Живущие вокруг люди давно отказались от жалоб: они предпочитали погромче включать телевизоры и приемники или же не бывать дома по вечерам, когда в трактире играл оркестр. Сегодня был вечер блюзов – брались три основных аккорда, добавлялось несколько музыкальных завитушек, и все это пропускалось через усилители, да тан, что не выдерживала никакая критика.
Нейлор протиснулся обратно через весь переполненный зал, пролив по пути всего несколько капель из пинтовых кружек пива.
– Зачем столько? – заорал Дивайн, стараясь перекричать грохот. – Мы же хотели взять по половинке?
Если Нейлор и слышал его, то предпочел не отвечать. Он пролез к Дивайну, сидевшему с каким-то бродягой и худощавым типом, похожим на студента, на котором висела гирлянда политических значков. У того была бородка клинышком и сдвинутая набок островерхая темно-синяя шапка.
– Какого черта мы тут делаем? – прокричал Нейлор на ухо Дивайну.
– Глядим в оба, сам знаешь.
Месяц назад бригада по борьбе с наркобизнесом перехватила два пухлых конверта, адресованных известному перекупщику, который жил над магазином видеоаппаратуры недалеко от Альфретон-роуд. Один из них шел из Канады, другой – из Японии, но первоначальной точкой отправления оказался Пакистан. Все было очень просто, надо только подкупить нескольких чиновников, которые запустят пакеты в почтовую систему, чтобы это выглядело так, будто они отправлены из стран, не вызывающих никакого подозрения у таможенных и акцизных служб, и все в порядке. Вы просто получаете лекарства по почте. Вот почему, в то время как Интерпол и Национальная служба по борьбе с наркобизнесом вылавливают крупную рыбу, Нейлору и Дивайну приходится пить сомнительное пиво и охотиться за мелюзгой.
Было похоже, что это не самая удачная из их ночей.
– Если этот толстый ублюдок, – Дивайн наклонился к Нейлору, указав на человека за роялем, – еще раз заведет песню о путешествии в Чикаго, я сам отвезу его на станцию и запихну в первый попавшийся поезд.
Когда за полчаса до закрытия они вышли из трактира, «Путешествие в Чикаго» еще звучало у них в ушах.
– Чего-нибудь вкусненького? – предложил Дивайн, глядя на вывеску, рекламирующую кебаб на другой стороне улицы.
– Пора домой. – Нейлор покачал головой.
– Что, Дебби ждет? Нейлор пожал плечами.
– Наверное, в постельке? – подмигнул Дивайн. Нейлор оставил машину около участка. Что за черт! В окне второго этажа горел свет, и у него мелькнула мысль зайти в участок, сварить черного кофе, поболтать с ребятами. Но вместо этого он завел машину и отправился домой.
В окнах было темно, лишь маленькая лампочка горела над входной дверью.
В холодильнике стояла открытая пинта молока. Нейлор выпил ее одним махом. Наверное, стоило бы открыть баночку консервов и разогреть себе еду, но вместо этого он взял накрытую блюдцем пиалу, в которой лежали нарезанные фрукты. Пройдя в гостиную, включил телевизор, убрав звук. Какие-то типы, сидя против друг друга, злобно переругивались, а ведущий с серьезным видом подстрекал их. На другом канале какие-то азиаты говорили так быстро, что за ними не поспевали субтитры. «Футбол, специальный выпуск», «Ночные новости». Он переключился на пустой канал и закончил ужин, уставившись на бегающие по экрану пятнышки и слушая гул телевизора.
«Как там жена и ребенок?»
Он знал, что там все в порядке.
– 13 –
Рей валялся в своей комнатушке на пропахшей его спермой и потом узкой кровати и старался не думать о Глории. У нее было всегда улыбающееся лицо, светлые волосы и руки, которые она тянула к нему, лишь заметив: «Рей-о!» Как-то, сидя на заборчике у трактира, он назвал ей свое уменьшительное имя, и она громко прокричала его, подпрыгивая и кружась: «Рей-о! Рей-о! Рей-о!» Не раздумывая, он оторвал ее от земли и закружил, как на ярмарочной карусели: вверх-вниз, вверх-вниз. А она хохотала и дрожала – возбуждение смешивалось со страхом. В следующий раз, через несколько дней, когда она увидела его, потянула за руну свою бабку и показала на него через дорогу: «Рей-о!» Он тогда быстро помахал рукой и пошел своей дорогой.
