- Мыло в смысле? - улыбнулся он одними глазами. - Еще вчера. Я четверть фунта, да еще жена столько же. Великолепное мыло, довоенное. Говорят, с юга привезли...
Нет, судя по военным сводкам, мыло в Москву могли привезти откуда угодно, но только не с юга. Там теперь было не до мыла. "Болярин Петр", как именовали Врангеля в церквах, провозглашая ему многолетие, уже закончил со своим "великим сидением". Как только Красная Армия прорвала оборону белополяков и, в прорыв была введена Первая Конная, части генерала Слащева высадились у озера Молочное и начали наступление на Мелитополь. А вскоре перешли в наступление и другие врангелевские корпуса. Похоже, что линия нашего фронта на юге уже опрокинута. Вряд ли 13-я армия в состоянии выдержать такой мощный удар. Нет, на юге не до мыла. Это о Москве, видно, позаботился Омск.
"Полюби, красотка, Ваню. Разговоры коротки..."
А почему бы и не полюбить ей Ваню, особенно ежели он откликнется на призыв Совдепа? Я лично ничего против этого не имел...
В отличие от Цетророзыска, на улице пахло не нафталином, а недавно отцветшей сиренью, кусты которой робко жались к решеткам бульвара.
В машине было душно, и я впервые по-настоящему понял, что в Москве лето.
По-летнему громыхали и заливисто вызванивали редкие старенькие трамваи с выбитыми стеклами и надписями, по которым можно было изучать историю гражданской войны. Чирикали, перекрикивая друг друга, пережившие голодную зиму оптимисты воробьи. Отбивали частую дробь по выщербленной мостовой копыта извозчичьих кляч, которых добрый лошадиный бог спас от жалкой участи оказаться на Сухаревке или Смоленском в виде "свиной" колбасы и пирожков "с говядиной"...
Блаженствовали среди столетних лил и кустов отцветшей сирени на чудом сохранившихся скамьях бульваров, а то и просто на траве разомлевшие от тепла беспризорники. Сбившись гуртами, переругивались, играли в буру, три листика, ремешок, дымили самокрутками.
На Тверском, против трехэтажного белого особняка, принадлежавшего некогда присяжному поверенному Шубинскому и известному в Москве как "дом с розовыми окнами", сухопарый пожилой господин в сверкающем на солнце цилиндре пас на цепочке козу. На господине был засаленный сюртук, из-под которого голубела нательная рубаха. Тут же под присмотром разбитной бабы копался в земле голенастый петух с веревочными путами на лапах.
- Живут же люди! - позавидовал наш шофер. - Говорят, кто поумней да пооборотистей, и по две, и по три козы содержит... А чего? И молоко и мясо. Кормежка задарма. Походил по бульварам - сыта Манька. Коза не человек. Много ли ей надо? Там - кусточек, тут - цветочек. А дураки с голоду пухнут...
Глазуков жил в самом центре Москвы. Его двухэтажный каменный дом находился в одном из тихих переулков Козихи, как издавна именовали район Патриарших прудов Большого Бронного проезда и Воскресенской улицы.
Дом этот он приобрел за бесценок еще до того, как овдовел, сразу же после реквизиции в тысяча девятьсот восемнадцатом в Верхних торговых рядах его ювелирного магазина, где мы некогда обнаружили жемчуг из патриаршей ризницы.
В том же восемнадцатом торговля золотыми изделиями и драгоценными камнями была запрещена. Поэтому, продолжая заниматься прежним ремеслом член союза хоругвеносцев сменил вывеску. Новая вывеска на доме уведомляла посетителей, что здесь они могут приобрести переносные чугунные печки ("как для обогрева буржуазных квартир, так и пролетарских жилищ"), зажигалки и "всевозможный скобяной товар".
Вывеска не лгала. Просто она немного не договаривала: ассортимент в оборудованной под лавку нижней части дома был значительно шире. Помимо гвоздей здесь можно было при желании разжиться и жемчугом, и дорогими дамскими украшениями. Но об этом, разумеется, знали только те, кому положено.
Наш автомобиль миновал церквушку, свернул в переулок и резво запрыгал по булыжникам мостовой, отгороженной от тротуара каменными тумбами.
У дома Глазукова стояли запряженная парой лошадей карета скорой помощи и старенький "даймлер", который после упразднения Совета милиции перешел по наследству к Московскому уголовному розыску.
