— За день. Этого достаточно. Мы, конечно, не самая крупная в Израиле фирма проката. Наш парк — сто машин. Но практически машины всегда есть.
— Какие марки?
— Что бы вы желали?
—«Ауди-100».
Он подумал:
— Если надо, я могу такую взять…
— У вас нет?
— Нет, у нас нет. А что в ней хорошего?
Я вдруг понял, почему у меня исчезла с полки моя серебряная фигурка из китайского театра теней, почему взяли сумку…
«Полиция обнаружит труп, рядом найдут мои вещи!»
Фигурки видели все мои ближайшие соседи: и Иордана, и Рут, и старшая по подъезду Шарон. Оставшаяся у меня на компьютере фигурка станет уликой! Украденная сумка продемонстрирует нанесенные несмываемой краской отметки российской таможни…
Если бы убийцы оставили Арлекино в моей квартире, в конце концов, может, удалось бы доказать, что раненый поднялся в квартиру за помощью…
Следователи нашли бы нож внизу.
«Теперь мне уже ничего не доказать…»
Убийцы знали обо мне!
Если меня не трогали до сих пор, то лишь потому, что готовили на заклание. Одним ударом ножа они устраняли нас обоих: «На меня повесят убийство Арлекино, как только труп будет найден…»
Я снова обратился к телефонному справочнику.
В разделе «Автомобили — прокат» фирма «Ото Кент» сообщала о своих отделениях в семи городах.
«Лизинг. Продажа подержанных автомобилей с гарантией. Разнообразные программы…»
Я немедленно позвонил.
— В каких городах есть ваши отделения? — Мой английский совершенствовался.
— Какой вас интересует? Холон, Хайфа, Тверия, Хадера…
— Иерусалим.
Мне назвали номер телефона пункта проката. Сейчас все могло решиться. Радио продолжало шептать.
—«Ото Кент», Иерусалимское отделение?
—Да.
—Речь идет об «Ауди-100», которую получил в прокат мой приятель.
—Твой друг не мог взять у нас «ауди»…
Снова лажа.
Тверия, Холок…
—«Ото Кент». Добрый день.
Служащая отвечала невнимательно, кто-то еще разговаривал с нею в офисе.
—Я интересуюсь машиной «Ауди-100»…
—Добрый день. — Наконец она врубилась. — На какой срок вы хотели?
—У вас есть?
—Конечно!
Весьма популярное словечко «бэтах!» она произнесла на иврите — нетерпеливо, с характерной интонацией, словно я спросил: «Ваши авто — все на четырех колесах?»
— Мне порекомендовали вашу машину 42-229-55.
Служащая молчала. Она ждала продолжения.
— Это ваша машина?
— Да. Когда вам нужно?
—Я бы хотел вначале ее посмотреть. Она на месте?
—Да.
— Я могу завтра ее увидеть?
— Бэтах! Конечно!
— Вы могли бы связать меня с людьми, которые последними ею пользовались? Я хотел бы узнать их мнение…
— Секунду!..
—Я готов ждать. Не спешите!
Я взглянул в окно. С утра обещали дождь на севере и в центре. Небо над Иерусалимом было тяжелого свинцового цвета. По другую сторону Элиягу Голомб, в саду, высокий человек в белом головном платке большими шагами мерил межи под яблонями. В этом был скрытый хозяйственный смысл… Спустившийся между вершинами туман касался верхушек деревьев.
— Вы слушаете? «Ауди» брал турист из России.
— Я завтра буду у вас…
— Спросите Номи,
— Извините, как зовут того туриста?
— Господин Николай Холомин. К сожалению, у меня нет его телефона… Бай!
Женя Дашевский и Лобан, возглавлявшие криминальную группировку, дававшую нам к р ы ш у , не имели обыкновения сидеть вечерами у себя в Подмосковье. Они мотались по всей Москве.
Клубы. Казино.
Ночь заканчивали обычно в ресторане, в одной и той же дискотеке вблизи Московской кольцевой.
Бригаду тут знали.
