да упал. Раздался оглушительный хохот…
– Хорошо, ребята, – снова улыбнулся Шпак, – упрощаем условия: отпуск за одно упражнение. И плюс в подарок мои личные часы.
Но результат вышел таким же смехотворным.
– Вот, мужики, чем надо заниматься настоящим десантникам, – подытожил Георгий Иванович на прощание. – Надеюсь, вы всё поняли…
После такой мастерски проведенной воспитательной работы боле никто из курсантов не смел упрекать Олега в том, что он генеральский сынок. Впрочем, Олег и не давал особого повода для упреков – занимался наравне со всеми и никакими поблажками начальства не пользовался…
* * *
Солнце вот-вот должно было спрятаться за неровным горизонтом. Командовавший отрядом рыжебородый грузин выбрал место для короткого привала. Все: и пленники, и чеченцы, и грузины, и даже англичанка, всю дорогу шедшая налегке, попадали в изнеможении на землю. Но мусульмане, передохнув лишь самую малость, повытаскивали из рюкзаков и расстелили небольшие коврики – вторая молитва намаза должна была прозвучать до захода солнца, третья – после заката и продолжиться, пока не погаснет вечерняя заря. Только один из чеченцев не имел принадлежности для исполнения молитвы. Этого измученного и весьма экзотично одетого для походов по горным тропам мужчину постоянно вел на веревке одноглазый боевик…
"Да, это определенно он, – наблюдая за одноглазым, покивал подполковник, – на той пыльной дороге произошла наша первая встреча. А двумя часами позже довелось свидеться еще разок – при других обстоятельствах. Но, почему он здесь? Сдается, он должен быть в другом месте…"
До наступления ночи отряд успел пройти по ущелью около семи километров. Рыжебородый, которого сподвижники называли Вахтангом, видел насколько те устали. Вероятно, усталость одолевала и его самого – стоило отряду набрести на подходящее по его мнению местечко, раздалась команда остановиться…
Лагерь разбили на пологом берегу ручья, набравшем силу и скорее походившем на узкую реку. Командир заметил неподалеку под скалой – в узкой ложбине, пласт не растаявшего серого льда. На этот ледник и приказал уложить трупы.
Бандиты, уже не таясь, насобирали в реденьком лесочке сухих ветвей и разожгли костер. Каждому из пленников накрепко спутали запястья рук, вдобавок всех связали одной веревкой за ноги. После усадили возле огромного валуна, дали напиться из помятой фляги. Грузины, не обращая внимания на голодные взгляды русских, расположились у костра и принялись ужинать…
"Все как обычно, – вяло подумал Бельский, – мусульмане в полночь исполнят обряд – четвертую молитву намаза и тоже полезут в рюкзаки за провиантом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Давид, задержись здесь на десять минут – прикроешь отряд! – донеслась откуда-то издалека первая фраза, смысл которой дошел до разума с большим опозданием.
Уже ощущалась боль в суставах и затекших мышцах. И это был хороший признак – к телу возвращалась чувствительность. Пошевелив пальцами рук, он полностью открыл глаза. Какие-то неясные образы и фигуры маячили в стороне… Подполковник все еще не мог припомнить случившегося несколько часов назад и не осознавал происходящего в эту минуту.
После прозвучавшей команды двое незнакомцев подхватили его за онемевшие конечности и, пригибая головы, куда-то быстро понесли. Бежавшие рядом люди оборачивались и на ходу, почти не прицеливаясь, стреляли из автоматов. Суматошный и тряский бег прервался скоро: пара уставших бородатых мужиков сменилась другой парой, и подполковника потащили дальше…
Сознание прояснялось. Бельский понял это, когда долго смотрел на тяжело дышавшего худого человека с темной повязкой на таком же темном лице. Того, который бежал впереди, спецназовец не видел – перед ним маячила лишь пропотевшая насквозь камуфлированная куртка. А одноглазый, неудобно вцепившись в его плечи, мелко семенил из последних сил. Но тоже изредка посматривал на свою неподъемную ношу, и тогда взгляды их ненадолго встречались.
"Где-то я его видел, – вяло подумал Стас. И внезапно обожгла мысль: – Стоп!! Так ведь он же чеченец! Боевик! И тот, что тащил меня до него тоже горец! Но откуда они взялись, и почему было слышно стрельбу?! Что, черт возьми, происходит?!"
Он еще не ориентировался во времени и не мог с точностью сказать, сколько длился этот жуткий по напряжению спринтерский забег: десять минут или тридцать… Но стрельба стихла; движение сначала замедлилось – кавказцы перешли на шаг, а затем и вовсе кто-то приказал остановиться.
Его положили на холодную землю. И опять рядом под чьими-то подошвами хрустел мелкий камень…
– Ну вот, похоже, и этот очухался, – процедил кто-то рядом.
