– Моего приготовления. Попробуйте… А я действительно в'первый раз вижу русского в наших краях. Ладно уж, извините старого Папашу Янга. Когда человек доживает до моего возраста и его девочки вырастают и разлетаются по своим гнездышкам, ему ничего не остается, кроме воспоминаний… Кстати, не поверите – в каком-то смысле я тоже русский. – Папаша Янг вдруг громко рассмеялся. – Я был в России, правда, в необычной ситуации и совсем недолго… В животе у своей мамаши!
– Ну уж вы, мистер Янг, наговариваете на себя, – улыбнулся Йорген. – Не все ваши девочки разлетелись по своим гнездышкам. Насколько я понимаю, главная чаровница находится сейчас дома.
– Это верно, – кивнул головой Папаша. – Зеделла помогает с обедом. Дом Папаши Янга всегда славился гостеприимством! Кстати, Йорген, а ты предупредил своих друзей, что я являюсь отцом трех самых прекрасных женщин в мире?
Вряд ли отец «трех самых прекрасных женщин в мире» предполагал, насколько его шутка близка к правде. Йоргену Маклавски действительно стоило предупредить своих друзей. Потому что стрела, чуть не разбившая сердце мистера Райдера, литературного агента, уже лежала на тетиве древнего лука. И цель уже была выбрана.
Дом Папаши Янга славился своим гостеприимством. На много'миль вокруг другого такого дома не было. Во время «лиловой полосы» Папашина общительность принимала самые неожиданные формы: у него гостили охотники и чернокожие колдуны, туристы и старые сослуживцы-полицейские, браконьеры, бизнесмены и экстравагантные прожигатели жизни, и Папашу совершенно не беспокоило, что при других обстоятельствах эти люди никогда бы не встретились. А как-то раз Папаша и патер Стоун принимали на этой сумасшедшей ферме сорок мальчиков – учеников католического колледжа вместе с сопровождающими их преподавателями богословия. За время короткой остановки юные католики перевернули всю ферму вверх дном, они стравили нескольких Папашиных собак и разбили огромное керамическое панно, изображавшее битву при Ватерлоо: подложили несколько петард под дверь, когда от Папаши выходил патер Стоун, и сожгли небольшой шалаш во дворе, где обычно останавливались чернокожие мганги. Но когда они уехали, Папаша Янг загрустил.
Обычно только возвращение на каникулы девочек несколько остужало Папашино радушие. Как-то патер Стоун назвал его Фальстафом. Папаша только пожал плечами. Он был знаком с классикой. В баре Маккенроя случались оценки и порезче. Но именно этому человеку был открыт язык чернокожих магов, именно его они посвящали в свои нехитрые тайны.
– Большой ребенок, – говорила о нем старшая дочь, белокурая красавица Стефания.
Летние каникулы закончились, и через пару дней Зеделле надо было ехать на озеро Рудольф, где уже несколько лет работала экспедиция, организованная Институтом палеонтологии Кении. Профессор говорил Зеделле, что она подает большие надежды и может вырасти в неплохого ученого. К счастью, университет находился далеко от этого места, и профессор мог быть объективным.
Папаша Янг очень обрадовался, что для дочери нашлись попутчики. Он попросил своих гостей остаться до утра, с тем чтобы Зеделла успела собраться.
Папаша Янг давно знал Йоргена Маклавски и был рад его друзьям. Он закатил грандиозный обед, на который пригласил также всех аскари, мгангу Ольчемьири и гостивших у него патера Стоуна с заклинателем дождя Мукембой. Папаша Янг заявил, что ему необходимо переговорить с обоими мгангами. Да-да, именно об этом, о Зебре… А уж потом потолкуем.