Женя и Лобан, окруженные быками, только еще поднимались по лестнице, а диск-жокей уже врубал любимую песню Лобана:
«Не сыпь мне соль на рану…»
Одновременно с другой стороны зала — с кухни — официанты в черных костюмах с бабочками, в белых перчатках, уже тащили подносы со всем, что было наготовлено.
«…Зачем звонишь, когда почти уснули воспоминания о мину-у-вшей боли…»
У самого стола официанты сдергивали с подносов салфетки…
Лобан был родом из Прибалтики. Натерпелся по колониям и штрафнякам. Он обожал угри, запеченные в тесте или сваренные в красном вине. Невские жареные миноги с острой заправкой шли как холодная закуска. Он никогда не в состоянии был ими наесться.
Женя — нормальный московский вор — любил мучное. Кулебяку, расстегаи, бриоши.
Официантов на этот раз было трое — высокие, молодые…
Шагах в пяти от стола, где сидели Дашевский и Лобан, одновременно сбросили на пол подносы — под салфетками оказались автоматы…
В ту же секунду из-за соседнего стола открыли огонь по телохранителям. Со всех концов зала с криками врассыпную бросились люди. Другие остались неподвижными, как при каталепсии. Не могли шелохнуться.
«…Не сыпь мне соль на ран…»
Кто-то вырубил песню на полуслове.
Группировку за столом положили всю.
Жене попало в голову шесть пуль, на пулю меньше досталось Лобану.
Киллеры, на ходу снимая униформу, бросились к кухне.
Там уже с полчаса с залепленными пластырем ртами, прикованная наручниками к радиаторам центрального отопления корячилась вся смена. Метр, пытавшийся возразить, получил удар автоматом в голову и отключился на несколько месяцев.
Еще гремели автоматные очереди, а у служебного входа невесть откуда уже появился микроавтобус «ниссан», присланный за киллерами…
Через несколько минут убийцы уже гнали по Островитянова в сторону Конькова…
Медицина прибыла на дискотеку через несколько минут, почти одновременно с оперативной группой, включавшей также следователя, эксперта, кинолога с собакой…
Пятерым боевикам «скорая помощь» не помогла. Все они, еще теплые, с первыми признаками трупных изменений, в неестественных позах лежали вокруг стола. Зловещие изменения эти — вытягивание зрачка, обретение им овальной формы взамен обычной круглой, так называемый кошачий глаз, — фиксируемые уже на первой минуте после смерти, стали теперь известны не только медикам. С горькой иронией воспринимались строки уважаемого профессора из пособия, изданного в начале девяностых годов: «Огнестрельные ранения в мирное время в практике судебно-медицинского эксперта встречаются относительно редко…»
Автоматные очереди буквально вспороли одежды и тела жертв. Белоснежные скатерти в эпицентре поражения расцвели зловещими алыми цветами. Тут же валялась битая посуда.
Шестого — им оказался Лобан — в безнадежном состоянии с капельницей перетащили в машину реанимации…
В помощи врачей нуждался метр и те, кто перенес острейший нервный шок. Они все еще находились на кухне…
Менты застали в ресторане только его обслугу. Ни один из посетителей не пожелал дождаться их приезда, чтобы не попасть в историю.
Примет преступников никто не мог назвать.
На киллерах были надвинутые на глаза черные вязаные «бандитки» и куртки, которые, выходя в зал, каждый «официант» сбросил и, вернувшись, быстро натянул на себя.
Однако слово «кавказцы» витало в воздухе.
— Не поделили что-то между собой! — Руководитель опергруппы вынес устраивавшее всех заключение.
Буквально за несколько минут до нападения в ресторане прозвучали автоматные очереди на улице Профсоюзной, недалеко от метро «Беляево». Под огонь попал «мерседес» с боевиками, которые должны были присоединиться к Дашевскому и Лобану. Сидевших в машине расстреляли давно известным способом. На светофоре к машине с обеих сторон подъехали два мотоциклиста в шлемах, одновременно открыли огонь по пассажирам. Также спокойно умчались…
По меньшей мере с десяток авторитетов расстреляли подобным же образом.
Убийства в ресторане, на дискотеке, как и у метро «Беляево», были «санитарными» — результатом бандитской разборки. Обоим преступлениям с самого начала была уготована судьба вися ков — что никогда не будут раскрыты. Дорога их была прямиком в сейф к уголовным делам, приостановленным ввиду неустановления виновных. За последние годы таких накопилось немало.
