– Изголодалась, видно, по мужику, сердечная… Муж-то у нее сразу полег в Чечне.
– Жаль! – подстроилась под его тон Ольга. – А я, было, настроилась месячишко-другой погулять с ним…
– Вам ли о нем жалеть, ненаглядная моя! На вашу руку и сердце есть более достойный кандидат, чем международный преступник Скиф, – после некоторого раздумья вкрадчиво произнес Костров.
– Кто же этот рьщарь без страха и упрека? – рассеянно поинтересовалась она.
– Вот именно – "без страха и упрека" и давно вожделеющий вас, голубушка, – дрогнувшим от волнения голосом произнес Костров, пригладил слипшийся пух на плешивой розовой макушке. – Жена у меня, вы в курсе, давно по неизлечимой болезни преставилась. Сын уже взрослый. А мои пятьдесят пять, так сказать, еще не вечер… А уж Виктор Иванович, папашка-то ваш, как будет рад.
– Вы это серьезно? – вытаращила глаза Ольга и, не выдержав, прыснула в кулак.
– Зря смеетесь, Ольга Викторовна, – горячо зашептал Костров. – На вашу личную жизнь, боже упаси, я не покушаюсь. Хотите со Скифом, хотите хоть с кем… А хотите, в Швейцарии с дочерью живите, а я здесь, на делах, так сказать, семейной фирмы буду.
Надоедать своим присутствием и ревновать вас не буду, голубушка вы моя ненаглядная, не буду, вот те крест…
– Господи, что за бред!.. Вы давно в зеркало смотрелись, Николай Трофимович?
– Отчего же – бред? Вы только подумайте: объединив наши капиталы с капиталами вашего отца, мы не только танзанийские алмазы под семейный контроль возьмем, но и здесь, в России, будем хоть самому черту не по зубам.
– Вот в чем дело! – пронзила догадка Ольгу. – Не мытьем, так катаньем хотите с папашей оставить меня с голой задницей, чтобы от "сухого молока" впредь нос не воротила? – пристально посмотрела она на Кострова – Следовательно, взрыв в Останкине – не заказ Мучника, а артиллерийская подготовка к твоим матримониальным хлопотам? Что глазами хлопаешь, мой плешивый Ромео?..
– Но-но-но! – злобно зыркнул по сторонам Костров. – Если бы плешивый Ромео не привлек десять лет назад к сотрудничеству с органами тебя, мокрощелку, была бы ты телезвездой и с нынешними капиталами? Не больно-то позволяй себе!..
– Плохо ты меня знаешь, мухомор, – сквозь зубы процедила Ольга. – Я еще не то себе позволю! Отныне ни одной сделки с "сухим молоком", ни одного "Калашникова" через мою фирму. А станешь возникать – колонию номер тринадцать в Тагиле, для высокопоставленных подонков, я тебе в лучшем виде обеспечу…
– Пугать Кострова? – осклабился генерал. – Можно и впрямь твоему Скифу в Гаагском трибунале оказаться, а тебе – на нарах в Мордовии. С Костровато и Мучника взятки гладки – в сделках с "сухим молоком" их подписи не засветились.
– Как, говоришь, фамилия пассии Скифа? – приложив к глазам платок, вдруг всхлипнула Ольга.
– Павлова, кажется, – смешался Костров.
– Ее отец в Афганистане полком командовал?
– Ну, командовал, потом проворовался и застрелился от позора.
Ольга отняла от глаз платок и посмотрела на собеседника так, что у того засосало под ложечкой в предчувствии чего-то непоправимого:
– На полковника Павлова генерал Костров и один мой близкий родственник повесили караваны наркотиков, которые он якобы переправлял из Афганистана в Союз. Ты представляешь, что будет, если вся правда о тех караванах появится в газетах? Причем не только в российских, но и в английских, швейцарских…
Глазки Кострова забегали по сторонам, но он быстро смог взять себя в руки.
– Ха-ха! – вымученно хохотнул он. – Когда это было-то?.. Уж и государства того не существует…
А как ты докажешь про ту наркоту?
– Спокойно, – усмехнулась Ольга. – Душманский полевой командир Хабибулла и его люди, приводившие тебе на границу верблюжьи караваны с наркотиками, готовы в любой момент, в любой стране поклясться на Коране и дать показания следователям российской Генеральной прокуратуры на сей предмет.
