Я нахожусь на «Бретани» с одной весьма любопытной миссией, от выполнения которой зависят жизни множества людей… Э, господин Вульф, вы меня слушаете?
* * *
Самое серьезное испытание, которое может ждать врача, – это проведение операции, спасающей жизнь близкого ему человека. Самое большое испытание для сыщика – это расследование дела о смерти хорошо знакомого и симпатичного ему человека.
Именно такая мысль пришла в голову комиссару Вондрачеку, когда он увидел труп Сергея Николаевича Вульфа. В том, что его русский знакомый мертв, сомневаться не приходилось: достаточно было взглянуть в застывшие глаза, сохранявшие какое-то странное выражение – нечто вроде смеси ужаса, изумления и… усмешки.
Стараясь оставаться незамеченным, Вондрачек продолжал следить за англичанином, поэтому он видел, как Сильверстоун направился в тот отсек парохода, где находилась каюта Вульфа. Выждав какое-то время, комиссар решил узнать, о чем идет разговор между двумя столь разными собеседниками. Снедаемый любопытством и похожий на большого старого кота, Вондрачек осторожно подкрался к двери каюты Вульфа. За ней было тихо. Комиссар постучал – никто не ответил, и тогда он нажал ручку дверцы.
Сергей Николаевич, полностью одетый, лежал на своей койке, устремив застывший взгляд в потолок. В каюте царил полумрак, а воздух был пропитан ароматным дымом хорошей сигары. Вондрачек бегло осмотрел место нового убийства – а в том, что это было именно убийство, он ни секунды не сомневался, – после чего глубоко вздохнул, еще раз взглянул на своего русского знакомого и отправился звать капитана.
Через десять минут он вернулся в каюту Вульфа, сопровождаемый капитаном Гильбо и судовым врачом – невысоким медлительным бельгийцем с трудной фламандской фамилией, запомнить которую комиссару оказалось не под силу.
Увидев мертвого пассажира, капитан глухо выругался, а судовой врач немедленно приступил к осмотру тела.
– У вас есть подозрения на убийство? – Капитан Гильбо обращался к Вондрачеку, который внимательно наблюдал за действиями врача.
– Больше, чем подозрения, – мрачно отозвался комиссар. – Я сам видел убийцу, который вошел в этот номер около часа назад. Они с покойным были знакомы еще с четырнадцатого года, и разговор у них, судя по количеству сигарного пепла, был долгим.
– Политика?
– А что сейчас обходится без политики?
– И кто же этот человек?
– Мне не известно, под каким именем он зарегистрирован в списках пассажиров вашего парохода, но я знаю, что он занимает одноместную каюту первого класса под номером двадцать восемь. В свое время этот человек звался лордом Льюисом Сильверстоуном.
– А, англичанин! – И капитан отпустил какое-то короткое ругательство, которое Вондрачек, не слишком хорошо знавший французский язык, просто не понял. – Но за что он мог задушить этого русского?
– Простите, капитан, – вмешался судовой врач. – Но почему вы так уверенно говорите об удушении? Здесь более уместно предположить сердечный приступ.
– Ерунда! – сердито буркнул Вондрачек. – Какой приступ? Вы что – не видите этих синяков на шее покойного?
– Они могли быть оставлены слишком тугим воротничком манишки, – возразил врач. – После того как в результате приступа этот господин упал на постель и потерял сознание, воротничок мог вдавиться в его шею и оставить эти следы.
– А вы не думаете, что господина Вульфа сначала начали душить, и именно это стало причиной приступа, повлекшего за собой смерть? – упорствовал комиссар.
– Такой вариант не исключен, – согласился врач, – однако окончательный ответ о подлинной причине смерти можно будет дать только после вскрытия.
После этого заявления оба спорящих вопросительно посмотрели на капитана Гильбо.
– Следовательно, он мог умереть и своей смертью? – резюмировал тот.