Под утро в ту же ночь неизвестными была брошена граната «РГД-1» в окно ночного ресторана, содержавшегося кавказцами. Два человека были убиты. Четверо ранены…
Это можно было считать началом ответных действий.
В утренних газетах, таких, как «Городской комсомолец» и «Коммерсантъ», весьма осведомленных по части криминальных происшествий, о разборке не было и полслова. Новость не успела попасть в номер.
Первым делом я связался с бывшими коллегами, занимавшимися разработкой преступных авторитетов. От них я узнал последние подробности.
— Все молчат. Никому ничего не надо. Только нам!
— А что родители убитых?
— Они их про себя давно похоронили.
— Кто вторая сторона?
Мнения тут разошлись. Часть считала, что происшедшее явилось очередным этапом войны, которую вели мусульманские и славянские группировки за Москву. Другие грешили на «казанцев», которые давно хотели отбить у Жени Дашевского небольшую площадь вокруг метро «Отрадное» — анклав, окруженный ими со всех сторон.
— А что Лобан?
— Этот в Склифосовского. Без сознания. И мы, и бандиты выставили охрану. Врачи боятся налета…
— А состояние его?
— Будет жить. Но Лобан ни слова не скажет. Ты знаешь. Чувствуется, что в Москве хотят все заново переделить…
У меня на этот счет было свое мнение.
Бой шел за двести миллионов долларов, которые «Алькад» не собирался возвращать «Независимости».
Женя Дашевский и Лобан элементарно не предусмотрели возможности силового варианта решения проблемы.
Убаюканные партнерами, они кайфовали. А между тем после выдачи кредита группировка практически сидела на пороховой бочке…
Короткая жесткая разборка между двумя бандитскими крышами расставила точки над «i » в наших отношениях с «Алькадом».
Дашевский еще лежал на столе в бюро судебно-медицинской экспертизы, а нам уже предъявили требования об отсрочке помесячных уплат в счет полученного кредита. В отличие от регионального управления по организованной преступности, финансовый мир немедленно установил для себя, кто стоит за убийствами, и сделал выводы. Похороны Жени Дашевского хотя и прошли на престижном Ваганьковском, однако собрали мало народу: многие приехать побоялись. Четырех его друзей похоронили в Подмосковье, на местном кладбище.
Камал Салахетдинов, лишившийся бандитского прикрытия, выжидал, по-прежнему отказывался от услуг собственной службы безопасности, вел переговоры в одиночку.
Но я был мент. Для меня это не подходило.
Офис «Environmental produce „Alkad“ — „Экологическая продукция „Алькад“ размещался недалеко от метро «ВДНХ“, в большом административном здании. Я решил наконец увидеть его своими глазами.
День был слякотный, колготной.
По длинному скучному забору тянулся выведенный огромными буквами такой же длинный и скучный текст:
«Спорт — сила и мужество, смелость и ловкость, бодрость и здоровье…»
Букв на заборе хватило от одной остановки до другой.
В том же здании, вместе с фирмой, находился один из многочисленных гуманитарных фондов. Потолкавшись по коридорам, я нашел вывеску «Алькад», она сияла, словно золотая монета.
Я пришел без приглашения, потому что, как мент, хотел точно знать, кто нам противостоит. Мне следовало быть осторожным. За невинное любопытство тут могли заставить платить. Цена в этих кругах была одна. Самая высокая…
Дежурному на работе я ничего не сказал. О моей поездке в «Алькад» могла догадаться только помощница Лукашовой.
Я предупредил:
— Меня не будет…
— Вам сегодня опять никуда нельзя будет звонить? — спросила она нейтрально.
— Нет…
— Боюсь, меня будут снова ругать из-за вас. А хотя бы назвать район, если Катерина Дмитриевна спросит, можете?
— ВДНХ. Я ей сам позвоню…
Стальная дверь в «Алькад» была заперта, но мне сразу открыли. Тяжелый малый, секьюрити, впустивший меня, наблюдал по экрану за людьми, проходившими по этажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45