Рей отбросил одеяло, натянул водолазку и трусы и отправился в ванную. Еще не рассвело.
Спустя пятьдесят минут он вышел из дома через заднюю дверь в холодное сырое утро, неприятно окутавшее его. Он шел через заросшую сорняками площадку, тщательно обходя собачьи какашки, и не чувствовал присутствия черной «сьерры», припаркованной среди других машин у тротуара, не видел направленной на него через приспущенное боковое стекло фотокамеры, не слышал из-за стука каблуков по асфальту щелчков фотоаппарата.
– Интересно, сможете ли вы узнать его, миссис Саммерс?
Линн Келлог разложила на столе фотографии размером двадцать на двадцать пять. Хотя их делали очень поспешно, центральная, снятая крупным планом, была довольно четкой и запечатлела даже облачко пара у губ снятого на фото человека.
– О да, – Эдит Саммерс ткнула пальцем, – вот этот мальчик.
– Мальчик?
– Тот, который так нравился Глории.
– Да?
– Да. Рей-о.
– Это его имя?
– Так звала его Глория. Полагаю, его настоящее имя Реймонд. Рей. Он хороший юноша, не как некоторые.
Когда Линн въезжала в Мейблторп, поток ослепительно ярких солнечных лучей порвал облака, висевшие над ней всю дорогу. Она увидела Эдит Саммерс перед домом, подметавшую метлой на длинной палке короткую дорожку, ведущую к воротам. Эдит настояла на том, чтобы Линн позволила ей открыть новую пачку печенья и заварить свежий чай.
– Что вы имели в виду, миссис Саммерс, когда сказали, что Глории нравился Реймонд?
– Ну, вы знаете, она иногда болтала с ним, была в восторге, когда встречала его. Каждый раз, когда Реймонд видел девочку, он обязательно окликал ее, махал рукой, шутил.
– Где это происходило?
– Простите?
– Когда Глория и Реймонд видели друг друга, где это было?
– На бульваре, по дороге из школы. Иногда на площадке для игр.
– На площадке для игр?
– Да, он бывал там иногда.
– С друзьями?
– Нет. По крайней мере, я их не видела. Скорее всего, сам по себе. Насколько я помню, он всегда был один. Я никогда не видела его с кем-либо еще.
– А где он обычно бывал на площадке?
– Не знаю. Да и какое это имеет значение?
– Около качелей?
– Возможно. Возможно, и около качелей. Но…
– Вы не замечали, дружил ли он еще с какой-нибудь маленькой девочкой, кроме Глории?
– Послушайте…
– Или это была только Глория?
– Послушайте, я не слабоумная и могу понять, куда вы клоните.
– Миссис Саммерс, я не говорю…
– Да-да…
– Все, что я хочу…
– Да, я все поняла.
– Чем его заинтересовала Глория, доверяла ли она ему?
– Послушайте. Я уже сказала вам: он хороший мальчик, вполне приличный, вежливый. То, что вы имеете в виду…
– В тот день, когда вы оставили Глорию на качелях, миссис Саммерс, день, когда она пропала, вспомните, был там Реймонд?
– Нет.
– Постарайтесь вспомнить поточнее.
– Нет. Его там не было.
– Вы уверены в этом? Эдит Саммерс кивнула.
– Прошу вас…
– Если бы он был там, я запомнила бы. Глория обязательно подошла бы к нему. – Она вздохнула. – Если бы Реймонд был там, ничего подобного не случилось бы.
– Почему вы так считаете, миссис Саммерс?
– Потому что тогда я оставила бы ее с ним, в этом нет никаких сомнений. Попросила бы его присмотреть за ней, как делала это и раньше.
Дивайн позвонил хозяину Реймонда по телефону: «Ничего серьезного, совершенные пустяки, конечно, не стоит беспокоиться и что-либо говорить самому парню, но вы можете помочь…»
– Вам лучше подъехать сюда, – ответил хозяин. Дивайн оставил машину на другой стороне дороги, не доезжая ярдов пятидесяти. Никогда нельзя угадать, что упадет на твою машину в таном месте – среди фургонов, вывозящих продукцию с бойни. А он совсем не был уверен, что требуха на голубом крыле его автомобиля будет выглядеть живописно.
