Дверь резко распахнулась, и Ванесса упала в коридор, приземлившись на плечо, жуткая боль тотчас пронзила руку.
— Миссис Меррит! О Господи! Доктор Аллан! Крики, бегущие шаги. Чьи-то руки подхватили ее под мышки.
Безвольная, опустошенная, она раскачивалась между агентами Секретной службы, пока они несли ее к кровати, Джордж Аллан отвел агентов в сторону.
— Спасибо, джентльмены.
— Может, вызвать «скорую помощь», доктор Аллан? — спросил один из них.
— В этом нет необходимости. — Он приложил к груди Ванессы стетоскоп. — Миссис Гастон, пожалуйста, принесите еще капельницу.
Кто-то из агентов спросил, не позвонить ли президенту или мистеру Мартину. Доктор ответил, что он позвонит сам, как только состояние миссис Меррит стабилизируется. Оба агента вышли в коридор.
— Давайте-ка наденем на нее смирительную рубашку, — бросил Джордж сестре. — На руки и на ноги.
— Не слишком ли сурово?
— Мы здорово рискуем. А вдруг она снова встанет и упадет, миссис Гастон.
— Я была бы рада помочь ей, если она захочет подняться, доктор Аллан. Вполне возможно, что ее самочувствие улучшится, если она встанет с кровати. Я думаю, она получила слишком большую дозу успокоительного.
— Благодарю за предложение, — отозвался Джордж совсем не благодарственным тоном, — но мне лучше знать, что подходит для моего пациента. Пожалуйста, выполняйте мои распоряжения, которые одновременно являются приказами президента Соединенных Штатов. Ясно?
— Да, доктор Аллан.
Ванесса лежала с закрытыми глазами, но она уловила большую часть их разговора, хотя некоторым словам было трудно приписать какое-либо значение. Почему она не может встать, если хочет?
Где Дэвид?
Где отец?
Где она сама наконец?
В аду, может быть.
Да, точно в аду.
— Где?
— Вайоминг.
— Черт!
Выдав плохие новости президенту, Спенс умолк и потом уже бежал за ним, не проронив ни слова. Последовавший словесный поток был цветистым и выразительным. Меррит использовал словарный запас, который позаимствовал у своего отца, работавшего на овчарне в Билокси.
Происхождение Меррита ни для кого не было секретом еще во время первой его предвыборной кампании за место конгрессмена. Ко времени его гонки за президентство избиратели хорошо знали, что он рос отнюдь не в роскоши и богатстве. Мать его работала в системе государственного образования, но их семья, несмотря на то что оба родителя работали, едва сводила концы с концами. У них никогда не было своего дома. Детство Дэвида Меррита прошло в сдаваемых внаем вагончиках во второразрядном парке трейлеров. Вместо того чтобы скрывать сие скромное происхождение, предвыборный комитет выставлял его биографию как воплощение американской мечты. Он был Авраамом Линкольном двадцать первого века. Он преодолел невероятную пропасть, чтобы держать в своих руках самый могущественный кабинет в мире. Опека сенатора Армбрюстера, конечно, стала неоценимой помощью, но в первую очередь именно ум и упорство Меррита привлекли к нему внимание Клета.
Что не выставлялось напоказ, так это то, что бедность юного Меррита была отвратительна. Не предавалось широкой огласке, что оба родителя его были алкоголиками и он стал самостоятельно заботиться о себе задолго до того, как они окончательно спились. Только раз в жизни он позволил себе выпить — вдень похорон отца. Напился, празднуя свою свободу от двух людей, которых презирал и ненавидел с тех пор, как себя помнил.
Спенс искоса взглянул на президента. Обычно вспышки недовольства его быстро проходили. Это время Спенс выбрал потому, что дело было важным и требовало полной конфиденциальности. Вряд ли их разговор мог быть подслушан агентами Секретной службы, которые след о вал и поодаль. Они знали, что лучше не подходить слишком близко, когда президент разговаривает со Спенсом. Все, абсолютно все было регламентировано.
— Как вы узнали, что Барри Трэвис уехала в Вайоминг? — буркнул президент.
— Два дня ее не было дома. Пес находится в собачьем питомнике.