– Кто поверит кровавым душманам? – прошипел Костров. – А поверят – твой же папаша в Швейцарии первым сгорит синим пламенем. Он Хабибуллу на такую сумму обул, что и сказать страшно, подумай, умалишенная!
– Подумала, – обворожительно улыбнулась Ольга. – Долг отца я оплатила в последнюю мою поездку в Цюрих…
– Ты оплатила Хабибулле? – вытаращился Костров. – Врешь!
– И даже с процентами, – подтвердила Ольга. – Ни сам Хабибулла, ни его душманы имя отца не произнесут даже под пыткой. Произнесешь его ты, а сколько проживешь после этого?.. Я уж не говорю, что с тобой сделают офицеры-афганцы, узнав подлинную историю "самоубийства" их командира.
– Ну ладно, поговорили за абстракционизм, и хватит, голубушка моя, – наклонился к ней Костров. – Сюжет с занятно закрученной интригой, не спорю…
Но целая держава наша летит под откос, а ты наивно думаешь, что кого-то еще интересуют дела давно минувших дней…
– Интересуют, еще как.
– Кого?
Ольга наклонилась к лицу Кострова и тихо произнесла:
– Инквизитора помнишь?.. Глянь туда, болван!..
Костров посмотрел по направлению ее взгляда.
Метрах в пятнадцати от них на раскладном стульчике сидел Инквизитор и непроницаемыми глазами смотрел в их сторону. У его ног, как гора, возвышался чепрачный бладхаунд. Больше всего на свете Инквизитор любил собак и не пропускал со своим Рамзаем ни одной выставки. Этот умнейший, гигантских размеров пес, с налитыми кровью глазами и длинными ушами, был самым близким существом Инквизитора и единственным членом его семьи.
– Сукка-а!!! – выдохнул побледневший Костров.
– Не отрицаю, – засмеялась Ольга и влепила ему увесистую оплеуху.
Костров дернулся было к ней, но оскаленные зубы Волка вовремя отрезвили его. Грязно выругавшись, он бросился к выходу.
– Мосты сожжены! – сквозь слезы сказала Ольга Волку, смотревшему на нее преданными умными глазами. – Какая же дурища твоя хозяйка, серый!.. Какая же дурища!
…Кобидзе с лакейской угодливостью распахнул перед ним дверь иномарки. В машине Костров сунул в рот катышек нитроглицерина и постарался сосредоточиться.
"Ерунда, нервы сдали, – подумал он – Кто даст Инквизитору санкцию на разработку генерала Кострова, жертву коммунистического КГБ?
На Лубянке не дураки сидят и понимают, в чьи высокие кабинеты тянутся нити от поставок оружия в Чечню. Афганская наркота – серьезно, но за давностью лет – не смертельно…"
Но несмотря на все доводы, липкий страх все глубже проникал в Кострова, когтистым котенком царапался у самого сердца "Предположим-Инквизитор на выставке – случайность. – Костров знал о любви Инквизитора к собакам. – Но полковник Шведов в толпе?.. И во время разговора с Коробовой рядом крутилась какая-то богемная бабенка с блокнотиком… Случайность?.."
Костров знал, что случайностей у сыскарей не бывает.
"Инквизитор не только у меня на хвосте, но и демонстрирует мне это, – сверкнуло молнией в его голове. – Хочет увидеть, в чей высокий кабинет брошусь за спасением, чтобы выявить круг причастных к поставкам оружия в Чечню? Ну конечно!.. А как знать: из того кабинета захотят ставить Инквизитора по стойке "смирно" или.., или прикажут какой-нибудь подконтрольной бандитской группировке ликвидировать Кострова, чтоб стереть его след на паркете этого кабинета? А если еще психопатка Коробова выполнит свою угрозу и пришедший с того света Хабибулла заговорит об афганской нар коте?.. С оружием еще и обошлось бы, повязаны многие, но наркотики – скандал на весь мир!.. Тогда.., играй траурную музыку военный оркестр над могилой Кострова. А первая-то пуля наверняка прилетит из Швейцарии от друга и подельника.., барона Коробофф".
Придя к такому выводу, он стал рассуждать более трезво.