Появление Зеделлы в роскошном платье из города розового воздуха вызвало за столом замешательство. Мужчины, не видевшие до этого дня младшую мисс Янг, даже не были ослеплены красотой, они ощутили нечто большее и неизмеримо печальное, они ощутили, как бархатные струи Любви увлекают их к первобытной полыхающей бездне, и любое живое существо на свете желало бы сгореть в этом огне, пожирающем сердца и оставляющем лишь пепел. И даже сэр Джонатан Урсуэл Льюис, чьи предки в течение семи веков учили язык, позволяющий скрывать чувства, обнаружил странное волнение в обществе этой девочки, наделенной беспечной Природой тем< что мужчины ищут и не находят всю свою жизнь. Замешательство сменилось веселой и оживленной, пожалуй, слишком оживленной болтовней, и Зеделла с восторгом слушала перебивавших друг друга мужчин, очаровательно шутила, а потом просто отпустила руку с тетивы. Стрела была пущена.
Папаша Янг давно не помнил такого веселого застолья в своем доме. Где-то в глубине души он понимал, что это связано с его дочерью. Возможно, он даже чувствовал, как Любовь спустилась к ним на звенящих крыльях. И только маленький мганга Ольчемьири, верный сын своих лесных богов, разбирающий голоса сонных деревьев, отчетливо видел контуры поднявшейся над ними грозной тени.
27. Ночь полной Луны
Маккенрой на бешеной скорости вел «мицубиси» на север. Несколько часов назад он свернул с шоссе и теперь, не снижая оборотов, двигался по саванне Самбуру к каменистой пустыне, где раскинуло свои бескрайние воды нефритовое озеро Рудольф. Этот псих мистер Норберт изменил все в последнюю минуту, и теперь Маккенрой вынужден был спешить. Его не удивляло, что, свернув с шоссе, «мицубиси» не утратил скорости, словно не было изломанной тропы, трещин и огромных булыжников, безвестных речушек и полупересохших луж с хлюпающей тягучей грязью. Словно колеса «мицубиси-паджеро» каким-то неведомым образом изменились в размерах, превратившись в большие невесомые валки, вовсе не реагирующие на изломы земной поверхности.
– Но ведь это невозможно, мистер Норберт, мне не хватит времени…
– Маккенрой, я дам вам лучшую в этом мире машину, и вы успеете. К счастью, я не ошибся – вы действительно хотите выиграть плюс лучший автомобиль… Этого достаточно.
«Мицубиси-паджеро» на сумасшедшей скорости летел по ночной земле как нечто, не подчиняющееся законам этого мира, как какой-то сказочный ковер-самолет, пробивая мощными фарами себе тоннель в сгустившемся мраке. Впереди на тропу выскочило несколько страусов, и, оказавшись в световой ловушке, испуганные птицы бросились бежать, а Маккенрой превратился в их невольного преследователя. Он несколько раз просигналил, желая, чтобы страусы убрались прочь. Маккенрой очень спешил: он не мог останавливаться или снижать скорость. Мощный удар, машину тряхнуло, и одну из птиц сожрали ревущие колеса. Глотая ночной воздух, она осталась умирать на дороге. Маккенрой выжал акселератор до отказа.
– Кишарре знает, где мы, – проговорил маленький мганга Ольчемьири. – Мне кажется, он уже здесь.
Йорген Маклавски с беспокойством посмотрел на старика.
– Ничего, Ольчемьири, думаю, ничего страшного пока нет. Я видел этих ребят. Может, они выполняют приказы Кишарре, Папашиной Зебры или кого еще, но они люди, такие же, как и мы с тобой. И у нас найдется способ их остановить. – Йорген улыбнулся – он любил старого мгангу, – потом тихо добавил: – Сукины дети…
– Нет, Йорген, – покачал головой Ольчемьири, – ты не понимаешь… Ты можешь победить людей из красивых автомобилей. Можно остановить того, в кого вселился Кишарре, но он войдет в другого или сразу во многих… А теперь ответь: разве стал бы Йорген воевать с ножами, пулями и ружьями своих врагов? Разве стал бы он ломать их копья?
– Нет, не стал бы, – согласился Йорген. – Потому что они возьмут себе другие копья.
Ольчемьири кивнул и потом тихо спросил:
– И скажи – разве могут ружья и копья прийти сами, без тех, кто их принесет?
– Конечно, нет.
– Поэтому они и придут не одни. Кишарре придет с ними. А может быть, даже… он придет и без них.
– Я хочу вам кое-что рассказать, – произнес Профессор Ким, когда веселый обед уже давно закончился и Папаша Янг удалился с Ольчемьири и Мукембой в свою комнату для длительного разговора.
