Пожалуй, только один сотрудник был у меня выдающимся изобретателем - Петя, да и тот спился…
Георг замолчал, задумчиво собирая на столе пряничные крошки в аккуратную кучку. Я обратила внимание на его руки: аристократическая кисть с музыкальными пальцами, вытянутые ногти потомственного научного работника. Мы с Ильей тихо сидели, боясь спугнуть его воспоминания. Какая-то мысль порхала в моем подсознании невесомой бабочкой. Почему-то вспомнился Лаврентий Палыч с его многозначительными высказываниями по поводу оптических иллюзий, госпожи Фортуны и интуиции. Боцман нахохлился на жердочке, его глаза были прикрыты, хохол опущен в положение «вольно», возможно, он спал.
Тишину нарушило тихое бульканье со стороны водопроводного крана, которое внезапно переросло в свист, храп и рев простывшего монстра. Георг вскочил с несолидной поспешностью, опрокинув свой табурет.
- Пассатижи! - крикнул он, бросаясь к мойке.
Мы не успели отреагировать на его возглас, как водопроводный кран издал всхлип, вентиль холодной воды сорвало, и из трубы рванула ледяная струя.
Илья бросился на помощь Георгу. Они вдвоем пытались закрутить гайку на трубе под мойкой, орали что-то неразборчивое, забравшись по пояс в шкафчик. Боцман проснулся и хлопал крыльями, выкрикивая команды, соответствующие сложности момента: "Задраить переборки, шлюпки на воду, полундра, свистать всех наверх!". Я металась по кухне в поисках полотенец или чего-нибудь подходящего, чтобы заткнуть пробоину и прекратить доступ воды в помещение.
Ветошь нашлась в ящике возле холодильника. Я навалилась на кран, борясь с холодный гейзером, и моментально вымокла с ног до головы.
- Илья, беги вниз, в первую квартиру, буди Романыча, пусть перекроет весь стояк! - принял на себя команду хозяин.
Илья бросился за подмогой, а мы с Георгом попытались задушить струю кроличьей шапкой-ушанкой, которая случайно оказалась на кухонном подоконнике, и почти справились с этим, но тут рванул кран горячей воды, окатив нас кипятком. Два фонтана ревели Ниагарами, заливая пол кухни. Георг, жонглируя двумя кастрюлями, ловил потоки воды, а я схватила эмалированную кружку и принялась вычерпывать то, что плескалось под нашими ногами.
- Маша, отрезай доступ в коридор! - донеслась до меня команда капитана тонущего корабля.
Вода уже подбиралась к порожку, который отделял кухню от остальной части квартиры. Я опять заметалась в поисках подходящих тряпок. На глаза попалось детское байковое одеялко, по какой-то надобности укрывавшее холодильник сверху. На одеялке стояла корзина с яблоками. Я резко рванула одеяло, плетеная корзина закачалась и соскользнула с холодильника.
- Не трогай! Заряжено! - проревел, перекрывая гул водопадов, Георг.
Но было уже поздно. Яблоки посыпались на меня, я инстинктивно скорчилась и прикрыла голову руками.
Ничего не случилось. Яблоки благополучно рассыпались по кухне и зелеными лодочками покачивались на волнах кухонного озера. Они выглядели точной копией того фрукта, которым целился в охранников Доктор. Корзина валялась рядом со столом вверх дном. Я медленно выпрямилась и уставилась на Георга широко открытыми глазами, кажется, и нижняя челюсть у меня отвисла до самой груди. Что-то случилось со слухом, мне показалось, что в квартире повисла ватная тишина, гейзеры рвались из обезглавленных труб совершенно бесшумно. Вот она, большая розовая свинья, которую мне подложила госпожа Фортуна!
Я догадалась…
Георг стоял возле мойки весь мокрый, с его носа и сосулек седых волос капала вода. Он держал в руках по кастрюле и даже не пытался вернуться к спасательным работам. По черным всполохам, мелькнувшим в его глазах, я поняла, что он догадался о том, что я догадалась.
Немая сцена длилась не меньше суток.
- Вы - Продавец фокусов? - просипела я, когда столбняк миновал, слух вернулся, и гейзеры заревели на полную громкость.
