Лена, постояв, последовала за ним. Ей было страшно. Она тщательно закрыла дверь на засов, повернулась к Саше с немым укором в глазах.
Но тот без слов упал на койку и момен­тально заснул. Последний раз так крепко он спал в армии после марш-броска по горам с полной выкладкой.
XIV
По дороге из аэропорта Ольга настояла на том, чтобы сначала заехать в больницу. Ванька остался спать в машине под присмотром шофе­ра. В отличие от обычных городских больниц для бедных, эта сияла огнями. Они отражались в блестящем холодном мраморе просторного пустого холла.
Ольга в сопровождении Шмидта и двух ох­ранников пересекла вестибюль и направилась прямо к лифтам. Здесь дорогу им заступила строгая женщина-администратор в белом хала­те, выскочившая из-за стойки дежурного.
- Вы к кому? Почему не вовремя? Сейчас не время посещений!
- Мы к Елизавете Андреевне Суриковой, - поспешно проговорила Ольга. - Я только что прилетела... Издалека, чтобы ее увидеть. В ка­кой она палате?
Женщина несколько стушевалась. Олин эс­корт выглядел более чем внушительно. Охран­ники с каменными лицами мрачно смотрели на администратора, и та решила не связываться с опасной компанией.
- Сурикова? Кажется, она в пятьсот четыр­надцатой. Это пятый этаж.
- Найдем! - блондин оттеснил ее плечом и нажал кнопку на стене.
Роскошный лифт с зеркальными стенами доставил посетителей наверх. Дизайн коридо­ра ничуть не уступал тому, что они видели на первом этаже. Вдоль стен стояли покойные кресла, обтянутые темно-коричневой кожей, на стенах висели хорошие копии французских импрессионистов. Прямо не больница, а музей.
Дверь в пятьсот четырнадцатую палату была приоткрыта. Ольга вошла первой и застыла. В комнате никого не было. Единственная кро­вать была пуста: простыни нет, в головах по­душка без наволочки, в ногах лежит свернутое вчетверо одеяло.
- Наверное, это не та палата... - Ольга бес­помощно оглянулась, все еще не желая верить очевидному.
Ища поддержки, она посмотрела на Шмидта. Тот пожал плечами и опустил взгляд. Ему все стало ясно. Ошибки не было, это была та самая палата, в которой лежала Елизавета Андреевна.
Из коридора послышались торопливые ша­ги: между охранниками, перекрывшими вход в палату, с трудом протиснулась дежурная мед­сестра, изящная, интеллигентного вида жен­щина. Оценив ситуацию, она взяла Олю под руку и сочувственно произнесла:
- Вы к Елизавете Андреевне? Она сконча­лась час назад. Приношу вам свои соболезно­вания. - Заметив, что Оля едва стоит на ногах, сестра подвела ее к постели и почти силой усадила на краешек. По лицу Оли потекли слезы, но она их не замечала.
Медсестра начала что-то говорить о болезни Елизаветы Андреевны и ее преклонном возра­сте, о том, что врачи очень старались, но так и не смогли помочь...
Ольга не слышала и не слушала. Она поняла только одно - бабушки нет. Нет самого близко­го человека, дорогого ей человека... Оборвалась последняя связь с тем прежним миром, в кото­ром она жила до знакомства с Сашей Беловым.
Она вспоминала ее маленькое, покрытое доб­рыми морщинками лицо, ее постоянную заботу о ней и Ване, и нескончаемые хлопоты по до­му... Ольга сознавала, что так, как ее любила бабушка, ее уже никто и никогда не будет лю­бить. И еще она понимала, что в смерти Елиза­веты Андреевны виновата она. Нельзя было ос­тавлять ее одну. Бабушка так была привязана к ней и Ваньке!
- Оля, что с тобой? Тебе плохо? - Шмидт осторожно дотронулся до ее плеча и протянул свой носовой платок.
Но Ольга смотрела сквозь него, словно не замечая. Тогда он наклонился, аккуратно кос­нулся несколько раз платком ее щек и глаз, а потом вложил его в ее в руку.
- Оля, ты не волнуйся, мы все организуем, как полагается. А теперь надо идти. Ванька в машине ждет, и вообще, пора ехать.
- Да, конечно. - Она поднялась и, словно на автопилоте, направилась к выходу. Шмидт и охранники молча расступились перед ней...
