Я вообще отношусь к технике с большим уважением, а электронно-вычислительную технику просто обожаю. Но тут я скептически поджал губы и сказал вызывающе:
— Ну, мы на нее еще поглядим, на эту вашу кибернетику! — и вышел с капитаном Баласчевым из кабинета.
Мы поднялись на четвертый этаж. Перед входом в отделение стоял пост внутренней охраны. Еще один пост был поставлен по моему указанию у выхода на лестницу, так что теперь, как говорится, даже муха не могла ни пролететь туда, ни вылететь оттуда. Сотрудникам отделения, включая профессора Маркова, я велел не трогаться со своих рабочих мест. Профессор даже не шелохнулся за все время в своей «кабине». Затем я разрешил ребятам Баласчева приступить к делу. Одни снимали отпечатки пальцев с замка входной двери, другие — с ручек несгораемого шкафа, третьи — следы на полу, четвертые старались обнаружить «необычное» положение некоторых предметов, пятые снимали отпечатки пальцев у сотрудников отделения, в том числе и у профессора. Специалисты изучали состояние оконных решеток и рам, осматривали потолок, полы, подсобные помещения, личные шкафчики персонала. Все эти операции продолжались около часа. За это же самое время мы с капитаном Баласчевым успели изучить обстановку вокруг здания, парадный и черный входы, ограду и следы возле нее, насколько в такую отвратительную дождливую погоду вообще можно было различить какие-то следы. Пока мы кружили взад-вперед, наши люди проверяли пропуска, выданные посетителям с середины вчерашнего дня до девяти часов нынешнего утра. Собранные материалы сразу же курьерскими машинами отправляли на исследование. Посредством специальной машины, оснащенной рацией, установили прямую связь с министерством и с различными техническими службами.
Под конец проверили кибернетическую систему. Я сунул за подкладку пиджака маленькую бутылочку и быстро прошел через проверочную зону. Раздался страшный вой, загорелись красные лампы сигнала тревоги, мгновенно опустились железные решетки перед всеми выходами. Система работала безупречно.
Ровно в одиннадцать ноль-ноль я снова вошел в помещение злополучной . «ЛС-4». Должен признаться, черт побери, что порог ее я перешагнул с каким-то озлоблением, потому что, пока мыс капитаном ходили туда-сюда, в голове у меня начало выкристаллизовываться достаточно правильное предположение. Я поздоровался за руку с сотрудниками. Их было шесть человек: пятеро мужчин, включая профессора, и одна женщина-лаборантка. Я вряд ли был изысканно любезен с ними: заставил их повторить свои имена и отдал распоряжение фотографу снять каждого анфас и в профиль. После этого собрал всех посередине помещения в кружок, сообщил свое имя и посоветовал им быть предельно откровенными.
— Только при одном условии. — заявил самый молодой из них, Найден Кирилков, нахально разглядывая меня и выпуская дым сигареты прямо мне в лицо. — Только при одном условии, — повторил он. — А именно: вы не будете требовать от нашего профессора, чтобы он стоял навытяжку, словно наказанный ученик.
В груди у меня закипело, но я сдержался и сказал спокойно:
— Мне и в голову не могло прийти держать вашего профессора в такой позе. Пожалуйста! Вы все можете стоять, сидеть, лежать на животе — как вам заблагорассудится. Это ваше личное дело. Я требую от вас только откровенности, и больше ничего.
— Я бы лег, — снова подал реплику этот нахал, — и тем более рядом со своей коллегой Спасовой, но в данный момент тут лежать не на чем.
Спасова, лаборантка, вся залилась краской и опустила голову, а я подумал, что Кирилкова надо крепко держать в руках.
— Если вы будете неуважительно относиться к следствию, — сказал я, — то вынудите меня действительно обращаться с вами, как с плохим учеником.
— Если вы себе позволите подобное, — заявил этот нахал. — то дьявол, который нам друг и компаньон, устроит вам такой номер, что вы всю жизнь будете сожалеть об этом!
— Это еще что! — воскликнул я.
