Все его внимание было направлено на попытку понять, какие отношения существуют между грабителем и Карпентером. Он уже тогда уловил какой-то подспудный драматизм. Однако лишь задним числом уразумел, что главная причина такого истолкования – автомат грабителя, наведенный на Карпентера.
– Итак, вы полагаете, что Карпентер действовал вопреки собственной воле, подчиняясь насилию? – резюмировал я.
– Так мне показалось, – и на сей раз он ответил ставшей уже стереотипной фразой. – Мне ведь не известен замысел гангстеров в его первоначальном варианте. И какая роль была отведена в нем Уолтеру Карпентеру.
– Роль? Вы так считаете? – засомневался я.
– Лично мне кажется, что Карпентер так или иначе был вовлечен в операцию. По-другому не объяснить, почему так называемые съемки происходили в отсутствие Ричарда Бейдевана.
– Разумеется, отснять центральный эпизод без режиссера фильма – это ни в какие ворота не лезет. Но вы забыли, что в этом эпизоде у Теи Кильсеймур была такая же нагрузка, как и у Альберта Герштейна, однако и ее не допустили.
Луис ответил не сразу. После некоторой паузы он покачал головой:
– Вы вроде бы права… Но с другой стороны,…
– Что вы имеете ввиду? – спросил я, почувствовав в его голосе некоторое сомнение в правильности моего аргумента.
– Мне кажется, Ричарда Бейдевана и Тею Кильсеймур не стоит заранее столь категорически отделять от «темных фигур», – сказал Луис. – Думаю, в этой шахматной партии им обоим также была выделена некая исходная позиция. Но в последний момент произошла замена фигур. В результате Карпентер из добровольного помощника был превращен в чисто механического исполнителя, вынужденного действовать по чужому приказу. Лишний раз напомню, это всего-навсего гипотеза, к тому же, возможно, слишком субъективная. Так что стопроцентно полагаться на нее едва ли следует.
Дальше Луис поведал о том, что мне уже было известно из других источников.
После съемок подвизавшийся в фильме в роли рядового члена банды Кристиан Арчински и банковский посыльный спустились в подвал, чтобы пошутить с охранником. На иронический вопрос тот со смехом ответил: «Ничего не оставили. Все подчистую!».
– Когда я спустился вниз и нажал звонок, то услышал от него то же самое, – рассказал Луис.
– Как вам вообще пришло в голову спуститься вниз? – спросил я, надеясь, что этот каверзный вопрос застанет Луиса врасплох.
Он действительно смутился.
– Спуститься вниз? – повторил он, как бы пытаясь уйти от ответа. – Сам не знаю. То есть…
Луис внезапно замолчал, делая вид, будто оглядывает затянутый дымовой завесой зал.
Я невольно проследил за его взглядом.
За сизым прозрачным покрывалом дыма выделялась оригинальная фигура Пророка. Совершенно неподвижный, словно превращенный колдуном в гранитную глыбу, он казался погруженным в транс.
Нашу нишу накрыл похожий на пушечную канонаду лязг ударных инструментов и металлический грохот. Это была сочиненная в рок-стиле «Автомобильная серенада», единственное чисто инструментальное произведение Ральфа Герштейна, включенное в долгоиграющую пластинку «Ревущих бизонов».
Луис возобновил свой рассказ:
– Одним словом, я нажал звонок и стал ожидать охранника, который должен был отпереть дверь. Я еще не успел ничего сказать, а по ту сторону двери уже раздался смех, сопровождаемый словами: «Ничего не оставили! Все подчистую!». Я постоял у дверей несколько минут, затем снова нажал звонок. На этот раз я пояснил, что мне надо войти, чтобы выбрать кое-что из своего сейфа…
– Получается, у вас свой депозит в банке? – прервал я его.
– Допустим. У вас есть какие-нибудь возражения?
– Никаких, абонируйте, по мне, что угодно, – я пожал плечами. – Если это не секрет, можно все же узнать, что вы там храните?
