У нее сегодня день плохих новостей. Ей не понравился вчерашний разговор по телефону, когда Леля сказал, что она может не беспокоиться. Не понравились его холодность и отстраненность. Она и Воронову пригласила в кафе, чтобы выяснить, не идет ли игра помимо или против нее. Может быть, ей все почудилось? В любом случае спешка неуместна. Сейчас надо вернуться в кафе и доиграть сцену с политической гостьей.
Серафима Валентиновна покосилась на служительницу. Та, кажется, опять заснула. Потом еще раз посмотрела в зеркало, два раза глубоко вздохнула, улыбнулась своему отражению, постаралась запомнить выражение лица и двинулась к выходу.
– Извините еще раз, – Серафима Валентиновна села за столик, изящно отставив в сторону ноги, – я, наверное, отняла у вас кучу времени. А про бал мы так и не сказали ни слова. Дело вот в чем… – И она складно изложила госпоже Вороновой придуманную загодя историю про мифический благотворительный бал, приуроченный к дню рождения Петербурга. История была слеплена так, чтобы дама-депутат почувствовала себя польщенной приглашением поучаствовать в благородном деле наряду с другими великими, но при этом непременно отказалась бы от заманчивого предложения.
– В общем, это сейчас занимает массу времени. Поиск спонсоров, меценатов. Уже согласился приехать Ростропович, но этого мало, и от попечителей мы ждем активной помощи, дел, предложений… Придется крутиться. – Арциева знала, что политики типа Вороновой всегда готовы поблистать в президиуме и ради этого могут поделиться и финансовыми источниками, и временем. Но искать деньги, чтобы быть оттесненной на задний план музыкантом… Серафима сильно надеялась, что Воронова откажется.
Расчет оказался верным.
– Ох, спасибо. Но у меня сейчас такая запарка в Собрании. Идет битва за личные фонды депутатов, чуть не каждый день заседает согласительная комиссия. Да и с бюджетом много напутали. Нет, в совет попечителей никак не могу. Просто времени не хватит. Но если что, попробую помочь. Такое важное мероприятие, нужное городу. Законодательное собрание не должно оставаться в стороне…
Арциева произнесла несколько приличествующих фраз – мол, как жаль, без вас нам будет труднее работать… Оглянулась, протянула официанту, который подскочил очень вовремя, кредитную карточку. И дамы стали прощаться.
– Всегда буду рада помочь.
– Спасибо огромное, мы очень рассчитываем…
– Вы уж Лечу поберегите. Странный он какой-то стал, дерганый. До свидания, – сказала Воронова и величественно выплыла из кафе «Вена».
Серафима Валентиновна осталась за столиком – ей еще не вернули карту. Она была даже рада, что процедура расчетов по кредиткам достаточно долгая. Ей никуда не хотелось идти, а хотелось подумать.
– Знаете что, принесите мне коньяку, – заявила она официанту, когда тот положил на стол карточку, прикрытую счетом.
УТРО ВЕЧЕРА НЕ СЛАЩЕ
Лизавета проспала. Причина была, конечно, уважительная – весь вечер, до поздней ночи звонили знакомые и незнакомые журналисты. Спрашивали, что она думает по поводу взрыва. После десяти звонков пришлось отключить телефон, но и это не помогло.
Исчезновение Сергея, взрыв, раненый Баранович, микрофон в кабинете у Саввы… Этот калейдоскоп крутился в голове безостановочно. И ладно бы дельные мысли, а то так, обрывки впечатлений. Заснула Лизавета лишь под утро и будильника не услышала, так что глотать чай пришлось чуть не в душе. И все равно она выскочила из дому, уже безнадежно опаздывая. На часах было без пяти одиннадцать. Первый выпуск в час, то есть на работе следовало быть никак не позже одиннадцати. Лизавета выбежала на улицу и принялась размахивать руками в надежде остановить машину. Долго ждать не пришлось. Рядом с нею немедленно притормозил бежевый пикап. «Жигули» четвертой модели.
– На Чапыгина! Я опаздываю! – Лизавета даже не посмотрела на водителя.
– Поехали. – Редкий парень. Сейчас обычно спрашивают «сколько».
