– огрызнулась Нола.
– Ты участвовала в этом деле с самого начала, – кричал Сэмми. – Ты нарушила закон и сама прекрасно об этом знаешь!
Нола злобно глянула на Сэмми, потом обвела взглядом всех собравшихся и с яростью загасила и эту сигарету. Она явно пыталась справиться с собой.
– И какой же такой закон я нарушила? Закон, который запрещает быть наивной дурочкой? Или есть закон, по которому я не имею права западать на каждого сладкоречивого придурка? Что ж, я нарушила тогда целых два закона. Тогда давайте, сажайте меня в камеру и выбрасывайте ключи. Я заслужила наказание.
– И на кого вы поставили? – спросил Уайли, потягивая газировку и глядя сквозь двухстороннее зеркало на Нолу.
– На Холифилда, – ответил Ник, выуживая из пакета очередной соленый кренделек (срок годности этих крендельков явно давно закончился).
– В «Голден Наггет» на него ставят два к одному.
– Они просто козлы, – рявкнул Ник.
– Вы газеты читаете? – спросил Уайли. – Этот спортивный обозреватель из «Сан», ну, Джо Тейлор, говорит, что Зверь сейчас в лучшей своей форме. Пробегает каждый день по пять миль, укладывает всех своих спарринг-партнеров. Джо Тейлор пишет, что…
Ник развернулся и дал Уайли подзатыльник:
– Холифилд! Слышал, что я сказал? Холифилд! Но Уайли сдаваться отказывался:
– И все-таки Зверь великолепно смотрится.
Ник подбросил пакетик с крендельками.
– Никаких «все-таки», болван! Победит Эвандер Холифилд. Казино в этом городе потеряли больше денег на ставках против Холифилда, чем против любого другого боксера. Они брали три к одному в бою против Бастера Дугласа, пять к одному в матче-реванше с Риддиком Боуи, двадцать к одному в первом бою с Железным Майком и каждый раз проигрывали. И теперь ты хочешь сказать, что какой-то бандит, которого только что выпустили из тюрьмы, должен выиграть? Холифилд – и точка. Ну-ка, повтори, что я сейчас сказал?
– Господи, – простонал Уайли. – Могу я иметь собственное мнение?
– Что-что?
– Мнение.
– Нет. Не можешь.
– Ладно, сдаюсь. Холифилд.
Ник потрепал его по плечу:
– Смотри-ка, малыш, а ты, оказывается, способный ученик.
Тут они увидели, что Лонго выводит Нолу Бриггс и ее адвоката из комнаты для допросов. Там произошло что-то важное, а они пропустили. На пороге возник Валентайн – на лице его было написано негодование.
– Что там происходит? – спросил Ник.
– Все отправились на квартиру к Ноле Бриггс. Она говорит, что у нее есть электронные письма от Фонтэйна, подтверждающие ее невиновность.
Ник скомкал пакет из-под крендельков и швырнул его в мусорную корзину. Бой Холифилда состоится через два дня, а уже завтра в город начнут съезжаться болельщики, серьезные парни с большими карманами, которые знают, как тратить денежки. Значит, ему надо быть у себя в заведении, потому что это хороший шанс поправить финансовое положение. Ему уже осточертела эта история с Нолой, он был готов заняться другими, куда более важными делами.
– Ну и?.. – нетерпеливо воскликнул он.
– Если письма настоящие, Лонго будет вынужден ее отпустить.
– А как насчет моих пятидесяти тысяч?
– Попрощайтесь с ними, – посоветовал Валентайн. Ник подскочил и отшвырнул стол в сторону.
– Только через мой труп! – завопил он и ринулся к двери.
15
Яростно жуя незажженную сигару, Ник вел свой «Кадиллак» по отвратительному новому району, где проживала Нола Бриггс. Впереди маячил седан лейтенанта Лонго – на нем не было ни мигалок, ни иного признака принадлежности к полицейскому департаменту. Машина Лонго завернула в тупиковую улочку, и Ник последовал за ним. Они ехали уже минут двадцать, а кондиционер все не мог разогнать накопившийся в автомобиле жар.
На переднем сиденье, рядом с Ником, расположился Валентайн, на задних сиденьях – Уайли и Сэмми Манн. За все время никто не произнес ни слова, и от этого путь казался еще длиннее. Наконец Уайли нарушил молчание. Он промокнул лицо платком и спросил:
– Где это мы, черт побери?