— А то, что дьявол наверняка уже взял вас на заметку! — серьезно заявил наглец Кирилков и рассмеялся. Но я держал себя в руках.
— Смеется весело тот, кто смеется последним! — напомнил я Кирилкову, пытавшемуся играть роль остряка, и, обращаясь к профессору, предложил: — Теперь мы пойдем к вам за ширму, и вы расскажете все по порядку, начиная со второй половины вчерашнего дня и кончая событиями нынешнего утра.
Кирилков поглядел на свои часы. Теперь рассмеялся я и сказал ему:
— Не глядите, это бессмысленно. Вы и ваши коллеги не покинете здания, пока не получите моего разрешения.
Потом я попросил всех выйти в коридор и ждать там.
Профессор прервал свой рассказ на том моменте, когда сургуч пролился на оба конца шнура и Войн Константинов и Недьо Недев ждали, пока он снимет с пальца свой золотой перстень.
— Ну, а дальше? — спросил я.
— Тогда я вдруг вспомнил, что не запер склянку в несгораемом шкафу.
— Как же вы могли забыть?! — удивился я. Профессор развел руками.
— Ведь вам лучше всех было известно, что содержится в этой склянке!
— Не только мне — все знали, что содержит в себе эта склянка. Потому мы и закрывали ее в несгораемом шкафу, потому и запечатывали дверь!
— Но на вас лежит самая большая ответственность. Профессор молча поднял на меня глаза, и взгляд его, словно паровой пресс, сдавил меня. Черти бы тебя побрали! Ишь, как давит! Да только зря, не на того напал! — подумал я и спросил строго:
— Что было потом?
— Потом я предложил коллегам вместе войти внутрь и, как это мы обычно делали, запереть в сейфе склянку на глазах у всех.
— Почему на глазах у всех?
— Мы так договорились.
— Почему вы предложили вашим коллегам войти, вместе с вами?
— Чтобы они видели меня и то, что я буду делать со склянкой.
— И ваши коллеги вошли вместе с вами?
— Нет, они отказались.
— Значит, они не видели ни вас, ни того, что вы делали со склянкой.
Профессор пожал плечами.
— Выходит, свидетелем вашим был один господь бог, как говорится! — усмехнулся я.
— На что вы намекаете?! — возмутился он и впился, проклятый, взглядом мне в лицо — казалось, меня стукнули по лбу тяжелым молотом.
— Позвольте, почему вы думаете, что я на что-то намекаю? — с недоумевающим видом спросил я. — Что это вам пришло в голову?
— Мне пришло в голову, что в вашу голову приходят разные глупости, — раздраженно ответил профессор.
Ну и профессор!
— Пока достаточно, — сказал я. — Продолжим после обеда.
Я велел Баласчеву обеспечить каждому по порции жаркого и чашке кофе.
Ох, уж эти воспитанники Аввакума! Баласчев, оказывается, уже позаботился, да еще и утер мне нос: кроме жаркого и кофе, в дневное довольствие каждого сотрудника «ЛС-4» вошли еще два пирожных и апельсин!
За то, что кто-то из этих людей поджег у нас под ногами землю, Баласчев услаждает всех их, включая и поджигателей, пирожными и апельсинами. Ищите и здесь Аввакума!

ДОКЛАД
Принимая во внимание результаты технической экспертизы, проверки посетителей, тщательного осмотра здания и помещения «ЛС-4», результаты исследований целой группы специалистов, а также исходя из личных наблюдений, мне удалось сделать некоторые первые выводы. Я уверен, добавив к ним результаты допросов, которые рассчитываю провести до вечера, что окончательный вывод непременно приведет меня к похитителю склянки и к самой склянке, если она еще существует или же если она все еще находится в нашей стране.
