Там и сям мелькали огоньки, и с плоскогорья доносились голоса. Вокруг дома кружили какие-то люди.
Болан отнюдь не рассчитывал на легкую и скорую прогулку. Приходилось осторожно продвигаться вперед, медленно переходя с места на место. По-другому было просто нельзя, если он всерьез собирался добиться успеха своего предприятия: ведь с каждой минутой враг восстанавливал силы, перестраивался, укрепляя оборону. Чем дольше Болан наблюдал за противником, тем лучше понимал его тактику.
Прошло уже более двух часов с того момента, как он оставил Унди и ее брата в снежной пещере. За это время он разведал местность, исследовал периметр патрулирования и пришел к неутешительному выводу: в данный момент нечего даже и помышлять о том, чтобы пробраться внутрь охраняемой зоны. Лыжные патрули контролировали склоны гор над плоскогорьем и поддерживали связь с помощью портативных раций. На вершинах дежурили колесные машины, а ведшую к лыжной станции дорогу местного значения перекрывал бронетранспортер на гусеничном ходу. Там же, где не было пологих склонов, громоздились скалы и зияли глубокие пропасти, преодолевать которые в ночное время не отважился бы даже опытный альпинист.
Так что быстрого и легкого доступа в зону не предвиделось.
Существовало несколько способов преодоления линии обороны. Прежде всего, Болан мог бы завладеть одной из машин и, открыв заградительный огонь, прорваться сквозь вражеские порядки. Однако вести машину и одновременно стрелять было крайне затруднительно, тем более что остальные машины могли тотчас же погнаться за ним.
Также пришлось отказаться от мысли забросать дом гранатами и захватить Хэрлсона в плен. Но Хэрлсон мог оказаться среди погибших во время штурма, а с его смертью вовсе не исчезла бы угроза жизни Президента.
Других идей у Болана пока не было.
В двадцать два часа он увидел, как коммандос заняли хижину с лыжным инвентарем и механизмом подъемника, и лишний раз восхитился их военной выучкой. Они действовали безукоризненно. Операция была выполнена быстро и четко. Чуть позже ему удалось перехватить их доклад о все еще горячей печке, кастрюле с чаем, импровизированной постели для раненого и других следах, оставленных тремя беглецами во время пурги. Но вывод, который сделали коммандос, его вполне устраивал:
— Такое впечатление, что они решили спуститься по склону, лейтенант.
— Сколько времени назад?
— Вероятно, перед тем, как утихла буря. Судя по следам, прошло не больше двух часов.
— Вы давно ходите на лыжах, Арнольд?
— Семь лет, лейтенант.
— Вы бы отважились спуститься с горы сегодня вечером?
— По своей воле? Ни за что, лейтенант.
— Я и не собираюсь вас заставлять. Просто я пытался представить, какое же нужно испытывать отчаяние, чтобы отважиться на это.
— Безграничное, лейтенант. На мой взгляд, тут только один шанс из ста на удачу. И даже если они выкарабкаются, есть еще...
Перебив Арнольда на полуслове, в разговор вступил кто-то третий:
— Они не ушли, лейтенант. Мы подобрали окровавленное одеяло за перегородкой. Кто-то у них ранен в ногу. Думаю, это Болан. Такое впечатление, что двое других оказывали ему помощь. Кажется, молодой парень — олимпийский чемпион и завоевал медаль в пятнадцать лет. Но я согласен с Арнольдом. Я бы не пошел на этот спуск даже за целую тонну олимпийских медалей. Особенно с раненым на руках.
— Вот и отлично, возвращайтесь к себе на пост, сержант. Сменяйте своих людей каждые четверть часа. После полуночи мы сократим караул. Я хочу, чтобы все хорошенько отдохнули перед завтрашним выступлением.
— Понял, лейтенант.
Перед Боланом забрезжила надежда. Особое внимание он решил уделить сержанту Арнольду.
Часом позже, когда из-за туч вынырнула луна, Болан еще некоторое время потратил на то, чтобы получше ознакомиться с жизнью лагеря. После напряженной погони и охоты на Болана люди начинали расслабляться. Он тщательно зафиксировал все перемещения часовых и их смены, запоминая сигналы, которыми они обменивались. В половине двенадцатого он присоединился к пошедшим отдохнуть и оказался в компании двух промерзших лыжников. Все трое они направились к машине снабжения, чтобы выкурить по сигарете и выпить по стаканчику обжигающего кофе.