Инквизитор пустил на него лучшую оперативную группу полковника Шведова. Именно стараниями Шведова он в свое время угодил в Тагильскую зону, которую сегодня ему снова пообещала дочь его старого друга… Шведов, как и его учитель Инквизитор, – не скорохваты… Раскручивают дела медленно, но основательно, и удар наносят наверняка. Значит, у него есть единственный выход – работать на опережение здесь, в России, и искать по белу свету душмана Хабибуллу, так как люди Коробова упустили его в Швейцарии.
Костров много лет прослужил в знаменитой "Пятерке" КГБ. Он был профессионалом своего дела и умел работать на опережение.
"Первое, – сказал он сам себе, – срочно познакомиться со Скифом и определить его роль в моем "опережении". Второе… Второе проще", – подумал он и кинул взгляд на сидящего за рулем иномарки Кобидзе.
Военного вертолетчика Кобидзе Костров привлек к сотрудничеству еще в Афганистане. Кобидзе любил женщин, веселые компании и деньги. Денег ему постоянно не хватало, поэтому, когда лютыми памирскими зимами снега перекрывали верблюжьи тропы, боевой вертолет Кобидзе с успехом заменял караваны верблюдов Упаковки с наркотиками регулярно доставлялись отчаянным асом на советскую сторону границы Кострову. Кобидзе не интересовало содержимое упаковок – интересовали только деньги. Из авиации Кобидзе уволили в связи с самоубийством полковника Павлова, но шума особого стараниями особистов не подняли. Костров помог ему обосноваться в Москве и даже открыть собственное кафе.
Время от времени Кобидзе за небольшую плату выполнял тайные поручения Кострова в Чечне и Закавказье, а его кафе стало явочным местом полулегальной офицерской организации "Славянское братство", созданной Костровым по приказу Коробова из Цюриха.
– Ты, Кобидзе, вертушечник, а в самолетах понимаешь? – спросил Костров.
– Кобидзе понымаит во всом, что лэтаит, Николай Трофимович, – отозвался тот, коверкая слова на кавказский манер, хотя вырос в России и отлично говорил по-русски.
– На этот раз будут большие деньги, Кобидзе, по… по линии "Феникс".
– "Фэникс" приказывает – Кобидзе дэлаит! Болшие дэнги – болте дэлаит и нэ задает лишних вопросов.
– И правильно, – вымученно улыбнулся Костров. – Без лишних вопросов – крепче сон, Кобидзе.
* * *
На следующий день Ольга уехала из дома чуть свет, сказав Серафиму, что у нее сегодня две смены монтажа на Шаболовке. Оставив "БМВ" на стоянке в Шереметьеве, она уже через три часа вышла из самолета в Женеве. Встречал Ольгу месье Фридман, ее адвокат, с которым она созвонилась из самолета.
– Месье Фридман, надеюсь, мои дела в порядке? – спросила Ольга.
– В адвокатской конторе "Фридман и сыновья" дела клиентов всегда в порядке, мадам, – с достоинством ответил тот, кивнув на портфель.
Родители месье Фридмана были выходцами из Гомеля, поэтому он неплохо говорил по-русски.
– А раз так, тогда в банк к нотариусу.
Дело, ради которого Ольга тайно прилетела в Женеву, заняло у нотариуса около часа.
Когда все было закончено, месье Фридман, присутствующий при сем, поднял на Ольгу печальные еврейские глаза:
– Вы, русские, стали такие непредсказуемые. С вами страшно иметь дело…
– Русские – фаталисты, месье Фридман, – ответила Ольга. – Мы верим, что у бога на скрижалях все наши судьбы по минутам расписаны…
В Москву Ольга вернулась далеко за полночь.
Глава 19
Бремя славы сверкает позолотой, но гнетет не меньше другого бремени. Как ни привыкла Ольга за годы работы в телеэфире быть всегда на виду, все же удел королевы грез часто тяготил ее. Порой она мечтала даже попасть в отдельную больничную палату, запереться в ней на неделю от жадных, похотливых глаз, льстивых улыбок и лживых речей.
Сегодня у нее выпал по-настоящему свободный день и она решила устроить себе нечто похожее на день рождения.