Никто не знал. Хоть Сэмми уже бывал здесь с полицейскими, самостоятельно найти дорогу он бы не смог: квартал вырастал из пустыни словно сорняк – без всякой логики и намека на архитектурный замысел. Заметив группу мальчишек на роликовых коньках, Ник притормозил.
– Вы по-прежнему считаете, что Нола виновна? – спросил Уайли у Валентайна.
Валентайн обмахивался журналом словно веером.
– Считаю, – ответил он.
– Ну, не знаю… – протянул Уайли, и все удивленно уставились на него. Он быстро добавил: – Ей же светит от пяти до десяти лет. Так почему она не объявила себя главной свидетельницей против Фонтэйна? Полицейские тогда бы ее точно отпустили.
Это было идиотское соображение, и Валентайн попытался объяснить:
– Потому что она уже слишком глубоко во всем увязла. И сейчас просто прикрывает задницу.
– С чего это вы так уверенно об этом говорите?
– Просто я уже наблюдал такие сцены сотни раз.
– То есть?
Валентайн повернулся к Уайли:
– Когда обстоятельства позволяют, большинство людей непременно жульничают. Такова человеческая натура.
– Что значит «большинство»? – спросил Уайли.
– Я имею в виду большинство игроков, – ответил Валентайн. – Возьмем, к примеру, мою бабушку. Даже она жульничала, когда играла в карты с родными. Она держала в одной руке карты, а другой перебирала четки. Я-то думал, она молится, раз шевелит губами, но как-то раз я вышел из комнаты, а потом тихонечко вернулся и стал позади нее. Так вот бабуля моя считала карты, а четки служили ей чем-то вроде счетов.
– Ваша родная бабушка! – воскликнул Уайли, совершенно потрясенный этим рассказом.
– Да, эта история и открыла мне глаза на человеческую натуру, – заявил Валентайн.
Машина Лонго притормозила у дорожки к дому Нолы, точно такому же, как все дома на ее улице. Господи, подумал Валентайн, как можно прожить среди этих одинаковых коробок десять лет и не сойти с ума?
Ник припарковался на другой стороне улицы. Они выбрались из машины и подошли к стоявшим на лужайке перед домом Хиггинсу, Лонго, закованной в наручники Ноле и ее адвокату.
– Давайте постараемся проделать все это быстро, – сказал Лонго, нацепив полицейскую бляху: давал окружающим понять, что он при исполнении.
– Я тоже хочу взглянуть на письма, – сказал Ник.
– Они настоящие, – ответила Нола. – Сами убедитесь.
На тротуаре собралась группа мальчишек. Нола подняла скованные руки и крикнула:
– Привет, Джонни, Тейлор и Джош! Все у вас в порядке?
– Да, мадам, – ответили мальчишки хором.
– Я меняла пеленки, кажется, всем мальчикам в этом квартале, – пояснила Нола своему адвокату.
– Им, наверное, очень неприятно видеть вас в таком вот положении, – заметил адвокат.
– Еще бы! – Нола подсунула скованные руки под стоявший у входной двери горшок с кактусом и сказала: – Ключ здесь, лейтенант.
Лонго приподнял горшок и вытащил ключ.
– У вас установлена охранная система? – спросил он, вставляя ключ в замок.
– Нет, – ответила она. – И собаки тоже не имеется.
– Вот и хорошо.
Лонго открыл дверь, и их окатила волна ледяного воздуха. Валентайн стоял первым, поэтому основной удар пришелся на него. Уайли отошел назад к тротуару, достал бумажник и раздал мальчишкам по доллару:
– Вот, ребята. Сделайте одолжение, исчезните.
Ребята исчезли, но недалеко – отошли к углу и снова уставились в их сторону.
На пороге возник Лонго:
– Все чисто.
Первыми в дом вошли Нола и адвокат, следом за ними Хиггинс, потом Ник и Валентайн. Но когда на пороге возникли Сэмми Манн и Уайли, Лонго сказал:
– Шестеро – это уже толпа. Вы останетесь здесь.
– Но почему? – обиделся Уайли. – Мы же тоже в этом участвуем.
– Знаю, – ответил Лонго. – Вы на нее указали. Именно поэтому вы и остаетесь.
И лейтенант захлопнул дверь.
Вернувшись в машину Ника, Уайли спросил:
– Ну и что нам теперь остается делать?
