Денисов кивнул, он вспомнил:
«В Сосногорске! Овчинникова упомянула в разговоре…
Он обернулся к проводнице:
— Старик приезжал к Жанзакову? Чудаковатый. С бусами на шее. В халате?..
Женщина закивала:
— Ну! Мороз, зима. А он в халате, с бубенчиками, со значками. А на голове шапочка белая. Был!
— Давно?
— Месяца два прошло…
«Перед поездкой в Сосногорск…»
Денисов понял: лекарь, которого Жанзаков привозил к бывшей жене.
«Один раз профессора привез, чуть ли не академика. Потом знахаря…»
— Долго был в поезде?
— Да нет. С Сабиром приехал и с ним вместе и уехал. Может, с час. Не больше…
Бритоголовый Эргашев подтвердил:
— Я его тоже видел. Даже разговаривал. «В Москве много людей… — говорит. — Еще больше приезжает! На всех вагонов не наберешься…»
— Откуда он?
— Каракалпак. Там и живет. В ауле.
— Уверены?
— Кыпчак по разговору. Мы их так называем. По-русски плохо говорит. Где же ему еще жить?
— Если он появится, дайте, пожалуйста, знать.
Эргашев запахнул чапан, вышел проводить.
Стоял мартовский холодный утренник. Днем наверняка должна была быть плюсовая температура; с покрытой шифером крыши старого пакгауза свисали сосульки.
— Мои друзья, — показал Эргашев.
Метрах в трехстах цепью стояли стрелки ВОХР. Заметив бритоголового, участники рейда, как по команде, оглянулись.
— Не виделись после вчерашнего? — Денисов кивнул на стрелков.
— Пока нет.
— Обрадовались, увидев!
— Не без этого…
Из ближайшего автомата он позвонил в отдел:
— Что ко мне?
— Вам звонили из Тарту и Риги директора кинотеатров. — Младший инспектор Ниязов был единственным в отделении, кто упорно, на пятом году службы, обращался к Денисову только на «вы». — Жанзаков собирался к ним по линии пропаганды киноискусства.
— Когда?
— В апреле. Остальные директора не звонили. Но, видимо, тоже речь шла о выступлениях. Тереза Жанзакова будет вам звонить через час…
Он подражал Денисову — старался говорить коротко и вел блокнот наподобие денисовского «Фише-Бош», в который переписывал из справочников все, что когда-нибудь могло пригодиться, — таблицы особенностей выбрасывания гильз в пистолетах, виды петель веревочных узлов.
— Что-нибудь срочное?
— Она и ее друзья хотели с вами позавтракать. Но я объяснил, что вы завтракаете на вокзале, — Ниязов принимал все всерьез.
— Это ты кстати сказал.
— Что-нибудь не так?
— Так.
— Если вы не дозвонитесь до Жанзаковой, значит, она едет к нам.
— От Кравцова есть известия?
— Да. К Жанзакову в Крылатское приезжали гости. Мужчина и женщина.
— Давно?
— В марте.
— Их можно установить?
— Не знаю. Кравцов вам позвонит.
— Бахметьев приехал? — поинтересовался Денисов напоследок.
— У себя.
Выходя из будки, Денисов увидел написанное на стене мелким почерком на уровне локтя:
«Девочка 15 лет хочет познакомиться с другом. Телефон… Спросить Таню».
Номер был тщательно замазан.
«Детский розыгрыш? Или месть? А если наивная надежда найти родственную душу?»
Он вернулся к своей модели, связанной с рассказом бритоголового о Жанзакове и поразившем его фильме:
«Мальчик-боксер оказался более глубокой личностью, чем думали все, кто извлекал выгоду из его победы на ринге. Где мог, доставал книги с мудреными названиями. Свободное время проводил в чтении, тянулся к людям, которые в какой-то мере казались ему необычными…»
Денисов пошел быстрее, он словно боялся упустить пришедшую счастливую мысль:
«Мужчина и женщина, приезжавшие в Крылатское к Жанзакову! Нетрудно угадать, кто это!»
Чем ближе к вокзалу, тем оживленнее становилось кругом, хотя и здесь в воскресенье людей и тесноты было гораздо меньше, чем в будни.
Суета вокруг вызывала странные ассоциации, вытягивала образы и мысли, потерянные в подсознании.
