После Москвы Окимовск казался деревушкой — одноэтажные домишки, окруженные садами и огородами, вместо водопровода — колодцы. Только на площади высятся два двухэтажных здания — администрация и заводоуправлениие.
— Санчо, тормозни, пожалуйста. Выйду.
Лавр посмотрел на безмятежное лицо сына, хотел было что-то сказать, предупредить, но передумал. Слишком решительный вид у парня — может и нагрубить и пристыдить. Кажется, кончилась отцовская власть, начинается власть свежеиспечённого предпринимателя.
— Папа, не возникай, пожалуйста, — Федечка будто подслушал отцовскую тревогу. — На нас смотрят знакомые бандиты. Конкуренты Шаха… Я вас сам найду в администрации, тут пешком три шага…
— Фёдор!
— Давай без сцен у фонтана, а? Братва смотрит. Не солидно как-то.
Лавр замолчал. Посчитав короткий разговор с отцом успешно завершенным, Федечка с независимым видом пошел к группе, явно встречающих его, парней. После рукопожатий они о чем-то пошептались, что-то обсудили. Видимо, пришли к согласию и направились к отдельно стоящему домику с интригующим названием: «Окское пиво».
Мимо машины проковыляла бабуся с авоськой, набитой пустыми бутылками. По тротуару прошел бородатый мужик. Возле подъезда гостиницы тусовались местные путаны. Возле магазина лежал пьяный. Обычные картинки российской глубинки, мало чем отличающиеся от столичных праздников и будней.
— Вот так вот, — с несвойственной ему угрюмостью пробурчал Санчо. — Запросто. Академический мальчик пошёл на прямой контакт с местным криминалом. Ничего не поделаешь, папин сын. А ты заладил — генетика, генетика. Чего генетика?
— Того самого! — огрызнулся Лавр. — В его ДНК, если хочешь знать, закодирована моя неудержимая храбрость
Санчо покосился на «отважного богатыря» и снова перевел взгляд на вход в пивнушку.
— Уж конечно. А вот твое жлобство почему-то не закодировано.
— Потому что жлобства во мне — ни на грош! Оно — плод твоего отёчного воображения!
Шутят, «бодаются», стараясь заглушить тревогу за судьбу Лаврикова-младшего. Будто Федечка не отправился вместе с парнями пить пиво, а пошел в опасную разведку, во время которой легче лёгкого получить пулю или удар ножом.
Он же сказал, что найдет нас в мэрии, вспомнил Санчо, а мы стоим на виду у всех и любуемся разными бомжами и проститутками. Западло!
— Ну, где искать эту администрацию? — будто проснулся он.
— А ты и не ищи. Памятник с кепкой видишь?
— Вижу…
— Считай, приехали. Памятник с кепкой, если сохранился, лучше любого компаса. Он всегда стоит задницей к администрации… Ориентиры ясны? Тогда — поехали, поехали!…
Санчо послушно врубил скорость…
Разговор в пивном баре был более напряженным. За показным спокойствием ощущалась угроза. расправы. Обычно Федечка чурался спиртного, на этот раз пришлось пригубить из пол литровой «фирменной» кружки. пенистый напиток местного производства, отдающий запахом парфюмерии.
— Нас звали на всеобщий базар только к двенадцати, — с показным равнодушием проинформировал Сизарь. — А ты нарисовался раньше.
Упрёк в не солидной скоропалительности москвича? Ничего подобного — завуалированное желание найти предлог уклониться от двенадцатичасового базара, ограничиться беседой за кружкой пива. Так безопасней.
— В двенадцать состоится главный разговор. Я просто так выскочил из машины, поприветствовать.
Один из двух парней сопровождающих Сизаря закурил и пренебрежительно бросил:
— Мы польщены, милорд… Или как вас еще дразнят?
— Погаси! — приказал главарь и курильщик послушно вдавил сигарету в тарелку с солью. — Сам должен врубиться — человек не любит.
Они обменялись мнениями о погоде, ситуациях на фондовых и валютных рынках, на Лондонской и Токийской биржах, поинтересовались состоянием в разных общественных фондах.
— Надо же! — удивился Сизарь. — Везде все чудесно, и у нас, в Окимовске, — тоже. Я этих акций у обывателей полтора мешка набрал. Без принудиловки — сами добровольно несут, еще и облигации пятьдесят восьмого года норовят всучить, лохи. О чем торжественно и докладываю.