Георг вздрогнул и тоже очнулся. Он разом осунулся и постарел. Морщинки возле носа и у переносицы обозначились резкими линиями. Старик сунул мне в руки одну кастрюлю, и мы накрыли трубы, изо всех сил навалившись на импровизированные отражатели. Мощные струи били в днища кастрюль, норовя вырвать их из наших рук. Вода живым существом билась в предсмертной агонии, укрощенные гейзеры нехотя сливались в мойку. Боцман хлопал крыльями, и что-то резко кричал на тарабарском языке морского волка.
- Догадалась, значит… - задумчиво пожевал он нижнюю губу. - Когда-нибудь это должно было случиться… Старый дурак, разоткровенничался, на лирику потянуло!.. Вот и получай!..
- Но почему?.. - все никак не могла я прийти в себя.
- А что прикажешь делать, - резко дернул Георг головой. - Если годы труда вылились в жалкую грамоту победителя соцсоревнования?! Мои знания, опыт, даже не побоюсь этого слова - гениальность, оказались никому не нужны!
Что останется на Земле после моей смерти? Кучка пепла, увядшие венки, пара монографий и насмешливый шепот завистливых участников поминок?! Кому интересны ученые, которые работали не ради премиальных выплат, а ради исследовательского азарта? Неужели обо мне вспомнят те, кто сидит у кормушки власти, те, кто прорвался к ней за счет моих изобретений? Как бы не так! Они использовали мой гений как фундамент для своих загородных дворцов. Нынче ценится только один талант: умение делать деньги. Но я им этого не прощу!
Если хочешь знать, я исполняю роль волка - санитара леса. Волки нападают только на больных и увечных животных, лишних в природе. Те, кто покупают мои фокусы, используют их против таких же, как они, особей с отклонениями. Они просто уничтожают друг друга и сохраняют равновесие в человеческом стаде.
- Но ведь это безнравственно, - возразила я. - Вы даете людям в руки оружие…
- Ложь! - сердито оборвал меня Георг. - Жена бьет мужа-буяна чугунной сковородой по голове и убивает его наповал. Что - сковорода безнравственна?
Любое орудие убийства всего лишь вещь, оно не несет в себе никакого нравственного потенциала. Люди - вот кто является носителем добра и зла. Мои изделия попадают в руки лишь тех, кто уже готов к преступлению. Я помогаю Провидению вершить правосудие. И теперь никто не посмеет сказать, что я - неудачник!
- Вы хотите сказать, что убийство фотографа было актом правосудия? - осмелилась спросить я.
Он посмотрел на меня совершенно безумными глазами. Что в них горело: изумление, ужас или нечто другое, я не поняла. От водяных паров в кухне стоял тропический туман. Георг казался мне расплывчатой фигурой в мареве, он немного колыхался, подобно джину из волшебной лампы Алладдина.
- Так это ты вошла в мастерскую? - проговорил он, и кастрюля чуть не вырвалась из его рук, потерявших бдительность. - А ведь я чуть не убил тебя… Боже мой!.. Я даже не знаю, что меня удержало… А фотограф был поганым человечком. Шантажист. Он выследил меня и потребовал свою долю.
Жалкий, мелкий, трусливый вымогатель. Такие особи не достойны называться людьми.
- Вы взяли у него Грааль? - спросила я.
- Грааль? Какой Грааль? - удивленно вздернул Георг брови. - Я забрал лишь фотографии и негативы… Конечно, можно мне приписать синдром Раскольникова, но обвинять в безнравственности - нельзя. Спасение человечества - дело рук самого человечества… А сейчас я стою на пороге величайшего открытия! С его помощью я смогу стать невидимым! Вот то, о чем мечтал Герберт Уэллс! Я знаю, как сделать человека оптической иллюзией! Ах, как мне не хватает Пети, его пьяных мозгов и алкогольного таланта…
- А ведь Вы, Георг, украли у Петра Силантьевича его изобретения. Он из-за Вас спился, - сказала я, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу.
Кастрюля все-таки вырвалась из его рук и улетела на середину кухни.
Фонтан кипятка окатил нас раскаленными каплями. Мы этого не заметили.