Сэмми включил двигатель и принялся вертеть ручки настройки кондиционера. Но вентилятор гнал раскаленный воздух: Никовы машины вечно барахлили, хотя он был верен им куда больше, чем своим женщинам.
– Хут эдук бе тесук у шуфут, – ответил Сэмми.
– Что это ты такое сказал?
– Это по-арабски, – пояснил Сэмми. – Любимое выражение моего папаши.
– Вот уж не знал, что ты араб.
– Что ж, теперь вот знаешь.
– Ну и что это означает?
– Засунь палец в задницу и свистни.
– Тогда и ты засунь, – сказал Уайли.
Валентайну показалось, что Ника вот-вот хватит удар.
Ступив в убогий Нолин домишко, Ник принялся топтаться и озираться с таким видом, будто на него обрушились давно забытые воспоминания. Он схватил Валентайна за руку и воскликнул:
– Господи Боже, да я помню это место!
– Неужели?
Ник кивнул и показал вниз:
– Тот же дешевый оранжевый ковер! Уродливее него только покрытие в моем собственном казино! – Он тихо засмеялся, продолжая оглядывать гостиную.
– Может, она не могла позволить себе купить другой, – предположил Валентайн.
– И в доме все по-прежнему, Тони. Ничего с той самой ночи за эти десять лет не изменилось.
Валентайн сходил в кухню и принес Нику стакан воды.
– О какой ночи вы говорите?
– Мы ссорились, – ответил Ник. Он подошел к раздвижной стеклянной двери и уставился на «сад камней» в заднем дворике. – Господи, я вспомнил все, словно это было вчера. Я стоял вот здесь, а Нола – там, где вы сейчас, и она орала на меня что было сил.
– А из-за чего?
Ник потер лоб:
– Не знаю. Наверное, я что-то такое сказал. Ну, знаете, как с женщинами бывает: скажешь что-нибудь и – бах! – они взрываются, как двести тонн тротила.
Он уставился в пространство, силясь вспомнить:
– Она швырнула в меня горшок с цветами, чуть в голову не попала, а потом как заорет: «Я тебе член отрежу, ты, сукин сын!»
Ник поперхнулся и умолк.
– В чем дело? – спросил Валентайн.
– А может, это не Нола крикнула, а какая-то другая цыпочка? – спросил сам у себя Ник. Поскреб живот и добавил: – За эти годы столько их перебывало! – пожаловался он. – Я уж всех и не припомню, все как в дыму: пьянка, секс, эти безумства, чтобы произвести на них впечатление! Ну, знаете, как бывает.
Валентайн не знал: он был из тех странных особей, что всю свою взрослую жизнь провели с одной-единственной женщиной.
– И вы теперь жалеете об этом? – спросил он.
– Ну конечно, – ответил Ник. – Надо было хотя бы записывать.
Откуда-то из глубины дома донеслись жалобные возгласы Нолы. Валентайн с Ником поспешили по коридору к остальным, собравшимся в ее спальне. Комнатка была маленькой, темной – жалюзи никто не поднял. Нола, с которой сняли наручники, стояла на коленях перед картонной коробкой, которую она, видимо, вытащила из-под кровати.
– Но электронные письма, которые я получала от Сонни и потом распечатывала, были здесь, – причитала она со слезами в голосе. – Я хранила их в одном конверте со свидетельством о браке. – Она в отчаянии глядела на них снизу вверх. – Я клянусь, Богом клянусь!
– Может, вы положили их в какое-то другое место? – Попытался помочь ей Хиггинс. – Подумайте хорошенько.
– Нет! – воскликнула она, снова перерывая все бумаги в коробке. – Здесь они были! Наверняка он сюда забрался и выкрал их!
– Кто? – спросил Хиггинс.
Нола опустила голову и горько разрыдалась:
– Сонни меня подставил! – рыдала она. – Я снова впустила его в мою жизнь, и вот что этот сукин сын со мной сделал!
Она в отчаянии раскачивалась из стороны в сторону, отказываясь принимать этот последний удар. Даже у Валентайна сердце дрогнуло. Ник вытащил шелковый носовой платок и протянул ей: он уже жалел, что затеял всю эту историю.
– Не делайте этого, – предупредил Лонго, но Ник все равно опустился на колени рядом с Нолой.
– На, возьми, – сказал он.
– Спасибо, Ник. – Она вытерла глаза.
– Скажи-ка мне вот что, – спросил грек. – Я помню, что когда-то уже бывал здесь. И мы с тобой ссорились.