– Мистер Хатерсадж скоро будет, – сообщила ему секретарша среднего возраста, проводя через двор в кабинет управляющего, небольшой квадратный закуток со стопками заказов на высоком столе и двумя календарями упаковочных фирм на стенах. Один из календарей заслуживал повторного взгляда – на нем между ног мясной туши торчала воткнутая вилка.
Дивайн приоткрыл дверь, и в комнату ворвался гул рефрижераторов.
Хатерсадж оказался плотным человеком лет пятидесяти в белом запачканном халате. Один глаз у него распух, и в нем застыл гной. Рука, которую он протянул Дивайну, была крепкой и сильной.
– Я никогда не взял бы его, если бы не был обязан Терри. Это его дядя. Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом.
– Ну, до сих пор не приходилось? Хатерсадж медленно покачал головой.
– Пожалуй, у этого парня есть желание работать. Не из тех, кто начинает выставляться, лишь только научится работать не одной, а двумя руками. Умом особо не блещет, но кто отличается этим в наше время, тем более из работающих здесь?
– Значит, на него можно положиться?
– Пожалуй. Что он сделал?
Дивайн не ответил. Вместо этого он спросил о часах работы Рея. Хотя многие на бойне трудились посменно, у Рея всегда была только дневная смена: с восьми утра до четырех – половины пятого.
– Пять дней в неделю? – спросил Дивайн. – Шесть?
– Как правило, пять и полдня в субботу. Иногда дополнительно в воскресенье.
– Тоже полдня?
– По часам.
– И иногда, в таком случае, отгул?
– Во вторник.
Дивайн попытался вспомнить, в какой день исчезла Глория. Ничего, это можно будет легко проверить позднее. Дивайн взглянул на свои часы и сверил их со стенными прямо перед столом управляющего.
– Это серьезно? Неприятность, в которую попал парень?
– Не думаю. – Дивайн отрицательно мотнул головой.
– Выходит, мне нечего беспокоиться? Кивок головой.
– Мелкое воровство?
– Ваша касса цела?
Управляющий пренебрежительно махнул рукой.
– То, что у меня там лежит, можете забрать, я и не пошевелюсь. – Он постучал пальцами, похожими на сардельки, по коленке полицейского. – У меня исчезают отсюда целые говяжьи туши. За неделю это мне обходится в три-четыре сотни фунтов. Пришлось создать свою службу безопасности, установить ночное патрулирование, ведь именно в это время суток совершаются кражи. Нам здорово помог один из ваших парней: сокращая путь через мост, он заехал на своей «панде» и удивился, увидев, что погрузка ведется ночью. Осветил фонарем трейлер, а там полторы дюжины туш и ворюга из службы безопасности держит дверцу контейнера и получает за это половину выручки. Парень, который проделывал все это, проработал здесь шесть лет и три года из них обхаживал мою дочку. Она здорово разозлилась, когда я сказал ей, что никакой свадьбы не будет.
У Дивайна мелькнула мысль, что у дочки в нижнем ящике комода кроме шелкового нижнего белья наверняка лежит полдюжины сочных отбивных.
– Вы можете подождать парня здесь. – Управляющий собрался идти. – Я свистну ему.
– Все в порядке. Я пройдусь.
– Пробирает вас, не так ли? – Хатерсадж улыбнулся, открывая дверь кабинета.
– В каком смысле?
– Запах. Моя жена клянется, что если родится снова, то выйдет замуж за вегетарианца. Я возразил, что это ей ничуть не поможет, ведь испускаемые им газы будут пахнуть вдвое хуже, чем тот запах, который я приношу домой. Конечно, это вина не вегетарианцев, а съедаемых ими овощей.
Дивайн стоял у канала, облокотившись на парапет и наблюдая за стариком и мальчуганом, ловившими рыбу на удочки. Поплавки замерли на спокойной глади воды. «Если бы это было все, что может предложить жизнь, – думал Дивайн, – я бы тут же расстался с ней». Он повернулся как раз тогда, когда Рей выходил из-за угла. Дивайн не сдвинулся с места, ожидая, пока юноша подойдет к нему. Пусть немного поволнуется, понервничает.