- Врешь! Это не правда! - прохрипел он севшим голосом, схватил кастрюлю и опять навалился на гейзер. - Да, Петя был гений, да, многие идеи принадлежали ему, но у него не было даже законченного среднего образования!
Наука - это каста со своими жесткими условиями существования. Нельзя нарушать правила игры. Времена Ломоносовых канули в Лету. Никто не виноват в его смерти, кроме него самого. Он был слаб, в нем не было стержня!
- Ну, хорошо, Петр Силантьевич был спившимся самоучкой, но после его смерти остались не только кучка пепла в колумбарии, но и те работы, которые Вы не успели присвоить себе. Вы прекрасно знаете, Георг, что все Ваши фокусы - это лишь жалкие переделки его изобретений. Вам никогда не сделать великое открытие! Даже тайну индийского каната Вам не удалось разгадать! А у нас дома в кладовке лежит ремень коровьей кожи, который принимает вертикальное положение до третьего этажа!
Под конец я уже орала в полный голос, не давая ему возможности вклинить слово в мою обвинительную речь.
- Ах, значит, жалкие переделки?! - гаркнул он в ответ. - Ах, значит, я - ничтожество, которое не может даже разгадать тайну индийского каната?! А ну, пойдем!
Георг отбросил свой эмалированный отражатель воды, схватил меня за руку и поволок из кухни. Фонтаны, вырвавшись из-под контроля, взмыли под потолок.
Но нам уже было не до протечек в нижних этажах.
Он притащил меня в комнату, наполненную от пола до потолка книгами, приборами и свернутыми в рулоны ватманами чертежей. Из ящика письменного стола старик вынул обувную коробку, откинул крышку и достал свернутую в бухту бельевую веревку с узелками, завязанными через определенные промежутки. Не произнеся ни слова, Георг отдернул тяжелую гардину с окна так, что оторвалось несколько петель. За шторой находилась балконная дверь, заклеенная на зиму бумажными полосами. Точно также остервенело, он рванул ее, и на нас дыхнула морозом ночь. Восьмой этаж в доме был последним. Над нами нависала узким козырьком крыша, да чернело низкой облачностью московское небо. Разметав ногой банки с растворителями, коробки и прочий хлам, присыпанный свежим снежком, Георг ковбойским движением раскрутил веревку и запустил ее вверх. Она со свистом рассекла холодный воздух и застыла вертикальным шестом, распрямившись на полную длину.
- Хочешь попробовать? - что-то хрипело у него в груди, и слова получались прерывистыми.
Я взглянула в его черные зрачки, и задохнулась от ужаса. В его глазах плескалась моя Смерть. Лицо его подергивалось, изо рта вырывался пар дыхания, мокрые волосы превращались в ледышки. Мой организм потерял способность реагировать на окружающую среду, я не чувствовала холода. Мы застыли, заворожено уставившись друг другу в лицо. Не знаю, о чем он думал, но я чувствовала себя кроликом, загипнотизированным удавом. Моя воля мелким песочком высыпалась из прорехи в душе. Еще мгновение, и я бы шагнула к веревке.
Меня спас звонок в дверь. Райской музыкой прозвучала в квартире настойчивая трель. Возможно, у меня начались слуховые галлюцинации, но мне показалось, что Ниагарские водопады на кухне смолкли. Лишь истошно вопил Боцман: "На абордаж!". Я сглотнула слюну, и прореху в душе перекрыла крупная песчинка. Инстинкт самосохранения заставил очнуться и выйти из транса.
- Это - Илья, соседи и милиция, - услышала я свой тихий размеренный голос. - Илья видел Вас, выходящим и запирающим двери в фотомастерской. Он знает, что Вы - Продавец фокусов и убийца. Напрасно Вы прочитали нам лекцию о Теории Оптических Иллюзий. В прихожей лежит спортивная сумка с надписью «Puma», из которой видна накладная борода, а, если поискать, то, даю голову на отсечение, найдется и пристежной живот. Сотрудники правоохранительных органов уже давно интересуются Продавцом фокусов. Но до сих пор им нечего было Вам инкриминировать. Сегодня Вы сами захлопнули за собой мышеловку.