Расположившийся на задней ступеньке кареты кучер о чем-то разговаривал с пожилым дворником, картуз которого украшала медная форменная бляха. Тут же стоял и важный шофер в сдвинутых на лоб очках-консервах и кожаных перчатках с крагами. Двое мальчишек с интересом разглядывали "даймлер".
Народа возле дома не было. В отличие от выдачи мыла, убийство в Москве уже давно не считалось сенсацией. Экая невидаль! Ну ежели семью какую от мала до велика, вырежет, бомбу бросят или пальбу затеют, тогда еще куда ни шло, можно и полюбопытствовать. А так - без интереса. Подумаешь, еще одного пришибла. Насмотрелись уже. Досыта. И на трамваях везут гробы, и на тележках ручных, и так тянут... Каждый божий день одно и то же. Скучно.
Из дома Глазукова поспешно вышел знакомый мне судебно-медицинский эксперт - седой, низкорослый, худеньким, похожий на внезапно состарившегося подростка. Церемонно раскланялся с нами. Крикнул кучеру:
- Василий! Ты где там запропастился? Сейчас едем.
- Куда едем? - лениво откликнулся тот.
- В Хамовники. Куда ж еще?
- А с этим как же, со жмуриком? С собой возьмем?
- Его в морг без нас доставят.
- Доставят так доставят... - сказал кучер и, поднявшись со ступеньки, потянулся.
Я подошел к эксперту.
- Да? - рассеянно сказал он.
- Хочу с вами побеседовать.
- Могу быть чем-нибудь полезным?
- Надеюсь.
- М-да...
Эксперт относился к тем людям, которые все делают впопыхах: женятся, разводятся, живут, помирают... Артюхин называл их "заполошенными".
Он извлек из жилетного кармана часы-луковицу, щелкнул крышкой и сокрушенно покачал головой. Времени, понятно, у него было в обрез...
- Антон Никитович! - окликнул его уже влезший на козлы кареты скорой помощи кучер.
- Да, да, Василий. Сейчас. Погоди минутку. - Он повернулся ко мне: - Я к вашим услугам, товарищ Косачевский. Но, к сожалению...
- Вы очень торопитесь.
- Да, тороплюсь. Очень тороплюсь.
- Мы тоже, - сказал я и, не обращая внимания на его страдальческую физиономию, предложил пройти в дом.
- Труп убитого вы осмотреть успели? - спросил я, когда мы расположились в прихожей.
Он обиделся:
- Вы слишком весело настроены, товарищ Косачевский.
- Да уж какое там веселье.
- Но ваш вопрос...
- Вы осматривали труп или нет?
- Разумеется.
- Протокол составлен?
Он замялся:
- В общих чертах.
- Как это прикажете понимать?
- Протокол не полностью оформлен, но в общих чертах...
- Выходит, свои обязанности вы тоже освоили только в общих чертах?
- Видите ли, сотрудники уголовного розыска...
- С ними я побеседуй. Можете не сомневаться.
Он вновь достал часы, но на этот раз крышки не открыл и опустил луковицу обратно в кармашек жилета.
- Время наступления смерти вы определили?
- Более или менее.
- Более или менее?
- Судя по трупным пятнам, степени охлаждения трупа, трупному окоченению и другим признакам, Глазуков убит вчера между восемнадцатью и двадцатью часами.
- Не раньше и не позже?
- Ну, с абсолютной уверенностью ответить на ваш вопрос затруднительно. Возможны, конечно, различные отклонения. Но, видимо, все-таки между восемнадцатью и двадцатью.
- А если мы, допустим, скажем так, - вмешался в разговор Борин, смерть наступила между семнадцатью и двадцатью одним часом. Не ошибемся?
- Нет, не ошибемся.
- Тогда так и скажем, - кивнул Борин. - А то, знаете ли, чрезмерная точность создает порой дополнительную путаницу. У меня так уже не раз бывало. Значит, между семнадцатью и двадцатью одним... А каким оружием убит Глазуков? Колющим?
- На теле убитого обнаружены две раны, - сказал эксперт. - Одна от огнестрельного оружия, а другая - от холодного.
Мы с Бориным переглянулись.
- Где расположены раны?
- Грудная клетка. Колотая - в пятом межреберье, слева по сосковой линии.
- Район сердца?
- Да. Похоже, что она была нанесена Глазукову, когда тот сидел в кресле. А выстрел уже был произведен в лежачего.