– Ссорились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Ты участвовала в этом деле с самого начала, – кричал Сэмми. – Ты нарушила закон и сама прекрасно об этом знаешь!
Нола злобно глянула на Сэмми, потом обвела взглядом всех собравшихся и с яростью загасила и эту сигарету. Она явно пыталась справиться с собой.
– И какой же такой закон я нарушила? Закон, который запрещает быть наивной дурочкой? Или есть закон, по которому я не имею права западать на каждого сладкоречивого придурка? Что ж, я нарушила тогда целых два закона. Тогда давайте, сажайте меня в камеру и выбрасывайте ключи. Я заслужила наказание.
– И на кого вы поставили? – спросил Уайли, потягивая газировку и глядя сквозь двухстороннее зеркало на Нолу.
– На Холифилда, – ответил Ник, выуживая из пакета очередной соленый кренделек (срок годности этих крендельков явно давно закончился).
– В «Голден Наггет» на него ставят два к одному.
– Они просто козлы, – рявкнул Ник.
– Вы газеты читаете? – спросил Уайли. – Этот спортивный обозреватель из «Сан», ну, Джо Тейлор, говорит, что Зверь сейчас в лучшей своей форме. Пробегает каждый день по пять миль, укладывает всех своих спарринг-партнеров. Джо Тейлор пишет, что…
Ник развернулся и дал Уайли подзатыльник:
– Холифилд! Слышал, что я сказал? Холифилд! Но Уайли сдаваться отказывался:
– И все-таки Зверь великолепно смотрится.
Ник подбросил пакетик с крендельками.
– Никаких «все-таки», болван! Победит Эвандер Холифилд. Казино в этом городе потеряли больше денег на ставках против Холифилда, чем против любого другого боксера. Они брали три к одному в бою против Бастера Дугласа, пять к одному в матче-реванше с Риддиком Боуи, двадцать к одному в первом бою с Железным Майком и каждый раз проигрывали. И теперь ты хочешь сказать, что какой-то бандит, которого только что выпустили из тюрьмы, должен выиграть? Холифилд – и точка. Ну-ка, повтори, что я сейчас сказал?
– Господи, – простонал Уайли. – Могу я иметь собственное мнение?
– Что-что?
– Мнение.
– Нет. Не можешь.
– Ладно, сдаюсь. Холифилд.
Ник потрепал его по плечу:
– Смотри-ка, малыш, а ты, оказывается, способный ученик.
Тут они увидели, что Лонго выводит Нолу Бриггс и ее адвоката из комнаты для допросов. Там произошло что-то важное, а они пропустили. На пороге возник Валентайн – на лице его было написано негодование.
– Что там происходит? – спросил Ник.
– Все отправились на квартиру к Ноле Бриггс. Она говорит, что у нее есть электронные письма от Фонтэйна, подтверждающие ее невиновность.
Ник скомкал пакет из-под крендельков и швырнул его в мусорную корзину. Бой Холифилда состоится через два дня, а уже завтра в город начнут съезжаться болельщики, серьезные парни с большими карманами, которые знают, как тратить денежки. Значит, ему надо быть у себя в заведении, потому что это хороший шанс поправить финансовое положение. Ему уже осточертела эта история с Нолой, он был готов заняться другими, куда более важными делами.
– Ну и?.. – нетерпеливо воскликнул он.
– Если письма настоящие, Лонго будет вынужден ее отпустить.
– А как насчет моих пятидесяти тысяч?
– Попрощайтесь с ними, – посоветовал Валентайн. Ник подскочил и отшвырнул стол в сторону.
– Только через мой труп! – завопил он и ринулся к двери.
15
Яростно жуя незажженную сигару, Ник вел свой «Кадиллак» по отвратительному новому району, где проживала Нола Бриггс. Впереди маячил седан лейтенанта Лонго – на нем не было ни мигалок, ни иного признака принадлежности к полицейскому департаменту. Машина Лонго завернула в тупиковую улочку, и Ник последовал за ним. Они ехали уже минут двадцать, а кондиционер все не мог разогнать накопившийся в автомобиле жар.
На переднем сиденье, рядом с Ником, расположился Валентайн, на задних сиденьях – Уайли и Сэмми Манн. За все время никто не произнес ни слова, и от этого путь казался еще длиннее. Наконец Уайли нарушил молчание. Он промокнул лицо платком и спросил:
– Где это мы, черт побери?
