А как-то меня встретил на улице товарищ, прилетевший из Нью-Йорка. Мы поговорили о том, как красиво загнивают наши идеологические враги, и распрощались.
— Слушай, — крикнул он мне в спину, — твоего знакомого там застрелили.
— Кого?
— Да сценариста Юру Брохина.
— За что?
— Не знаю, но любопытно другое: у него на столе лежал кейс, в нем было пятьдесят тысяч долларов, так их не взяли.
Обычная улица Оушн-парквей в Бруклине. Она с виду не отличается от тысяч других в Нью-Йорке. Но на тротуарах русская речь перемешана с украинской мовой, а английский — с идиш.
На лавочке, в нескольких шагах от подъезда, сидят женщины в пестрых халатах и тапочках. Ну совсем как в Одессе.
В этом доме на площадке пятого этажа был убит бывший ленинградский вор в законе Евсей Агрон. Много лет назад в Ленинграде, в ресторане гостиницы «Европейская», мой товарищ из ЛУРа показал мне маленького лысоватого человека в голубом териленовом костюме и сказал:
— Вот и твой будущий герой пришел.
— Кто это?
— Большая сволочь, Евсей Агрон, вор, мошенник и бомбардир. Хочешь, покажу его дело?
— Конечно.
Но как-то не до лысого уголовника мне тогда было, я работал со страшным материалом — преступностью в блокадном Ленинграде. По сравнению с тем ужасом человек в голубом костюме был просто мелкой уголовной шпаной.
А через двадцать лет я стою у дома, где когда-то жил бруклинский мафиозо, наводивший безумный страх на лавочников-эмигрантов из Советского Союза.
Но не Агрон интересовал меня. В этом же доме убили и Брохина.
Знакомые в Нью-Йорке рассказали мне, что Юра Брохин издал здесь книгу под названием «Сека», о каталах. Надо сказать, что сочинение это даже пользовалось некоторым успехом среди бывших советских граждан.
Ночью, на Брайтон-Бич, мы сидели в ресторане «Одесса» со старинным знакомцем по Москве, королем металлоремонта Ефимом, и он рассказывал мне о делах сценариста Брохина.
На следующий день я поехал на 47-ю улицу. Один ее квартал, между 5-й и 6-й авеню, знают ювелиры всего мира.
Сюда поставляются драгоценные камни из ЮАР и Малайзии, из Гонконга и Амстердама. Эту улицу считают самой богатой в Нью-Йорке. Как мне сказали, ежегодный ее оборот составляет четыре миллиарда долларов.
Именно здесь лихие ребята с Брайтон-Бич открыли свое ювелирное дело.
Почему здесь? Да потому, что один адрес магазина внушал почтение профессиональным ювелирам.
Правда, брайтонские ребята не покупали камни у своих коллег из Амстердама. Камни и украшения им приносили в условленное место. Это были золотые изделия и бриллианты, которые беззастенчиво похищали эмигранты — служащие ювелирной компании «Жордине».
За несколько лет жители Брайтон-Бич обокрали компанию на 54 (!) миллиона долларов.
Кроме того, сюда сбрасывали награбленное ловкие одесские, московские, ленинградские налетчики. И тогда появился Брохин.
В Америку часто приезжала его московская клиентура. Все те же чиновники и «члены семей». Им-то и устраивал бывший сценарист камни и украшения по цене ниже рыночной.
Той ночью Ефим сказал мне:
— Ты знаешь, Юра работал над книгой про наше высокопоставленное жулье. В ней он хотел рассказать о делах Гали Брежневой и других. Думаю, его убрал КГБ.
Конечно, на КГБ нынче модно валить все. В полиции люди, специально занимающиеся русской преступностью, сказали, что наверняка убийцу нанял Агрон. Но тогда меня не очень интересовало старое дело об убийстве Юрия Брохина.
Меня интересовал след. Нить, связывающая маленькие лавочки в Столешниковом, на Сретенке, на Покровке с домами, которые тогда именовались режимными.
