– Спаси и помилуй! – прошептал он и закрыл глаза.
Когда открыл их снова, то чуть было не заорал благим матом… В проеме ярко освещенной арки стоял накренившийся деревянный крест… На кресте, раскинув по перекладине стянутые цепями руки, висел окровавленный, истерзанный человек. Несмотря на хлеставшую из ран алую, дымящуюся кровь, человек был еще жив…
"Свят, свят, зачем на кресте-то его? – чувствуя, как встают волосы дыбом, подумал Романов. – Так это – я его… Кровь-то свежая…"
– Стреляешь плохо, полковник! – прогремел на весь зал усиленный динамиками голос Коробова. – Видишь, он жив. Подойди, добей его!
Подчинясь этому голосу, натыкаясь, как пьяный, на застывших на подиуме "чертей", Романов приблизился к распятому на кресте человеку. Крест был православный, наспех сбитый из обрезков горбылин. Романов поднял двумя руками пистолет, целясь в лоб распятому на нем, чтобы разом прекратить его муки адские, и отшатнулся – сквозь кровь, заливающую глаза, с креста смотрел на него генерал Костров. Он явно узнал его и даже силился протолкнуть какие-то слова сквозь выбитые зубы. Будто бы прощение за что-то просил. Но, может, это только показалось Романову.
– Твою мать! – прогремел за спиной голос Коробова. – Кончай плешивого!
Невозможно выстрелить с близкого расстояния в человека, глядящего в твою душу… Романов выстрелил точно в сердце Кострову.
Черный балахон взял у него пистолет и удалился в боковую дверь. На ватных ногах Романов добрался до кресла. В его голове звучали погребальным звоном колокола Хатыни и бился, не находя ответа, вопрос:
"Зачем на кресте-то его?.. На кресте-то зачем?.."
Скоро какие-то люди в черных балахонах унесли куда-то Кострова вместе с крестом.
– Кончилась земная юдоль Николаши, – услышал Романов голос Коробова и увидел прямо перед лицом фужер с желтой жидкостью. – За это и выпить можно, полковник.
– На кресте-то его зачем? – поднял он глаза на Коробова.
– Хм.., хм… Более удобной штуки для такого дела пока не придумали, – усмехнулся тот и с интересом посмотрел на Романова. – А что такое крест?
– Ну, на нем распяли…
– Крест – грубое орудие убийства.., человека из Назарета, так?
– Так…
– С тех пор люди поклоняются кресту, так?
– Поклоняются…
– Поклоняются орудию убийства и страданий, зачем?..
– В память о муках того человека.., из Назарета.
– И на здоровье!.. Сделайте малую копию из дерева и вспоминайте о его муках… Так нет, делают, понимаешь, кресты из золота, серебра. Его, распятого, еще к ним пришпандорят… Вон какие они у попов на брюхах болтаются!.. Ювелиры осыпают кресты бриллиантами, драгоценными камнями, а бабы потом их на уши вешают. Каково, символ убийства и страданий – на уши!.. Профанация то веры… Веры человека из Назарета… И знаешь почему, Романов?.. – понизил до шепота голос Коробов, приблизил к нему мутные, как с похмелья, глаза. – Человек по природе хищник, зверь необузданный. Вера человека из Назарета мешает ему до конца раскрыться в природной сути своей. У сильных силу она отнимает, ставит их вровень со слабыми… Лучше верить в его полную противоположность… Тот же ни в чем человека не ограничивает, а значит, раскрывает его, самой природой данное, естество, а, Романов?..
– Мне это не приходило в голову, – шепотом ответил Романов и подумал про себя с нарастающим страхом: "Свят, свят, свят!.. О ком это он?.. Про сатану никак рогатого!.. Он.., он.., он же сумасшедший!.."
– А пришло в голову, за что Трибунал осудил Кострова? – так же шепотом спросил Коробов.
– Трибунал? – кинул на него испуганный взгляд Романов.
– Ты лишь исполнил приговор Чрезвычайного Трибунала, – засмеялся тот. – Думаешь, только за убийство моей дочери?.. Не-ет, полковник!.. Костров шел, шел, а дойти до полной его противоположности, ну того, кто на кресте, так и не смог…
– Это он Ольгу?..
– А ты будто не знал, что он…
"Его костоломы все из Кострова вытрясли!" – с ужасом понял Романов.