Летом ей исполнилось тридцать три. Из своего возраста она секретов не делала, но все эти банкеты, корзины с цветами и чествования были праздником не для нее. Ольге хотелось дня рождения только для себя одной, как ей устраивала в детстве горячо любимая бабушка. К бабушке она попадала обычно на второй день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Жаль! – подстроилась под его тон Ольга. – А я, было, настроилась месячишко-другой погулять с ним…
– Вам ли о нем жалеть, ненаглядная моя! На вашу руку и сердце есть более достойный кандидат, чем международный преступник Скиф, – после некоторого раздумья вкрадчиво произнес Костров.
– Кто же этот рьщарь без страха и упрека? – рассеянно поинтересовалась она.
– Вот именно – "без страха и упрека" и давно вожделеющий вас, голубушка, – дрогнувшим от волнения голосом произнес Костров, пригладил слипшийся пух на плешивой розовой макушке. – Жена у меня, вы в курсе, давно по неизлечимой болезни преставилась. Сын уже взрослый. А мои пятьдесят пять, так сказать, еще не вечер… А уж Виктор Иванович, папашка-то ваш, как будет рад.
– Вы это серьезно? – вытаращила глаза Ольга и, не выдержав, прыснула в кулак.
– Зря смеетесь, Ольга Викторовна, – горячо зашептал Костров. – На вашу личную жизнь, боже упаси, я не покушаюсь. Хотите со Скифом, хотите хоть с кем… А хотите, в Швейцарии с дочерью живите, а я здесь, на делах, так сказать, семейной фирмы буду.
Надоедать своим присутствием и ревновать вас не буду, голубушка вы моя ненаглядная, не буду, вот те крест…
– Господи, что за бред!.. Вы давно в зеркало смотрелись, Николай Трофимович?
– Отчего же – бред? Вы только подумайте: объединив наши капиталы с капиталами вашего отца, мы не только танзанийские алмазы под семейный контроль возьмем, но и здесь, в России, будем хоть самому черту не по зубам.
– Вот в чем дело! – пронзила догадка Ольгу. – Не мытьем, так катаньем хотите с папашей оставить меня с голой задницей, чтобы от "сухого молока" впредь нос не воротила? – пристально посмотрела она на Кострова – Следовательно, взрыв в Останкине – не заказ Мучника, а артиллерийская подготовка к твоим матримониальным хлопотам? Что глазами хлопаешь, мой плешивый Ромео?..
– Но-но-но! – злобно зыркнул по сторонам Костров. – Если бы плешивый Ромео не привлек десять лет назад к сотрудничеству с органами тебя, мокрощелку, была бы ты телезвездой и с нынешними капиталами? Не больно-то позволяй себе!..
– Плохо ты меня знаешь, мухомор, – сквозь зубы процедила Ольга. – Я еще не то себе позволю! Отныне ни одной сделки с "сухим молоком", ни одного "Калашникова" через мою фирму. А станешь возникать – колонию номер тринадцать в Тагиле, для высокопоставленных подонков, я тебе в лучшем виде обеспечу…
– Пугать Кострова? – осклабился генерал. – Можно и впрямь твоему Скифу в Гаагском трибунале оказаться, а тебе – на нарах в Мордовии. С Костровато и Мучника взятки гладки – в сделках с "сухим молоком" их подписи не засветились.
– Как, говоришь, фамилия пассии Скифа? – приложив к глазам платок, вдруг всхлипнула Ольга.
– Павлова, кажется, – смешался Костров.
– Ее отец в Афганистане полком командовал?
– Ну, командовал, потом проворовался и застрелился от позора.
Ольга отняла от глаз платок и посмотрела на собеседника так, что у того засосало под ложечкой в предчувствии чего-то непоправимого:
– На полковника Павлова генерал Костров и один мой близкий родственник повесили караваны наркотиков, которые он якобы переправлял из Афганистана в Союз. Ты представляешь, что будет, если вся правда о тех караванах появится в газетах? Причем не только в российских, но и в английских, швейцарских…
Глазки Кострова забегали по сторонам, но он быстро смог взять себя в руки.
– Ха-ха! – вымученно хохотнул он. – Когда это было-то?.. Уж и государства того не существует…
А как ты докажешь про ту наркоту?
– Спокойно, – усмехнулась Ольга. – Душманский полевой командир Хабибулла и его люди, приводившие тебе на границу верблюжьи караваны с наркотиками, готовы в любой момент, в любой стране поклясться на Коране и дать показания следователям российской Генеральной прокуратуры на сей предмет.
