— Только не здесь, — сказал он. — Сегодня в четыре часа я буду у себя в офисе.
Он дал мне адрес — Пятая авеню, южнее Сентрал-пар-ка, и я подтвердил, что буду у него в четыре.
Итак, у меня оставалось еще целых три часа, а заняться было решительно нечем. И тогда я предался безрадостному безделью. Думал об Элле, о том проходимце, а в половине третьего в мои раздумья ворвался телефонный звонок.
Я поспешил снять трубку, надеясь, что звонят из Восточного Сент-Луиса, но это оказался всего-навсего Клэн-си Маршалл, да к тому же пребывавший в прескверней-шем расположении духа.
— Клей, — заявил он мне, — может быть, хоть тебе удастся урезонить Эда?
— Что случилось?
— А сам-то ты как думаешь? Все это ваши с ним игры в крутых. Клей, я не знаю, говорил ли тебе Эд об этом или нет, но только, пока вы с ним суетесь туда, где вам совершенно делать нечего, дела у организации идут совсем хреново. Я только что разговаривал со Старквезером, нашим бухгалтером, и он сообщил, что ваша затея стоит нам кучу денег, гораздо больше, чем мы можем себе позволить.
— А от меня-то ты чего хочешь?
— Поговори с Эдом. От меня он отмахивается.
— Меня он тоже не станет слушать, Клэнси. Ему не терпится добраться до гада, который устроил весь этот кавардак.
— А что потом? Клей, глянь на вещи трезво. Полиция заполучила Билли-Билли Кэнтела, так что дело закрыто. И значит, сдать того парня легавым мы все равно не сможем.
— Не думаю, чтобы Эд собирался сдавать его.
— Что же тогда? Убить?
— Думаю, именно этого он ждет не дождется.
— Замечательно. Будет труп — и полиция снова встанет на уши, и все начнется заново. Это же совсем не то, что замочить какого-нибудь ничтожного лоха из своих, Клей. Ты собираешься прикончить кого-то не из наших и кто с юридической точки зрения считается полноправным гражданином. Легавые вынуждены будут устроить новое разбирательство.
— А может, и нет. Наверное, нам удастся спрятать концы в воду.
— Может быть. Наверное... Хорошо звучит. Учти, мы не продержимся долго на своем поприще, если станем полагаться на авось да небось, Клей.
— Слушай, Клэнси, ты что, выложил все это Эду и потому он на тебя взъелся?
— Он вообще не хочет со мной говорить. Когда я звоню ему домой, то эта горилла, которую он нанял себе в телохранители, даже не подзывает его к телефону, а сразу бросает трубку.
— И поэтому ты хочешь напустить на него меня, да? Клэнси, даже если бы я и затеял с ним разговор, уверяю, ничего хорошего из него все равно не вышло бы. Он бы точно так же отшил и меня. Если он отказывается внимать советам собственного адвоката, то уж меня-то и подавно вряд ли послушает.
— Поверь, не стоит заниматься ерундой, Клей.
— Не суетись, мы скоро закончим.
— Ты подобрался к нему еще ближе?
— Мне так кажется.
— Что ж, хоть какое-то утешение. На мой взгляд, нам не следовало бы подменять полицейских, но я буду искренне рад, если ты справишься с поручением.
— Не следует принимать работу так уж близко к сердцу, Клэнси.
— Мне платят именно за серьезное к ней отношение, — возразил он.
Неожиданный звонок и странная настойчивость. В начале четвертого домой вернулась Элла. Я хотел было сказать ей что-то, какое-то доброе слово, но она не дала мне и рта раскрыть, заявив с порога:
— Не сейчас, Клей. Я еще не готова к окончательному разговору. Ты уже обедал?
— Нет, — признался я.
Мы сели за стол и совсем не говорили об этом. Но так как каждый из нас не мог больше думать ни о чем другом, то ни о чем другом мы не говорили тоже. Обед затянулся и прошел в мертвой тишине.
Глава 24
Офис Тессельмана располагался в апартаментах на четырнадцатом этаже, о чем возвещала надпись на матовом стекле двери, сделанная золотыми буквами: “Эрнст Тессель-ман, адвокат”. Суть же в том, что Эрнст Тессельман вот уже на протяжении многих лет не был практикующим адвокатом в общепринятом смысле этого слова.