Урс и Ким вышли на террасу Папашиного дома выкурить по сигарете и посмотреть на кровавый закат, после которого почти мгновенно на саванну обрушилась ночь.
– Послушайте, мы ведь все чувствуем, что, происходит что-то странное, только не решаемся об этом заговорить. Я ведь прав?!
Поэтому я хочу вам кое-что рассказать… О Спиральной Башне. Понимаете, это не повторялось уже очень давно. Не знаю, быть может, это некоторое ясновидение. Вряд ли я могу это контролировать, может быть, совсем немного… Но в Найроби это случилось снова… Я видел этот перстень там и узнал его… И этого человека… Это не просто развлекающаяся компания в нарядных джипах. Но… и они узнали меня. И я знаю еще кое-что! Возможно, я смогу теперь… пользоваться этим. Вы понимаете?! Я сейчас попытаюсь…
– Профессор, дорогой мой, – проговорил Урс, – я прошу вас, перестаньте волноваться и расскажите нам все, что вы хотите рассказать. Я понимаю – это будет звучать необычно, может быть, невероятно, но вспомните: мы все здесь находимся по весьма необычным причинам…
– Хорошо. – Профессор Ким сделал глубокую затяжку и подумал, что сигареты «Кэмел» все же отличная штука. Потом его голос стал совершенно ровным: – Спиральная Башня… Это случилось почти тридцать лет назад…
Йорген прислонился к деревянной колонне, поддерживающей террасу, слушал невероятную историю Профессора Кима и вспоминал о Петре Кнауэр. Уже в который раз за сегодняшний день он вспоминал Петру. Нет, он не хотел бы к ней вернуться, конечно, нет. Но почему-то его губы разошлись в чуть грустной улыбке.
Последнюю птицу сожрали ревущие колеса «мицубиси». Маккенрой тряхнул головой – оцепенение прошло.
– Боже мой, – проговорил Маккенрой, – я только что угрохал четырех страусов. Зачем?! – Он вдруг резко ударил по тормозам. Мистер Норберт прав (что за наваждение?!) – это отличная машина. Сработало антиблокировочное устройство, и автомобиль даже не занесло. (Боже мой! Я только что угрохал четырех страусов… Наваждение?..)
«Мицубиси» стоял на середине тропы. Маккенрой вышел из машины – его тошнило, и ему надо было помочиться. Сразу же со всех сторон Маккенроя обступила ночь. Какого черта он здесь делает? Сумасшедшая гонка, выигрышные цифры, раздавленные страусы… Наваждение? Абсолютно мирный и улыбчивый бармен Маккенрой, мечтающий лишь расширить свое заведение и заполняющий карточки телевизионных лотерей… Какого черта! Маккенрой пошевелил согнутыми пальцами – ладони были непривычно влажными. Но ведь они заставили разбить табличку, а мистер Норберт ее вернул. А то, что можно вернуть, иногда обладает особенной силой… Вот в чем дело.
Маккенрой повернул голову, и в следующее мгновение волна ужаса прошла по его телу – в нескольких метрах от тропы стоял огромный лев и разглядывал Маккенроя своими золотистыми глазами. Лев был удивлен. Чутье подсказывало ему, что двуногий боится, что он безопасен. Но лев был довольно стар, хотя по-прежнему мощен. Никто из подрастающего молодняка еще не посмел бросить ему вызов. А странствующим одиночкам лев задавал хорошую трепку. Он все еще оставался главой прайда. И поэтому лев понимал, что обстоятельства появления здесь двуногого весьма необычны. За свой немалый век ничего подобного он не видел. Лев принюхался. Маккенрой почувствовал ватную слабость во всем теле – ведь у него не было даже ружья, у него не было с собой ничего, кроме маленького зеркального осколка. И самого лучшего в мире автомобиля. Вот в чем дело! Вот что останавливает льва – постоянное чувство плеча, на которое можно опереться. Мистер Норберт был здесь, сейчас… И древний инстинкт подсказал льву, что он больше не является единственным повелителем этой ночи. Черное лицо Маккенроя расплылось в улыбке, и эту улыбку нельзя было спутать ни с чем: именно так будет улыбаться скрипач и президент Юлик Ашкенази, когда небольшое устройство – пейджер сообщит ему, что бананы могут начать гнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Ну уж вы, мистер Янг, наговариваете на себя, – улыбнулся Йорген. – Не все ваши девочки разлетелись по своим гнездышкам. Насколько я понимаю, главная чаровница находится сейчас дома.