Никто не знал. Хоть Сэмми уже бывал здесь с полицейскими, самостоятельно найти дорогу он бы не смог: квартал вырастал из пустыни словно сорняк – без всякой логики и намека на архитектурный замысел. Заметив группу мальчишек на роликовых коньках, Ник притормозил.
– Вы по-прежнему считаете, что Нола виновна? – спросил Уайли у Валентайна.
Валентайн обмахивался журналом словно веером.
– Считаю, – ответил он.
– Ну, не знаю… – протянул Уайли, и все удивленно уставились на него. Он быстро добавил: – Ей же светит от пяти до десяти лет. Так почему она не объявила себя главной свидетельницей против Фонтэйна? Полицейские тогда бы ее точно отпустили.
Это было идиотское соображение, и Валентайн попытался объяснить:
– Потому что она уже слишком глубоко во всем увязла. И сейчас просто прикрывает задницу.
– С чего это вы так уверенно об этом говорите?
– Просто я уже наблюдал такие сцены сотни раз.
– То есть?
Валентайн повернулся к Уайли:
– Когда обстоятельства позволяют, большинство людей непременно жульничают. Такова человеческая натура.
– Что значит «большинство»? – спросил Уайли.
– Я имею в виду большинство игроков, – ответил Валентайн. – Возьмем, к примеру, мою бабушку. Даже она жульничала, когда играла в карты с родными. Она держала в одной руке карты, а другой перебирала четки. Я-то думал, она молится, раз шевелит губами, но как-то раз я вышел из комнаты, а потом тихонечко вернулся и стал позади нее. Так вот бабуля моя считала карты, а четки служили ей чем-то вроде счетов.
– Ваша родная бабушка! – воскликнул Уайли, совершенно потрясенный этим рассказом.
– Да, эта история и открыла мне глаза на человеческую натуру, – заявил Валентайн.
Машина Лонго притормозила у дорожки к дому Нолы, точно такому же, как все дома на ее улице. Господи, подумал Валентайн, как можно прожить среди этих одинаковых коробок десять лет и не сойти с ума?
Ник припарковался на другой стороне улицы. Они выбрались из машины и подошли к стоявшим на лужайке перед домом Хиггинсу, Лонго, закованной в наручники Ноле и ее адвокату.
– Давайте постараемся проделать все это быстро, – сказал Лонго, нацепив полицейскую бляху: давал окружающим понять, что он при исполнении.
– Я тоже хочу взглянуть на письма, – сказал Ник.
– Они настоящие, – ответила Нола. – Сами убедитесь.
На тротуаре собралась группа мальчишек. Нола подняла скованные руки и крикнула:
– Привет, Джонни, Тейлор и Джош! Все у вас в порядке?
– Да, мадам, – ответили мальчишки хором.
– Я меняла пеленки, кажется, всем мальчикам в этом квартале, – пояснила Нола своему адвокату.
– Им, наверное, очень неприятно видеть вас в таком вот положении, – заметил адвокат.
– Еще бы! – Нола подсунула скованные руки под стоявший у входной двери горшок с кактусом и сказала: – Ключ здесь, лейтенант.
Лонго приподнял горшок и вытащил ключ.
– У вас установлена охранная система? – спросил он, вставляя ключ в замок.
– Нет, – ответила она. – И собаки тоже не имеется.
– Вот и хорошо.
Лонго открыл дверь, и их окатила волна ледяного воздуха. Валентайн стоял первым, поэтому основной удар пришелся на него. Уайли отошел назад к тротуару, достал бумажник и раздал мальчишкам по доллару:
– Вот, ребята. Сделайте одолжение, исчезните.
Ребята исчезли, но недалеко – отошли к углу и снова уставились в их сторону.
На пороге возник Лонго:
– Все чисто.
Первыми в дом вошли Нола и адвокат, следом за ними Хиггинс, потом Ник и Валентайн. Но когда на пороге возникли Сэмми Манн и Уайли, Лонго сказал:
– Шестеро – это уже толпа. Вы останетесь здесь.
– Но почему? – обиделся Уайли. – Мы же тоже в этом участвуем.
– Знаю, – ответил Лонго. – Вы на нее указали. Именно поэтому вы и остаетесь.
И лейтенант захлопнул дверь.
Вернувшись в машину Ника, Уайли спросил:
– Ну и что нам теперь остается делать?