«Всего два раза в „Илиаде“ Гомера гениальный переводчик вместо слова „параллельно“ употребил русский синоним „л е ж е в е с н о“… — как-то еще во время учебы на юрфаке, заметил им профессор-криминалист. — Всего два раза! И все же нельзя не обратить внимания на это повторение! В уголовном деле, бывает, и три, и пять раз попадаются детали, возвращающие нас к главному. Но мы не замечаем их, потому что каждый раз видим по-другому, с разных сторон…»
«Безусловно, это они, — подумал Денисов. — Сын и мать…»
Кравцов позвонил уже через несколько минут, принялся сразу объяснять:
— Хозяева квартиры уехали в прошлом году, оставили ключи Жанзаковым. Иногда Тереза и Сабир живут здесь по нескольку дней. Но чаще только субботы и воскресенья. Об образе жизни почти ничего неизвестно.
— С соседями говорил?
— Это мало что дало. Дом — кооперативный, новый… Взнос паевой и вступительный вносят в свободно конвертируемой и приравненной к ней валюте…
Он обожал этот язык. Поколения Кравцовых, подвизавшихся на службе внешней торговли, вместе с безупречными манерами и вкусом с детства привили ему интерес к банковскому делу. Но что-то там не заладилось с приемом в МГИМО, как обещали…
Кравцов, впрочем, быстро утешился: новая работа в милиции открывала новые перспективы. Правда, для этого следовало вначале поработать внизу, на земле.
— …Кроме того, от них принимается замкнутая валюта, покупаемая Госбанком. Сумма взноса в инвалютных, остальное в обычных рублях.
— С лифтершами говорил?
— Со всеми. Их четверо. Терезу вспомнила только одна, Сабира — трое. Живут тихо.
— Гости?
— Почти не бывают.
— Почти?
— Об этом я и хотел сказать. В среду, то есть почти накануне исчезновения, к Сабиру приходили. Мужчина и женщина. Остались ночевать.
— Приметы есть?
— Как всегда: если нужно — никто не запоминает. Либо забывают.
— Молодые, пожилые?
— Мужчину не запомнили. Но женщина определенно немолодая, в сером платке. Ее видели сзади.
— А другая лифтерша? Если они ночевали — вторая должна была видеть, когда уходили.
— Вторая вообще ничего не знает…
Положив трубку, Денисов, раздумывая, походил по кабинету. В здании было по-прежнему тихо. Никого, кроме дежурного наряда и Бахметьева…
Он спустился вниз, к коммутатору оперативной связи, набрал номер:
— Сосногорск, Коми АССР… — Он назвал номер телефона в Сосногорске, свой номер и условное слово, вводившее систему экстренной связи. Женский голос ответил:
— Сейчас…
Сосногорск дали через несколько минут, у телефона была Овчинникова.
— Такое дело… — Он поздоровался. — Это — Денисов. Из Москвы.
— Я узнала.
— Лекарь… Помните? Табиб. Он приезжал с Жанзаковым. Как его звали?
— Эркабай.
— Фамилию знаете?
— Нет.
— В чем он был одет?
— В халате, сверху пальто.
— А женщина?
— Его мать? Она слепая… Пальто, шаль.
— Серая?
— Да.
— Что у нее за прическа? Шпильки носит?
— Косы седые и гребенка.
— Деревянная? Не помните?
— Гребенка? Да.
— Спасибо. Откуда они приезжали?
— Откуда-то из Каракалпакии. О Сабире… — Она вдруг словно задохнулась. — Ничего?
— Почти ничего. Табиб с матерью ночевали у него со среды на четверг. А с четверга Жанзакова уже никто не видел. Старик может что-то знать?
Она подумала:
— Вполне.
— О чем они говорили в Сосногорске?
— Не знаю. Женщина ничего не понимает по-русски. Табиб тоже плохо — «хорошо», «спасибо», «космос»… А я уже забыла и татарский, и узбекский.
— Какие, считаете, у них взаимоотношения?
— С Сабиром? Очень хорошие. Старик, по-моему, относится к нему как к сыну. Сабир тоже очень тепло… — Овчинникова поддержала: — Эркабай может что-то знать…
Жена Жанзакова высказалась еще более определенно:
— Теперь я за него спокойна. Эркабай относится к Сабиру как к сыну. У него не было своих детей. Сабир говорил, что поле старика ему благоприятствует… — Она благодарно взглянула на Денисова. — Если не случилось ничего непредвиденного, все быстро объяснится. Надо только срочно разыскать Эркабая.