— Наглядный пример того, чем оборачивается своевременный выход на не захваченную игровую площадку.
«Куряка» недоуменно вытаращил глаза.
— Это вы о футболе?
— Нет, о регби, — опередив Лаврикова, ответил Сизарь. — Это мы базарим о регби, когда игра почти без правил.
— Правила определятся в двенадцать, — предупредил Федечка…
Друзья прошли в здание адмнистрации на удивление просто. Сработало старое депутатское удостоверение, предусмотрительно взятое с собой Лавром. Постовой милиционер, увидев «корочки», принял стойку смирно, даже щелкнул каблуками.
Первое препятствие — в приемной. Секретарша, раскинув руки, загородила путь в кабинет мэра.
— Минуточку, минуточку! Вы кто? По какому вопросу?
Санчо растерянно затоптался возле двери, он еще не научился «воевать» со слабым полом. Как-то не приходилось. А вот Лавр не растерялся. Спокойно снял очки, протер линзы, сурово посмотрел на охранительницу покоя главы администрации.
— Челобитных много скопилось?
— А? Что?
Устрашенная грозным видом посетителя, женщина опустила руки. Вдруг пожаловал проверяющий из области или даже — из самой столицы, а она — не пускает. Как бы ее не выгнали, не лишили пусть скромного по нынешним временам, но устойчивого заработка.
— Будьте любезны, честную книгу входящих — на стол. Выйду — проверю. Молодая, а уже ретивая… Испортили девочку…
Опомнившийся Санчо тут же поддержал приятеля.
— Сядь, дочка, и напечатай на компьютере охранную грамоту. Для господина Лаврикова и его телохранителя.
— Я… я попробую…
— Бог в помощь… Прошу вас, Фёдор Павлович, проходите.
Беспрепятственно пропустив важных посетителей, возможно — ревизоров, девушка серой мышкой скользнула вслед за ними. Притаилась в углу. Она, конечно, не рассчитывала на поддержку своего босса и не намеревалась защищать его, ее измучила болезнь всех женщин — любопытство.
Бабкин, как обычно попивал пивцо, закусывал воблой. При появлении нежеланных визитёров он не прекратил приятное занятие. Да и кто может указывать главе администрации, что ему дозволено, а что — запрещено? До выборов почти год, за это время он успеет «исправиться», активной деятельностью замолить допущенные грехи.
— Почему без просу?
Лавр вынул из кармана пистолет, задумчиво проверил его, выщелкнул и поставил на место снаряженный магазин.
— Вы на кого, потрохи, наехать вздумали?
Испугавшись, как бы Лавр преждевременно не пристрелил главу админстрации, Санчо загородил Бабкина.
— Лавруша! Только не горячись, пожалуйста! Вспомни, как Федечка перед тобой на коленях стоял, умолял, чтобы без кровопролития! Ребенок просил тебя за эту гниду, вспомни! Мол, мужик не безнадежный, бывший заслуженный деятель коммунального хозяйства города, потом — директор автобазы с тремя переходящими вымпелами… Только не торопись, прошу тебя, не стреляй!
Побледневший Бабкин прижался к стене. Причитания толстяка испугали его больше, чем направленный ствол.
— Не понял… Вам чего?
— Молчи ты! — зашипел Санчо. — Не зли, овца шебутная! Вопросы он будет задавать!
Лавр подмигнул другу. Дескать, представление только начинается, я еще не вошел во вкус. Подошел к окну, открыл форточку.
— Эй, там, на улице! Приготовьте мешок с молнией. И машину —дверцей к подъезду. Сейчас состоится вынос тела!… Ну, может предварительно малость поговорим.
Бедная секретарша с ужасом смотрела на эту трагическую сцену. Сейчас мужик с пистолетом пристрелит босса, потом вспомнит о свидетельнице преступления. Как пишут в газетах — выстрел в грудь, контрольный — в голову… Господи, спаси и помилуй!
Бабкин тоже был недалек от панического страха. В голове — хоровод из катафалков, вырытых могил, священника, отпевающего невинно убиенного, плачущих женщин.
— Можно, я сяду?