Разлетелись по всему свету деловые люди из Столешникова переулка, а тут и перестройка подоспела, на каждом углу можно купить так искомую в те годы валюту, а золото и драгоценности незаконно, но совершенно спокойно вывозят тоннами на Запад. Документы подписывают вице-премьеры правительства.
Опустел Столешников. Разрушен его лукавый и веселый мирок.
А то, что построили на обломках, мы наблюдаем уже больше десяти лет.
Страшные сказки старого Арбата
Весна. Солнце. Старый Арбат. Здоровенная вывеска практически по всему фасаду: «Мир новых русских».
Я не пошел в этот магазин.
Зачем?
Я никогда не буду принадлежать к этому «элитарному» слою.
А главное — не хочу.
Итак, Старый Арбат.
Конец апреля.
Ощущение нереальности и буффонады, как на эскизах Сомова.
Московский Монмартр из Арбата не получился.
Поначалу набежали туда лохматые художники, украсили подоконники и стены домов работами, выкопанными из загашников мастерских, заиграли у театра Вахтангова веселые московские джазмены, запели доморощенные барды, а фотографы-пушкари готовы были сфотографировать вас с грустным медведем или обезьянкой с глазами мученика.
На этой улице можно было купить и продать все: Звезду Героя и орден Ленина, Георгиевский крест и немецкую медаль, генеральскую форму и куртку десантника.
А в арках начали крушить лохов веселые наперсточники, в переулках на скамеечках расположились солидные игроки в железку.
Монмартра не получилось. Просто появилась в Москве свободная зона, типа махновского Гуляйполя на Украине во время Гражданской войны.
Но за всей видимой отвязанностью и анархией существовал твердый порядок.
Улица и примыкающие к ней переулки были разделена на три сферы влияния.
От «Праги» до дома № 12 территорию контролировали чеченцы, до театра Вахтангова — борцы, а дальше были охотничьи угодья солнцевских.
Такса была стандартная. Четыреста баксов в месяц со стола или подоконника.
Каждого пятого числа появлялся сборщик податей и получал «зеленого друга» с художников и торговцев.
Видимо, бойцам их криминальные авторитеты приказали на этой культурной территории вести себя крайне интеллигентно, поэтому, если человек не мог в назначенное время отдать всю сумму, на него не «наезжали» и не «включали счетчик», просто объясняли, куда позже принести остаток долга.
Я тогда довольно часто бывал на Арбате, ходил среди художников, разыскивая акварели с видами старой Москвы. Это нынче наши уличные живописцы рисуют одни церкви, а тогда можно было найти весьма интересные работы.
На Арбате торговали своими картинами несколько ребят, удивительно нежно и трогательно писавших старые московские переулки, осенние бульвары, загадочные проходные дворы.
Цены у них были вполне приемлемые, и я купил несколько рисунков милых мне городских уголков.
Однажды я подошел к своему знакомому художнику Алику и не узнал его. Лицо его больше напоминало вчерашнюю пиццу.
— Что с вами?
И Алик нарисовал мне леденящую душу картину.
Два дня назад, пятого числа, к нему подошел новый сборщик солнцевских.
Алик дал сто пятьдесят долларов и сказал, что остальные передаст, как и было раньше, через несколько дней «смотрящему».
Сборщик был молод и крепок. Видимо, из бывших боксеров. Он затащил художника в подворотню и отработал, как грушу в тренировочном зале.
Уходя, он объявил, что «ставит его на счетчик».
Надо сказать, что в основном арбатские живописцы весом и статью разительно отличались от субтильного Алика, да и характер у них был весьма крутоватый.
Они отправились к «смотрящему».
Тот понял, что дело плохо, народный бунт всегда страшен. Солнцевский посол сказал, что завтра же уладит это дело и никакого беспредела на своей территории не допустит.
В двенадцать, когда почти все художники были в сборе, в пешеходную зону въехал роскошный «ауди».
Из машины вылез сам бригадир. Он выволок из нее беспредельщика, прилюдно избил его и заставил извиниться перед Аликом.
После этого бригадир объяснил художникам, что парень до этого работал в другом районе, по палаткам, а там нравы — упаси бог, и пообещал, что больше никаких эксцессов не будет.