Таким образом, в полночь в рядах караула появился новый боец, который добровольно вызвался заступить в первую смену.
Сержанта, командовавшего караулом, звали Скович. Он сразу нашел с новичком общий язык, особенно когда тот ненавязчиво предложил по очереди проверять часовых.
— Могу взять на себя первый обход, — сообщил новичок.
— Согласен. Как, говоришь, тебя зовут?
— Поласки. Я из подразделения Арнольда.
— А, вот и хорошо. Действуй, Поласки. Обойди все посты и не давай парням спать. У меня отмерзли пальцы на ногах, да и у парней, должно быть, дела не лучше моего.
Очень довольный, сержант залез в командирский грузовик, а Поласки отправился расставлять часовых.
Был, конечно, и настоящий Поласки, молодой, вечно сопливый парень, с которым чуть раньше Болан пил кофе. Они отлично поболтали, прежде чем солдат отправился спать в одну из хижин.
И вот теперь лже-Поласки расставлял часовых на ближайшие два часа и, как он надеялся, навеки.
Палач нашел выход из создавшегося положения.
* * *
В Вашингтоне было два часа ночи, когда длинный черный правительственный лимузин притормозил у входа в здание Национального аэропорта и остановился под навесом зала прибытия. Из ниши в стене вынырнул человек в зимнем пальто и надвинутой на глаза шляпе и, подскочив к машине, проворно забрался в нее. Лимузин тотчас же тронулся с места и направился к выезду из аэропорта. Лео Таррин нервно закурил и обратился к своему шефу:
— Дрянь дело, Гарольд.
— Сам знаю, — отозвался Броньола.
— Как у тебя водитель?
— Можно доверять. Почему ты не позвонил мне, Лео?
— Твой телефон прослушивается.
— Конечно. Мне это известно.
— Все твои телефоны, Гарольд. Несколько часов назад я имел сомнительное удовольствие слушать твой голос в записи на магнитофонную ленту. Твоя засекреченная линия прослушивается, а кодирующий аппарат стоит просто для вида.
— Как же им это удалось?
— Не знаю. Однако же удалось. Думаю, не обошлось без утечки информации на уровне Совета Национальной Безопасности.
В машине царило почти физически ощутимое напряжение, но Броньола заставил себя говорить спокойным тоном.
— Это закат.
— Что?
— Это конец, Лео. Ты разве никогда не слышал о расцвете и закате какой-нибудь цивилизации? Вспомни о закате римской империи. Обычно все так и начинается. Люди начинают друг другу не доверять — своего рода массовый психоз. Все и всех подозревают. Когда общество достигает такой стадии, больше невозможно удержать цивилизацию под контролем. Кто имеет право подозревать и кого? Никто этого не знает, вот в чем загвоздка. И тогда начинается закат.
— Меня интересует Оджи Маринелло — именно он вдруг получил возможность прослушивать все, что говорится в Вашингтоне. Ты должен постараться найти источник утечки информации.
— Думаю, это уже сделано, — сквозь зубы процедил Броньола. — А что сообщает Болан?
Таррин принялся яростно жевать кончик сигары, бормоча в ответ что-то невразумительное.
— Что?
— Мы потеряли его, Гарольд, — вздохнул Таррин, наконец-то вынув изо рта измусоленную сигару.
Броньола наклонился вперед и обхватил голову руками.
— Почему ты так решил?
— Он ни разу не вышел на связь за последние двенадцать часов.
— Но в Колорадо бушует ужасная пурга, Лео.
— Вот уже пять или шесть часов, как она утихла. Пилот самолета, на котором я прилетел, сказал мне, что сейчас в Колорадо прекрасная погода. Но хуже всего то, что там с самого утра стреляют. Сейчас там уже полночь. Часа два назад в Нью-Йорке старики-мафиози принялись отплясывать джигу на символической могиле Мака. Они швыряли на пол куски льда, а потом провозгласили тост в честь побежденного врага.
— Боже мой, — прошептал Броньола. — Поэтому ты и приехал?
Таррин вздохнул:
— Конечно. Мы же знали, что так должно случиться. Мы ведь оба знали, что он не сможет вечно выходить сухим из воды. И все-таки... О дьявол...
Водитель заметил в зеркале заднего вида опечаленное лицо Броньолы и негромко кашлянул.
— Говорите, Паркер, — проворчал Броньола.
— Я не верю в это, сэр. Однажды они уже отплясывали на могиле Болана. И совершенно напрасно. Вспомните Лас-Вегас.