– Любовные письма. Переписку с женой моего редактора, если это вас устраивает, – ядовито отрезал Луис. – Если не ошибаюсь, мы говорим отнюдь не о моих личных делах, а об ограблении… Одним словом, я попросил охранника впустить меня и в ответ услышал тот же самый идиотский смех…
– И те же самые слова, – дополнил я. – Знаю. В отличие от Кристиана Арчински и банковского посыльного вы, должно быть, догадались, что это не сам охранник.
– Да, я сразу же сообразил, что это всего лишь голос охранника, зафиксированный на магнитофонной пленке. Единственное, чего я до сих пор не пойму, как удалось сделать эту запись?
– Не знаю, – покачал я головой, но неожиданно что-то вспомнил. – Скорее всего, во время репетиции! – воскликнул я, обрадованный своей догадкой.
– Во время репетиции? Впервые слышу, – засомневался Луис. – Откуда у вас такая информация?
– От Дэрти. Режиссер репетировал с Альбертом соответствующую сцену в подвальном помещении. Надо думать, охранник в тот раз и позволил себе пошутить, будто банк основательно ограбили.
Луис задумчиво поглядел на дым, который, подобно серому илистому течению, медленно растекался по залу, и подал реплику не сразу.
– Кроме Ричарда Бейдевана, Альберта Герштейна и охранника, кто еще присутствовал на репетиции?
Я попытался вспомнить, но ответить в точности не мог.
– Кажется, сам Ионатан Крюдешанк, – неуверенно сказал я.
– Крюдешанк? – Луис напрягся, но сразу же, не дожидаясь моего подтверждения, продолжил рассказ: – Одним словом, стою я за дверью, а по ту сторону звучит этот идиотский хохот, эти идиотские фразы… Голос охранника смолкает, небольшая пауза и опять то же самое. Нервы у меня довольно крепкие, но, признаться, мне стало как-то не по себе…
Луис помолчал, затем, наклонившись ко мне, шепнул:
– А сейчас вы услышите самое главное: внезапно сквозь этот ужасный смех прорвалось еле уловимое бормотание. Это бормотал охранник собственной персоной… Угадайте, что я услышал?
Я пожал плечами.
– «Не убивайте меня, господин Герштейн! Бога ради, не убивайте!..» Вот его подлинные слова.
– Охранник бредил? – предположил я.
– Да, бредил, но это не был обыкновенный бред. Потерявший сознание охранник как-будто продолжал подсознательно обращаться к Альберту… В моем воображении возникла такая примерно картина: Альберт Герштейн замахивается автоматом, собираясь ударить охранника прикладом по голове. Охранник, решив, что его хотят прикончить, умоляет пощадить его жизнь. Удар. Охранник, теряя сознание, падает… Ну, вот и весь мой рассказ, – закончил Луис. – Если эта воображаемая картина соответствует действительности, что, по-вашему, произошло затем между Альбертом Герштейном и Уолтером Карпентером?
Я некоторое время, пытаясь в мыслях переварить его рассказ, молчал. Неуверенно предположил:
– Если то, что вы рассказали, соответствует правде, напрашивается вывод…
– Давайте, я скажу, – прервал меня Луис. – Напрашивается вывод, что кроме Карпентера охранник был единственным человеком, слышавшим голос бандита. И по голосу он безошибочно узнал в замаскированном грабителе Альберта Герштейна!
– Версия убедительна, – сказал я. – Но тогда тем более непонятно ваше поведение. Вы ушли из банка, не сказав никому ни слова!
– Ну и что? Вы меня осуждаете?
– Из-за вас раскрытие преступления, вернее, сам факт, что съемки фильма использованы для преступления…
Я внезапно почувствовал такой прилив раздражения, что не смог закончить фразу.
– Совершенно верно, – сухо подтвердил Луис. – Факт, что во время съемок центрального эпизода фильма банк ограбили, сравнительно продолжительное по моей вине время не был никому известен.
– А тем временем добычу… – я по-прежнему еще не овладел собой.
– Успели хорошенько припрятать, – Луис усмехнулся. – Возможно, даже вывезти из Александрии. Не отрицаю. Трюк с записанной на пленку репликой охранника, насколько я понимаю, был придуман, дабы грабители сумели выиграть время для транспортировки добычи. Вы вольны считать, что своим молчанием я стал как бы соучастником преступления, – с вызовом сказал Луис.