Собрав все силы, Бельский попытался встать, но мышцы, словно ватные, не слушались. Кое-как он сел, потер слабыми ладонями затекшие мышцы, заодно убедился в отсутствии оружия и снаряжения – ни разгрузочного ранца, ни ножа с пистолетом на ремне… Осмотревшись, он сделал очередное неприятное открытие: в десятке шагов плотной кучкой сидели: Иван Дробыш, два молодых погранца и гражданский парень. Головы их были опущены, руки связаны; рядом мотался вооруженный спецназовским "валом" бородатый мужик. Чуть дальше какому-то молодому незнакомцу, похожему на грузина, бинтовали башку; на бинтах проступали красные пятна… А немного левее в окровавленном камуфляже лежали без движения еще два человека, в которых подполковник без труда признал Игната и Беса. Оба были мертвы.
Дробыш, поймав на себе взгляд очнувшегося командира, вздохнул и виновато пожал плечами: дескать, извини, Станислав Сергеевич – так получилось; ты вот тоже ни хрена не смог распознать затаившейся рядом сволочи.
Взор подполковника медленно переместился вправо – к резкому пятну красной куртки. Анжелина неподвижно стояла неподалеку; меж бледных пальцев тлела сигарета. Девушка о чем-то задумалась и несколько томительных секунд не замечала пробудившегося Станислава.
Наконец, она повернула голову.
Но того, что командир спецназовцев ожидал, не произошло – в глазах не вспыхнула радость, лицо не окрасилось ни малейшими эмоциями. Она посмотрела на него так, словно он был пустым местом, неодушевленным предметом. И с тем же равнодушием отвернулась…
Офицер тряхнул головой, словно освобождаясь от химер и фантазий и, с трудом поднимаясь на ноги, прошептал:
– Глядя на эту суку, я, кажется, начинаю кое о чем догадываться.
Солнце клонилось к горизонту; день понемногу угасал.
Покачиваясь, Бельский оглянулся на оставшийся позади пограничный перевал; выплюнул скопившуюся во рту горечь; утер рукавом губы и добавил:
– То, что мы в Грузии – полбеды. Настоящая беда там, где начинает смердеть предательством…
* * *
Понурив голову, Станислав шел в связке предпоследним. На длину веревки бандиты не поскупились – метрах в трех за ним прихрамывал оператор. Столько же "свободы" было отпущено и остальным пленникам, но исключительно для того, чтобы четверо из них могли без проблем нести двух убитых спецназовцев – Сонина с Игнатьевым.
– Эй, воин, – шепотом окликнул Бельский шагавшего впереди пограничника.
Тот слегка повернул голову – так, чтобы вооруженные грузины не приметили общения.
Спецназовец спросил:
– На перевале была стрельба или мне почудилось?
Голоса молодой контрактник не подал, но дважды кивнул.
"Понятно. Это уже кое-что! – отметил про себя Стас. – Наши должны что-то предпринять. Просто обязаны! К вертолету спасатели прибыли сегодня утром; мы ушли с площадки еще раньше – почти сутки назад, но до сих пор не появились на заставе. Плюс перестрелка на границе, указывающая направление для поиска пропавшей группы. Не так уж плохо, как вначале казалось…"
Да, редко он уповал на чью-то помощь. Гораздо чаще приходилось рассчитывать на собственные разум, опыт и силу. Да что там редко! Пожалуй, только однажды довелось орать матом в микрофон рации. Свои не отвечали – дистанция была великовата. Зато нарвался в эфире на разведчиков Ивлева – с их помощью и вызывал подкрепление. На забытом богом проселке это случилось. Пару лет назад…
Мысли Станислава вернулись тот далекий день, и тут же удалось вспомнить, где и при каких обстоятельствах он встречал одноглазого чеченца, тащившего его через перевал.
Все верно! Он стоял тогда в группе таких же бородатых бандитов и глупо скалился, глядя на то, как один особо кровожадный ублюдок режет глотки парням-спецназовцам. Перед этим колонна угодила в засаду, первый "бэт" подорвался на фугасе, второму всадили в бочину несколько зарядов из гранатометов. А грузовой "Урал" просто расстреливали из автоматов. Много тогда парней полегло. Очень много… А оставшихся четверых – оглушенных взрывами, выволокли на дорогу и уложили рядком…
Подполковник перехватил поудобнее свою ношу; вздохнул, посмотрев на матово-бледное лицо мертвого Беса. И негромко выругался.
В тот день, на дороге, ему повезло. Он лежал, истекая кровью – одна пуля прошла навылет через мягкие ткани плеча; а вот вторая, пробив правое легкое, застряла в лопатке. Память то покидала его, то ненадолго возвращалась. Возможно, поэтому – чтоб подольше помучился, чеченский палач решил заняться им в последнюю очередь. Сознание изредка выхватывало из кошмарной действительности предсмертные крики ребят, отрывистую чеченскую ругань, расползавшиеся в белесой пыли черные лужи крови под бьющимися в конвульсиях телами…
Тогда Бельский не думал о скорой смерти. Наверное, потому, что болевой шок вообще лишал способности о чем-либо размышлять. Но ему распороть глотку палач не успел – в самый последний момент на дороге верхом на броне появились парни из его отряда…
Да, тогда ему повезло. И немалую роль в том спасении сыграл начальник разведки Ивлев. Хороший мужик – толковый, честный, справедливый. Побольше бы таких в русской армии!…
Увы, за долгую службу чаще попадались сволочи с недоумками в генеральских мундирах, у которых в жиденьких мозгах свербели поразительно одинаковые желания: взятки и квартиры с особняками в столице.