Оставшись одна, сестра подошла к постели, поправила свернутое одеяло и взбила подуш­ку, хотя в этом не было никакой надобности...
В машине Ольга не проронила ни слова, но плакать перестала. Она ушла в себя, а Шмидту не хотелось донимать ее пустыми разговорами. Иногда лучше молчать, чем говорить. Они дол­го ехали на западную окраину столицы, где на­ходилась квартира Шмидта. У Ольги было время успокоиться...
Наконец они остановились на выложенной темно-розовой плиткой стоянке у входа в су­персовременную жилую башню из стекла и бетона, с архитектурными излишествами на фасаде и, по московскому обычаю, непремен­ным шпилем наверху. Была уже поздняя ночь.
Ванька так и не проснулся, и Шмидту при­шлось нести его на руках. Охранники остались в машине.
Скоростной лифт в одно мгновение вознес их на запредельную высоту. Из окна огромно­го лестничного холла далеко внизу были вид­ны огни московских кварталов и длинные це­почки фонарей городского освещения, похо­жие на застывшие трассирующие очереди. Вся Москва была как на ладони. Шмидт от­крыл дверь ключом и пропустил Ольгу в квартиру. Следом вошел сам. Ваньку он осто­рожно положил на диван в гостиной, потом повернулся к Ольге.
- Располагайся. Здесь вы сможете спокойно пожить некоторое время. В любом другом мес­те будет небезопасно.
Он показал Ольге расположение комнат и других помещений.
- Спальные принадлежности здесь, холо­дильник забит под завязку. Если что-то пона­добится, мой номер в памяти телефона стоит первым. Звони. А сейчас не буду вам мешать.
Ольга протянула ему на прощанье руку. Шмидт задержал ее в своей чуть дольше, чем следовало бы. Но опять воздержался от ком­ментариев. Да Ольге и не хотелось ни с кем разговаривать. Когда он ушел, она вздохнула с облегчением. Сейчас ей надо было побыть одной...
Проводив Шмидта, Ольга подошла к окну и долго смотрела вниз на огни города. Ее собст­венная жизнь показалась ей полностью лишен­ной смысла перед лицом всевластной смерти. Вот и не стало бабушки! К чему эти метания и самокопания, вся эта бессмысленная суета, гонка за деньгами и собственностью, если для всех конец один?
Она вдруг поймала себя на том, что совсем перестала вспоминать о Саше. Где он? Жив ли? Она не желала ему зла, но и видеть его сейчас не хотела. Пожалуй, она вообще не хотела его видеть...
Ваньке она постелила в одной из комнат на большом диване и перенесла его туда из гости­ной. Хорошо хоть, что он так ничего и не узнал о случившемся. Намаялся бедный за день, да и пересечение часовых поясов никому на пользу не идет, тем более ребенку.
После этого Ольга пошла в ванную. Ни джа­кузи, ни прохладный душ не помогли ей рас­слабиться. Полотенца под рукой не было, но на вешалке висел большой махровый халат - мужской, черный в синюю полоску. Ольга, не вытираясь, накинула его на себя и направилась в спальню. Халат был ей так велик, что полы его шлейфом волочились за ней по паркету.
Потом Ольга долго лежала без сна, глядя в потолок. Сон не шел, в голову лезли мрачные мысли. По сути, она осталась одна на целом свете с малолетним сыном, без мужа, без родст­венников, без близких, а против нее ополчи­лась чуть ли не вся криминальная Москва.
И перед ней всего два пути: отойти в сторону, или, как говорят братки, «соскочить», и остаток жизни провести в страхе, ожидая каждую ми­нуту пули киллера. Или встать во главе импе­рии Белова, соединить в одно целое ее разроз­ненные части, чтобы обеспечить себе и сыну - главное, сыну - достойный образ жизни и соот­ветствующий уровень безопасности. Кажется, есть человек, который может ей в этом помочь... Вот только хватит ли у нее сил и характера?
Она встала, прошла к бару и открыла дверцу. Здесь была выстроена целая батарея отбор­ных напитков. Она выбрала бутылку «Хеннесси», плеснула в толстостенный хрустальный стакан немного янтарной влаги. И только когда поднесла его ко рту и сделала первый гло­ток, почувствовала, что зубы ее стучат о край стакана...
