Я люблю, чтобы с кровью.
Барри не обращала внимания на его грубость. Их привязанность друг к другу была взаимной. В свое время они тяжело сближались, но теперь ничто не могло разрушить их дружбу. Он и достигли в общении такого уровня, когда неодобрение или осуждение равносильно выражению нежности.
— Я двадцать лет жизни убил на сигареты, — заметил Дэйли после ужина, когда они пили кофе в спальне. Он откинулся в кресле, вставил две пластиковые трубочки, подсоединенные к переносному кислородному баллону, лежащему у ног.
Барри, устроившись на диване поудобнее, подложила себе под голову подушку.
— Недавно я встретилась с человеком, у которого был никотиновый приступ. Ты даже представить себе не сможешь, кто это!
— Ну и кто же?
— Это секрет.
— Кому я расскажу? Кроме тебя, ко мне никто и не заходит.
— Стоит тебе захотеть, и у тебя появилось бы множество друзей. Ты сам никого не приглашаешь.
— Не выношу жалости!
— Тогда хорошо бы примкнуть к кому-то.
— Кто захочет проводить время с больными, которые всасывают воздух через трубочки?
— Мы уже говорили об этом, — монотонно произнесла Барри. — Давай не будем снова поднимать эту тему.
— Ладно, — проворчал он. — Кто он — этот загадочный курильщик?
Поколебавшись, она ответила:
— Наша первая леди.
От удивления брови его поползли вверх.
— Она нервничала перед тем, как дать интервью? — спросил он.
— Нет. Это было в тот день, когда мы встретились с ней за чашкой кофе в ресторане.
— Ну а теперь, после того как ты поговорила с ней с глазу на глаз, ты все еще считаешь, что она глупа?
— Я никогда так не считала.
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты частенько ее так называла, сидя именно на этом диване. Красавица из Миссисипи. Не ты ли придумала для нее такое прозвище? Раньше ты говорила о ней, как о женщине, у которой никогда нет своего, отличного от других, мнения. Говорила, что ее взгляды формировались мужчинами, перед которыми она преклонялась, то есть отцом и мужем. А еще ты не раз повторяла, что она пустая и скучная. Может, я что-то забыл?
— Нет, конечно. — Барри вздохнула и рассеянно потянулась за кофе. — Я до сих пор так считаю, но в то же время мне ее очень жаль. Все-таки у нее умер ребенок.
Барри задумалась, глядя в одну точку.
— Ну и что?
Вопрос Дейли заставил ее встрепенуться.
— О чем ты? — спросила она.
— Судя по всему, ты мучаешься какой-то очень важной проблемой. Я весь вечер ждал, что ты откроешься и выложишь мне все без утайки, но…
Она могла скрыть свои переживания и эмоции от любого, включая и самое себя, но ничто не могло ускользнуть от острых глаз Дэйли. Когда она оказывалась в затруднительном положении или находилась в стрессовом состоянии, он своим внутренним радаром всегда улавливал изменения в ее настроении. Благодаря этой своей способности он и стал великолепным репортером.
— Я не знаю, что это, — честно призналась она. — Это как…
— Зуд. Как будто хочется чесаться.
— Да, что-то наподобие.
— То есть ты хочешь сказать, что ходишь вокруг да около, но только непонятно, около чего?..
Дэйли, сидя в кресле, наклонился вперед, и глаза его зажглись жизнью. Щеки порозовели, он выглядел лучше, чем в прошлый раз, если можно так сказать, учитывая всю тяжесть его болезни.
Барри стало как-то не по себе. Возможно, в этой истории ничего особенного не было, и поэтому Дэйли мог сильно разочароваться. Но, с другой стороны, что плохого, если она поделится с ним своими мыслями? Возможно, Дэйли сможет что-то разглядеть, а нет — так прямо скажет об этом.
— Сериал о СВДС вызвал большой интерес к проблеме со стороны общественности, — начала она. (Благодаря спутниковому телевидению сериал был показан на всю страну.)