В офисе он пребывал в одиночестве, то есть я хочу сказать, что секретарша отсутствовала. Ее заменял дворецкий-вышибала, одетый в обычный костюм и теперь игравший роль телохранителя, но он не в счет.
Встреча оказалась куда более прохладной по сравнению с предыдущей. Телохранитель, которого я про себя по привычке все еще называл Смокингом, хотя он и вырядился вполне цивильно, дожидался в приемной и настоял на том, чтобы обыскать меня, прежде чем допустить к шефу. Обыск отличался особой тщательностью, но никакого оружия, естественно, при мне не было, а поэтому ему не оставалось ничего другого, как распахнуть передо мной дверь, и я прошел в святая святых Эрнста Тессельмана.
Одежда Тессельмана подчеркивала строго деловой стиль: несколько старомодный синевато-серый костюм, дополненный жилеткой и цепочкой от часов. Письменный стол, за которым он сидел, был таким же огромным и пустым, как и тот, что находился в его домашнем кабинете. Он жестом указал мне на кожаное кресло напротив, а бдительный Смокинг занял место в углу за спиной у хозяина.
— Начну с того, — сказал я, — что посвящу вас в события, произошедшие с момента нашего последнего разговора.
Он молча кивнул, ожидая, когда я перейду к сути дела. Взгляд его был холоден и насторожен. Он мне не доверял.
— Бетти Бенсон была убита вскоре после нашей встречи, — продолжал я.
— Я знаю, — кивнул он. — Газеты сообщали подробности. Полиция решила, что это ваших рук дело.
— Я успел побывать там чуть раньше маньяка. В любом случае Билли-Билли Кэнтел, единственный подозреваемый в убийстве мисс Сент-Пол, тоже мертв и его тело у полицейских. Так что дело считается закрытым.
— Считается?
— Эд Ганолезе рвет и мечет. У нас слишком много неприятностей и еще больше убытков. Эд хочет расквитаться с обидчиком.
— Значит, поиски продолжаются.
— Да.
— А зачем вы пришли ко мне? В прошлый раз я рассказал вам все, что мне было известно.
— Боюсь, что тогда вы сказали мне не правду, мистер Тес-сельман.
Он глянул на Смокинга, застывшего рядом с его креслом, а затем снова перевел взгляд на меня:
— Не слишком-то вежливо с вашей стороны, вы не находите? И крайне неосмотрительно.
— Как я уже сказал, мне удалось побеседовать с Бетти Бенсон незадолго до ее смерти. И кое в чем вы с ней расходитесь.
— В чем, например?
— Вы говорили Мейвис, а затем и мне, что собираетесь способствовать ее дебюту в музыкальной комедии.
— Да, это так.
— А мисс Бенсон утверждала — и я ей верю, — что Мейвис не могла напеть даже простенькой мелодии, бедняжка начисто лишена вокальных данных.
— У нее попросту не было достаточной подготовки. Я оплачивал ее занятия по вокалу.
— От нее же я узнал, что вы обещали Мейвис на ней жениться.
— Да, верно, я сделал ей предложение.
— И тем не менее попытались соблазнить мисс Бенсон.
— Это она вам сама сказала? Вот ведь маленькая лживая дрянь.
— Но зачем? Зачем бы ей понадобилось врать?
— Мы были почти незнакомы, и мне трудно строить предположения о ее мотивах.
— Вы недвусмысленно давали мне понять, что очень любили Мейвис Сент-Пол и были глубоко потрясены ее смертью.
— И что из этого?
— Боюсь, что недолгое время, — опять-таки в чем я убедился собственными глазами: вы переживали из-за своей беременной рыбки куда больше, нежели из-за Мейвис.
— Ваша грубость не знает границ, насколько я понимаю, — вспыхнул Тессельман. — Равно как и ваша бесцеремонность. Но мне небезынтересно узнать, чего вы добиваетесь своими абсурдными заявлениями и предположениями, не имеющими, кстати, ничего общего с реальной действительностью. Зачем вы пришли сюда?
— А вам никогда не приходило в голову, насколько логична ваша кандидатура на роль подозреваемого?
— Подозреваемого? Вы думаете, что Мейвис убил я?
— Нет, сэр. Но я также и не отрицаю это. Я лишь допускаю такую возможность. В вашем отношении к ней заметны кое-какие противоречия. И я пришел сюда, чтобы выяснить все до конца.