Суть операции в том, чтобы спровоцировать Вас на преступление. Я могу подарить Вам шанс на спасение в память того прощального слова, которые Вы сказали на похоронах Петра Силантьевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Георг замолчал, задумчиво собирая на столе пряничные крошки в аккуратную кучку. Я обратила внимание на его руки: аристократическая кисть с музыкальными пальцами, вытянутые ногти потомственного научного работника. Мы с Ильей тихо сидели, боясь спугнуть его воспоминания. Какая-то мысль порхала в моем подсознании невесомой бабочкой. Почему-то вспомнился Лаврентий Палыч с его многозначительными высказываниями по поводу оптических иллюзий, госпожи Фортуны и интуиции. Боцман нахохлился на жердочке, его глаза были прикрыты, хохол опущен в положение «вольно», возможно, он спал.
Тишину нарушило тихое бульканье со стороны водопроводного крана, которое внезапно переросло в свист, храп и рев простывшего монстра. Георг вскочил с несолидной поспешностью, опрокинув свой табурет.
- Пассатижи! - крикнул он, бросаясь к мойке.
Мы не успели отреагировать на его возглас, как водопроводный кран издал всхлип, вентиль холодной воды сорвало, и из трубы рванула ледяная струя.
Илья бросился на помощь Георгу. Они вдвоем пытались закрутить гайку на трубе под мойкой, орали что-то неразборчивое, забравшись по пояс в шкафчик. Боцман проснулся и хлопал крыльями, выкрикивая команды, соответствующие сложности момента: "Задраить переборки, шлюпки на воду, полундра, свистать всех наверх!". Я металась по кухне в поисках полотенец или чего-нибудь подходящего, чтобы заткнуть пробоину и прекратить доступ воды в помещение.
Ветошь нашлась в ящике возле холодильника. Я навалилась на кран, борясь с холодный гейзером, и моментально вымокла с ног до головы.
- Илья, беги вниз, в первую квартиру, буди Романыча, пусть перекроет весь стояк! - принял на себя команду хозяин.
Илья бросился за подмогой, а мы с Георгом попытались задушить струю кроличьей шапкой-ушанкой, которая случайно оказалась на кухонном подоконнике, и почти справились с этим, но тут рванул кран горячей воды, окатив нас кипятком. Два фонтана ревели Ниагарами, заливая пол кухни. Георг, жонглируя двумя кастрюлями, ловил потоки воды, а я схватила эмалированную кружку и принялась вычерпывать то, что плескалось под нашими ногами.
- Маша, отрезай доступ в коридор! - донеслась до меня команда капитана тонущего корабля.
Вода уже подбиралась к порожку, который отделял кухню от остальной части квартиры. Я опять заметалась в поисках подходящих тряпок. На глаза попалось детское байковое одеялко, по какой-то надобности укрывавшее холодильник сверху. На одеялке стояла корзина с яблоками. Я резко рванула одеяло, плетеная корзина закачалась и соскользнула с холодильника.
- Не трогай! Заряжено! - проревел, перекрывая гул водопадов, Георг.
Но было уже поздно. Яблоки посыпались на меня, я инстинктивно скорчилась и прикрыла голову руками.
Ничего не случилось. Яблоки благополучно рассыпались по кухне и зелеными лодочками покачивались на волнах кухонного озера. Они выглядели точной копией того фрукта, которым целился в охранников Доктор. Корзина валялась рядом со столом вверх дном. Я медленно выпрямилась и уставилась на Георга широко открытыми глазами, кажется, и нижняя челюсть у меня отвисла до самой груди. Что-то случилось со слухом, мне показалось, что в квартире повисла ватная тишина, гейзеры рвались из обезглавленных труб совершенно бесшумно. Вот она, большая розовая свинья, которую мне подложила госпожа Фортуна!
Я догадалась…
Георг стоял возле мойки весь мокрый, с его носа и сосулек седых волос капала вода. Он держал в руках по кастрюле и даже не пытался вернуться к спасательным работам. По черным всполохам, мелькнувшим в его глазах, я поняла, что он догадался о том, что я догадалась.
Немая сцена длилась не меньше суток.
- Вы - Продавец фокусов? - просипела я, когда столбняк миновал, слух вернулся, и гейзеры заревели на полную громкость.