— Карьера обеспечена, — отозвался Дэйли. — Что ты и хотела, разве нет? Ну так что тебя волнует? Она посмотрела на свой уже остывший кофе и продолжила:
— Впервые встретившись с ней, я почувствовала, что она в чем-то винит себя, и мне пришлось ее успокаивать. Разве она виновата в этой смерти — уж так случилось. Она как-то странно отреагировала, просто спросила: «Правда?» Этот вопрос и то, с какой интонацией она его задала, побудили меня заняться СВДС. На глаза мне попалась странная история о женщине, у которой было четверо детей, и все они умерли от этого синдрома. Впоследствии оказалось, что синдром здесь ни при чем.
— У нее был… как его…
— Синдром Мюнхгаузена, — подсказала Барри. — В настоящее время расследуются несколько случаев такой детской смертности во время сна. Матерей обвиняют в убийстве их собственных детей, а они делали это ради того, чтобы привлечь к себе внимание. — Глубоко вдохнув и задержав дыхание, она посмотрела на Дэйли.
Выдержав ее взгляд, он наконец произнес:
— Ты полагаешь, что первая леди Соединенных Штатов Америки убила своего ребенка?
Барри поставила кофейную чашечку на столик и поднялась.
— Я этого не говорила.
— Но прозвучало именно так.
— Я вовсе не это имела в виду, Дэйли. Клянусь!
— Тогда почему ты такая озабоченная сегодня?
— Не знаю! Но что-то здесь не так. — Она снова опустилась на диван и обхватила голову руками. — За последние несколько недель я дважды встречалась с Ванессой Меррит. Во время первой встречи она вела себя как наркоманка. Казалось, эта женщина находится на грани нервного срыва. А в день интервью она была совершенно другим человеком. Высокомерная. Спокойная. Правильная. Каждое движение выверено, каждое слово продумано.
— Интервью получилось хорошим.
— Бесстрастное интервью, Дэйли, и ты это знаешь. — По выражению столица Барри поняла, что он согласен. — Это интервью с миссис Меррит замышлялось самым ярким эпизодом во всем сериале, а оказалось самым неинтересным. Она смотрелась неестественно! Если бы во время нашей первой встречи она вела себя так же, то я, возможно, ничего и не заметила бы, но этот контраст между первой и второй Ванессой Меррит был просто ошеломляющим!
— Думаешь, она перед интервью чего-то наглоталась? — недоуменно спросил Дэйли.
— Возможно. Мне показалось, что во время приема миссис Меррит находилась под воздействием лекарств или же была просто пьяна. Великолепна, как всегда, и в то же время какая-то рассеянная… Почти… Ну не знаю… боюсь… президент отнесся… — Она запнулась. — Ладно, это уже другая тема. В общем, Меррит приветствовал меня так, словно мы с ним давным-давно знакомы. Мне, конечно, польстило внимание с его стороны, но все это как-то странно. Он одинаково одобрительно отозвался о сериале как до, так и после его выхода в эфир. Опять же эти цветы… Наверное, цена букета нанесла невосполнимый урон национальному бюджету.
— Значит, все твои измышления несостоятельны? Он бы изменил свое отношение к тебе и к твоему «произведению», если бы фильм выставлял его жену в неприглядном свете.
— Просто удивительно! Я уже давно не давала материалов о Белом доме, и вдруг теперь, после показа моего фильма, мы с президентом становимся хорошими друзьями. С чего бы это?!
— Все очень просто, Барри. На будущий год состоятся президентские выборы, он хочет быть переизбран на новы и срок. И потому надо задобрить журналистов, а ты ведь из этой братии. Победишь в прессе — выиграешь на выборах.
С Дэйли трудно не согласиться. Дэвид Меррит еще тогда, когда впервые избирался в конгресс, уже знал, как расположить к себе средства массовой информации. Эта взаимная любовь продолжалась и во время его предвыборной кампании. Несмотря на то что пресса и телевидение по-прежнему благосклонны к нему, связь эта несколько ослабла. Впрочем, Барри Трэвис была мелким репортером и не имела практически никакого влияния. Почему же в таком случае он выказал ей свое расположение?
После первой встречи с Ванессой Меррит голова ее раскалывалась от головоломок и загадок, невозможно было сосредоточиться ни на одной из них, ибо в каждой чувствовалась опасная западня.
