Сколько я так пролежал – не знаю и не помню, в ту ночь я ни разу на часы не взглянул. Только в какой-то момент почувствовал какое-то странное беспокойство, смутный страх, что ли. И что самое удивительное – страх этот шел как будто из совершенно определенного места, с той стороны, где квакали лягушки. Я встал, размялся, чтобы увериться, что мне не мерещится, обошел строение и выбрался на тропинку. И в тот же миг увидал идущего мне навстречу человека. Он и в самом деле шел с той самой, таинственной, стороны, где дикие кабаны-кусты сгрудились в стада.
Ночь была ясная, я смотрел на мир словно через тоненькую чешуйку перламутра.
Человек, задавшийся мне навстречу, был здоровенный мужик, почти исполин. Одет в штормовку, в правой руке толстая дубинка.
Он тоже меня увидел, но присутствие мое на тропинке не произвело на него никакого впечатления. Шага он не замедлил, но и спешить не стал – двигался равномерно, как машина. Судя по лицу его, круглому и мясистому, словом – по эпикурейскому его лицу, недавно он, должно быть, перешагнул за шестой десяток, шаг у него был твердый, спина прямая. Когда он приблизился, мне на секунду захотелось отступить в сторонку – этот тип только что не пыхтел, как паровоз, а вообще-то раздавить меня мог в два счета. Но все же я не отступил ни на сантиметр, да и у паровоза не было желания меня переезжать.
– Ты смотри! – сказал человек, остановившись в одном лишь от меня шаге. – Вот уж ветеринары сюда отродясь не заглядывали!
«Ты смотри! – повторил я про себя его восклицание. – Откуда это ему известно, что я ветеринар?» И все же, поняв, что он меня знает, я почувствовал себя спокойнее.
– Прогуливаюсь! – сказал я. – А вы меня откуда знаете?
– Да вот позавчера зашел в ресторан в центре. Вы показались в своем окне, а один из наших и говорит: «Глянь-ка, вон новый ветеринар!» А сюда-то вас что привело?
– Прогуливаюсь! – повторил я.
– Нашли место для прогулок, – махнул левой рукой исполин, правая у него занята была дубинкой. – По этим местам ночью только вурдалаков и встретишь, не для вас это!
– Я быков укрощал! – не сдавался я. – А одному быку, который все никак не хотел образумиться – только и знал, что топтать да бодаться – я укол сделал во какой иглой! Целых двадцать сантиметров!
– Ну, а после? – спросил он.
– Два дня спал, а на третий – снова за прежнее!
– Ну, вы даете! – проговорил мой ночной собеседник, но не засмеялся, как я ожидал, а все также с любопытством всматривался в мое лицо. – Присядем? – неожиданно предложил он и приглашающе махнул в сторону домика. – Все равно уж встретились, так хоть поболтаем пару минут…
Мы уселись на каменную ступеньку. Он пристроился прямо на камне, но я подстелил себе пиджак, чтобы было удобнее.
– Звать меня Анастасий Буков, – говорю. – В Смолянском округе мне удалось кое-что полезное сделать в области надоя молока. А не окажете ли вы мне милость рассказать что-нибудь о себе?
– Скажи я вам, что я – секретарь парторганизации, ведь не поверите?
– Нет. И что вы – секретарь организации Отечественного фронта, тоже не поверю.
– Я даже не секретарь здешнего общинного Совета, – продолжал исполин.
– Ничто еще не потеряно! – ответил я.
– Зовут меня Спиро Драгнев, любезный доктор. Родился я в Пештере, а по профессии – лесовод. Был лесничим, работал на лесопилке, директорствовал в лесотехникуме, а в конце концов стал корчмарем. Двадцать лет подвизался вот в этом самом заведении, – он стукнул дубинкой по каменной ступеньке. – Но два года тому назад спрямили дорогу, вот место и пришло в запустение. Теперь я председатель охотничьей дружинки.
– Вот видите – все-таки председатель!
– На судьбу не жалуюсь!
– Вы вот про вурдалаков упомянули…
– Да. Не советую по ночам бывать тут поблизости.
– Это что – из-за вурдалаков?
– Не будьте таким самонадеянным! Места там опасные.
Он указал себе за спину, на таинственное пространство, откуда долетали голоса лягушек.