Лизавета запрыгнула в машину и честно призналась:
– Я очень опаздываю!
– Знаю, – ответил водитель. Девушка подняла глаза. За рулем сидел гориллообразный рубоповец. Он-то откуда здесь взялся?
– Мы, кажется, знакомы. У вас что, тоже зарплату задерживают и вы халтурите на казенном автомобиле?
– Бывает, но вас я ждал по службе. Разговор будет важный.
– У меня выпуск! – запротестовала Лизавета. – Вы, наверное, не знаете, что это такое, я вам объясню. Новости должны выходить точно в срок…
– А вы опаздываете! – укоризненно усмехнулся рубоповец. Лизавету опять поразило несоответствие между его грубой, даже грозной внешностью и мягкой, искренней манерой вести разговор.
– Именно. Я опаздываю, а вы меня еще больше задерживаете.
– Так вы сами в этом и виноваты.
– Ничего подобного, я ответила на все ваши вопросы.
– Не на все! Далеко не на все! Вот что, Елизавета Алексеевна, – он по-прежнему умудрялся говорить мягко, – я тоже работу работаю, а не с телезвездой кокетничаю. У меня сотрудник в больнице с ножевой раной, а вашего коллегу Айдарова нашли мертвым. И оба эти убийства тоже на мне…
– Что вы сказали?! Кирилл?…
– Убит. Вчера вечером. Когда вы играли в «ничего не знаю». Сейчас будете повторять то же самое?
– Я действительно… – Лизавета облизнула вдруг пересохшие губы.
– И я не знаю. Но посмотрите: вы с этим парнем работаете по «Тутти-Фрутти», потом у вас взрыв в машине, причем то, что пострадал другой человек, – это чистая случайность, а вот Айдарова, который расследовал дело об отравлении, убивают всерьез. И покушение на моего сотрудника, который работал с Айдаровым. Чудом жив остался, сейчас без сознания. Есть у меня основания полагать, что эти события связаны?
– Есть… А как… – Лизавета вдруг поняла, что не помнит имени гориллообразного рубоповца. – А как вас зовут?
– Игорь. Игорь Горный.
– Игорь, у вас есть все основания думать что угодно. Но взрыв, если он действительно был не случайным, не имеет отношения к «Тутти-Фрутти». Поверьте мне. И не в меня, по крайней мере, не в меня одну целились.
– Почему?
– Хорошо. Отвечу. На мой взгляд, взрыв связан с угрозой по телефону. Помните, ваш сотрудник еще бегал узнавать, откуда звонили? Так вот, мы тут поразмышляли. Эта угроза, скорее всего, имеет отношение к другому расследованию. Мы с журналистом Савельевым занимаемся делом о злоупотреблениях в здравоохранении: льготные лекарства, страховки и всякое такое. Мы как раз должны были ехать на внеплановую съемку. Предстояла встреча с одним человеком, который должен был передать материалы о злоупотреблениях.
– Но ведь съемка была внеплановой. О ней никто не мог знать.
– Это не совсем так. Уже когда вы ушли, мы нашли в кабинете у Саввы, так его зовут, подслушивающее устройство. Заметьте, не у меня в кабинете, а у него! Именно в этом кабинете мы обсуждали все документы, планировали съемки и прочее.
– И вы молчали об этом? – возмутился рубоповец.
– Почему? Савва уже, наверное, сообщил.
– А вы?
– А что я? «Жучок»-то не у меня!
– Но ведь машина ваша!
– Я это и не скрывала. Ну как, удалось мне вас убедить, что взрыв не имеет отношения к «Тутти-Фрутти»?
– Наполовину. Это все косвенные доказательства. Конечно, будем проверять…
Какое – то время они ехали молча. Надо отдать должное старшему оперуполномоченному Игорю Горному, машину он водил прекрасно. Правила не нарушал, но и клювом не щелкал. Уверенно обгонял на светофорах, знал проулки-закоулки, причем дорога не мешала ему разговаривать.
– Кстати, этот Айдаров, что он за человек? – вдруг спросил Игорь.