Кстати, так и случилось, и многие художники, перешедшие после разгона арбатской торговли в 1994 году на Крымскую набережную, с тоской вспоминают прежние порядки.
Нет, не получилось из Арбата российского Монмартра.
Он стал прибежищем залетных катал, наркоманов и карманников.
Но было и другое. На моей памяти в Москве было четыре деловых района: Столешников переулок, промышлявший золотом и камнями; Сретенка и близлежащие переулки — прибежище скорняков и меховщиков; Кузнецкий мост — марки икнижные раритеты; Арбат— подпольный центр столичного антиквариата.
Улица была многолетним местом встреч крупных антикварных дельцов.
После смерти Сталина, когда ресторан «Прага» вновь стал местом «общественного питания» — до этого там находился оперативный штаб охраны сталинской трассы, — антикварные короли собирались в элегантном кафе «Прага» на первом этаже.
Потом, когда в 62-м году открыли кафе «Московское», они переместились туда.
Сегодня очень много говорят о коррупции и срастании криминала с властью, а произошло это очень давно, как только красный комиссар, закованный в кожу, начал обживаться в Москве.
Жених он был выгодный по тем несладким временам, поэтому от московских барышень отбою не было.
И тогда комиссар снимал кожу и шил костюм у Лукова или Альтшуллера — были в те далекие годы нэпа известные московские портные, — ну а дальше начиналось падение в мелкобуржуазную трясину.
Квартира, мебель, ковры, картины на стены. Вазы Грачева и Фаберже.
Так сковывалась тонкая, но необыкновенно прочная цепочка, соединяющая номенклатурные квартиры с антикварами, меховщиками, золотишниками.
В те годы именно Арбат определял стоимость живописи, скульптур, работ известных ювелиров. Надо сказать, что и сегодня он диктует цены и определяет спрос.
Не надо думать, что это честное и красивое занятие.
За многими прекрасными вещами тянется такой кровавый след, что может перевесить любую бандитскую разборку.
На несостоявшемся Монмартре стали возникать антикварные лавки.
Но солидного покупателя не было. Да и кто пойдет приобретать редкую вещь на улицу, ставшую зоной беспредела…
Уж на какие кнопки нажали короли антиквариата, я не знаю, но 19 апреля 1994 года появилось историческое постановление «О запрете торговли на улице Арбат».
Прочитав сей документ, начальник 5-го отделения милиции почувствовал прилив радостной энергии и за три дня очистил улицу от художников, мелких торговцев и иного антиобщественного элемента.
Надо сказать, что мудрое это постановление не отвадило всевозможных разбойников от столь привлекательной улицы.
Сегодня Арбат и его переулки практически застроены. Отремонтированы многие старые дома, из которых выселили коренных жителей этого славного московского места, выстроены новые хоромы для нынешних чиновников и нуворишей.
А совсем недавно район поражал огромным количеством пустых домов.
В них селились бомжи, московские хиппи и наркоманы.
Ходить поздним вечером по Кривоарбатским, Афанасьевским, Власьевским переулкам было не безопасно.
Я уже писал о грустном медвежонке, собственности фотографа-пушкаря. Исчез фотограф, исчез медвежонок, обожавший булочки и конфеты.
Так уж случилось, что я шел довольно поздно из нового ВТО домой по Кривоарбатскому переулку.
Фонари горели через один. Дома пугающе смотрели выбитыми окнами. Скажу сразу, у меня не было никакого настроения встречаться с милыми московскими хиппи или наркоманами.
Проходя мимо арки дома № 4, я услышал странный рык, обернулся и глазам не поверил — на меня из темноты арки надвигался здоровенный медведь.
Описывать свое состояние я не буду. Как-то неудобно. Скажу одно — годами наработанный имидж решительного человека практически испарился.
Но медведь не собирался бросаться на меня. Он рычал и приплясывал на месте.
— Не бойся, старичок! — услышал я знакомый голос, и в арке появились мои знакомые художники Алик и Боря. — Не бойся, это же Леша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40