– Кто поверит кровавым душманам? – прошипел Костров. – А поверят – твой же папаша в Швейцарии первым сгорит синим пламенем. Он Хабибуллу на такую сумму обул, что и сказать страшно, подумай, умалишенная!
– Подумала, – обворожительно улыбнулась Ольга. – Долг отца я оплатила в последнюю мою поездку в Цюрих…
– Ты оплатила Хабибулле? – вытаращился Костров. – Врешь!
– И даже с процентами, – подтвердила Ольга. – Ни сам Хабибулла, ни его душманы имя отца не произнесут даже под пыткой. Произнесешь его ты, а сколько проживешь после этого?.. Я уж не говорю, что с тобой сделают офицеры-афганцы, узнав подлинную историю "самоубийства" их командира.
– Ну ладно, поговорили за абстракционизм, и хватит, голубушка моя, – наклонился к ней Костров. – Сюжет с занятно закрученной интригой, не спорю…
Но целая держава наша летит под откос, а ты наивно думаешь, что кого-то еще интересуют дела давно минувших дней…
– Интересуют, еще как.
– Кого?
Ольга наклонилась к лицу Кострова и тихо произнесла:
– Инквизитора помнишь?.. Глянь туда, болван!..
Костров посмотрел по направлению ее взгляда.
Метрах в пятнадцати от них на раскладном стульчике сидел Инквизитор и непроницаемыми глазами смотрел в их сторону. У его ног, как гора, возвышался чепрачный бладхаунд. Больше всего на свете Инквизитор любил собак и не пропускал со своим Рамзаем ни одной выставки. Этот умнейший, гигантских размеров пес, с налитыми кровью глазами и длинными ушами, был самым близким существом Инквизитора и единственным членом его семьи.
– Сукка-а!!! – выдохнул побледневший Костров.
– Не отрицаю, – засмеялась Ольга и влепила ему увесистую оплеуху.
Костров дернулся было к ней, но оскаленные зубы Волка вовремя отрезвили его. Грязно выругавшись, он бросился к выходу.
– Мосты сожжены! – сквозь слезы сказала Ольга Волку, смотревшему на нее преданными умными глазами. – Какая же дурища твоя хозяйка, серый!.. Какая же дурища!
…Кобидзе с лакейской угодливостью распахнул перед ним дверь иномарки. В машине Костров сунул в рот катышек нитроглицерина и постарался сосредоточиться.
"Ерунда, нервы сдали, – подумал он – Кто даст Инквизитору санкцию на разработку генерала Кострова, жертву коммунистического КГБ?
На Лубянке не дураки сидят и понимают, в чьи высокие кабинеты тянутся нити от поставок оружия в Чечню. Афганская наркота – серьезно, но за давностью лет – не смертельно…"
Но несмотря на все доводы, липкий страх все глубже проникал в Кострова, когтистым котенком царапался у самого сердца "Предположим-Инквизитор на выставке – случайность. – Костров знал о любви Инквизитора к собакам. – Но полковник Шведов в толпе?.. И во время разговора с Коробовой рядом крутилась какая-то богемная бабенка с блокнотиком… Случайность?.."
Костров знал, что случайностей у сыскарей не бывает.
"Инквизитор не только у меня на хвосте, но и демонстрирует мне это, – сверкнуло молнией в его голове. – Хочет увидеть, в чей высокий кабинет брошусь за спасением, чтобы выявить круг причастных к поставкам оружия в Чечню? Ну конечно!.. А как знать: из того кабинета захотят ставить Инквизитора по стойке "смирно" или.., или прикажут какой-нибудь подконтрольной бандитской группировке ликвидировать Кострова, чтоб стереть его след на паркете этого кабинета? А если еще психопатка Коробова выполнит свою угрозу и пришедший с того света Хабибулла заговорит об афганской нар коте?.. С оружием еще и обошлось бы, повязаны многие, но наркотики – скандал на весь мир!.. Тогда.., играй траурную музыку военный оркестр над могилой Кострова. А первая-то пуля наверняка прилетит из Швейцарии от друга и подельника.., барона Коробофф".
Придя к такому выводу, он стал рассуждать более трезво.