– Трудно сказать. – Лизавета, как раз размышлявшая, как бы половчее разведать насчет убийства и возможности сделать об этом репортаж, растерялась. – Я его не слишком хорошо знала. Встречались на съемках. В прошлом году раза два были в одной компании, праздновали что-то, не то двенадцатое июня, не то пятое мая…
– А пятое мая почему? – удивился милиционер.
– Это как для вас десятое ноября. День печати, только по-старому.
– И что?
– И все. Я не могу сказать, какой он был. Тщеславный – это точно. Честолюбивый, как все мы. Обидчивый, если ругали его лично, а так вполне объективный. Еще любил всем рассказывать про своего прадедушку перса, все повторял, что унаследовал от предка любовь к халатам и гаремам. Любил вкусно покушать. Больше ничего не скажу. Все-таки шапочное знакомство.
– Понятно. – Рубоповец затормозил. Пока Лизавета говорила, они добрались до студии. – А с кем он дружил, не знаете?
– Нет.
– Хорошо. Спасибо. И еще хорошо, что вы мне рассказали про это медицинское расследование. И насчет «жучка». Будут какие-нибудь новости, звоните. – Горный продиктовал телефон.
– Хорошо, – кивнула Лизавета. – А если я позвоню, чтобы узнать, можно ли сделать репортаж об убийстве Айдарова и возможной связи между этим убийством и происшествием в «Тутти-Фрутти»?
– Это повредит следствию, – стандартно ответил Горный.
Старая правоохранительная песня. Причем все поющие о тайне следствия отчего-то полагают, что, слушая этот напев, народ, и в частности журналисты, должен молчать, склонив головы. Лизавета пристально, не отрываясь, смотрела в глаза собеседника. Он не выдержал:
– Это действительно может повредить работе. Как вы не понимаете!
– А собственно, что я должна понимать? Я и так знаю про убийство. Знаю, что у вас есть определенные предположения. И могу сказать об этом в эфире. Картинку мы подберем. Так что по большому счету можно обойтись и без звонка. К тому же «Интерпост» наверняка даст сообщение об убийстве. Я же хотела проконсультироваться, именно чтобы «не повредить следствию».
– Ладно, – неожиданно согласился оперативник. – Этим занимается Центральное РУВД, их убойный отдел. А я через нашу пресс-службу попробую что-нибудь передать. Только ничего лишнего.
– Разумеется. – Лизавета взглянула на часы: оставалось ровно полтора часа на то, чтобы причесаться, просмотреть агентства и попросить выпускающего выделить корреспондента, который съездит в «Интерпост», свяжется с милицией и сможет дать хоть что-нибудь к первому выпуску.
Сообщение об убийстве комментатора «Интерпоста» пошло первой новостью в час дня. Лизавета сама перемонтировала и переписала материал о попытке отравить хлеб в «Тутти-Фрутти», а Саша Маневич занялся непосредственно убийством. Он, к счастью, был на работе и сумел за час прозвониться знакомым милиционерам и записать интервью с начальником петербургского отделения «Интерпоста». К концу дня он пообещал дать картинку с места происшествия. У него были хорошие связи в Центральном РУВД, где ему пообещали всяческое содействие.
К четырем дня вернулся со съемок Савва, очень довольный. Он действовал строго по разработанному накануне плану и рассказывал о своих приключениях долго, в красках.
Рано утром он договорился о встрече с начальником ГУВД. Василий Игнатьевич Коровин согласился принять назойливого журналиста, лишь когда тот сообщил, что только начальнику расскажет о возможных виновниках взрыва на улице Чапыгина, причем рассказать нужно немедленно, иначе что-то подобное может повториться.
Сводка с подчеркнутым красным маркером сообщением о взрыве в машине телеведущей Зориной уже лежала на столе Коровина.
Савва, как и было задумано, передал ему материалы, полученные в Счетной палате, и подслушивающее устройство.
Василий Игнатьевич перелистал сколотые скрепкой листки.
– Ну и что?
– Это имеет прямое отношение к взрыву в машине Зориной.