– Это верно, – кивнул головой Папаша. – Зеделла помогает с обедом. Дом Папаши Янга всегда славился гостеприимством! Кстати, Йорген, а ты предупредил своих друзей, что я являюсь отцом трех самых прекрасных женщин в мире?
Вряд ли отец «трех самых прекрасных женщин в мире» предполагал, насколько его шутка близка к правде. Йоргену Маклавски действительно стоило предупредить своих друзей. Потому что стрела, чуть не разбившая сердце мистера Райдера, литературного агента, уже лежала на тетиве древнего лука. И цель уже была выбрана.
Дом Папаши Янга славился своим гостеприимством. На много'миль вокруг другого такого дома не было. Во время «лиловой полосы» Папашина общительность принимала самые неожиданные формы: у него гостили охотники и чернокожие колдуны, туристы и старые сослуживцы-полицейские, браконьеры, бизнесмены и экстравагантные прожигатели жизни, и Папашу совершенно не беспокоило, что при других обстоятельствах эти люди никогда бы не встретились. А как-то раз Папаша и патер Стоун принимали на этой сумасшедшей ферме сорок мальчиков – учеников католического колледжа вместе с сопровождающими их преподавателями богословия. За время короткой остановки юные католики перевернули всю ферму вверх дном, они стравили нескольких Папашиных собак и разбили огромное керамическое панно, изображавшее битву при Ватерлоо: подложили несколько петард под дверь, когда от Папаши выходил патер Стоун, и сожгли небольшой шалаш во дворе, где обычно останавливались чернокожие мганги. Но когда они уехали, Папаша Янг загрустил.
Обычно только возвращение на каникулы девочек несколько остужало Папашино радушие. Как-то патер Стоун назвал его Фальстафом. Папаша только пожал плечами. Он был знаком с классикой. В баре Маккенроя случались оценки и порезче. Но именно этому человеку был открыт язык чернокожих магов, именно его они посвящали в свои нехитрые тайны.
– Большой ребенок, – говорила о нем старшая дочь, белокурая красавица Стефания.
Летние каникулы закончились, и через пару дней Зеделле надо было ехать на озеро Рудольф, где уже несколько лет работала экспедиция, организованная Институтом палеонтологии Кении. Профессор говорил Зеделле, что она подает большие надежды и может вырасти в неплохого ученого. К счастью, университет находился далеко от этого места, и профессор мог быть объективным.
Папаша Янг очень обрадовался, что для дочери нашлись попутчики. Он попросил своих гостей остаться до утра, с тем чтобы Зеделла успела собраться.
Папаша Янг давно знал Йоргена Маклавски и был рад его друзьям. Он закатил грандиозный обед, на который пригласил также всех аскари, мгангу Ольчемьири и гостивших у него патера Стоуна с заклинателем дождя Мукембой. Папаша Янг заявил, что ему необходимо переговорить с обоими мгангами. Да-да, именно об этом, о Зебре… А уж потом потолкуем.
Появление Зеделлы в роскошном платье из города розового воздуха вызвало за столом замешательство. Мужчины, не видевшие до этого дня младшую мисс Янг, даже не были ослеплены красотой, они ощутили нечто большее и неизмеримо печальное, они ощутили, как бархатные струи Любви увлекают их к первобытной полыхающей бездне, и любое живое существо на свете желало бы сгореть в этом огне, пожирающем сердца и оставляющем лишь пепел. И даже сэр Джонатан Урсуэл Льюис, чьи предки в течение семи веков учили язык, позволяющий скрывать чувства, обнаружил странное волнение в обществе этой девочки, наделенной беспечной Природой тем< что мужчины ищут и не находят всю свою жизнь. Замешательство сменилось веселой и оживленной, пожалуй, слишком оживленной болтовней, и Зеделла с восторгом слушала перебивавших друг друга мужчин, очаровательно шутила, а потом просто отпустила руку с тетивы. Стрела была пущена.