– Если и не соучастником, то во всяком случае…
– Вы оценили хотя бы тот факт, что я вам первому рассказал о своем посещении банка? – Луис опять усмехнулся.
– Почему именно мне? – осведомился я, пытаясь наконец осмыслить, какую цель преследует Луис.
– Я кое-что слышал о вас. Вы в свое время работали фотокорреспондентом в уголовном отделе столичной газеты. Это, несомненно, очко в вашу пользу. К тому же, надеюсь, что вы, как гость, а не постоянный житель Александрии, сумеете сопоставить и проанализировать факты без той предвзятости, которая влияет на суждения нашего начальника полиции.
Я ответил на этот комплимент неопределенным жестом:
– Благодарю за высокое, хотя едва ли заслуженное мнение обо мне. Раз уж вы считаете меня достойным доверия, то скажите хотя бы, почему вы так долго молчали?
– У меня на то свои причины. Пока не вижу оснований раскрывать до конца карты.
Луис отвернулся, как бы желая подчеркнуть, что беседа закончена и больше ничего у него выудить не удастся.
– Можете не утруждать себя, – откликнулся я ядовитым смешком. – Сейчас все уже достаточно прозрачно. Недаром излюбленная поговорка александрийцев гласит: «Держи язык за зубами и молись богу!». В этом городе бог Винцент Басани. Вы его боитесь, как и все остальные александрийцы. Признайтесь, Луис, вы ведь втайне убеждены, что ограбление связано с Винцентом Басани?
Луис громко засмеялся.
– Выходит, вы заразились всеобщим предубеждением!.. Перед вами факты, как разобранные детали часового механизма. Попытайтесь беспристрастно покопаться в этих деталях и отыскать связующую нить!
– В каких фактах? В тех, которые вы мне сообщили?
– Сейф обчистил Альберт Герштейн, это непреложный факт, – не обращая внимания на мою реплику, продолжал Луис. – Но кто стоял за кулисами? Почему Альберт, прежде чем сесть в лендровер, который доставил его к банку, прошел окольным путем через двор Ионатана Крюдешанка? Что он там искал?
– Вы диктуете условия игры, Луис, – заметил я. – И несомненно, ожидаете, что мои ходы, мои умственные ходы будут соответствовать этим навязанным правилам игры… Ну, что же… Допустим, Альберт Герштейн, прежде чем сесть в машину, действительно заходил в соседский двор. Или в соседский дом. В таком случае, единственное логическое умозаключение – он зашел туда за ключами от сейфа.
– Отлично! – Луис презрительно рассмеялся. – По-вашему, получается, что ключи передал Альберту Ричард Бейдеван?
– Не вижу в этом ничего неправдоподобного, – возразил я, уязвленный в своем самолюбии.
– Не видите? – Луис продолжал смеяться. – Когда же это он успел передать ключи? Вспомните ситуацию? Пока Ионатан Крюдешанк в соседней комнате разговаривает по телефону, режиссер, зная, что хозяин в любую секунду может вернуться в гостиную, забирается на стул, отодвигает картину, отпирает тайник… Чем отпирает? Ключом, который, как вы сами слыхали, постоянно находился у Крюдешанка в кармане?!
16
Мы оба замолчали. Я собирался кое-что спросить, но Луис, не желая, очевидно, продолжать разговор об ограблении банка, привлек мое внимание к Пророку.
– Глядите, как он прилип взглядом к потолку! – Луис сыпал слова, словно горох. – Кажется, он надеется, что из потолка высунется рука. Разумеется, длань нашего спасителя Иисуса Христа. Правда, не с рыбой, как в благословенные дни Иеремии Александера. Пророк уверен, что в наше время Спаситель может явиться людям лишь с пулеметом в руке… А вы поняли, почему он глядит на потолок? Его суггестируют картинки, которые там мелькают)
Луис имел ввиду диапозитивы, демонстрация которых каждые четверть часа дополняла музыкальную программу.