— Нельзя! Не облегчишь душу — ляжешь! — все так же грозно пообещал Лавр.
— Как прикажете, господин бандит… Только учтите: у меня через три минуты назначена встреча с начальником горотдела милиции. Между прочим, в этом кабинете…
В игру вступил Санчо.
— Считай, он уже не начальник, гражданин Бабкин. В федеральном управлении собственной безопасности рассмотрено его дело, сейчас оно передаётся в суд… «Облом» писателя Гончарова читал7
— Нет…
— Я тоже, — неохотно признался Санчо. — Но видел. Вот такой вот толстый роман, — развел он руки. — В два кирпича. А дело на твоего ментовского начальника еще толще. В четыре кирпича. Понял?
Выслушав подобную абракадабру, любой здравомыслящий человек заподозрил бы обман. Наглый и мерзкий обман, рассчитанный на глупца. Бабкин был не умником и не глупцом — человеком среднего уровня развития. Но под страхом, затуманившим мозги и почти парализовавших язык, зашевелились сомнения.
— П… по мое…му вы бле… фуете, това… рищи.
Он все еще сомневается? Придется применить более веские аргументы. Лавр выстрелил в потолок.
Девушка в углу села на пол, зажала уши. Бабкин покачнулся на ватных ногах, но не упал.
— Видишь дыру в потолке? Это калибр моего блефа. Где там секретарь-машинистка?
— Здесь я, — пролепетала девица, поднимаясь с пола.
— Присаживайся. Будешь вести протокол чистосердечных показаний подследственного.
Любитель пенного напитка понял — пора каяться. Ибо, как выражался вождь пролетариата, промедление подобно смерти. Не ожидая дополнительных вопросов, тем более — угроз, загипнотизированный стволом в руке старшего «бандита» и угрожающим выражением на лице толстяка, он поспешно выложил все, что было и чего почти не было.
— Мало, Николай Анисимович! Мало! — Лавр прервал исповедь грешника. — Я знаю и ты знаешь: это только присказка.
— Помилуйте! Весь, как на ладони! Можно сказать, все исподнее наружу. Говорю в присутствие дамы…
Сдерживая смех, Санчо повернулся к секретарше.
— Стриптиз записала?
Девица молча показала блокнот. Говорить она не могла — страх парализовал язык, сковал мысли.
Лавр, не опуская ствол, уселся на стул возле приставного столика.
— Совсем скоро там, на медвежьем острове, начнется… общевойсковая операция. Понял? Все, что ты доскажешь в ближайшие минуты — плюс тебе, все, что утаишь — минус.
— А по минусам воздастся, — добавил Санчо, придав своей добродушной физиономии выражение голодного зверя.
Испуганный до предела Бабкин почувствовал невероятную жажду, которую не погасить ни водой, ни пивом. Один только глоток живительной влаги сможет успокоить его, выведет из стрессового состояния.
— Могу я… выпить?
— Если не цианистый калий — хоть залейся, — усмехнувшись, разрешил Лавр.
— Зачем цианистый? Мне еще до выборов дожить нужно… Я — родимую. Может, за компанию? Под воблочку?
— На разборках не пьём, — все так же сурово Лавр отверг предлагаемую «взятку».
Санчо принюхался, выразительно поморщился.
— Родимый самопал, да? Или все-таки покупаешь казенное пойло? По этикеткам не отличить.
Упоминание подпольной отравы подействовало на Бабкина оглушительной затрещиной. Он вздрогнул и пролил водку на разложенные деловые бумаги. Потакание изготовителям самопала — грех, который никакими молитвам не оправдать. Отстранят от должности, посадят, тогда конец карьере. Не посадят, постарался успокоиться он, Мама за все ответит, у него — гвардейцы, костоломы, немалые сбережения в банках. Откупится или совершит революцию в отдельно взятом регионе.
— Душе на акциз плевать, уважаемые. Тем более — нашенское изготовление лучше казеного. Осуждаете? Зря… Ну, знаю я про самопал. Да, знаю! Хоть какие-то дырки в городском бюджете затыкаются…
Знакомое оправдание, в бытность депутатом Думы Лавриков часто слышал их. Но там были руководители более крупного калибра, их можно было, если не осудить, то хотя бы понять, а эта мелкая сошка пыжится, стараясь превратиться в современный комбайн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38