— Я не спрашиваю, уехала ли она из города! — взбесился президент. — Я спрашиваю, как вы узнали, что она поехала в Вайоминг?!
— Когда вы были в Калифорнии, я разговаривал с ее шефом. — И Спенс рассказал Мерриту о встрече с Хови Фриппом в местном баре. — Парень себе на уме. Но даже если итак, вряд л и он знает ее местонахождение, ибо вчера утром на телестанции он выдал агентам ФБР ту же самую информацию. Говорят, он чуть ли не вонял от страха. Если бы он что-то знал, то наверняка рассказал бы.
— Ее дом обыскали?
— Официально — нет, — ответил Спенс. — У нас нет ордера и ни малейшего повода для его получения.
— А неофициально?
— Неофициально обыск был произведен профессионалом! — гордо доложил Спенс с холодной улыбкой. — Ему показалось, что она пыталась замести следы. Он не нашел ни записки, ни клочка бумаги — ничего, что указывало бы на ее поспешный отъезд или на причину отъезда. Он нашел лишь несколько просроченных книг из библиотеки, касающихся женских психических расстройств и СВДС.
Меррит вытер вспотевший лоб.
— Она все еще расследует это дело.
— Я тоже так думаю. Мы обнаружили ее машину на стоянке Национального аэропорта, затем провели полную проверку информации о пассажирах всех рейсов за последние несколько дней. Под собственным именем она не путешествовала, оплата по ее кредитной карточке не производилась.
Президент остановился, Спенс тоже. Секретные агенты позади держали дистанцию.
— У нее навязчивая идея, чуть ли не паранойя, — заметил Меррит.
— Точно. Не найдя ее имени ни в одном из списков, мы опросили всех агентов по продаже билетов, пока не нашли того, кто продал ей билет. Трэвис путешествует под псевдонимом и оплатила свой билет до Джексон-Хоула наличными. Работник авиаагентства узнал ее по фотографии. Она поехала повидаться с Грэем. — Тон у Спенса был такой же мрачный, как и у президента. — По крайней мере это следует предположить.
Меррит задумчиво уставился в пространство.
— Он ненавидит репортеров. Вряд ли он захочет говорить с ней.
— Полагаете?
— Черт! — Меррит смахнул каплю пота с кончика носа. — А что, если мы опоздали? Если она уже побеседовала с Грэем, если он что-то ей рассказал…
— Тогда потенциальные проблемы не за горами, — резюмировал Спенс.
— В будущем году президентские выборы, и мы не можем себе позволить даже потенциальные проблемы.
— Именно. — Спенс обменялся с президентом многозначительным взглядом.
— Думаю, нелишне будет заставить этого репортера замолчать.
Президент кивнул, затем возобновил бег.
— Делайте все, что считаете нужным. Спенс побежал рядом.
— Я займусь этим немедленно.
Глава 13
Ты не обманываешь меня? Из ФБР?
— Так сказал Хови. — Барри звонила Дэйли из Джексон-Хоула. Она сняла номер в мотеле и сейчас разглядывала себя в зеркале. То ли от освещения, то ли от осознания того, что все очень серьезно, она побледнела.
— Два агента пришли на телестанцию и расспросили его обо мне. — Она вроде передала Дэйли все то, о чем ей рассказал Хови. — Он наложил в штаны от страха. Правда, правда! Фрип сам углубился в детали о расстройстве своего кишечника, которые не стоит повторять.
— Ничего смешного, Барри.
Еще один защитный механизм, который она развила в детстве, — сардоническое чувство юмора. Но на этот раз ее разум не справился — ситуация по-прежнему казалась серьезной. Она надеялась, что Дэйли рассеет ее беспокойство, но вышло совсем наоборот.
— Что ты думаешь по этому поводу?
— Думаю, что ты сильно кого-то нервируешь.
— Кого?
— Возможно, всего лишь Далтона Нили. Твои частые звонки доставили массу хлопот пресс-секретарю Белого дома. Ты как бы намекала, что он недостаточно правдив, рассказывая о здоровье первой леди. Его способ попросить, чтобы ты оставила их в покое, — это натравить на тебя ребят из ФБР.
— Или?
— Или, — он вздохнул, — за всем этим может стоять самая верхушка вплоть до Овального кабинета. Что думает по этому поводу Хови?