Сэмми включил двигатель и принялся вертеть ручки настройки кондиционера. Но вентилятор гнал раскаленный воздух: Никовы машины вечно барахлили, хотя он был верен им куда больше, чем своим женщинам.
– Хут эдук бе тесук у шуфут, – ответил Сэмми.
– Что это ты такое сказал?
– Это по-арабски, – пояснил Сэмми. – Любимое выражение моего папаши.
– Вот уж не знал, что ты араб.
– Что ж, теперь вот знаешь.
– Ну и что это означает?
– Засунь палец в задницу и свистни.
– Тогда и ты засунь, – сказал Уайли.
Валентайну показалось, что Ника вот-вот хватит удар.
Ступив в убогий Нолин домишко, Ник принялся топтаться и озираться с таким видом, будто на него обрушились давно забытые воспоминания. Он схватил Валентайна за руку и воскликнул:
– Господи Боже, да я помню это место!
– Неужели?
Ник кивнул и показал вниз:
– Тот же дешевый оранжевый ковер! Уродливее него только покрытие в моем собственном казино! – Он тихо засмеялся, продолжая оглядывать гостиную.
– Может, она не могла позволить себе купить другой, – предположил Валентайн.
– И в доме все по-прежнему, Тони. Ничего с той самой ночи за эти десять лет не изменилось.
Валентайн сходил в кухню и принес Нику стакан воды.
– О какой ночи вы говорите?
– Мы ссорились, – ответил Ник. Он подошел к раздвижной стеклянной двери и уставился на «сад камней» в заднем дворике. – Господи, я вспомнил все, словно это было вчера. Я стоял вот здесь, а Нола – там, где вы сейчас, и она орала на меня что было сил.
– А из-за чего?
Ник потер лоб:
– Не знаю. Наверное, я что-то такое сказал. Ну, знаете, как с женщинами бывает: скажешь что-нибудь и – бах! – они взрываются, как двести тонн тротила.
Он уставился в пространство, силясь вспомнить:
– Она швырнула в меня горшок с цветами, чуть в голову не попала, а потом как заорет: «Я тебе член отрежу, ты, сукин сын!»
Ник поперхнулся и умолк.
– В чем дело? – спросил Валентайн.
– А может, это не Нола крикнула, а какая-то другая цыпочка? – спросил сам у себя Ник. Поскреб живот и добавил: – За эти годы столько их перебывало! – пожаловался он. – Я уж всех и не припомню, все как в дыму: пьянка, секс, эти безумства, чтобы произвести на них впечатление! Ну, знаете, как бывает.
Валентайн не знал: он был из тех странных особей, что всю свою взрослую жизнь провели с одной-единственной женщиной.
– И вы теперь жалеете об этом? – спросил он.
– Ну конечно, – ответил Ник. – Надо было хотя бы записывать.
Откуда-то из глубины дома донеслись жалобные возгласы Нолы. Валентайн с Ником поспешили по коридору к остальным, собравшимся в ее спальне. Комнатка была маленькой, темной – жалюзи никто не поднял. Нола, с которой сняли наручники, стояла на коленях перед картонной коробкой, которую она, видимо, вытащила из-под кровати.
– Но электронные письма, которые я получала от Сонни и потом распечатывала, были здесь, – причитала она со слезами в голосе. – Я хранила их в одном конверте со свидетельством о браке. – Она в отчаянии глядела на них снизу вверх. – Я клянусь, Богом клянусь!
– Может, вы положили их в какое-то другое место? – Попытался помочь ей Хиггинс. – Подумайте хорошенько.
– Нет! – воскликнула она, снова перерывая все бумаги в коробке. – Здесь они были! Наверняка он сюда забрался и выкрал их!
– Кто? – спросил Хиггинс.
Нола опустила голову и горько разрыдалась:
– Сонни меня подставил! – рыдала она. – Я снова впустила его в мою жизнь, и вот что этот сукин сын со мной сделал!
Она в отчаянии раскачивалась из стороны в сторону, отказываясь принимать этот последний удар. Даже у Валентайна сердце дрогнуло. Ник вытащил шелковый носовой платок и протянул ей: он уже жалел, что затеял всю эту историю.
– Не делайте этого, – предупредил Лонго, но Ник все равно опустился на колени рядом с Нолой.
– На, возьми, – сказал он.
– Спасибо, Ник. – Она вытерла глаза.
– Скажи-ка мне вот что, – спросил грек. – Я помню, что когда-то уже бывал здесь. И мы с тобой ссорились.
– Ссорились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44