Ванька проснулся среди ночи в незнако­мом месте. Он не испугался. За последнее время им с мамой не раз пришлось менять ме­сто жительства.
В коридоре горел свет. Он слез с дивана, на котором спал, и пошел туда. В коридоре нико­го не было, но из-за ближайшей двери слыша­лись странные звуки. Ванька подошел к ней и открыл.
Мама была здесь. Она вела себя очень странно, Ванька никогда ее такой не видел расстроенной. Она плакала в голос. Ванька да­же не думал, что взрослые могут вот так ре­веть. Он - мог, когда ему не покупали новую игрушку или оттаскивали от компьютера. Но чтобы мама!
- Мама, ты что? - робко спросил он.
Ольга повернула к сыну залитое слезами ли­цо. Ванька бросился к ней и крепко обнял. Так они и застыли, прижавшись друг к другу. Одни среди чужого, враждебного мира: двое самых близких, самых родных людей. Ванька весь дрожал. Ольга всем сердцем почувствовала, как он напуган. Бедный мальчик, он ведь не по­нимает причин и всей сложности наваливших­ся на нее проблем. Ради него нужно взять себя в руки и успокоиться.
- Пойдем в постельку, я тебе сказку расска­жу. Какую ты хочешь?
- Про зайчика и лисичку, - радостно крик­нул Иван, тут же забыв все свои страхи, - как она его из избушки выгнала...
XV
В это утро Шмидту пришлось изменить свои планы. Он был срочно вызван в Покров­скую межрайонную прокуратуру к следовате­лю по особо важным делам Николаеву Кирил­лу Андреевичу. Целью вызова был допрос в ка­честве свидетеля. Шмидт заявил, что приедет с адвокатом, но Николаев резко возразил.
- Вас вызывают как свидетеля, поэтому ад­вокат вам не нужен.
Оказалось, что это не совсем так. После не­скольких уточняющих вопросов относительно анкетных данных Шмидта, разговор зашел все о том же - о странном и жестоком убийстве на стройке торгового центра, где погиб его хозяин Владимир Каверин, а с ним вместе помощник и охранники.
В ходе беседы следователь поинтересовал­ся - не помнит ли господин Шмидт, где он на­ходился и чем занимался в момент убийства Каверина. В ответ господин Шмидт весьма вежливо послал господина следователя куда подальше с его подозрениями. И заявил, что об убийстве узнал от оперативников в ходе опро­са свидетелей в милиции. Причем его алиби полностью подтвердилось... О том, что он лич­но был в строящемся торговом центре Каверина после его убийства и видел утопавшие в соб­ственной крови трупы врагов Белова, Дмит­рий, естественно, умолчал...
В ответ тот предложил Шмидту хорошенько подумать и напрячь память. В собственных, мол, интересах. После этого следователь сунул посетителю бумажку и предложил расписаться.
- Что это значит? - удивленно поинтересо­вался Шмидт.
- Подписка о невыезде, - казенным голо­сом пояснил Николаев.
- Слушайте, я хоть и не адвокат, но кое-что в юридических вопросах понимаю. Подписка - мера пресечения. Какой может быть свидетель с мерой пресечения?
В это время дверь в кабинет следователя от­крылась, и на пороге показался солидный, мед-ведеподобный человек в темно-синем мундире. Он чем-то неуловимо напоминал генерального прокурора. Да он и был прокурором. Фамилия его была - Мазурин. Шмидт знал его: тот уже пытался когда-то привлечь его к ответственно­сти по делу расстреле в метро немецкого бизне­смена, естественно, с нулевым результатом.
Мазурин остановился в дверях, внима­тельно изучая Шмидта, как энтомолог редко­го жука.
Следователь Николаев вскочил, вытянулся в струну, как солдат в присутствии генерала.
- Здравствуйте, Петр Прокофьевич! - не сказал, доложил он.
- Не вставай, не надо, - помахал рукой про­курор. - Есть проблемы?
- Так точно! - снова крикнул следователь, словно и не слышал пожеланий начальника. - Вот гражданин интересуется, можно ли у сви­детеля отбирать подписку о невыезде. Юриди­ческий казус, так сказать.
Прокурор подошел к столу, фальшиво улыб­нулся и сказал:
- Никакого казуса. Возьми и перепиши бу­маги, пусть идет по делу обвиняемым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38