– Басням не верю! – заявил я.
– Так мне поверьте, я здесь жил двадцать лет!
– Ч что – пережили серьезные приключения?
– Лично я нет! Но кое-какие происшествия были.
– Ну, ладно! – говорю. – Кому сейчас принадлежит этот домик?
– Сельсовету. А в пользование отдан охотничьей дружинке.
– Чудесно! – обрадовался я. – Значит, ничто мне не мешает попробовать снять этот домишко.
– Вы с ума сошли! Что вам делать здесь, на болоте?
Он уставился на меня в изумлении.
– А чего бояться! – воскликнул я. – Да для меня это счастье, если поблизости есть болото!
– Не спешите! – поднял руку Драгнев. – Вы ведь еще не знаете, что это за болото, о котором идет речь.
– Заведу уток да гусей, – сказал я. – А может, и буйволов. Вы представления не имеете, что за экономичные животные эти буйволы, а сколько от них пользы! – Буйволы были моей старой идеей.
– Ничего вам не удастся развести доктор, ни уток, ни гусей, а про буйволов и говорить нечего! Место это опасное, кроме как на зимовку дичи ни на что другое не годное!
– Раз это болото такое уж опасное место, вас-то что на него понесло?
– Охочусь.
– Ну да! – рассмеялся я. – А где ж ваше ружье?
– Здесь. Хотите покажу?
Он наклонился, достал ключ и отпер. На меня дохнуло темнотой, настоянной на табачном дыме, мышами и еще по меньшей мере десятью другими столь же неаппетитными запахами.
У него действительно было ружье, роскошный охотничий карабин. Над лежаком он висел гордо, по-царски.
– Винчестер! – сказал исполин. – Второго такого ружья нет в Болгарии!
Остальные вещи в этом хлеву выдавали бедность. Лежак дощатый, стул колченогий, стол застелен старыми газетами.
– Вот, видите! – сказал он, заметив, что я оглядываюсь. – Это не для культурного человека!
На охоту он уже не пошел, а любезно предложил проводить меня до дому.
Прежде чем расстаться на площади, я спросил его:
– Значит, вы мне там жить не советуете?
– Не для вас тот домишко! Говорят, что из болота по ночам вылезают духи, а в бывшей корчме развелись такие крысы, что человека могут до косточки обглодать. Послушайте верного слова – такому нежному человеку, как вы, там делать нечего!
– Против крыс есть у меня верное химическое средство, – ответил я, – а в духов я не верю! Я не романтик.
На другой день я нанял старую корчму.
Председатель Совета долго морщился, но в конце концов, когда я принялся подробнейшим образом рассказывать ему о буйволах, он согласился, махнул рукой и приказал секретарю общины выдать мне разрешение.
– Там вы поселитесь под собственную ответственность, – заявил он мне. – Местность влажная, полно комаров, а кроме того… про болото, которое по соседству, такие ходят разговорчики…
– Ну и ну, и вы туда же! – я был удивлен донельзя и даже слегка возмутился: – Как вам взбрело в голову, что я суеверен?
– Там люди пропадали, – сказал председатель. – Это-то факт. Пошел туда прошлой осенью на охоту за дикими утками инженер из города Н. и больше никто его не видел. Проверьте, если хотите. Звали инженера Юлиан Петров. Исчез, словно никогда и на свете не жил! А старики и о других случаях рассказывают. Так что… – он поднял палец – под вашу ответственность!
– Ничего со мной не случится! – говорю. – У меня в Момчилово два пса остались, овчарки. Напишу, чтобы мне их привезли как можно скорее.
– Вот это разумно, – сказал председатель. – Но все-таки…
Может, он хотел добавить, что жить на гиблое место меня отпускает, снимая с себя ответственность, но вспомнил, что уже говорил об этом, вот и промолчал.
Что бы там ни было, он послал в бывшую корчму бригаду – порасчистить и слегка подтянуть домик, а про буйволов так ничего и не сказал.
В обеденный перерыв я встретил перед рестораном моего исполина. Магнитофон в молодежном кафе напротив выл вовсю, вот мы и уселись за столик в самом дальнем углу.
– Ну, что? – покачал он головой и мрачно ухмыльнулся. – Не послушались вы меня. Слыхал, что сняли бывшую мою корчму.