Я, признаться, не сразу обратил должное внимание на этот аттракцион. Вначале – тщась догадаться, зачем Луис привел меня сюда, впоследствии – напряженно вслушиваясь в его повествование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Итак, вы полагаете, что Карпентер действовал вопреки собственной воле, подчиняясь насилию? – резюмировал я.
– Так мне показалось, – и на сей раз он ответил ставшей уже стереотипной фразой. – Мне ведь не известен замысел гангстеров в его первоначальном варианте. И какая роль была отведена в нем Уолтеру Карпентеру.
– Роль? Вы так считаете? – засомневался я.
– Лично мне кажется, что Карпентер так или иначе был вовлечен в операцию. По-другому не объяснить, почему так называемые съемки происходили в отсутствие Ричарда Бейдевана.
– Разумеется, отснять центральный эпизод без режиссера фильма – это ни в какие ворота не лезет. Но вы забыли, что в этом эпизоде у Теи Кильсеймур была такая же нагрузка, как и у Альберта Герштейна, однако и ее не допустили.
Луис ответил не сразу. После некоторой паузы он покачал головой:
– Вы вроде бы права… Но с другой стороны,…
– Что вы имеете ввиду? – спросил я, почувствовав в его голосе некоторое сомнение в правильности моего аргумента.
– Мне кажется, Ричарда Бейдевана и Тею Кильсеймур не стоит заранее столь категорически отделять от «темных фигур», – сказал Луис. – Думаю, в этой шахматной партии им обоим также была выделена некая исходная позиция. Но в последний момент произошла замена фигур. В результате Карпентер из добровольного помощника был превращен в чисто механического исполнителя, вынужденного действовать по чужому приказу. Лишний раз напомню, это всего-навсего гипотеза, к тому же, возможно, слишком субъективная. Так что стопроцентно полагаться на нее едва ли следует.
Дальше Луис поведал о том, что мне уже было известно из других источников.
После съемок подвизавшийся в фильме в роли рядового члена банды Кристиан Арчински и банковский посыльный спустились в подвал, чтобы пошутить с охранником. На иронический вопрос тот со смехом ответил: «Ничего не оставили. Все подчистую!».
– Когда я спустился вниз и нажал звонок, то услышал от него то же самое, – рассказал Луис.
– Как вам вообще пришло в голову спуститься вниз? – спросил я, надеясь, что этот каверзный вопрос застанет Луиса врасплох.
Он действительно смутился.
– Спуститься вниз? – повторил он, как бы пытаясь уйти от ответа. – Сам не знаю. То есть…
Луис внезапно замолчал, делая вид, будто оглядывает затянутый дымовой завесой зал.
Я невольно проследил за его взглядом.
За сизым прозрачным покрывалом дыма выделялась оригинальная фигура Пророка. Совершенно неподвижный, словно превращенный колдуном в гранитную глыбу, он казался погруженным в транс.
Нашу нишу накрыл похожий на пушечную канонаду лязг ударных инструментов и металлический грохот. Это была сочиненная в рок-стиле «Автомобильная серенада», единственное чисто инструментальное произведение Ральфа Герштейна, включенное в долгоиграющую пластинку «Ревущих бизонов».
Луис возобновил свой рассказ:
– Одним словом, я нажал звонок и стал ожидать охранника, который должен был отпереть дверь. Я еще не успел ничего сказать, а по ту сторону двери уже раздался смех, сопровождаемый словами: «Ничего не оставили! Все подчистую!». Я постоял у дверей несколько минут, затем снова нажал звонок. На этот раз я пояснил, что мне надо войти, чтобы выбрать кое-что из своего сейфа…
– Получается, у вас свой депозит в банке? – прервал я его.
– Допустим. У вас есть какие-нибудь возражения?
– Никаких, абонируйте, по мне, что угодно, – я пожал плечами. – Если это не секрет, можно все же узнать, что вы там храните?
– Любовные письма. Переписку с женой моего редактора, если это вас устраивает, – ядовито отрезал Луис. – Если не ошибаюсь, мы говорим отнюдь не о моих личных делах, а об ограблении… Одним словом, я попросил охранника впустить меня и в ответ услышал тот же самый идиотский смех…
– И те же самые слова, – дополнил я. – Знаю. В отличие от Кристиана Арчински и банковского посыльного вы, должно быть, догадались, что это не сам охранник.