– Почему вы так думаете? – Василий Игнатьевич знал о медицинских деньгах и связанных с ними интригах и противоречиях значительно больше, чем Савва и даже чем Счетная палата. Но он сознательно сторонился политики, справедливо полагая, что в лесу, где растут политико-экономические сосны, ничего, кроме шишек, не найдешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Серафима Валентиновна покосилась на служительницу. Та, кажется, опять заснула. Потом еще раз посмотрела в зеркало, два раза глубоко вздохнула, улыбнулась своему отражению, постаралась запомнить выражение лица и двинулась к выходу.
– Извините еще раз, – Серафима Валентиновна села за столик, изящно отставив в сторону ноги, – я, наверное, отняла у вас кучу времени. А про бал мы так и не сказали ни слова. Дело вот в чем… – И она складно изложила госпоже Вороновой придуманную загодя историю про мифический благотворительный бал, приуроченный к дню рождения Петербурга. История была слеплена так, чтобы дама-депутат почувствовала себя польщенной приглашением поучаствовать в благородном деле наряду с другими великими, но при этом непременно отказалась бы от заманчивого предложения.
– В общем, это сейчас занимает массу времени. Поиск спонсоров, меценатов. Уже согласился приехать Ростропович, но этого мало, и от попечителей мы ждем активной помощи, дел, предложений… Придется крутиться. – Арциева знала, что политики типа Вороновой всегда готовы поблистать в президиуме и ради этого могут поделиться и финансовыми источниками, и временем. Но искать деньги, чтобы быть оттесненной на задний план музыкантом… Серафима сильно надеялась, что Воронова откажется.
Расчет оказался верным.
– Ох, спасибо. Но у меня сейчас такая запарка в Собрании. Идет битва за личные фонды депутатов, чуть не каждый день заседает согласительная комиссия. Да и с бюджетом много напутали. Нет, в совет попечителей никак не могу. Просто времени не хватит. Но если что, попробую помочь. Такое важное мероприятие, нужное городу. Законодательное собрание не должно оставаться в стороне…
Арциева произнесла несколько приличествующих фраз – мол, как жаль, без вас нам будет труднее работать… Оглянулась, протянула официанту, который подскочил очень вовремя, кредитную карточку. И дамы стали прощаться.
– Всегда буду рада помочь.
– Спасибо огромное, мы очень рассчитываем…
– Вы уж Лечу поберегите. Странный он какой-то стал, дерганый. До свидания, – сказала Воронова и величественно выплыла из кафе «Вена».
Серафима Валентиновна осталась за столиком – ей еще не вернули карту. Она была даже рада, что процедура расчетов по кредиткам достаточно долгая. Ей никуда не хотелось идти, а хотелось подумать.
– Знаете что, принесите мне коньяку, – заявила она официанту, когда тот положил на стол карточку, прикрытую счетом.
УТРО ВЕЧЕРА НЕ СЛАЩЕ
Лизавета проспала. Причина была, конечно, уважительная – весь вечер, до поздней ночи звонили знакомые и незнакомые журналисты. Спрашивали, что она думает по поводу взрыва. После десяти звонков пришлось отключить телефон, но и это не помогло.
Исчезновение Сергея, взрыв, раненый Баранович, микрофон в кабинете у Саввы… Этот калейдоскоп крутился в голове безостановочно. И ладно бы дельные мысли, а то так, обрывки впечатлений. Заснула Лизавета лишь под утро и будильника не услышала, так что глотать чай пришлось чуть не в душе. И все равно она выскочила из дому, уже безнадежно опаздывая. На часах было без пяти одиннадцать. Первый выпуск в час, то есть на работе следовало быть никак не позже одиннадцати. Лизавета выбежала на улицу и принялась размахивать руками в надежде остановить машину. Долго ждать не пришлось. Рядом с нею немедленно притормозил бежевый пикап. «Жигули» четвертой модели.
– На Чапыгина! Я опаздываю! – Лизавета даже не посмотрела на водителя.
– Поехали. – Редкий парень. Сейчас обычно спрашивают «сколько».
Лизавета запрыгнула в машину и честно призналась:
– Я очень опаздываю!
– Знаю, – ответил водитель. Девушка подняла глаза. За рулем сидел гориллообразный рубоповец. Он-то откуда здесь взялся?