— Их с Дженкинсом проинформировали, что запрос обо мне был чистой формальностью. Хови, кстати, объяснил, что мой интерес к Ванессе — всего лишь избыток дружеского сочувствия после недавнего интервью.
— Они купились на это?
— По крайней мере так показалось. Может, это их удовлетворило.
— Может быть.
Через мгновение она сказала:
— Дэйли, давай считать, что никто из нас не поверил этому.
Они помолчали некоторое время, единственным звуком в трубке было хриплое дыхание Дэйли. Наконец он произнес:
— Я совсем забыл тебя спросить, как прошло с Бондюрантом?
Сердце у нее упало. Как прошло с Бондюрантом? В постели или вне ее? В постели он был великолепен, вне…
— Примерно, как я и предполагала. Враждебный. Неразговорчивый.
— Не встретил тебя с распростертыми объятиями? Если выражаться точно, то именно с распростертыми и встретил.
— Ну, не совсем так.
— Он хоть что-нибудь прояснил?
— Нет. Вернее, ничего не сказал прямо. Теперь я не сомневаюсь, что они с Ванессой испытывали друг к другу сильные чувства. По крайней мере он-то уж точно.
— Думаешь, они совершили эту гадость?
— Совершили или нет, но он до сих пор эмоционально привязан к ней. Был один момент, когда он перестал следить за собой и начал горестно сокрушаться о том аде, через который она прошла. Думаю, это относилось к ее печали по поводу смерти ребенка.
— Никогда ничего не предполагай, Барри. Слышишь? Разве тебя не учили? Добывай факты!
— Так вот, я не собираюсь снова встречаться с ним, если ты предлагаешь именно это. Он просил меня выбросить все из головы, в том числе и его. Я намерена проделать последнее. Я закончу свое расследование, но без Бондюранта.
— Что это с тобой?
— Ничего, а что? — Господи, она умрет, если Дэйл и станет известно, как она пожертвовала журналистской честью и объективностью ради нескольких минут сексуального блаженства.
— Ладно, — сказал он без внутреннего убеждения. — Ты ведешь себя так, словно от чего-то защищаешься.
— Я беспокоюсь за свой материал.
— Тебя захватило?
— Целиком и полностью. С каких это пор мелкого репортеришку беспокоят визитами из ФБР? Чем больше дверей передо мной закрывают, тем больше я убеждаюсь, что кому-то нужно что-то скрыть.
— Когда ты возвращаешься?
— Завтра. Я возьму след в Вашингтоне. Есть что-нибудь новое о Ванессе?
— Немного старой грязи. , — Я звякну тебе завтра вечером, когда вернусь домой. Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, — сказал он, но голос выдал его. — Барри? Если ты наткнулась на что-то действительно отвратительное… Ладно, будь поосторожнее. Да?
Эта трогательная забота заставила ее затосковать по нему. Даже после того, как раздались гудки, она продолжала держать телефонную трубку, не желая прерывать эмоционального контакта. Дэйли скорее был членом ее семьи, чем просто другом, а уж на родителя походил больше, чем ее собственные мать и отец.
Она устало двинулась в душевую, сбросила одежду. Зеркало над умывальником оказалось ничуть не добрее, чем то, что висело в спальне. Выглядела она ужасно. То, что осталось от макияжа, было нанесено тридцать шесть часов назад. Тонкие лучики в уголках глаз гораздо глубже выделялись на дневной основе грима. Ей тридцать три. На кого она будет похожа в сорок три? Пятьдесят три? Сравнивать не с кем, мать прожила гораздо меньше.
Барри отодвинула занавеску в сторону и встала под душ. Она взвизгнула, когда струя ударила ее в грудь, и опустила глаза, чтоб обнаружить причину жжения. На ее грудях виднелись слабые розовые царапины. Кожа над ухом горела.
Господи, что она наделала?
Девушка наклонила голову, желая, чтобы сильная струя выбила все воспоминания о Грэе Бондюранте. Голая, она казалась худой, крепкой и гибкой. Ее тело уже не было столь совершенным, как в юности. Чувствовались жизненные испытания, но неровности и угловатости делали его еще привлекательнее, как и ее седеющие виски, и морщинки вокруг глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Миссис Меррит! О Господи! Доктор Аллан! Крики, бегущие шаги. Чьи-то руки подхватили ее под мышки.