– Да, я сразу же сообразил, что это всего лишь голос охранника, зафиксированный на магнитофонной пленке. Единственное, чего я до сих пор не пойму, как удалось сделать эту запись?
– Не знаю, – покачал я головой, но неожиданно что-то вспомнил. – Скорее всего, во время репетиции! – воскликнул я, обрадованный своей догадкой.
– Во время репетиции? Впервые слышу, – засомневался Луис. – Откуда у вас такая информация?
– От Дэрти. Режиссер репетировал с Альбертом соответствующую сцену в подвальном помещении. Надо думать, охранник в тот раз и позволил себе пошутить, будто банк основательно ограбили.
Луис задумчиво поглядел на дым, который, подобно серому илистому течению, медленно растекался по залу, и подал реплику не сразу.
– Кроме Ричарда Бейдевана, Альберта Герштейна и охранника, кто еще присутствовал на репетиции?
Я попытался вспомнить, но ответить в точности не мог.
– Кажется, сам Ионатан Крюдешанк, – неуверенно сказал я.
– Крюдешанк? – Луис напрягся, но сразу же, не дожидаясь моего подтверждения, продолжил рассказ: – Одним словом, стою я за дверью, а по ту сторону звучит этот идиотский хохот, эти идиотские фразы… Голос охранника смолкает, небольшая пауза и опять то же самое. Нервы у меня довольно крепкие, но, признаться, мне стало как-то не по себе…
Луис помолчал, затем, наклонившись ко мне, шепнул:
– А сейчас вы услышите самое главное: внезапно сквозь этот ужасный смех прорвалось еле уловимое бормотание. Это бормотал охранник собственной персоной… Угадайте, что я услышал?
Я пожал плечами.
– «Не убивайте меня, господин Герштейн! Бога ради, не убивайте!..» Вот его подлинные слова.
– Охранник бредил? – предположил я.
– Да, бредил, но это не был обыкновенный бред. Потерявший сознание охранник как-будто продолжал подсознательно обращаться к Альберту… В моем воображении возникла такая примерно картина: Альберт Герштейн замахивается автоматом, собираясь ударить охранника прикладом по голове. Охранник, решив, что его хотят прикончить, умоляет пощадить его жизнь. Удар. Охранник, теряя сознание, падает… Ну, вот и весь мой рассказ, – закончил Луис. – Если эта воображаемая картина соответствует действительности, что, по-вашему, произошло затем между Альбертом Герштейном и Уолтером Карпентером?
Я некоторое время, пытаясь в мыслях переварить его рассказ, молчал. Неуверенно предположил:
– Если то, что вы рассказали, соответствует правде, напрашивается вывод…
– Давайте, я скажу, – прервал меня Луис. – Напрашивается вывод, что кроме Карпентера охранник был единственным человеком, слышавшим голос бандита. И по голосу он безошибочно узнал в замаскированном грабителе Альберта Герштейна!
– Версия убедительна, – сказал я. – Но тогда тем более непонятно ваше поведение. Вы ушли из банка, не сказав никому ни слова!
– Ну и что? Вы меня осуждаете?
– Из-за вас раскрытие преступления, вернее, сам факт, что съемки фильма использованы для преступления…
Я внезапно почувствовал такой прилив раздражения, что не смог закончить фразу.
– Совершенно верно, – сухо подтвердил Луис. – Факт, что во время съемок центрального эпизода фильма банк ограбили, сравнительно продолжительное по моей вине время не был никому известен.
– А тем временем добычу… – я по-прежнему еще не овладел собой.
– Успели хорошенько припрятать, – Луис усмехнулся. – Возможно, даже вывезти из Александрии. Не отрицаю. Трюк с записанной на пленку репликой охранника, насколько я понимаю, был придуман, дабы грабители сумели выиграть время для транспортировки добычи. Вы вольны считать, что своим молчанием я стал как бы соучастником преступления, – с вызовом сказал Луис.