– Вы меня дожидаетесь?
Рей стоял перед ним с опущенными плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Нейлор протиснулся обратно через весь переполненный зал, пролив по пути всего несколько капель из пинтовых кружек пива.
– Зачем столько? – заорал Дивайн, стараясь перекричать грохот. – Мы же хотели взять по половинке?
Если Нейлор и слышал его, то предпочел не отвечать. Он пролез к Дивайну, сидевшему с каким-то бродягой и худощавым типом, похожим на студента, на котором висела гирлянда политических значков. У того была бородка клинышком и сдвинутая набок островерхая темно-синяя шапка.
– Какого черта мы тут делаем? – прокричал Нейлор на ухо Дивайну.
– Глядим в оба, сам знаешь.
Месяц назад бригада по борьбе с наркобизнесом перехватила два пухлых конверта, адресованных известному перекупщику, который жил над магазином видеоаппаратуры недалеко от Альфретон-роуд. Один из них шел из Канады, другой – из Японии, но первоначальной точкой отправления оказался Пакистан. Все было очень просто, надо только подкупить нескольких чиновников, которые запустят пакеты в почтовую систему, чтобы это выглядело так, будто они отправлены из стран, не вызывающих никакого подозрения у таможенных и акцизных служб, и все в порядке. Вы просто получаете лекарства по почте. Вот почему, в то время как Интерпол и Национальная служба по борьбе с наркобизнесом вылавливают крупную рыбу, Нейлору и Дивайну приходится пить сомнительное пиво и охотиться за мелюзгой.
Было похоже, что это не самая удачная из их ночей.
– Если этот толстый ублюдок, – Дивайн наклонился к Нейлору, указав на человека за роялем, – еще раз заведет песню о путешествии в Чикаго, я сам отвезу его на станцию и запихну в первый попавшийся поезд.
Когда за полчаса до закрытия они вышли из трактира, «Путешествие в Чикаго» еще звучало у них в ушах.
– Чего-нибудь вкусненького? – предложил Дивайн, глядя на вывеску, рекламирующую кебаб на другой стороне улицы.
– Пора домой. – Нейлор покачал головой.
– Что, Дебби ждет? Нейлор пожал плечами.
– Наверное, в постельке? – подмигнул Дивайн. Нейлор оставил машину около участка. Что за черт! В окне второго этажа горел свет, и у него мелькнула мысль зайти в участок, сварить черного кофе, поболтать с ребятами. Но вместо этого он завел машину и отправился домой.
В окнах было темно, лишь маленькая лампочка горела над входной дверью.
В холодильнике стояла открытая пинта молока. Нейлор выпил ее одним махом. Наверное, стоило бы открыть баночку консервов и разогреть себе еду, но вместо этого он взял накрытую блюдцем пиалу, в которой лежали нарезанные фрукты. Пройдя в гостиную, включил телевизор, убрав звук. Какие-то типы, сидя против друг друга, злобно переругивались, а ведущий с серьезным видом подстрекал их. На другом канале какие-то азиаты говорили так быстро, что за ними не поспевали субтитры. «Футбол, специальный выпуск», «Ночные новости». Он переключился на пустой канал и закончил ужин, уставившись на бегающие по экрану пятнышки и слушая гул телевизора.
«Как там жена и ребенок?»
Он знал, что там все в порядке.
– 13 –
Рей валялся в своей комнатушке на пропахшей его спермой и потом узкой кровати и старался не думать о Глории. У нее было всегда улыбающееся лицо, светлые волосы и руки, которые она тянула к нему, лишь заметив: «Рей-о!» Как-то, сидя на заборчике у трактира, он назвал ей свое уменьшительное имя, и она громко прокричала его, подпрыгивая и кружась: «Рей-о! Рей-о! Рей-о!» Не раздумывая, он оторвал ее от земли и закружил, как на ярмарочной карусели: вверх-вниз, вверх-вниз. А она хохотала и дрожала – возбуждение смешивалось со страхом. В следующий раз, через несколько дней, когда она увидела его, потянула за руну свою бабку и показала на него через дорогу: «Рей-о!» Он тогда быстро помахал рукой и пошел своей дорогой.