– Да нет же, капитан, – горячился раздосадованный Вондрачек, – уверяю вас, что это классическое убийство. Ну посудите сами – один человек приходит в гости к другому, какое-то время они беседуют, а затем гость незаметно исчезает, оставив на кровати труп хозяина. Если у вашего собеседника в разгар беседы начинается сердечный приступ, то вы, наверное, поспешите за врачом, не так ли? В данном случае этого не было сделано, а потому самым вероятным остается мое предположение: господин Сильверстоун начал душить господина Вульфа, после чего у последнего начался сердечный приступ.
– Вполне вероятно, – согласился было врач, но тут же привел новое возражение: – Однако когда один человек душит другого, то последний, естественно, будет сопротивляться. В результате этого неизбежно останутся следы борьбы. Мы же видим, что покойный лежит в свободной позе, и ничто не говорит о совершенном над ним физическом насилии.
– Для того чтобы создать впечатление естественной смерти, убийца вполне мог замести следы, – хмуро заметил Вондрачек. – Например, придать трупу естественную позу и ликвидировать следы борьбы.
– Так что вы, черт подери, предлагаете? – утомившись от всех этих препирательств, неожиданно рявкнул Гильбо.
– Немедленно арестовать того человека, на которого я вам укажу, – то есть господина Сильверстоуна. По прибытии в Мексику вы сдадите его мексиканским властям.
– Но, комиссар, ведь у нас пока нет явных доказательств, одни только подозрения…
– Главным доказательством является то, что двадцать шесть лет назад я расследовал дело об убийстве этим же господином одной венгерской танцовщицы и ее импресарио!
* * *
Комиссар Вондрачек помнил об особых отношениях, связывавших Сергея Николаевича Вульфа и фрау Эмилию Лукач, а потому счел своим долгом лично известить ее о случившемся несчастье. В каюте фрау Лукач и ее дочери не оказалось, и тогда комиссар решил подняться на верхнюю прогулочную палубу.
Интуиция не подвела Вондрачека – действительно, неподалеку от фальшборта он увидел две стройные женские фигуры в строгих твидовых костюмах. Однако, уже направляясь к ним, комиссар вдруг сделал одно неприятное открытие. Неподалеку от женщин, небрежно опершись спиной о перила, стоял какой-то невзрачный человек в легком сером пальто с поднятым воротником. На первый взгляд ни в облике, ни в позе этого пассажира не было абсолютно ничего подозрительного – он просто стоял, но именно это-то и зацепило внимание Вондрачека.
Обычный человек не может так умело просто стоять – он будет курить, прогуливаться, любоваться морским пейзажем, перемигиваться с женщинами, насвистывать, зевать, чесаться – короче, что-то делать. И только хорошо тренированный тайный агент обладает таким навыком просто стоять – ничего не делая и при этом не привлекая внимания.
Именно при виде этого невзрачного субъекта комиссара Вондрачека, который прежде столь уверенно убеждал капитана Гильбо арестовать англичанина, что в конце концов добился своего, впервые охватили сомнения. А не поторопился ли он с арестом Сильверстоуна? Что, если тот ведет гораздо более сложную и тонкую игру и на борту «Бретани» у него есть помощники? Не лучше ли было продолжать наблюдение? Вондрачек вздохнул: черт бы подрал эту проклятую политику, когда аресту обыкновенного убийцы могут помешать так называемые «высшие соображения»!
Спиной ощущая на себе взгляд субъекта в сером пальто, Вондрачек приблизился к обеим дамам и, слегка поклонившись, учтиво приподнял котелок.
– Добрый день, – приветливо отозвалась Эмилия, улыбаясь комиссару. – Вот, Берта, позволь представить тебе еще одного знакомого из моей минувшей молодости – комиссара венской полиции господина Вондрачека.
– Бывшего комиссара, фрау Лукач. Кстати, вы напрасно считаете свою молодость минувшей. Она не только продолжается, но, на мой взгляд, никогда и не кончится.
– Благодарю вас.
– Мне очень приятно, – заявила Берта, оглядывая комиссара веселыми глазами, и вдруг добавила: – Знаете, а вы похожи на Эркюля Пуаро!
– Не имею чести знать этого господина.
– Как, неужели вы не читали романов знаменитой английской писательницы Агаты Кристи?
– Увы, фрейлейн, нет.
– А разве сыщики не любят читать друг о друге? – не унималась Берта.