Актриса приехала в неярком клетчатом костюме — пиджаке, модно спускавшемся с плеч, длинной юбке. Мила была в чем-то вязаном. Полковник Бахметьев принял обеих женщин в кабинете, поднялся помочь снять пальто.
Аркадия — их постоянного спутника — на этот раз с ними не было.
— Я закурю. Не против? — Тереза, успокаиваясь, вынула сигарету. Бахметьев щелкнул зажигалкой.
— Вы знаете адрес Эркабая?
— Нет. Все годы связь шла через Сабира. Я думаю, что он знал его наизусть и не записывал.
— А фамилию?
— Тоже нет.
— Тогда это становится сложнее.
— Как же быть? — Она медленно и глубоко затянулась. Тяжелый синеватый дым, казалось, проник в тончайшие кровеносные капилляры головного мозга, серым пустым облачком вернулся назад.
Жена драматурга вмешалась:
— Раз Эркабай был в Москве, значит, в Москве и Камал… — Она пояснила: — Ученый! Аспирант НИИ востоковедения… Он занимается знахарями, экстрасенсами.
— У вас есть его телефон? Или адрес?
— Камал тоже не москвич. Обычно живет у знакомых. Когда кто-то уезжает… Он и у нас жил на даче…
— Давно?
Денисов подошел к окну, выходившему в зал для транзитных пассажиров.
Взглянул вниз. Там продолжалось извечное беспорядочное движение людей, следить за ними можно было бесконечно, словно за картинками, меняющимися в калейдоскопе.
— В начале года…
— Что вы знаете о табибе?
— Сабир в него очень верит. «Практически, — он говорил, — табиб может снимать любые болезни…» Ведь беда нашего времени — стресс. А такие примитивы, как Эркабай, его одномоментно снимают. Миле, например, Эркабай снимал мигрень со спазматическими осложнениями. То, что не делает ни одно современное средство. Так, Мила?
Жена драматурга кивнула…
— Мимоходом. И без наложения рук.
Денисов еще накануне заметил, что не может смотреть ей в глаза. Причину он так и не понял:
«Не верю? Стыжусь перед ней? Было время, когда смотреть в глаза считалось дерзким, беззастенчивым».
— К счастью, наши близкие все здоровы. Пока к помощи Эркабая прибегать не пришлось!
Тереза не догадывалась об Овчинниковой.
— У вас нет его фотографии? Можно было бы кого-то ориентировать. Так и ни адреса, ни фамилий?
— Нет. Но, знаете, есть выход! И Эркабай и Камал снимались у Сабира в дипломном фильме. В титрах их фамилии. Фамилии всей группы. Кто-то из них, безусловно, в Москве. Что-то подскажет.
Бахметьев сразу заинтересовался:
— Когда?
— Лет пять назад.
— Может, установить через студию? Где проходили съемки?
— Это Ош, Киргизия. Фильм-трехчастевка. Получасовой.
— Вы были на съемках?
— Два раза. У меня были съемки в Крыму. Как только возникала возможность, я летела в Ош. Счастливые были дни…
— Съемочную группу знаете?
Тереза отвела руку с сигаретой.
— Почти все потом перебывали у нас дома. Ассистенты, оператор. Я не говорю об актерах… Но ни адресов, ни телефонов.
— А название?
— «Ремонт». Сабиру оно нравилось…
— Я думаю, проще всего позвонить Аркадию Александровичу, — Мила тотчас вспомнила о муже. — Он сейчас дома. Спит. Надо его поднять. Кажется, копия фильма у Сабира с собой, в Москве. Аркадий знает.
Бахметьев подвинул телефон, Денисов под диктовку Милы набрал номер. Трубку долго не брали.
— Может, аппарат отключен? — засомневался Бахметьев.
— Он возьмет, ждите.
— О чем этот фильм? — Денисов обернулся к жене Жанзакова.
— Бытовая фантастика. Сценарий писал сам Сабир. Сам же снимал. — Тереза погасила сигарету. — Герой, молодой еще относительно человек, возвращается из командировки. В поезде знакомится с неким философом. Мудрецом, скажем так. Тот объясняет: при определенных обстоятельствах люди могут выпасть из времени, оказаться на несколько лет позади, впереди…
Аркадий не отвечал, гудки раздавались так же размеренно. Автомат не испытывал от этого ни неудобства, ни досады.
— Герой не придает значения разговору. Он уже несколько недель находится в командировке, скучает по жене, собаке, дочери. Кажется, в таком порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26