– Мы, кажется, знакомы. У вас что, тоже зарплату задерживают и вы халтурите на казенном автомобиле?
– Бывает, но вас я ждал по службе. Разговор будет важный.
– У меня выпуск! – запротестовала Лизавета. – Вы, наверное, не знаете, что это такое, я вам объясню. Новости должны выходить точно в срок…
– А вы опаздываете! – укоризненно усмехнулся рубоповец. Лизавету опять поразило несоответствие между его грубой, даже грозной внешностью и мягкой, искренней манерой вести разговор.
– Именно. Я опаздываю, а вы меня еще больше задерживаете.
– Так вы сами в этом и виноваты.
– Ничего подобного, я ответила на все ваши вопросы.
– Не на все! Далеко не на все! Вот что, Елизавета Алексеевна, – он по-прежнему умудрялся говорить мягко, – я тоже работу работаю, а не с телезвездой кокетничаю. У меня сотрудник в больнице с ножевой раной, а вашего коллегу Айдарова нашли мертвым. И оба эти убийства тоже на мне…
– Что вы сказали?! Кирилл?…
– Убит. Вчера вечером. Когда вы играли в «ничего не знаю». Сейчас будете повторять то же самое?
– Я действительно… – Лизавета облизнула вдруг пересохшие губы.
– И я не знаю. Но посмотрите: вы с этим парнем работаете по «Тутти-Фрутти», потом у вас взрыв в машине, причем то, что пострадал другой человек, – это чистая случайность, а вот Айдарова, который расследовал дело об отравлении, убивают всерьез. И покушение на моего сотрудника, который работал с Айдаровым. Чудом жив остался, сейчас без сознания. Есть у меня основания полагать, что эти события связаны?
– Есть… А как… – Лизавета вдруг поняла, что не помнит имени гориллообразного рубоповца. – А как вас зовут?
– Игорь. Игорь Горный.
– Игорь, у вас есть все основания думать что угодно. Но взрыв, если он действительно был не случайным, не имеет отношения к «Тутти-Фрутти». Поверьте мне. И не в меня, по крайней мере, не в меня одну целились.
– Почему?
– Хорошо. Отвечу. На мой взгляд, взрыв связан с угрозой по телефону. Помните, ваш сотрудник еще бегал узнавать, откуда звонили? Так вот, мы тут поразмышляли. Эта угроза, скорее всего, имеет отношение к другому расследованию. Мы с журналистом Савельевым занимаемся делом о злоупотреблениях в здравоохранении: льготные лекарства, страховки и всякое такое. Мы как раз должны были ехать на внеплановую съемку. Предстояла встреча с одним человеком, который должен был передать материалы о злоупотреблениях.
– Но ведь съемка была внеплановой. О ней никто не мог знать.
– Это не совсем так. Уже когда вы ушли, мы нашли в кабинете у Саввы, так его зовут, подслушивающее устройство. Заметьте, не у меня в кабинете, а у него! Именно в этом кабинете мы обсуждали все документы, планировали съемки и прочее.
– И вы молчали об этом? – возмутился рубоповец.
– Почему? Савва уже, наверное, сообщил.
– А вы?
– А что я? «Жучок»-то не у меня!
– Но ведь машина ваша!
– Я это и не скрывала. Ну как, удалось мне вас убедить, что взрыв не имеет отношения к «Тутти-Фрутти»?
– Наполовину. Это все косвенные доказательства. Конечно, будем проверять…
Какое – то время они ехали молча. Надо отдать должное старшему оперуполномоченному Игорю Горному, машину он водил прекрасно. Правила не нарушал, но и клювом не щелкал. Уверенно обгонял на светофорах, знал проулки-закоулки, причем дорога не мешала ему разговаривать.
– Кстати, этот Айдаров, что он за человек? – вдруг спросил Игорь.
– Трудно сказать. – Лизавета, как раз размышлявшая, как бы половчее разведать насчет убийства и возможности сделать об этом репортаж, растерялась. – Я его не слишком хорошо знала. Встречались на съемках. В прошлом году раза два были в одной компании, праздновали что-то, не то двенадцатое июня, не то пятое мая…
– А пятое мая почему? – удивился милиционер.