— В предыдущий ваш визит, — холодно заговорил он, — я старался быть благоразумным. Но сейчас, похоже, мне это уже ни к чему. Вы приходите сюда и заявляете, что я убил бедную девочку, что мое отношение к ней было лицемерным, обвиняете меня во лжи. Так что не вижу смысла в благоразумии.
— Как вам угодно.
Закусив нижнюю губу, он гневно разглядывал меня.
— Я мог бы стереть вас в порошок, — сказал он наконец. — И Эда Ганолезе тоже.
— Об этом мне ничего не известно, — ответил я.
— Вы же знаете, что я могу до некоторой степени влиять на полицию. Достаточно одного моего слова, чтобы они основательно подпортили жизнь и вам, и вашему работодателю. Что, впрочем, уже произошло однажды. Так почему бы не повторить снова?
— Не стоит. Мейвис Сент-Пол была вам небезразлична, — сказал я, — и вы, естественно, хотите, чтобы мы нашли того человека, кто убил ее.
— Естественно. А если я откажусь сотрудничать, следовательно, я ханжа и лицемер. Только вы ведь все равно поступите по-своему, не так ли?
— Нет, сэр. Я могу только просить вас об одолжении. Мы поступим так, как вы сочтете нужным.
— Ишь, как заговорил.
Нахмурившись, Тессельман откинулся на спинку кресла, задумчиво обозревая пустые просторы стола. Бесстрастный Смокинг стоял в углу, уставившись в одну точку, находившуюся где-то в пространстве, разделявшем меня и его шефа. Я замер в кресле и ждал. Очень хотелось закурить, но я понимал, что разумнее подождать до тех пор, пока Тессельман все не обдумает и не примет решения.
Он заговорил неожиданно спокойно, не изменив своего положения в кресле и не отрывая взгляда от полированной поверхности стола.
— Мне нравилась Мейвис, — сказал Тессельман, и голос его потеплел. — Ей хотелось выйти за меня замуж. Я же никогда не строил иллюзий на тот счет, почему она меня любит или делает вид, что любит. Я уже стар, она же молоденькая и честолюбивая. Она хотела замуж за меня, потому что я, скажем так, был ей не противен. Мы бы вполне ужились, и к тому же перед ней открылись бы заманчивые перспективы всего через каких-нибудь несколько лет стать богатой вдовой. Я это понимал. Как отдавал себе отчет и в том, что она относилась бы ко мне куда лучше, нежели я мог ожидать от любой другой женщины ее возраста. Мейвис была неравнодушна к моим деньгам, это верно, но правда и в том, что я тоже был ей не совсем безразличен. Это правда. Она не стала бы жить с человеком только потому, что он богат. Помимо богатства для нее была также важна и личная привязанность.
Он взглянул на меня, и глаза его смотрели сурово из-под сдвинутых бровей.
— Мне очень тяжело говорить об этом, — продолжал старик. — Смерть Мейвис потрясла меня до глубины души. Я считал ее, если хотите знать, одним из своих ценнейших приобретений. Я не любил ее в расхожем понимании этого слова, но она мне нравилась, и к тому же я был уверен, что, возможно, это последняя женщина в моей жизни, обратившая на меня внимание. Я был готов на все, лишь бы не дать угаснуть ее интересу. Разумеется, вокальных данных у девочки не было, что поделаешь, но, к счастью, сама она так не считала. Я пообещал, что помогу ей получить роль в музыкальной комедии, которая сделает ее знаменитой. Обещал ей все, что угодно, лишь бы только она не разочаровалась во мне. Когда Мейвис завела речь о свадьбе, я согласился. Даже зная о том, что для нее этот брак станет долгим и мучительным ожиданием моей кончины, я все равно пообещал жениться на ней. Она была моим последним шансом, последней доброй надеждой.
Внезапно он порывисто встал из-за стола и, повернувшись ко мне спиной, замер у окна, глядя сверху вниз на Пятую авеню.
— Я человек гордый, — продолжал глухо Тессельман, не поворачиваясь ко мне. — Не хочу признавать несостоятельность моих отношений с Мейвис. Я был потрясен, когда узнал, что она мертва, что ее убили. Я был просто вне себя от охватившего меня гнева. Еще бы! Мою собственность, дорогую мне вещь кто-то безжалостно уничтожил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31