Я строю свою гипотезу на основе тезиса, что подмена подлинной склянки фальшивой была совершена не кем-то посторонним, а одним из тех, кто работает в отделении. Почему? Потому что проникнуть в здание после конца рабочего дня постороннему лицу просто невозможно. Тем более невозможно проникновение посторонних в помещение «ЛС-4», где входная дверь после окончания рабочего дня была аккуратно опечатана сургучной печатью. Защищенные металлическими решетками окна и входные двери, милицейская охрана, кибернетическое устройство — все это делает абсолютно невозможным проникновение кого-то постороннего. Как же, в таком случае, произошла подмена склянки? Подмена склянки была совершена непосредственно сразу же после конца рабочего дня, при выходе из «ЛС-4», но до того, как были опечатаны двери помещения. Как же произошла подмена? Под предлогом, что он забыл закрыть склянку в несгораемом шкафу, профессор один вернулся в лабораторное помещение. Воспользовавшись благоприятной ситуацией — именно тем, что он был там один и никто ниоткуда за ним не наблюдал, — профессор закрыл в шкафу заранее приготовленную им склянку с фальшивым раствором и на следующее утро, открыв шкаф, естественно, обнаружил там ту самую склянку, но разыграл уже известную сцену с мнимым похищением.
Необходимо выяснить прежде всего, где спрятана пропавшая склянка. Надо исходить из предположения, что она не вынесена из здания — похититель старается избежать риска быть раскрытым действующим там специальным электронным устройством. Но все же существует некоторая вероятность, хотя и минимальная, что склянка вынесена и кому-то передана.
Второе, что необходимо выяснить, — это мотивы, цель преступления. Кому нужна была эта склянка и зачем.
Обдумывая многократно свою гипотезу, я с каждым разом оставался все более удовлетворенным ею. В ней трудно было найти слабое место. И главной причиной моего удовлетворения было то, что гипотеза моя, все выводы ее основывались на реальных данных экспертизы и сопоставлении фактов, а не на всяких там дедукциях, психологии и глубокомысленных размышлениях, какими славился Аввакум Захов.
Генерал Анастасов вызвал на совещание своих помощников, чтобы обсудить мою гипотезу в более широком кругу. Закончив ее изложение, я поглядел на генерала, надеясь увидеть его лицо просветленным, согретым лучом надежды, но, к моему удивлению, он сидел за столом мрачный и даже не удостоил меня взглядом. Я обвел глазами остальных — и они тоже казались мрачными. Улыбался только Баласчев, а может, это мне показалось, потому что лицо его вообще было приветливым.
Вот те и на! То ли я неправильно изложил свою точку зрения, то ли они неправильно меня поняли!
Потом начались высказывания. И каждый недоумевал: зачем, черт побери, профессору выкрадывать то, что он сам создал? А Баласчев, мой любезный помощник, позволил себе даже усомниться и в первой части моей гипотезы: в том, что в здание, а особенно в помещение «ЛС-4» не мог проникнуть никто посторонний.
— Во-первых, — сказал он, — поддельные ключи от несгораемого шкафа может иметь каждый. Во-вторых, сделать вторую сургучную печать можно за две-три минуты, а будет отпечатано на сургуче изображение Августа или Юстиниана — это не имеет никакого практического значения, так» К2К и один и другой получаются на печати одинаково неясно. В-третьих, постороннее лицо может проникнуть и вместе с группой уборщиков. Они одеваются в котельной. Когда они напялят на себя кепки, халаты, косынки — попробуй распознай, кто из них Стоян, а кто Иванка. Каждый показывает при входе пропуск, но ведь как раз пропуск легче всего подделать — ведь это просто бумажка, которую любой может отпечатать и заполнить. Группа уборщиков состоит из двенадцати человек — девяти мужчин и трех женщин. Состав этой группы часто меняется: непрестанно кто-то увольняется и поступают новые люди.Так что даже сами уборщики не могут хорошо знать друг друга, не то что вахтеры и милиционеры — те просто не успевают запомнить их всех в лицо. Достаточно в этот день кому-то из группы отсутствовать или же сделать так, чтобы кто-то отсутствовал, и его место легко может занять так называемое постороннее лицо. Постороннему лицу, не лишенному самообладания и ловкости, проникнуть в здание лаборатории не составит особого труда… Но вы скажете, — продолжал Баласчев, — а как же кибернетическое устройство?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24