Безвольная, опустошенная, она раскачивалась между агентами Секретной службы, пока они несли ее к кровати, Джордж Аллан отвел агентов в сторону.
— Спасибо, джентльмены.
— Может, вызвать «скорую помощь», доктор Аллан? — спросил один из них.
— В этом нет необходимости. — Он приложил к груди Ванессы стетоскоп. — Миссис Гастон, пожалуйста, принесите еще капельницу.
Кто-то из агентов спросил, не позвонить ли президенту или мистеру Мартину. Доктор ответил, что он позвонит сам, как только состояние миссис Меррит стабилизируется. Оба агента вышли в коридор.
— Давайте-ка наденем на нее смирительную рубашку, — бросил Джордж сестре. — На руки и на ноги.
— Не слишком ли сурово?
— Мы здорово рискуем. А вдруг она снова встанет и упадет, миссис Гастон.
— Я была бы рада помочь ей, если она захочет подняться, доктор Аллан. Вполне возможно, что ее самочувствие улучшится, если она встанет с кровати. Я думаю, она получила слишком большую дозу успокоительного.
— Благодарю за предложение, — отозвался Джордж совсем не благодарственным тоном, — но мне лучше знать, что подходит для моего пациента. Пожалуйста, выполняйте мои распоряжения, которые одновременно являются приказами президента Соединенных Штатов. Ясно?
— Да, доктор Аллан.
Ванесса лежала с закрытыми глазами, но она уловила большую часть их разговора, хотя некоторым словам было трудно приписать какое-либо значение. Почему она не может встать, если хочет?
Где Дэвид?
Где отец?
Где она сама наконец?
В аду, может быть.
Да, точно в аду.
— Где?
— Вайоминг.
— Черт!
Выдав плохие новости президенту, Спенс умолк и потом уже бежал за ним, не проронив ни слова. Последовавший словесный поток был цветистым и выразительным. Меррит использовал словарный запас, который позаимствовал у своего отца, работавшего на овчарне в Билокси.
Происхождение Меррита ни для кого не было секретом еще во время первой его предвыборной кампании за место конгрессмена. Ко времени его гонки за президентство избиратели хорошо знали, что он рос отнюдь не в роскоши и богатстве. Мать его работала в системе государственного образования, но их семья, несмотря на то что оба родителя работали, едва сводила концы с концами. У них никогда не было своего дома. Детство Дэвида Меррита прошло в сдаваемых внаем вагончиках во второразрядном парке трейлеров. Вместо того чтобы скрывать сие скромное происхождение, предвыборный комитет выставлял его биографию как воплощение американской мечты. Он был Авраамом Линкольном двадцать первого века. Он преодолел невероятную пропасть, чтобы держать в своих руках самый могущественный кабинет в мире. Опека сенатора Армбрюстера, конечно, стала неоценимой помощью, но в первую очередь именно ум и упорство Меррита привлекли к нему внимание Клета.
Что не выставлялось напоказ, так это то, что бедность юного Меррита была отвратительна. Не предавалось широкой огласке, что оба родителя его были алкоголиками и он стал самостоятельно заботиться о себе задолго до того, как они окончательно спились. Только раз в жизни он позволил себе выпить — вдень похорон отца. Напился, празднуя свою свободу от двух людей, которых презирал и ненавидел с тех пор, как себя помнил.
Спенс искоса взглянул на президента. Обычно вспышки недовольства его быстро проходили. Это время Спенс выбрал потому, что дело было важным и требовало полной конфиденциальности. Вряд ли их разговор мог быть подслушан агентами Секретной службы, которые след о вал и поодаль. Они знали, что лучше не подходить слишком близко, когда президент разговаривает со Спенсом. Все, абсолютно все было регламентировано.
— Как вы узнали, что Барри Трэвис уехала в Вайоминг? — буркнул президент.
— Два дня ее не было дома. Пес находится в собачьем питомнике.
— Я не спрашиваю, уехала ли она из города! — взбесился президент. — Я спрашиваю, как вы узнали, что она поехала в Вайоминг?!