— Возможно, я и проигнорировала бы эти нестыковки и продолжала бы спать по ночам спокойно, — отозвалась девушка. — Однако меня смущает одно обстоятельство: после интервью Ванесса крепко меня обняла. Меня!
— Просто-напросто хотела поблагодарить.
— Нет, это был предлог.
— То есть?
— Обняв, она шепнула мне на ухо так, что никто не мог услышать: «Барри, пожалуйста, помоги мне. Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?"
— Черт!
— Я совершенно точно знаю, Дэйли, что это был первый и единственный раз, когда она осмелилась на эмоции. В голосе ее звучало отчаяние! Как думаешь, что она имела в виду?
— Откуда, черт подери, мне знать? Это могло, например, означать: помоги моему мужу остаться на второй срок. Или: помоги обратить общественное сознание к проблеме СВДС. Или: помоги мне преодолеть мое горе. В этой фразе либо заключено очень многое либо ничего.
— Ничего так ничего, — подхватила Барри. — В любом другом случае факты могут оказаться взрывоопасными.
Он покачал головой.
— Не верю. Зачем ей убивать своего ребенка, да еще если он такой долгожданный?
— Мы вроде уже выяснили это: синдром Мюнхгаузена!
— Вряд ли, — возразил он. — Женщины, страдающие этим расстройством, как правило, жаждут симпатии и внимания. Ванесса Меррит привлекает куда больше внимания к своей персоне, чем любая другая женщина на земле.
— А как насчет внимания одного-единственного, которого следует иметь в виду в первую очередь?
— Президента? Думаешь, она, ощутив себя заброшенной, пыталась таким образом обратить на себя внимание?
— Почему бы и нет?
— Маловероятно.
— Но возможно, — вздохнула Барри. — Вспомни всеобщую симпатию к Джеки Кеннеди, когда умер ее малыш Патрик. На нее чуть ли не молились! Икона да и только.
— На то была масса других причин, а отнюдь не смерть ребенка.
— Тем не менее именно эта трагедия способствовала созданию ореола вокруг ее имени. Возможно, нынешняя первая леди хотела бы создать что-то подобное и вокруг себя.
— Следующую версию, — произнес Дэйли, сопровождая фразу резким взмахом.
— А что, если один из супругов вирусоноситель? Ребенок мог быть инфицирован. Миссис Меррит рисковала быть униженной, если бы об их сексуальной жизни узнал весь мир.
— Опять маловероятно, — покачал головой Дэйли, — ибо носителя вируса вовремя выявили бы, например, в период беременности Ванессы. Президент прошел медосмотр. К тому же такого рода секреты не долго остаются в тайне.
— Наверное, ты прав, — немного подумав, произнесла она. — Мы явно проглядели что-то очевидное. Что, если мотивом ее поступка послужила обыкновенная, накапливаемая ежедневно злоба? Она производит впечатление женщины, которая привыкла все делать по-своему и не терпит отказов.
— Ну и что дальше?
— Она убила своего сына, тем самым наказывая президента за его любовные связи.
— За слухи о любовных связях.
— Перестань, Дэйли, — вздохнула Барри — Ни для кого не секрет, что он слаб по части женского пола. Пусть даже его еще ни разу не застукали в постели с какой-нибудь голой девицей.
— А поскольку этого не произошло и вся творческая бригада передачи «Шестьдесят секунд» вместе с Майком Уолсом еще не запечатлела сие на пленку, то все, что говорят о президенте, остается слухами.
— Миссис Меррит должна знать.
— Ну конечно, знает. Впрочем, будет притворяться, что знать не знает, как и любая другая жена государственного деятеля, муж которой ей изменяет.
— И тем не менее я считаю, что мотивация таких женщин достаточно сильна. Дэйли задумчиво произнес:
— Барри, эта история привлекла к тебе большое внимание. Положительное на сегодняшний день.
— Этот успех для меня ровным счетом ничего не значит.
— Ой ли?! Сериал был так хорош, что временно оттеснил на второй план другие важные события. Ты заслужила всеобщее признание, но остерегайся оказаться прожорливой. Ты в самом деле не искусственно разжигаешь свой неожиданный интерес, выдумывая новую историю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62