Папаша Янг давно не помнил такого веселого застолья в своем доме. Где-то в глубине души он понимал, что это связано с его дочерью. Возможно, он даже чувствовал, как Любовь спустилась к ним на звенящих крыльях. И только маленький мганга Ольчемьири, верный сын своих лесных богов, разбирающий голоса сонных деревьев, отчетливо видел контуры поднявшейся над ними грозной тени.
27. Ночь полной Луны
Маккенрой на бешеной скорости вел «мицубиси» на север. Несколько часов назад он свернул с шоссе и теперь, не снижая оборотов, двигался по саванне Самбуру к каменистой пустыне, где раскинуло свои бескрайние воды нефритовое озеро Рудольф. Этот псих мистер Норберт изменил все в последнюю минуту, и теперь Маккенрой вынужден был спешить. Его не удивляло, что, свернув с шоссе, «мицубиси» не утратил скорости, словно не было изломанной тропы, трещин и огромных булыжников, безвестных речушек и полупересохших луж с хлюпающей тягучей грязью. Словно колеса «мицубиси-паджеро» каким-то неведомым образом изменились в размерах, превратившись в большие невесомые валки, вовсе не реагирующие на изломы земной поверхности.
– Но ведь это невозможно, мистер Норберт, мне не хватит времени…
– Маккенрой, я дам вам лучшую в этом мире машину, и вы успеете. К счастью, я не ошибся – вы действительно хотите выиграть плюс лучший автомобиль… Этого достаточно.
«Мицубиси-паджеро» на сумасшедшей скорости летел по ночной земле как нечто, не подчиняющееся законам этого мира, как какой-то сказочный ковер-самолет, пробивая мощными фарами себе тоннель в сгустившемся мраке. Впереди на тропу выскочило несколько страусов, и, оказавшись в световой ловушке, испуганные птицы бросились бежать, а Маккенрой превратился в их невольного преследователя. Он несколько раз просигналил, желая, чтобы страусы убрались прочь. Маккенрой очень спешил: он не мог останавливаться или снижать скорость. Мощный удар, машину тряхнуло, и одну из птиц сожрали ревущие колеса. Глотая ночной воздух, она осталась умирать на дороге. Маккенрой выжал акселератор до отказа.
– Кишарре знает, где мы, – проговорил маленький мганга Ольчемьири. – Мне кажется, он уже здесь.
Йорген Маклавски с беспокойством посмотрел на старика.
– Ничего, Ольчемьири, думаю, ничего страшного пока нет. Я видел этих ребят. Может, они выполняют приказы Кишарре, Папашиной Зебры или кого еще, но они люди, такие же, как и мы с тобой. И у нас найдется способ их остановить. – Йорген улыбнулся – он любил старого мгангу, – потом тихо добавил: – Сукины дети…
– Нет, Йорген, – покачал головой Ольчемьири, – ты не понимаешь… Ты можешь победить людей из красивых автомобилей. Можно остановить того, в кого вселился Кишарре, но он войдет в другого или сразу во многих… А теперь ответь: разве стал бы Йорген воевать с ножами, пулями и ружьями своих врагов? Разве стал бы он ломать их копья?
– Нет, не стал бы, – согласился Йорген. – Потому что они возьмут себе другие копья.
Ольчемьири кивнул и потом тихо спросил:
– И скажи – разве могут ружья и копья прийти сами, без тех, кто их принесет?
– Конечно, нет.
– Поэтому они и придут не одни. Кишарре придет с ними. А может быть, даже… он придет и без них.
– Я хочу вам кое-что рассказать, – произнес Профессор Ким, когда веселый обед уже давно закончился и Папаша Янг удалился с Ольчемьири и Мукембой в свою комнату для длительного разговора.
Урс и Ким вышли на террасу Папашиного дома выкурить по сигарете и посмотреть на кровавый закат, после которого почти мгновенно на саванну обрушилась ночь.