— Когда вы были в Калифорнии, я разговаривал с ее шефом. — И Спенс рассказал Мерриту о встрече с Хови Фриппом в местном баре. — Парень себе на уме. Но даже если итак, вряд л и он знает ее местонахождение, ибо вчера утром на телестанции он выдал агентам ФБР ту же самую информацию. Говорят, он чуть ли не вонял от страха. Если бы он что-то знал, то наверняка рассказал бы.
— Ее дом обыскали?
— Официально — нет, — ответил Спенс. — У нас нет ордера и ни малейшего повода для его получения.
— А неофициально?
— Неофициально обыск был произведен профессионалом! — гордо доложил Спенс с холодной улыбкой. — Ему показалось, что она пыталась замести следы. Он не нашел ни записки, ни клочка бумаги — ничего, что указывало бы на ее поспешный отъезд или на причину отъезда. Он нашел лишь несколько просроченных книг из библиотеки, касающихся женских психических расстройств и СВДС.
Меррит вытер вспотевший лоб.
— Она все еще расследует это дело.
— Я тоже так думаю. Мы обнаружили ее машину на стоянке Национального аэропорта, затем провели полную проверку информации о пассажирах всех рейсов за последние несколько дней. Под собственным именем она не путешествовала, оплата по ее кредитной карточке не производилась.
Президент остановился, Спенс тоже. Секретные агенты позади держали дистанцию.
— У нее навязчивая идея, чуть ли не паранойя, — заметил Меррит.
— Точно. Не найдя ее имени ни в одном из списков, мы опросили всех агентов по продаже билетов, пока не нашли того, кто продал ей билет. Трэвис путешествует под псевдонимом и оплатила свой билет до Джексон-Хоула наличными. Работник авиаагентства узнал ее по фотографии. Она поехала повидаться с Грэем. — Тон у Спенса был такой же мрачный, как и у президента. — По крайней мере это следует предположить.
Меррит задумчиво уставился в пространство.
— Он ненавидит репортеров. Вряд ли он захочет говорить с ней.
— Полагаете?
— Черт! — Меррит смахнул каплю пота с кончика носа. — А что, если мы опоздали? Если она уже побеседовала с Грэем, если он что-то ей рассказал…
— Тогда потенциальные проблемы не за горами, — резюмировал Спенс.
— В будущем году президентские выборы, и мы не можем себе позволить даже потенциальные проблемы.
— Именно. — Спенс обменялся с президентом многозначительным взглядом.
— Думаю, нелишне будет заставить этого репортера замолчать.
Президент кивнул, затем возобновил бег.
— Делайте все, что считаете нужным. Спенс побежал рядом.
— Я займусь этим немедленно.
Глава 13
Ты не обманываешь меня? Из ФБР?
— Так сказал Хови. — Барри звонила Дэйли из Джексон-Хоула. Она сняла номер в мотеле и сейчас разглядывала себя в зеркале. То ли от освещения, то ли от осознания того, что все очень серьезно, она побледнела.
— Два агента пришли на телестанцию и расспросили его обо мне. — Она вроде передала Дэйли все то, о чем ей рассказал Хови. — Он наложил в штаны от страха. Правда, правда! Фрип сам углубился в детали о расстройстве своего кишечника, которые не стоит повторять.
— Ничего смешного, Барри.
Еще один защитный механизм, который она развила в детстве, — сардоническое чувство юмора. Но на этот раз ее разум не справился — ситуация по-прежнему казалась серьезной. Она надеялась, что Дэйли рассеет ее беспокойство, но вышло совсем наоборот.
— Что ты думаешь по этому поводу?
— Думаю, что ты сильно кого-то нервируешь.
— Кого?
— Возможно, всего лишь Далтона Нили. Твои частые звонки доставили массу хлопот пресс-секретарю Белого дома. Ты как бы намекала, что он недостаточно правдив, рассказывая о здоровье первой леди. Его способ попросить, чтобы ты оставила их в покое, — это натравить на тебя ребят из ФБР.
— Или?
— Или, — он вздохнул, — за всем этим может стоять самая верхушка вплоть до Овального кабинета. Что думает по этому поводу Хови?