Инквизитор пустил на него лучшую оперативную группу полковника Шведова. Именно стараниями Шведова он в свое время угодил в Тагильскую зону, которую сегодня ему снова пообещала дочь его старого друга… Шведов, как и его учитель Инквизитор, – не скорохваты… Раскручивают дела медленно, но основательно, и удар наносят наверняка. Значит, у него есть единственный выход – работать на опережение здесь, в России, и искать по белу свету душмана Хабибуллу, так как люди Коробова упустили его в Швейцарии.
Костров много лет прослужил в знаменитой "Пятерке" КГБ. Он был профессионалом своего дела и умел работать на опережение.
"Первое, – сказал он сам себе, – срочно познакомиться со Скифом и определить его роль в моем "опережении". Второе… Второе проще", – подумал он и кинул взгляд на сидящего за рулем иномарки Кобидзе.
Военного вертолетчика Кобидзе Костров привлек к сотрудничеству еще в Афганистане. Кобидзе любил женщин, веселые компании и деньги. Денег ему постоянно не хватало, поэтому, когда лютыми памирскими зимами снега перекрывали верблюжьи тропы, боевой вертолет Кобидзе с успехом заменял караваны верблюдов Упаковки с наркотиками регулярно доставлялись отчаянным асом на советскую сторону границы Кострову. Кобидзе не интересовало содержимое упаковок – интересовали только деньги. Из авиации Кобидзе уволили в связи с самоубийством полковника Павлова, но шума особого стараниями особистов не подняли. Костров помог ему обосноваться в Москве и даже открыть собственное кафе.
Время от времени Кобидзе за небольшую плату выполнял тайные поручения Кострова в Чечне и Закавказье, а его кафе стало явочным местом полулегальной офицерской организации "Славянское братство", созданной Костровым по приказу Коробова из Цюриха.
– Ты, Кобидзе, вертушечник, а в самолетах понимаешь? – спросил Костров.
– Кобидзе понымаит во всом, что лэтаит, Николай Трофимович, – отозвался тот, коверкая слова на кавказский манер, хотя вырос в России и отлично говорил по-русски.
– На этот раз будут большие деньги, Кобидзе, по… по линии "Феникс".
– "Фэникс" приказывает – Кобидзе дэлаит! Болшие дэнги – болте дэлаит и нэ задает лишних вопросов.
– И правильно, – вымученно улыбнулся Костров. – Без лишних вопросов – крепче сон, Кобидзе.
* * *
На следующий день Ольга уехала из дома чуть свет, сказав Серафиму, что у нее сегодня две смены монтажа на Шаболовке. Оставив "БМВ" на стоянке в Шереметьеве, она уже через три часа вышла из самолета в Женеве. Встречал Ольгу месье Фридман, ее адвокат, с которым она созвонилась из самолета.
– Месье Фридман, надеюсь, мои дела в порядке? – спросила Ольга.
– В адвокатской конторе "Фридман и сыновья" дела клиентов всегда в порядке, мадам, – с достоинством ответил тот, кивнув на портфель.
Родители месье Фридмана были выходцами из Гомеля, поэтому он неплохо говорил по-русски.
– А раз так, тогда в банк к нотариусу.
Дело, ради которого Ольга тайно прилетела в Женеву, заняло у нотариуса около часа.
Когда все было закончено, месье Фридман, присутствующий при сем, поднял на Ольгу печальные еврейские глаза:
– Вы, русские, стали такие непредсказуемые. С вами страшно иметь дело…
– Русские – фаталисты, месье Фридман, – ответила Ольга. – Мы верим, что у бога на скрижалях все наши судьбы по минутам расписаны…
В Москву Ольга вернулась далеко за полночь.
Глава 19
Бремя славы сверкает позолотой, но гнетет не меньше другого бремени. Как ни привыкла Ольга за годы работы в телеэфире быть всегда на виду, все же удел королевы грез часто тяготил ее. Порой она мечтала даже попасть в отдельную больничную палату, запереться в ней на неделю от жадных, похотливых глаз, льстивых улыбок и лживых речей.
Сегодня у нее выпал по-настоящему свободный день и она решила устроить себе нечто похожее на день рождения.
Летом ей исполнилось тридцать три. Из своего возраста она секретов не делала, но все эти банкеты, корзины с цветами и чествования были праздником не для нее. Ольге хотелось дня рождения только для себя одной, как ей устраивала в детстве горячо любимая бабушка. К бабушке она попадала обычно на второй день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58