– А почему бы нет? – отвечаю. – Думаете, здесь мне будет лучше?
Он не ответил. Молча допил стоявшую перед ним рюмку и собрался уходить. Перед тем, как подать мне руку, сообщил:
– В подвале там у меня скопилось кое-какое старье. Пришлю как-нибудь грузовик, забрать, чтобы не мешало.
– Когда вам будет угодно! – засмеялся я.
Я был счастлив, что все так прекрасно устраивается.
* * *
На обед занес я рабочим бутылку виноградной водки, поболтал с ними о том, о сем, рассказал им о буйволах, а потом пошел по тропинке, чтобы собственными глазами увидеть болото, убедиться, чего оно стоит. Не успел я и до кустов добраться, как меня догнал один из рабочих, тот, что был постарше.
– Раз уж вы решились прогуляться по этим местам, – сказал он мне, – хочу предупредить вас – будьте поосторожней. В сторону от тропинки – ни на шаг.
– Не бойтесь, – отвечал я. – Человек я бывалый.
– Так-то оно так, но будьте начеку. Ведь это болото на другие не похоже, ежели не каждый день – то уж через день оно точно меняется. Сегодня ты здесь посуху ступал, а наутро глянь – трясина!
– Ну, ладно! – махнул я рукой. – И что, глубока эта трясина?
– Некоторые места даже водой не покрыты, товарищ! Доверху тина.
– Подумаешь, перемажусь маленько! – улыбнулся я и махнул рукой.
– Вы только не забывайте, товарищ, что по влажному ступать нельзя. Кое-где трясина глубиной до двух метров! Вот что вы имейте в виду!
– А как же! – сказал ему я. – Непременно буду иметь в виду!
Он вернулся, досадуя, наверное, в душе на самого себя за то, что не навязался мне в провожатые, а я пошел себе дальше, и на душе у меня было весело.
Вначале тропинка круто спускалась под уклон, но потом еще несколько шагов – и вот я лицом к лицу с таинственной местностью. Передо мной поднималась плотная стена кустов, частью мне до пояса, частью – по плечи. Змеей бежала дальше тропинка. За этим препятствием моему взору открылось ровное серо-зеленое поле, над которым висело дрожащее облако испарений и торчали одинокие тополя и плакучие ивы. Кое-где болото было зеленым, кое-где – черным, но имелись и участки, выглядевшие совершенно серыми. Однако самое большое впечатление при этой первой встрече произвели на меня безлюдье, зной и ужасающая тишина. Так и лезло в голову, что попал я в иной мир, на чужую планету.
Тропинки – в том смысле, как может представить себе ее человек, услышавший это слово, – не было, а просто в травке, передо мной расстилавшейся, имелось что-то вроде просеки, туннеля, образованного травой пониже. По этой-то просеке я и отправился и всего шагов через двадцать добрался до первого бочажка. Громадная лужа метров десяти в диаметре до краев была полна черной блестящей тины. Под жаркими лучами солнца лужа испускала тяжелые запахи аммиака и серы с едва заметным перевесом в пользу последней. Какой же глубины эта трясина? Полметра? Метр? Смотрел я в бочажок, а по спине мурашки пробегали: а что, если дно находится в двух-трех метрах от поверхности?
В такой глубокой трясине и буйвол потонет, не то что человек!
В самом центре лужи появился мутный пузырь величиной с человеческую голову, пару мгновений оставался неподвижным, а потом лопнул. Мне показалось, что сильнее запахло серой.
Я отправился дальше и скоро увидел с правой от себя стороны другой бочажок, по размерам почти такой же, как первый, но покрытый корой засохшей тины. Кора растрескалась, и через трещины видна была жирная и черная, как смола, грязь. Шагах в десяти от этого места тянулся к нему пирамидальный тополь. Осторожно к нему подобравшись, я выломал себе ветку, обстругал слегка ножом, а потом склонился к бочажку и ковырнул в одной из трещин. Ветка – а длины в ней было не меньше полутора метров – погрузилась в трясину как в масло, но дна не достала.
Будучи человеком храбрым, но не романтиком, и обладая привычкой трезво смотреть на вещи, я мысленно присвистнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20