– Послушайте, мы ведь все чувствуем, что, происходит что-то странное, только не решаемся об этом заговорить. Я ведь прав?!
Поэтому я хочу вам кое-что рассказать… О Спиральной Башне. Понимаете, это не повторялось уже очень давно. Не знаю, быть может, это некоторое ясновидение. Вряд ли я могу это контролировать, может быть, совсем немного… Но в Найроби это случилось снова… Я видел этот перстень там и узнал его… И этого человека… Это не просто развлекающаяся компания в нарядных джипах. Но… и они узнали меня. И я знаю еще кое-что! Возможно, я смогу теперь… пользоваться этим. Вы понимаете?! Я сейчас попытаюсь…
– Профессор, дорогой мой, – проговорил Урс, – я прошу вас, перестаньте волноваться и расскажите нам все, что вы хотите рассказать. Я понимаю – это будет звучать необычно, может быть, невероятно, но вспомните: мы все здесь находимся по весьма необычным причинам…
– Хорошо. – Профессор Ким сделал глубокую затяжку и подумал, что сигареты «Кэмел» все же отличная штука. Потом его голос стал совершенно ровным: – Спиральная Башня… Это случилось почти тридцать лет назад…
Йорген прислонился к деревянной колонне, поддерживающей террасу, слушал невероятную историю Профессора Кима и вспоминал о Петре Кнауэр. Уже в который раз за сегодняшний день он вспоминал Петру. Нет, он не хотел бы к ней вернуться, конечно, нет. Но почему-то его губы разошлись в чуть грустной улыбке.
Последнюю птицу сожрали ревущие колеса «мицубиси». Маккенрой тряхнул головой – оцепенение прошло.
– Боже мой, – проговорил Маккенрой, – я только что угрохал четырех страусов. Зачем?! – Он вдруг резко ударил по тормозам. Мистер Норберт прав (что за наваждение?!) – это отличная машина. Сработало антиблокировочное устройство, и автомобиль даже не занесло. (Боже мой! Я только что угрохал четырех страусов… Наваждение?..)
«Мицубиси» стоял на середине тропы. Маккенрой вышел из машины – его тошнило, и ему надо было помочиться. Сразу же со всех сторон Маккенроя обступила ночь. Какого черта он здесь делает? Сумасшедшая гонка, выигрышные цифры, раздавленные страусы… Наваждение? Абсолютно мирный и улыбчивый бармен Маккенрой, мечтающий лишь расширить свое заведение и заполняющий карточки телевизионных лотерей… Какого черта! Маккенрой пошевелил согнутыми пальцами – ладони были непривычно влажными. Но ведь они заставили разбить табличку, а мистер Норберт ее вернул. А то, что можно вернуть, иногда обладает особенной силой… Вот в чем дело.
Маккенрой повернул голову, и в следующее мгновение волна ужаса прошла по его телу – в нескольких метрах от тропы стоял огромный лев и разглядывал Маккенроя своими золотистыми глазами. Лев был удивлен. Чутье подсказывало ему, что двуногий боится, что он безопасен. Но лев был довольно стар, хотя по-прежнему мощен. Никто из подрастающего молодняка еще не посмел бросить ему вызов. А странствующим одиночкам лев задавал хорошую трепку. Он все еще оставался главой прайда. И поэтому лев понимал, что обстоятельства появления здесь двуногого весьма необычны. За свой немалый век ничего подобного он не видел. Лев принюхался. Маккенрой почувствовал ватную слабость во всем теле – ведь у него не было даже ружья, у него не было с собой ничего, кроме маленького зеркального осколка. И самого лучшего в мире автомобиля. Вот в чем дело! Вот что останавливает льва – постоянное чувство плеча, на которое можно опереться. Мистер Норберт был здесь, сейчас… И древний инстинкт подсказал льву, что он больше не является единственным повелителем этой ночи. Черное лицо Маккенроя расплылось в улыбке, и эту улыбку нельзя было спутать ни с чем: именно так будет улыбаться скрипач и президент Юлик Ашкенази, когда небольшое устройство – пейджер сообщит ему, что бананы могут начать гнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75