- Колотая рана смертельная?
- Возможно. У меня создалось впечатление, что задет левый желудочек сердца.
- Извините, Антон Никитович, - сказал я, - мне весьма любопытны ваши впечатления, но я бы предпочел факты.
- Пока могу только предполагать. Bот завтра, когда произведу вскрытие...
- Завтра?
- Ну, если успею, сегодня.
- На вашем месте, Антон Никитович, я бы постарался успеть.
Он затравленно посмотрел на меня. По привычке схватился за цепочку часов, но тут же, словно обжегшись, отдернул пальцы. Боковым зрением я увидел, как в комнату своей бесшумной кошачьей походкой вошел агент первого разряда Прозоров, который был старшим поста наружного наблюдения за домом Глазукова.
- Вам что-нибудь нужно?
- Никак нет, товарищ Косачевский. Ежели помешал...
- Можете остаться. Мы здесь как раз подводим итоги вашего дежурства.
Прозоров усмехнулся:
- Нельзя было услышать выстрел. Можете проверить.
- Ладно, об этом мы поговорим с вами потом, - сказал я и повернулся к "заполошенному" медику. - Значит, сегодня к шести вечера я буду ждать протокол вскрытия.
- К шести?
- Не позже. А теперь скажите мне, каким клинком нанесена колотая рана?
- Плоским, обоюдоострым.
- Кинжалом?
- Во всяком случае, не финкой. Входное отверстие линейной формы, края ровные и гладкие, а углы острые.
- А что из себя представляет огнестрельная рана?
- Расположена рядом с первой. Видимо, тоже смертельная. Нападавший стрелял в упор, через диванную подушку.
- Сквозная?
- Да.
- Пулю нашли?
- Нашли, - сказал Прозоров. - В полу застряла. Ребята вытащили.
- Ну что ж, пойдем к "ребятам".
- Я свободен, товарищ Косачевский? - спросил эксперт.
- Да, до шести вечера. Впрочем, надеюсь, что вы управитесь раньше.
Москва, Центророзыск республики,
начальнику бригады "Мобиль"
тов. Косачевскому Л.Б.
Строго конфиденциально
Настоящим довожу до Вашего сведения, что во
время антиколчаковского восстания в Иркутске в январе
сего года на станции Инокентьевская в сборном эшелоне
были обнаружены архивы департамента милиции
колчаковского министерства внутренних дел, губернских
управлений государственной охраны и некоторых
территориальных отделений контрразведки.
Вышеуказанные архивы были переданы командованием
Северо-Восточного партизанского фронта Реввоенсовету
Пятой армии, а затем пересланы для разбора в
Екатеринбург.
Среди этих материалов имеются документы, имеющие
касательство к розыску белогвардейцами ценностей
"Алмазного фонда".
Направляю Вам копии.
Приложение на 122 листах.
Агент первого разряда бригады "Мобиль"
Б.Ягудаев
Срочная телеграмма.
Вне очереди.
Екатеринбургское отделение контрразведки
Совершенно секретно
ВСЕМ ОТДЕЛЕНИЯМ КОНТРРАЗВЕДКИ И
КОНТРРАЗВЕДПУНКТAM ПО ЛИНИИ ТРАНССИБИРСКОЙ МАГИСТРАЛИ
И СИБИРСКОМУ ТРАКТУ. К НЕМЕДЛЕННОМУ ИСПОЛНЕНИЮ. КОПИЯ
ГЛАВУПРАВДЕЛАМИ КАНЦЕЛЯРИИ ВЕРХОВНОГО ПРАВИТЕЛЯ.
По данным Екатеринбургской особой комиссии
полковника Шереховского, в июне 1918 года, когда
большевистское правительство подготовляло суд над
ныне покойным императором, в Екатеринбург нелегально
прибыла анархистская террористическая группа,
намеревавшаяся напасть на дом Ипатьева и уничтожить
царскую семью. После освобождения Екатеринбурга
войсками "сибирского" правительства указанная группа
продолжает оперировать на контролируемой нами
территории. Ею совершен ряд террористических актов в
различных городах Урала и Сибири, в том числе и
недавнее покушение в Чите на атамана Семенова.
Руководит указанной группой анархист Б.Т.Галицкий
(описание внешности прилагаю).
Прошу принять безотлагательные меры к розыску и
задержанию вышеуказанных опасных преступников, кои
подлежат этапированию в Екатеринбург.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40