– Готов выполнить любой ваш приказ, – вытянулся по стойке "смирно" Романов.
– Что ж… Что ж… – протянул Коробов. – В таком случае приказываю незамедлительно приступить к операции "Аист". С деталями операции тебя познакомит вон тот горбатый, – кивнул он на появившегося из двери странной прыгающей походкой человечка в черном капюшоне.
– Есть приступить к операции "Аист".
– Операцию провести лично от начала и до конца.
– Есть от начала и до конца! – гаркнул Романов.
– Да не ори так! – поморщился Коробов и протянул руку к человечку в черном капюшоне.
Тот вложил в нее видеокассету.
"Все засняли, сволочи!" – понял Романов.
Коробов кивнул на видеосистему, висевшую на стене, и спросил:
– Есть желание посмотреть на результаты своей стрельбы, полковник?
– Не-е-ет!..
– И правильно, – согласился Коробов и, взвесив кассету на ладони, добавил со значением:
– Как говорится, оставим для истории нашей организации…
Человечек скрипуче засмеялся, будто не засмеялся вовсе, а как ворон прокаркал.
* * *
В аэропорт в Женеву Романов возвращался уже в темноте на том же "Шевроле-Каприс", с теми же неразговорчивыми "телохранителями". От приподнятого настроения, с которым он прилетел в Швейцарию, не осталось и следа.
"Влип ты, Геннадий Васильевич, как кур в ощип!" – с тоской думал он, глядя на косые полосы мокрого снега, секущие лобовое стекло.
Операция "Аист", на проведение которой он получил приказ от Хозяина Империи и с деталями которой ознакомил его прыгающий человечек в черном балахоне, означала, что Романов должен незамедлительно доставить из России в Хорватию Скифа и Засечного.
"Легко сказать – доставить! – поежился Романов. – Скиф с Засечным огни и воды прошли и в медных трубах не задержались. Костров, в конце концов, об них клыки сломал, а они у него вон какие были".
Мысли Романова кружились, как белые мухи за окном лимузина.
Он был суеверен. В свое время он ознакомился с делом Скифа по угону вертолета в Афганистане. Как и предсказывал Скиф на допросах, распался СССР, громыхнула "Буря в пустыне", заполыхал пожар в Карабахе, Приднестровье и Чечне.
А взять последнее… Как Скиф нашел ракетную шахту, куда костровский ублюдок упрятал его дочь?
Мы неделю колотились, а они уже там…
Агент донес, что и Ольгу он предупредил о готовящемся покушении, – посмеялась, дуреха… Не черт же ему из-за спины подсказал?..
Вспомнил Романов и о донесении своего агента – цыганки, попытавшейся войти со Скифом в контакт в поезде Одесса – Москва. Та погадать на судьбу ему предложила, а он так посмотрел на нее, что, как она сама пишет там, "у нее матка опустилась и язык к гортани присох". Вроде бы еще спросила: "Ты кто, бриллиантовый"? А он ей тогда: "Тот, кто и без вас все знает".
Может, и наплела цыганка, только ее потом как подменили. Говорит, дар ее провидческий Скиф тогда одним взглядом убил. Сам дьявол сидел у него за плечами, на полном серьезе доносила та цыганка.
"А если Скиф заранее догадается обо всем? – покрылся испариной Романов. – За кадык, как того американского офицера, и с концами, Геннадий Васильевич. Может, пристрелить его и доставить мертвым? – мелькнула мысль. – При сопротивлении, мол… – Но эту мысль пришлось отвергнуть после здравого рассуждения:
– А тебя. Гена, за невыполнение приказа пристрелят вот эти "веселые" ребята, – покосился Романов на "телохранителей". – Им раз плюнуть!.."
Занятый мыслями, Романов и не заметил, что снегопад прекратился. По небосводу теперь величаво плыл лунный диск, заливая холодным голубым светом снежные вершины и пустынный автобан, проложенный по краю пропасти.
До самого аэропорта Женевы Романов не проронил ни звука. Молчали и "телохранители". Лишь в аэропорту старший из них, пожимая руку Романову, многозначительно произнес:
– До встречи в Загребе, полковник…
"Эти трое тоже подключены к операции "Аист", – понял Романов. – Я бы дорого дал, чтобы эта встреча никогда не состоялась…"
* * *
Только в самолете Романов несколько успокоился и смог анализировать ситуацию.