– Это как для вас десятое ноября. День печати, только по-старому.
– И что?
– И все. Я не могу сказать, какой он был. Тщеславный – это точно. Честолюбивый, как все мы. Обидчивый, если ругали его лично, а так вполне объективный. Еще любил всем рассказывать про своего прадедушку перса, все повторял, что унаследовал от предка любовь к халатам и гаремам. Любил вкусно покушать. Больше ничего не скажу. Все-таки шапочное знакомство.
– Понятно. – Рубоповец затормозил. Пока Лизавета говорила, они добрались до студии. – А с кем он дружил, не знаете?
– Нет.
– Хорошо. Спасибо. И еще хорошо, что вы мне рассказали про это медицинское расследование. И насчет «жучка». Будут какие-нибудь новости, звоните. – Горный продиктовал телефон.
– Хорошо, – кивнула Лизавета. – А если я позвоню, чтобы узнать, можно ли сделать репортаж об убийстве Айдарова и возможной связи между этим убийством и происшествием в «Тутти-Фрутти»?
– Это повредит следствию, – стандартно ответил Горный.
Старая правоохранительная песня. Причем все поющие о тайне следствия отчего-то полагают, что, слушая этот напев, народ, и в частности журналисты, должен молчать, склонив головы. Лизавета пристально, не отрываясь, смотрела в глаза собеседника. Он не выдержал:
– Это действительно может повредить работе. Как вы не понимаете!
– А собственно, что я должна понимать? Я и так знаю про убийство. Знаю, что у вас есть определенные предположения. И могу сказать об этом в эфире. Картинку мы подберем. Так что по большому счету можно обойтись и без звонка. К тому же «Интерпост» наверняка даст сообщение об убийстве. Я же хотела проконсультироваться, именно чтобы «не повредить следствию».
– Ладно, – неожиданно согласился оперативник. – Этим занимается Центральное РУВД, их убойный отдел. А я через нашу пресс-службу попробую что-нибудь передать. Только ничего лишнего.
– Разумеется. – Лизавета взглянула на часы: оставалось ровно полтора часа на то, чтобы причесаться, просмотреть агентства и попросить выпускающего выделить корреспондента, который съездит в «Интерпост», свяжется с милицией и сможет дать хоть что-нибудь к первому выпуску.
Сообщение об убийстве комментатора «Интерпоста» пошло первой новостью в час дня. Лизавета сама перемонтировала и переписала материал о попытке отравить хлеб в «Тутти-Фрутти», а Саша Маневич занялся непосредственно убийством. Он, к счастью, был на работе и сумел за час прозвониться знакомым милиционерам и записать интервью с начальником петербургского отделения «Интерпоста». К концу дня он пообещал дать картинку с места происшествия. У него были хорошие связи в Центральном РУВД, где ему пообещали всяческое содействие.
К четырем дня вернулся со съемок Савва, очень довольный. Он действовал строго по разработанному накануне плану и рассказывал о своих приключениях долго, в красках.
Рано утром он договорился о встрече с начальником ГУВД. Василий Игнатьевич Коровин согласился принять назойливого журналиста, лишь когда тот сообщил, что только начальнику расскажет о возможных виновниках взрыва на улице Чапыгина, причем рассказать нужно немедленно, иначе что-то подобное может повториться.
Сводка с подчеркнутым красным маркером сообщением о взрыве в машине телеведущей Зориной уже лежала на столе Коровина.
Савва, как и было задумано, передал ему материалы, полученные в Счетной палате, и подслушивающее устройство.
Василий Игнатьевич перелистал сколотые скрепкой листки.
– Ну и что?
– Это имеет прямое отношение к взрыву в машине Зориной.
– Почему вы так думаете? – Василий Игнатьевич знал о медицинских деньгах и связанных с ними интригах и противоречиях значительно больше, чем Савва и даже чем Счетная палата. Но он сознательно сторонился политики, справедливо полагая, что в лесу, где растут политико-экономические сосны, ничего, кроме шишек, не найдешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55