Но встречались, слава богу, на его пути и другие генералы. Тот же начальник разведки Ивлев или, скажем, Георгий Иванович Шпак…
Впервые он увидел Шпака в училище – его сын Олег учился в одной роте со Станиславом. Поначалу у пацанов сложилось к Олегу сложное отношение – недолюбливали, насмехались и тыкали за спиной пальцем: блатной, генеральский сынок… Но отец его был человеком прозорливым – вероятно, предвидел такое отношение и, приехав как-то навестить, решил заодно познакомиться со всей ротой…
Личный состав расположился в ленинской комнате. Георгий Иванович стремительно вошел, окинул взглядом притихших курсантов, представился:
– Генерал-лейтенант Шпак, командующий армией.
И повел неспешный рассказ о том, как сам учился в этом училище, как тяжело давались физические нагрузки; как непросто складывалась дружба, проходя этапы от вражды на первом курсе до настоящего братства на четвертом… Потом поведал о тяготах офицерской службы, о командовании взводом и ротой в училище, о войне в афганских горах. О том, как нелегко приходилось менявшей гарнизон за гарнизоном семье…
Молодые парни слушали словно завороженные, ведь им скоро предстояло повторить этот путь.
– А теперь, товарищи курсанты, предлагаю эксперимент, – улыбнулся сорокасемилетний генерал, снимая китель. – Я показываю вам три упражнения на перекладине. Если кто-нибудь из вас их повторит – завтра же уедет в отпуск на десять суток – с начальником училища я договорюсь. Слово генерала.
Рота буквально взорвалась от восторга – каждый из курсантов мечтал хотя бы недельку отдохнуть от бешеных нагрузок.
Когда же Георгий Иванович показал упражнения, вокруг турника воцарилась гробовая тишина – уровень подготовки для повторения подобной акробатики должен был соответствовать уровню кандидата в мастера спорта – не ниже. Один из смельчаков попытался было изобразить что-то подобное, да упал. Раздался оглушительный хохот…
– Хорошо, ребята, – снова улыбнулся Шпак, – упрощаем условия: отпуск за одно упражнение. И плюс в подарок мои личные часы.
Но результат вышел таким же смехотворным.
– Вот, мужики, чем надо заниматься настоящим десантникам, – подытожил Георгий Иванович на прощание. – Надеюсь, вы всё поняли…
После такой мастерски проведенной воспитательной работы боле никто из курсантов не смел упрекать Олега в том, что он генеральский сынок. Впрочем, Олег и не давал особого повода для упреков – занимался наравне со всеми и никакими поблажками начальства не пользовался…
* * *
Солнце вот-вот должно было спрятаться за неровным горизонтом. Командовавший отрядом рыжебородый грузин выбрал место для короткого привала. Все: и пленники, и чеченцы, и грузины, и даже англичанка, всю дорогу шедшая налегке, попадали в изнеможении на землю. Но мусульмане, передохнув лишь самую малость, повытаскивали из рюкзаков и расстелили небольшие коврики – вторая молитва намаза должна была прозвучать до захода солнца, третья – после заката и продолжиться, пока не погаснет вечерняя заря. Только один из чеченцев не имел принадлежности для исполнения молитвы. Этого измученного и весьма экзотично одетого для походов по горным тропам мужчину постоянно вел на веревке одноглазый боевик…
"Да, это определенно он, – наблюдая за одноглазым, покивал подполковник, – на той пыльной дороге произошла наша первая встреча. А двумя часами позже довелось свидеться еще разок – при других обстоятельствах. Но, почему он здесь? Сдается, он должен быть в другом месте…"
До наступления ночи отряд успел пройти по ущелью около семи километров. Рыжебородый, которого сподвижники называли Вахтангом, видел насколько те устали. Вероятно, усталость одолевала и его самого – стоило отряду набрести на подходящее по его мнению местечко, раздалась команда остановиться…
Лагерь разбили на пологом берегу ручья, набравшем силу и скорее походившем на узкую реку. Командир заметил неподалеку под скалой – в узкой ложбине, пласт не растаявшего серого льда. На этот ледник и приказал уложить трупы.
Бандиты, уже не таясь, насобирали в реденьком лесочке сухих ветвей и разожгли костер. Каждому из пленников накрепко спутали запястья рук, вдобавок всех связали одной веревкой за ноги. После усадили возле огромного валуна, дали напиться из помятой фляги. Грузины, не обращая внимания на голодные взгляды русских, расположились у костра и принялись ужинать…
"Все как обычно, – вяло подумал Бельский, – мусульмане в полночь исполнят обряд – четвертую молитву намаза и тоже полезут в рюкзаки за провиантом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39