Георг вздрогнул и тоже очнулся. Он разом осунулся и постарел. Морщинки возле носа и у переносицы обозначились резкими линиями. Старик сунул мне в руки одну кастрюлю, и мы накрыли трубы, изо всех сил навалившись на импровизированные отражатели. Мощные струи били в днища кастрюль, норовя вырвать их из наших рук. Вода живым существом билась в предсмертной агонии, укрощенные гейзеры нехотя сливались в мойку. Боцман хлопал крыльями, и что-то резко кричал на тарабарском языке морского волка.
- Догадалась, значит… - задумчиво пожевал он нижнюю губу. - Когда-нибудь это должно было случиться… Старый дурак, разоткровенничался, на лирику потянуло!.. Вот и получай!..
- Но почему?.. - все никак не могла я прийти в себя.
- А что прикажешь делать, - резко дернул Георг головой. - Если годы труда вылились в жалкую грамоту победителя соцсоревнования?! Мои знания, опыт, даже не побоюсь этого слова - гениальность, оказались никому не нужны!
Что останется на Земле после моей смерти? Кучка пепла, увядшие венки, пара монографий и насмешливый шепот завистливых участников поминок?! Кому интересны ученые, которые работали не ради премиальных выплат, а ради исследовательского азарта? Неужели обо мне вспомнят те, кто сидит у кормушки власти, те, кто прорвался к ней за счет моих изобретений? Как бы не так! Они использовали мой гений как фундамент для своих загородных дворцов. Нынче ценится только один талант: умение делать деньги. Но я им этого не прощу!
Если хочешь знать, я исполняю роль волка - санитара леса. Волки нападают только на больных и увечных животных, лишних в природе. Те, кто покупают мои фокусы, используют их против таких же, как они, особей с отклонениями. Они просто уничтожают друг друга и сохраняют равновесие в человеческом стаде.
- Но ведь это безнравственно, - возразила я. - Вы даете людям в руки оружие…
- Ложь! - сердито оборвал меня Георг. - Жена бьет мужа-буяна чугунной сковородой по голове и убивает его наповал. Что - сковорода безнравственна?
Любое орудие убийства всего лишь вещь, оно не несет в себе никакого нравственного потенциала. Люди - вот кто является носителем добра и зла. Мои изделия попадают в руки лишь тех, кто уже готов к преступлению. Я помогаю Провидению вершить правосудие. И теперь никто не посмеет сказать, что я - неудачник!
- Вы хотите сказать, что убийство фотографа было актом правосудия? - осмелилась спросить я.
Он посмотрел на меня совершенно безумными глазами. Что в них горело: изумление, ужас или нечто другое, я не поняла. От водяных паров в кухне стоял тропический туман. Георг казался мне расплывчатой фигурой в мареве, он немного колыхался, подобно джину из волшебной лампы Алладдина.
- Так это ты вошла в мастерскую? - проговорил он, и кастрюля чуть не вырвалась из его рук, потерявших бдительность. - А ведь я чуть не убил тебя… Боже мой!.. Я даже не знаю, что меня удержало… А фотограф был поганым человечком. Шантажист. Он выследил меня и потребовал свою долю.
Жалкий, мелкий, трусливый вымогатель. Такие особи не достойны называться людьми.
- Вы взяли у него Грааль? - спросила я.
- Грааль? Какой Грааль? - удивленно вздернул Георг брови. - Я забрал лишь фотографии и негативы… Конечно, можно мне приписать синдром Раскольникова, но обвинять в безнравственности - нельзя. Спасение человечества - дело рук самого человечества… А сейчас я стою на пороге величайшего открытия! С его помощью я смогу стать невидимым! Вот то, о чем мечтал Герберт Уэллс! Я знаю, как сделать человека оптической иллюзией! Ах, как мне не хватает Пети, его пьяных мозгов и алкогольного таланта…
- А ведь Вы, Георг, украли у Петра Силантьевича его изобретения. Он из-за Вас спился, - сказала я, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу.
Кастрюля все-таки вырвалась из его рук и улетела на середину кухни.
Фонтан кипятка окатил нас раскаленными каплями. Мы этого не заметили.
- Врешь! Это не правда! - прохрипел он севшим голосом, схватил кастрюлю и опять навалился на гейзер. - Да, Петя был гений, да, многие идеи принадлежали ему, но у него не было даже законченного среднего образования!