– Настоящие сыщики предпочитают читать или писать протоколы, – со вздохом признался Вондрачек. – А детективы – это всего лишь одно из развлечений скучающей публики.
– А разве… – снова начала было Берта, но тут мать, понявшая по лицу Вондрачека, что он подошел не просто так, одернула расшалившуюся дочь.
– Помолчи, детка. Комиссар хочет мне что-то сказать, а ты не даешь ему рта раскрыть. Ведь я права? Вы хотели мне что-то сказать или о чем-то спросить?
– Увы, фрау Лукач. Боюсь, что мое известие причинит вам боль.
– Говорите! – напряженно блеснув глазами, тут же потребовала Эмилия, мгновенно перестав улыбаться.
– Полчаса назад господин Вульф был найден в своей каюте мертвым.
Эмилия, даже не вскрикнув, мгновенно отвернулась в сторону моря и тут же опустила голову. Она не проронила ни одного звука, но комиссар не сомневался в том, что женщина пытается скрыть слезы.
– Бедный господин Вульф! – потрясение прошептала Берта. – А что с ним случилось?
– Судовой врач подозревает сердечный приступ.
Странное дело – несколько минут назад Вондрачек яростно оспаривал эту версию, настаивая на убийстве, но теперь почему-то решил сообщить именно ее.
Одна из причин этою была очевидной – не стоит лишний раз волновать пассажиров; но главное состояло в другом – известие о естественной и быстрой смерти близкого человека должно причинять меньшую боль, чем известие о смерти насильственной и таинственной.
– Какая жалость! – В глазах Берты заблестели слезы. – Наверное, это сказались последствия его фронтовой контузии. Помнишь, мама, он рассказывал нам о том, что у него было больное сердце и врачи даже запретили ему курить?
Эмилия кивнула и, прижимая к лицу платок, обернулась к комиссару.
– Я могу на него взглянуть?
– Пока нет, позже… Кстати… – Комиссар полез в карман своего пиджака. – Я подумал, что вам, возможно, захочется оставить на память что-нибудь из вещей господина Вульфа. Это – немецкий журнал, издававшийся в Берлине до тридцать третьего года. Здесь напечатано его эссе о Гейне. – И комиссар передал Эмилии журнал, найденный им на столике в каюте Вульфа.
– Благодарю вас.
– Мсье Вондрачек, будьте любезны!
Комиссар оглянулся. Капитан Гильбо, поднимаясь по трапу, уже издали подавал ему энергичные знаки.
– Извините, фрау Лукач. Всего доброго, фрейлейн.
Направляясь к капитану, Вондрачек еще успел услышать быстрый вопрос дочери и немедленный ответ матери.
– Мама, а что тебя связывало с господином Вульфом?
– Самые трогательные воспоминания молодости!
– Ну что, вы его арестовали? – первым спросил Вондрачек, стоило ему сблизиться с капитаном.
– Черта с два! – сердито огрызнулся тот. – Ну и в историю же вы меня втравили!
– В чем дело? Он сбежал? – Комиссар Вондрачек сначала подумал о шлюпке и лишь потом осознал всю нелепость своего вопроса.
Капитан Гильбо выпучил глаза.
– Бежал? Бросьте, мы находимся в открытом океане!
– Тогда что стряслось?
– Вы говорили, что этот ваш Сильверстоун англичанин?
– Да, и что?
– У него германский дипломатический паспорт, а потому он обладает неприкосновенностью!
Глава 5
Ирония и смерть
… Не грубая сила и нетерпеливый мужской напор, не застенчивая мольба и робкие, дрожащие прикосновения, а именно эта спонтанно возникшая вспышка дерзновенно-нежной страсти покорила Эмилию, лишив ее желания сопротивляться и погрузив в какое-то странно-блаженное состояние, когда можно позволить себе отдаться захлестывающей волне ощущений и не останавливать нетерпеливого поклонника.