– Если и не соучастником, то во всяком случае…
– Вы оценили хотя бы тот факт, что я вам первому рассказал о своем посещении банка? – Луис опять усмехнулся.
– Почему именно мне? – осведомился я, пытаясь наконец осмыслить, какую цель преследует Луис.
– Я кое-что слышал о вас. Вы в свое время работали фотокорреспондентом в уголовном отделе столичной газеты. Это, несомненно, очко в вашу пользу. К тому же, надеюсь, что вы, как гость, а не постоянный житель Александрии, сумеете сопоставить и проанализировать факты без той предвзятости, которая влияет на суждения нашего начальника полиции.
Я ответил на этот комплимент неопределенным жестом:
– Благодарю за высокое, хотя едва ли заслуженное мнение обо мне. Раз уж вы считаете меня достойным доверия, то скажите хотя бы, почему вы так долго молчали?
– У меня на то свои причины. Пока не вижу оснований раскрывать до конца карты.
Луис отвернулся, как бы желая подчеркнуть, что беседа закончена и больше ничего у него выудить не удастся.
– Можете не утруждать себя, – откликнулся я ядовитым смешком. – Сейчас все уже достаточно прозрачно. Недаром излюбленная поговорка александрийцев гласит: «Держи язык за зубами и молись богу!». В этом городе бог Винцент Басани. Вы его боитесь, как и все остальные александрийцы. Признайтесь, Луис, вы ведь втайне убеждены, что ограбление связано с Винцентом Басани?
Луис громко засмеялся.
– Выходит, вы заразились всеобщим предубеждением!.. Перед вами факты, как разобранные детали часового механизма. Попытайтесь беспристрастно покопаться в этих деталях и отыскать связующую нить!
– В каких фактах? В тех, которые вы мне сообщили?
– Сейф обчистил Альберт Герштейн, это непреложный факт, – не обращая внимания на мою реплику, продолжал Луис. – Но кто стоял за кулисами? Почему Альберт, прежде чем сесть в лендровер, который доставил его к банку, прошел окольным путем через двор Ионатана Крюдешанка? Что он там искал?
– Вы диктуете условия игры, Луис, – заметил я. – И несомненно, ожидаете, что мои ходы, мои умственные ходы будут соответствовать этим навязанным правилам игры… Ну, что же… Допустим, Альберт Герштейн, прежде чем сесть в машину, действительно заходил в соседский двор. Или в соседский дом. В таком случае, единственное логическое умозаключение – он зашел туда за ключами от сейфа.
– Отлично! – Луис презрительно рассмеялся. – По-вашему, получается, что ключи передал Альберту Ричард Бейдеван?
– Не вижу в этом ничего неправдоподобного, – возразил я, уязвленный в своем самолюбии.
– Не видите? – Луис продолжал смеяться. – Когда же это он успел передать ключи? Вспомните ситуацию? Пока Ионатан Крюдешанк в соседней комнате разговаривает по телефону, режиссер, зная, что хозяин в любую секунду может вернуться в гостиную, забирается на стул, отодвигает картину, отпирает тайник… Чем отпирает? Ключом, который, как вы сами слыхали, постоянно находился у Крюдешанка в кармане?!
16
Мы оба замолчали. Я собирался кое-что спросить, но Луис, не желая, очевидно, продолжать разговор об ограблении банка, привлек мое внимание к Пророку.
– Глядите, как он прилип взглядом к потолку! – Луис сыпал слова, словно горох. – Кажется, он надеется, что из потолка высунется рука. Разумеется, длань нашего спасителя Иисуса Христа. Правда, не с рыбой, как в благословенные дни Иеремии Александера. Пророк уверен, что в наше время Спаситель может явиться людям лишь с пулеметом в руке… А вы поняли, почему он глядит на потолок? Его суггестируют картинки, которые там мелькают)
Луис имел ввиду диапозитивы, демонстрация которых каждые четверть часа дополняла музыкальную программу.
Я, признаться, не сразу обратил должное внимание на этот аттракцион. Вначале – тщась догадаться, зачем Луис привел меня сюда, впоследствии – напряженно вслушиваясь в его повествование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45