Рей отбросил одеяло, натянул водолазку и трусы и отправился в ванную. Еще не рассвело.
Спустя пятьдесят минут он вышел из дома через заднюю дверь в холодное сырое утро, неприятно окутавшее его. Он шел через заросшую сорняками площадку, тщательно обходя собачьи какашки, и не чувствовал присутствия черной «сьерры», припаркованной среди других машин у тротуара, не видел направленной на него через приспущенное боковое стекло фотокамеры, не слышал из-за стука каблуков по асфальту щелчков фотоаппарата.
– Интересно, сможете ли вы узнать его, миссис Саммерс?
Линн Келлог разложила на столе фотографии размером двадцать на двадцать пять. Хотя их делали очень поспешно, центральная, снятая крупным планом, была довольно четкой и запечатлела даже облачко пара у губ снятого на фото человека.
– О да, – Эдит Саммерс ткнула пальцем, – вот этот мальчик.
– Мальчик?
– Тот, который так нравился Глории.
– Да?
– Да. Рей-о.
– Это его имя?
– Так звала его Глория. Полагаю, его настоящее имя Реймонд. Рей. Он хороший юноша, не как некоторые.
Когда Линн въезжала в Мейблторп, поток ослепительно ярких солнечных лучей порвал облака, висевшие над ней всю дорогу. Она увидела Эдит Саммерс перед домом, подметавшую метлой на длинной палке короткую дорожку, ведущую к воротам. Эдит настояла на том, чтобы Линн позволила ей открыть новую пачку печенья и заварить свежий чай.
– Что вы имели в виду, миссис Саммерс, когда сказали, что Глории нравился Реймонд?
– Ну, вы знаете, она иногда болтала с ним, была в восторге, когда встречала его. Каждый раз, когда Реймонд видел девочку, он обязательно окликал ее, махал рукой, шутил.
– Где это происходило?
– Простите?
– Когда Глория и Реймонд видели друг друга, где это было?
– На бульваре, по дороге из школы. Иногда на площадке для игр.
– На площадке для игр?
– Да, он бывал там иногда.
– С друзьями?
– Нет. По крайней мере, я их не видела. Скорее всего, сам по себе. Насколько я помню, он всегда был один. Я никогда не видела его с кем-либо еще.
– А где он обычно бывал на площадке?
– Не знаю. Да и какое это имеет значение?
– Около качелей?
– Возможно. Возможно, и около качелей. Но…
– Вы не замечали, дружил ли он еще с какой-нибудь маленькой девочкой, кроме Глории?
– Послушайте…
– Или это была только Глория?
– Послушайте, я не слабоумная и могу понять, куда вы клоните.
– Миссис Саммерс, я не говорю…
– Да-да…
– Все, что я хочу…
– Да, я все поняла.
– Чем его заинтересовала Глория, доверяла ли она ему?
– Послушайте. Я уже сказала вам: он хороший мальчик, вполне приличный, вежливый. То, что вы имеете в виду…
– В тот день, когда вы оставили Глорию на качелях, миссис Саммерс, день, когда она пропала, вспомните, был там Реймонд?
– Нет.
– Постарайтесь вспомнить поточнее.
– Нет. Его там не было.
– Вы уверены в этом? Эдит Саммерс кивнула.
– Прошу вас…
– Если бы он был там, я запомнила бы. Глория обязательно подошла бы к нему. – Она вздохнула. – Если бы Реймонд был там, ничего подобного не случилось бы.
– Почему вы так считаете, миссис Саммерс?
– Потому что тогда я оставила бы ее с ним, в этом нет никаких сомнений. Попросила бы его присмотреть за ней, как делала это и раньше.
Дивайн позвонил хозяину Реймонда по телефону: «Ничего серьезного, совершенные пустяки, конечно, не стоит беспокоиться и что-либо говорить самому парню, но вы можете помочь…»
– Вам лучше подъехать сюда, – ответил хозяин. Дивайн оставил машину на другой стороне дороги, не доезжая ярдов пятидесяти. Никогда нельзя угадать, что упадет на твою машину в таном месте – среди фургонов, вывозящих продукцию с бойни. А он совсем не был уверен, что требуха на голубом крыле его автомобиля будет выглядеть живописно.