Наука - это каста со своими жесткими условиями существования. Нельзя нарушать правила игры. Времена Ломоносовых канули в Лету. Никто не виноват в его смерти, кроме него самого. Он был слаб, в нем не было стержня!
- Ну, хорошо, Петр Силантьевич был спившимся самоучкой, но после его смерти остались не только кучка пепла в колумбарии, но и те работы, которые Вы не успели присвоить себе. Вы прекрасно знаете, Георг, что все Ваши фокусы - это лишь жалкие переделки его изобретений. Вам никогда не сделать великое открытие! Даже тайну индийского каната Вам не удалось разгадать! А у нас дома в кладовке лежит ремень коровьей кожи, который принимает вертикальное положение до третьего этажа!
Под конец я уже орала в полный голос, не давая ему возможности вклинить слово в мою обвинительную речь.
- Ах, значит, жалкие переделки?! - гаркнул он в ответ. - Ах, значит, я - ничтожество, которое не может даже разгадать тайну индийского каната?! А ну, пойдем!
Георг отбросил свой эмалированный отражатель воды, схватил меня за руку и поволок из кухни. Фонтаны, вырвавшись из-под контроля, взмыли под потолок.
Но нам уже было не до протечек в нижних этажах.
Он притащил меня в комнату, наполненную от пола до потолка книгами, приборами и свернутыми в рулоны ватманами чертежей. Из ящика письменного стола старик вынул обувную коробку, откинул крышку и достал свернутую в бухту бельевую веревку с узелками, завязанными через определенные промежутки. Не произнеся ни слова, Георг отдернул тяжелую гардину с окна так, что оторвалось несколько петель. За шторой находилась балконная дверь, заклеенная на зиму бумажными полосами. Точно также остервенело, он рванул ее, и на нас дыхнула морозом ночь. Восьмой этаж в доме был последним. Над нами нависала узким козырьком крыша, да чернело низкой облачностью московское небо. Разметав ногой банки с растворителями, коробки и прочий хлам, присыпанный свежим снежком, Георг ковбойским движением раскрутил веревку и запустил ее вверх. Она со свистом рассекла холодный воздух и застыла вертикальным шестом, распрямившись на полную длину.
- Хочешь попробовать? - что-то хрипело у него в груди, и слова получались прерывистыми.
Я взглянула в его черные зрачки, и задохнулась от ужаса. В его глазах плескалась моя Смерть. Лицо его подергивалось, изо рта вырывался пар дыхания, мокрые волосы превращались в ледышки. Мой организм потерял способность реагировать на окружающую среду, я не чувствовала холода. Мы застыли, заворожено уставившись друг другу в лицо. Не знаю, о чем он думал, но я чувствовала себя кроликом, загипнотизированным удавом. Моя воля мелким песочком высыпалась из прорехи в душе. Еще мгновение, и я бы шагнула к веревке.
Меня спас звонок в дверь. Райской музыкой прозвучала в квартире настойчивая трель. Возможно, у меня начались слуховые галлюцинации, но мне показалось, что Ниагарские водопады на кухне смолкли. Лишь истошно вопил Боцман: "На абордаж!". Я сглотнула слюну, и прореху в душе перекрыла крупная песчинка. Инстинкт самосохранения заставил очнуться и выйти из транса.
- Это - Илья, соседи и милиция, - услышала я свой тихий размеренный голос. - Илья видел Вас, выходящим и запирающим двери в фотомастерской. Он знает, что Вы - Продавец фокусов и убийца. Напрасно Вы прочитали нам лекцию о Теории Оптических Иллюзий. В прихожей лежит спортивная сумка с надписью «Puma», из которой видна накладная борода, а, если поискать, то, даю голову на отсечение, найдется и пристежной живот. Сотрудники правоохранительных органов уже давно интересуются Продавцом фокусов. Но до сих пор им нечего было Вам инкриминировать. Сегодня Вы сами захлопнули за собой мышеловку.
Суть операции в том, чтобы спровоцировать Вас на преступление. Я могу подарить Вам шанс на спасение в память того прощального слова, которые Вы сказали на похоронах Петра Силантьевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35