Именно так все и было в ту далекую июльскую ночь 1914 года, когда Эмилия и Вульф возвращались из казино в полутемном фиакре… Она была в вечернем платье с глубоким декольте, и он немедленно этим воспользовался, сняв с нее накидку и прильнув горячими губами к ее волнующейся груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
* * *
Самое серьезное испытание, которое может ждать врача, – это проведение операции, спасающей жизнь близкого ему человека. Самое большое испытание для сыщика – это расследование дела о смерти хорошо знакомого и симпатичного ему человека.
Именно такая мысль пришла в голову комиссару Вондрачеку, когда он увидел труп Сергея Николаевича Вульфа. В том, что его русский знакомый мертв, сомневаться не приходилось: достаточно было взглянуть в застывшие глаза, сохранявшие какое-то странное выражение – нечто вроде смеси ужаса, изумления и… усмешки.
Стараясь оставаться незамеченным, Вондрачек продолжал следить за англичанином, поэтому он видел, как Сильверстоун направился в тот отсек парохода, где находилась каюта Вульфа. Выждав какое-то время, комиссар решил узнать, о чем идет разговор между двумя столь разными собеседниками. Снедаемый любопытством и похожий на большого старого кота, Вондрачек осторожно подкрался к двери каюты Вульфа. За ней было тихо. Комиссар постучал – никто не ответил, и тогда он нажал ручку дверцы.
Сергей Николаевич, полностью одетый, лежал на своей койке, устремив застывший взгляд в потолок. В каюте царил полумрак, а воздух был пропитан ароматным дымом хорошей сигары. Вондрачек бегло осмотрел место нового убийства – а в том, что это было именно убийство, он ни секунды не сомневался, – после чего глубоко вздохнул, еще раз взглянул на своего русского знакомого и отправился звать капитана.
Через десять минут он вернулся в каюту Вульфа, сопровождаемый капитаном Гильбо и судовым врачом – невысоким медлительным бельгийцем с трудной фламандской фамилией, запомнить которую комиссару оказалось не под силу.
Увидев мертвого пассажира, капитан глухо выругался, а судовой врач немедленно приступил к осмотру тела.
– У вас есть подозрения на убийство? – Капитан Гильбо обращался к Вондрачеку, который внимательно наблюдал за действиями врача.
– Больше, чем подозрения, – мрачно отозвался комиссар. – Я сам видел убийцу, который вошел в этот номер около часа назад. Они с покойным были знакомы еще с четырнадцатого года, и разговор у них, судя по количеству сигарного пепла, был долгим.
– Политика?
– А что сейчас обходится без политики?
– И кто же этот человек?
– Мне не известно, под каким именем он зарегистрирован в списках пассажиров вашего парохода, но я знаю, что он занимает одноместную каюту первого класса под номером двадцать восемь. В свое время этот человек звался лордом Льюисом Сильверстоуном.
– А, англичанин! – И капитан отпустил какое-то короткое ругательство, которое Вондрачек, не слишком хорошо знавший французский язык, просто не понял. – Но за что он мог задушить этого русского?
– Простите, капитан, – вмешался судовой врач. – Но почему вы так уверенно говорите об удушении? Здесь более уместно предположить сердечный приступ.
– Ерунда! – сердито буркнул Вондрачек. – Какой приступ? Вы что – не видите этих синяков на шее покойного?
– Они могли быть оставлены слишком тугим воротничком манишки, – возразил врач. – После того как в результате приступа этот господин упал на постель и потерял сознание, воротничок мог вдавиться в его шею и оставить эти следы.
– А вы не думаете, что господина Вульфа сначала начали душить, и именно это стало причиной приступа, повлекшего за собой смерть? – упорствовал комиссар.
– Такой вариант не исключен, – согласился врач, – однако окончательный ответ о подлинной причине смерти можно будет дать только после вскрытия.
После этого заявления оба спорящих вопросительно посмотрели на капитана Гильбо.
– Следовательно, он мог умереть и своей смертью? – резюмировал тот.
– Да нет же, капитан, – горячился раздосадованный Вондрачек, – уверяю вас, что это классическое убийство. Ну посудите сами – один человек приходит в гости к другому, какое-то время они беседуют, а затем гость незаметно исчезает, оставив на кровати труп хозяина. Если у вашего собеседника в разгар беседы начинается сердечный приступ, то вы, наверное, поспешите за врачом, не так ли? В данном случае этого не было сделано, а потому самым вероятным остается мое предположение: господин Сильверстоун начал душить господина Вульфа, после чего у последнего начался сердечный приступ.