– Мистер Хатерсадж скоро будет, – сообщила ему секретарша среднего возраста, проводя через двор в кабинет управляющего, небольшой квадратный закуток со стопками заказов на высоком столе и двумя календарями упаковочных фирм на стенах. Один из календарей заслуживал повторного взгляда – на нем между ног мясной туши торчала воткнутая вилка.
Дивайн приоткрыл дверь, и в комнату ворвался гул рефрижераторов.
Хатерсадж оказался плотным человеком лет пятидесяти в белом запачканном халате. Один глаз у него распух, и в нем застыл гной. Рука, которую он протянул Дивайну, была крепкой и сильной.
– Я никогда не взял бы его, если бы не был обязан Терри. Это его дядя. Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом.
– Ну, до сих пор не приходилось? Хатерсадж медленно покачал головой.
– Пожалуй, у этого парня есть желание работать. Не из тех, кто начинает выставляться, лишь только научится работать не одной, а двумя руками. Умом особо не блещет, но кто отличается этим в наше время, тем более из работающих здесь?
– Значит, на него можно положиться?
– Пожалуй. Что он сделал?
Дивайн не ответил. Вместо этого он спросил о часах работы Рея. Хотя многие на бойне трудились посменно, у Рея всегда была только дневная смена: с восьми утра до четырех – половины пятого.
– Пять дней в неделю? – спросил Дивайн. – Шесть?
– Как правило, пять и полдня в субботу. Иногда дополнительно в воскресенье.
– Тоже полдня?
– По часам.
– И иногда, в таком случае, отгул?
– Во вторник.
Дивайн попытался вспомнить, в какой день исчезла Глория. Ничего, это можно будет легко проверить позднее. Дивайн взглянул на свои часы и сверил их со стенными прямо перед столом управляющего.
– Это серьезно? Неприятность, в которую попал парень?
– Не думаю. – Дивайн отрицательно мотнул головой.
– Выходит, мне нечего беспокоиться? Кивок головой.
– Мелкое воровство?
– Ваша касса цела?
Управляющий пренебрежительно махнул рукой.
– То, что у меня там лежит, можете забрать, я и не пошевелюсь. – Он постучал пальцами, похожими на сардельки, по коленке полицейского. – У меня исчезают отсюда целые говяжьи туши. За неделю это мне обходится в три-четыре сотни фунтов. Пришлось создать свою службу безопасности, установить ночное патрулирование, ведь именно в это время суток совершаются кражи. Нам здорово помог один из ваших парней: сокращая путь через мост, он заехал на своей «панде» и удивился, увидев, что погрузка ведется ночью. Осветил фонарем трейлер, а там полторы дюжины туш и ворюга из службы безопасности держит дверцу контейнера и получает за это половину выручки. Парень, который проделывал все это, проработал здесь шесть лет и три года из них обхаживал мою дочку. Она здорово разозлилась, когда я сказал ей, что никакой свадьбы не будет.
У Дивайна мелькнула мысль, что у дочки в нижнем ящике комода кроме шелкового нижнего белья наверняка лежит полдюжины сочных отбивных.
– Вы можете подождать парня здесь. – Управляющий собрался идти. – Я свистну ему.
– Все в порядке. Я пройдусь.
– Пробирает вас, не так ли? – Хатерсадж улыбнулся, открывая дверь кабинета.
– В каком смысле?
– Запах. Моя жена клянется, что если родится снова, то выйдет замуж за вегетарианца. Я возразил, что это ей ничуть не поможет, ведь испускаемые им газы будут пахнуть вдвое хуже, чем тот запах, который я приношу домой. Конечно, это вина не вегетарианцев, а съедаемых ими овощей.
Дивайн стоял у канала, облокотившись на парапет и наблюдая за стариком и мальчуганом, ловившими рыбу на удочки. Поплавки замерли на спокойной глади воды. «Если бы это было все, что может предложить жизнь, – думал Дивайн, – я бы тут же расстался с ней». Он повернулся как раз тогда, когда Рей выходил из-за угла. Дивайн не сдвинулся с места, ожидая, пока юноша подойдет к нему. Пусть немного поволнуется, понервничает.
– Вы меня дожидаетесь?
Рей стоял перед ним с опущенными плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42