Предстоящая операция "Аист" состояла из двух частей. Про суть первой части операции горбатый человечек в черном капюшоне лишь намекнул Романову, потому что ее будут обеспечивать другие люди из "Феникса". На нем было лишь общее руководство всей операцией и Скиф с Засечным. "Зачем они понадобились Хозяину в Загребе? – рассуждал он. – А затем, что в Загребе те трое жлобов вытрясут из них место, где спрятана его внучка. Потом, чтобы не было огласки, Скифа с Засечным придушат в каком-нибудь загребском подвале, – передернулся он, представив эту сцену. – Постой-ка, Гена: Гнат Стецюк требовал в Москве все адреса, по которым Скиф мог прятать девочку! – вздрогнул он, вспомнив отчужденное лицо Гната при этом. – Но, Стецюк "профи" по трупам, а не по киднеппингу… Свят, свят! – даже перекрестился Романов. – Если сумеют из Скифа или Засечного вытрясти место, где спрятана девочка, то скорее всего ее труп найдут тоже где-нибудь в Хорватии или Сербии… А ее смерть свалят на них… Ну да!.. Тогда сумасшедший Коробов станет полным наследником состояния своей дочери. Но это уже не твои проблемы, Гена! – разозлился Романов на себя. – Тебе приказано доставить Скифа и Засечного в Загреб, а остальное тебя не касается".
* * *
…Будить среди ночи жену и детей Романову не хотелось, поэтому, забрав на платной стоянке у аэропорта Шереметьево машину, он отправился в свой загородный домик в старорусском стиле, где сразу, не раздеваясь, завалился спать.
Проснулся он в полдень от холода, и, когда растапливал камин, пришла мысль, которая до этого как-то не приходила в голову.
"Почему провести операцию "лично от начала до конца"? – спросил он себя и вздрогнул от страшной догадки:
– Чтобы выманить в Загреб, а там в один подвал со Скифом. То, что знаю дела службы безопасности "Феникса", – полбеды. Беда, что буду знать, как Хозяин свою родную внучку… – подумал он, и будто пол под ним закачался:
– Зачем ему мавр, сделавший свое дело?.."
– Ох, беда, беда! – запричитал Романов, заметался по гостиной, опрокидывая стулья и спотыкаясь о ковры.
Потом уже, бреясь в ванной комнате, Романов посмотрел на свое постаревшее за одни сутки лицо и спросил себя:
"Что делать будешь, Геннадий Васильевич?.. Может, в Лефортовской тюрьме, у Инквизитора, укрыться от людей Хозяина? Достанут и за тюремными стенами, – вымученно усмехнулся он. – Да, их "Аист", видно, и впрямь окажется для тебя птицей с черной отметиной. Видно, сука плешивая Костров тебя за собой в преисподнюю тянет… Остается, Геннадий Васильевич, надеяться только на господа бога, лишь в его силах не выдать тебя его полной противоположности…"
* * *
К дому Ворона Романов приехал в потертой куртенке и на старом ушастом "Запорожце".
Два часа уговаривал он Скифа и Засечного не лететь на Дон со станичниками Лопы, а скорее укрыться в Сербии, где им ничто не будет угрожать. Для продолжения разговора он настойчиво приглашал их поехать сейчас к нему, в его подмосковную "хибарку".
Обещал рассказать такое, отчего у них волосы дыбом встанут, Скиф отозвал Засечного в коридор.
– Съездим, Семен, послушаем его песни? Может, .узнаем, кто Ольгу и Сашку с Мирославом?..
– Съездим, – откликнулся тот. – Ты как хошь, я стволы возьму и парочку "лимонок". В гробу я видал: у синих в камере клопов кормить!
Ехали недолго. "Хибарка" Романова оказалась в соседнем поселке "новых русских". Она была скромнее дворцов Мучника и Ворона, но не намного. Каменное строение, зашитое деревом под древнерусский терем.
Движения у Романова на этот раз были мелкие, суетливые, как у морской свинки, а взгляд какой-то испуганный.
– Ребята, еще раз хочу предупредить, над вашей головой сгущаются тучи. Вам нужно сегодня же ночью исчезнуть навсегда. Из Москвы и даже России, ибо здесь под вас подгонят все последние громкие преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58