– Вполне вероятно, – согласился было врач, но тут же привел новое возражение: – Однако когда один человек душит другого, то последний, естественно, будет сопротивляться. В результате этого неизбежно останутся следы борьбы. Мы же видим, что покойный лежит в свободной позе, и ничто не говорит о совершенном над ним физическом насилии.
– Для того чтобы создать впечатление естественной смерти, убийца вполне мог замести следы, – хмуро заметил Вондрачек. – Например, придать трупу естественную позу и ликвидировать следы борьбы.
– Так что вы, черт подери, предлагаете? – утомившись от всех этих препирательств, неожиданно рявкнул Гильбо.
– Немедленно арестовать того человека, на которого я вам укажу, – то есть господина Сильверстоуна. По прибытии в Мексику вы сдадите его мексиканским властям.
– Но, комиссар, ведь у нас пока нет явных доказательств, одни только подозрения…
– Главным доказательством является то, что двадцать шесть лет назад я расследовал дело об убийстве этим же господином одной венгерской танцовщицы и ее импресарио!
* * *
Комиссар Вондрачек помнил об особых отношениях, связывавших Сергея Николаевича Вульфа и фрау Эмилию Лукач, а потому счел своим долгом лично известить ее о случившемся несчастье. В каюте фрау Лукач и ее дочери не оказалось, и тогда комиссар решил подняться на верхнюю прогулочную палубу.
Интуиция не подвела Вондрачека – действительно, неподалеку от фальшборта он увидел две стройные женские фигуры в строгих твидовых костюмах. Однако, уже направляясь к ним, комиссар вдруг сделал одно неприятное открытие. Неподалеку от женщин, небрежно опершись спиной о перила, стоял какой-то невзрачный человек в легком сером пальто с поднятым воротником. На первый взгляд ни в облике, ни в позе этого пассажира не было абсолютно ничего подозрительного – он просто стоял, но именно это-то и зацепило внимание Вондрачека.
Обычный человек не может так умело просто стоять – он будет курить, прогуливаться, любоваться морским пейзажем, перемигиваться с женщинами, насвистывать, зевать, чесаться – короче, что-то делать. И только хорошо тренированный тайный агент обладает таким навыком просто стоять – ничего не делая и при этом не привлекая внимания.
Именно при виде этого невзрачного субъекта комиссара Вондрачека, который прежде столь уверенно убеждал капитана Гильбо арестовать англичанина, что в конце концов добился своего, впервые охватили сомнения. А не поторопился ли он с арестом Сильверстоуна? Что, если тот ведет гораздо более сложную и тонкую игру и на борту «Бретани» у него есть помощники? Не лучше ли было продолжать наблюдение? Вондрачек вздохнул: черт бы подрал эту проклятую политику, когда аресту обыкновенного убийцы могут помешать так называемые «высшие соображения»!
Спиной ощущая на себе взгляд субъекта в сером пальто, Вондрачек приблизился к обеим дамам и, слегка поклонившись, учтиво приподнял котелок.
– Добрый день, – приветливо отозвалась Эмилия, улыбаясь комиссару. – Вот, Берта, позволь представить тебе еще одного знакомого из моей минувшей молодости – комиссара венской полиции господина Вондрачека.
– Бывшего комиссара, фрау Лукач. Кстати, вы напрасно считаете свою молодость минувшей. Она не только продолжается, но, на мой взгляд, никогда и не кончится.
– Благодарю вас.
– Мне очень приятно, – заявила Берта, оглядывая комиссара веселыми глазами, и вдруг добавила: – Знаете, а вы похожи на Эркюля Пуаро!
– Не имею чести знать этого господина.
– Как, неужели вы не читали романов знаменитой английской писательницы Агаты Кристи?
– Увы, фрейлейн, нет.
– А разве сыщики не любят читать друг о друге? – не унималась Берта.