— Их с Дженкинсом проинформировали, что запрос обо мне был чистой формальностью. Хови, кстати, объяснил, что мой интерес к Ванессе — всего лишь избыток дружеского сочувствия после недавнего интервью.
— Они купились на это?
— По крайней мере так показалось. Может, это их удовлетворило.
— Может быть.
Через мгновение она сказала:
— Дэйли, давай считать, что никто из нас не поверил этому.
Они помолчали некоторое время, единственным звуком в трубке было хриплое дыхание Дэйли. Наконец он произнес:
— Я совсем забыл тебя спросить, как прошло с Бондюрантом?
Сердце у нее упало. Как прошло с Бондюрантом? В постели или вне ее? В постели он был великолепен, вне…
— Примерно, как я и предполагала. Враждебный. Неразговорчивый.
— Не встретил тебя с распростертыми объятиями? Если выражаться точно, то именно с распростертыми и встретил.
— Ну, не совсем так.
— Он хоть что-нибудь прояснил?
— Нет. Вернее, ничего не сказал прямо. Теперь я не сомневаюсь, что они с Ванессой испытывали друг к другу сильные чувства. По крайней мере он-то уж точно.
— Думаешь, они совершили эту гадость?
— Совершили или нет, но он до сих пор эмоционально привязан к ней. Был один момент, когда он перестал следить за собой и начал горестно сокрушаться о том аде, через который она прошла. Думаю, это относилось к ее печали по поводу смерти ребенка.
— Никогда ничего не предполагай, Барри. Слышишь? Разве тебя не учили? Добывай факты!
— Так вот, я не собираюсь снова встречаться с ним, если ты предлагаешь именно это. Он просил меня выбросить все из головы, в том числе и его. Я намерена проделать последнее. Я закончу свое расследование, но без Бондюранта.
— Что это с тобой?
— Ничего, а что? — Господи, она умрет, если Дэйл и станет известно, как она пожертвовала журналистской честью и объективностью ради нескольких минут сексуального блаженства.
— Ладно, — сказал он без внутреннего убеждения. — Ты ведешь себя так, словно от чего-то защищаешься.
— Я беспокоюсь за свой материал.
— Тебя захватило?
— Целиком и полностью. С каких это пор мелкого репортеришку беспокоят визитами из ФБР? Чем больше дверей передо мной закрывают, тем больше я убеждаюсь, что кому-то нужно что-то скрыть.
— Когда ты возвращаешься?
— Завтра. Я возьму след в Вашингтоне. Есть что-нибудь новое о Ванессе?
— Немного старой грязи. , — Я звякну тебе завтра вечером, когда вернусь домой. Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, — сказал он, но голос выдал его. — Барри? Если ты наткнулась на что-то действительно отвратительное… Ладно, будь поосторожнее. Да?
Эта трогательная забота заставила ее затосковать по нему. Даже после того, как раздались гудки, она продолжала держать телефонную трубку, не желая прерывать эмоционального контакта. Дэйли скорее был членом ее семьи, чем просто другом, а уж на родителя походил больше, чем ее собственные мать и отец.
Она устало двинулась в душевую, сбросила одежду. Зеркало над умывальником оказалось ничуть не добрее, чем то, что висело в спальне. Выглядела она ужасно. То, что осталось от макияжа, было нанесено тридцать шесть часов назад. Тонкие лучики в уголках глаз гораздо глубже выделялись на дневной основе грима. Ей тридцать три. На кого она будет похожа в сорок три? Пятьдесят три? Сравнивать не с кем, мать прожила гораздо меньше.
Барри отодвинула занавеску в сторону и встала под душ. Она взвизгнула, когда струя ударила ее в грудь, и опустила глаза, чтоб обнаружить причину жжения. На ее грудях виднелись слабые розовые царапины. Кожа над ухом горела.
Господи, что она наделала?
Девушка наклонила голову, желая, чтобы сильная струя выбила все воспоминания о Грэе Бондюранте. Голая, она казалась худой, крепкой и гибкой. Ее тело уже не было столь совершенным, как в юности. Чувствовались жизненные испытания, но неровности и угловатости делали его еще привлекательнее, как и ее седеющие виски, и морщинки вокруг глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62