– Настоящие сыщики предпочитают читать или писать протоколы, – со вздохом признался Вондрачек. – А детективы – это всего лишь одно из развлечений скучающей публики.
– А разве… – снова начала было Берта, но тут мать, понявшая по лицу Вондрачека, что он подошел не просто так, одернула расшалившуюся дочь.
– Помолчи, детка. Комиссар хочет мне что-то сказать, а ты не даешь ему рта раскрыть. Ведь я права? Вы хотели мне что-то сказать или о чем-то спросить?
– Увы, фрау Лукач. Боюсь, что мое известие причинит вам боль.
– Говорите! – напряженно блеснув глазами, тут же потребовала Эмилия, мгновенно перестав улыбаться.
– Полчаса назад господин Вульф был найден в своей каюте мертвым.
Эмилия, даже не вскрикнув, мгновенно отвернулась в сторону моря и тут же опустила голову. Она не проронила ни одного звука, но комиссар не сомневался в том, что женщина пытается скрыть слезы.
– Бедный господин Вульф! – потрясение прошептала Берта. – А что с ним случилось?
– Судовой врач подозревает сердечный приступ.
Странное дело – несколько минут назад Вондрачек яростно оспаривал эту версию, настаивая на убийстве, но теперь почему-то решил сообщить именно ее.
Одна из причин этою была очевидной – не стоит лишний раз волновать пассажиров; но главное состояло в другом – известие о естественной и быстрой смерти близкого человека должно причинять меньшую боль, чем известие о смерти насильственной и таинственной.
– Какая жалость! – В глазах Берты заблестели слезы. – Наверное, это сказались последствия его фронтовой контузии. Помнишь, мама, он рассказывал нам о том, что у него было больное сердце и врачи даже запретили ему курить?
Эмилия кивнула и, прижимая к лицу платок, обернулась к комиссару.
– Я могу на него взглянуть?
– Пока нет, позже… Кстати… – Комиссар полез в карман своего пиджака. – Я подумал, что вам, возможно, захочется оставить на память что-нибудь из вещей господина Вульфа. Это – немецкий журнал, издававшийся в Берлине до тридцать третьего года. Здесь напечатано его эссе о Гейне. – И комиссар передал Эмилии журнал, найденный им на столике в каюте Вульфа.
– Благодарю вас.
– Мсье Вондрачек, будьте любезны!
Комиссар оглянулся. Капитан Гильбо, поднимаясь по трапу, уже издали подавал ему энергичные знаки.
– Извините, фрау Лукач. Всего доброго, фрейлейн.
Направляясь к капитану, Вондрачек еще успел услышать быстрый вопрос дочери и немедленный ответ матери.
– Мама, а что тебя связывало с господином Вульфом?
– Самые трогательные воспоминания молодости!
– Ну что, вы его арестовали? – первым спросил Вондрачек, стоило ему сблизиться с капитаном.
– Черта с два! – сердито огрызнулся тот. – Ну и в историю же вы меня втравили!
– В чем дело? Он сбежал? – Комиссар Вондрачек сначала подумал о шлюпке и лишь потом осознал всю нелепость своего вопроса.
Капитан Гильбо выпучил глаза.
– Бежал? Бросьте, мы находимся в открытом океане!
– Тогда что стряслось?
– Вы говорили, что этот ваш Сильверстоун англичанин?
– Да, и что?
– У него германский дипломатический паспорт, а потому он обладает неприкосновенностью!
Глава 5
Ирония и смерть
… Не грубая сила и нетерпеливый мужской напор, не застенчивая мольба и робкие, дрожащие прикосновения, а именно эта спонтанно возникшая вспышка дерзновенно-нежной страсти покорила Эмилию, лишив ее желания сопротивляться и погрузив в какое-то странно-блаженное состояние, когда можно позволить себе отдаться захлестывающей волне ощущений и не останавливать нетерпеливого поклонника.
Именно так все и было в ту далекую июльскую ночь 1914 года, когда Эмилия и Вульф возвращались из казино в полутемном фиакре… Она была в вечернем платье с глубоким декольте, и он немедленно этим воспользовался, сняв с нее накидку и прильнув горячими губами к ее волнующейся груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48