— На этот раз все обстоит по-иному.
Броньола открыл свой атташе-кейс и протянул Таррину папку с бумагами. Лже-мафиози включил подсветку и принялся молча изучать досье.
Когда, закончив читать, он возвратил досье Броньоле, лицо его было мрачнее тучи.
— Он противостоял целой армии блестяще обученных солдат, каждый из которых, пожалуй, был не хуже его самого, — прошептал Броньола.
Нисколько не стыдясь своих чувств, Лео вытащил платок и вытер навернувшиеся слезы.
— Вот тут ты не прав, — наконец проговорил он. — Мир был бы гораздо лучше, если бы в нем и впрямь было несколько сотен таких парней, как Мак Болан. А теперь не осталось ни одного... Что же нам делать со всей этой нечистью, Гарольд? Как разделаться с подобными людьми?
— Крайне осторожно, — мрачно ответил Броньола. — Нужно опасаться последствий на всех правительственных уровнях. Думаю, следует поставить в известность кабинет министров, особенно если мои подозрения подтвердятся. А тут еще и Президента нет в Вашингтоне.
Таррин с иронией спросил:
— Куда это его понесло?
— Сочетает приятное с полезным в Калифорнии. А завтра уезжает в Колорадо, чтобы провести уик-энд в кругу семьи.
— Прямо какая-то ирония судьбы!
— Можно сказать и так. ФБР и налоговая полиция контролируют там обстановку. — Броньола бросил взгляд на своего друга. — Возможно, им известно то, чего не знаю я. Еще после полудня они хотели просить Президента отменить поездку в Колорадо, но затем передумали.
— Это могло быть связано с плохой погодой, — предположил Лео Таррин.
— Не исключено, но ты ведь знаешь, какую осторожность они проявляют, если где-то постреливают. Нет, я думаю, они получили известия о нашем друге. И весьма неутешительные для нас.
Таррин глубоко вздохнул.
— Гарольд, я уже много лет не напивался как следует. Но, кажется, настало время это сделать. Ты не мог бы дать мне комнату и несколько бутылок?
— Давай сначала поговорим о прослушивании моих телефонов.
— У тебя что, действительно нет сердца?
— Стараюсь вести себя, словно так оно и есть. Завтра я буду его оплакивать. Но сейчас, Лео, мне необходимо...
Таррин снова вздохнул и вытащил из кармана маленький клочок бумаги.
— Вот. Это что касается телефонов. А если ты и впрямь стремишься утонуть в работе, могу подкинуть тебе еще одну задачку. Золото.
— Что?
— Золото, металл желтого цвета, заставляющий сильнее биться сердца, металл, ради которого люди готовы на все. Как ты думаешь, каким образом старики-мафиози рассчитывают завладеть одним миллиардом долларов в золоте?
Броньола ошеломленно заморгал.
— Ты шутишь?
— Миллиард — тысяча миллионов золотом.
— Да что ты несешь?
Таррин поудобнее устроился на сиденье и откусил кончик новой сигары.
— А несу я, как ты выражаешься, вот что: сегодня вечером этот вопрос обсуждался у стариков. Как и где спрятать подобную сумму, как превратить ее в наличность, не привлекая к себе внимание?
— Но где они сумели столько раздобыть?
Таррин пожал плечами.
— Это не проблема. Похоже, для них это уже пройденный этап. Или почти пройденный. Вопрос в том лишь, как распорядиться таким состоянием.
— Но это же чудовищная сумма, Лео!
— Королевский выкуп, Гарольд. Если ты на самом деле хочешь поработать, пока я буду оплакивать Мака, советую тебе поискать короля, за которого готовы заплатить такие деньги, и того, кто мог бы их заплатить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Болан отнюдь не рассчитывал на легкую и скорую прогулку. Приходилось осторожно продвигаться вперед, медленно переходя с места на место. По-другому было просто нельзя, если он всерьез собирался добиться успеха своего предприятия: ведь с каждой минутой враг восстанавливал силы, перестраивался, укрепляя оборону. Чем дольше Болан наблюдал за противником, тем лучше понимал его тактику.
Прошло уже более двух часов с того момента, как он оставил Унди и ее брата в снежной пещере. За это время он разведал местность, исследовал периметр патрулирования и пришел к неутешительному выводу: в данный момент нечего даже и помышлять о том, чтобы пробраться внутрь охраняемой зоны. Лыжные патрули контролировали склоны гор над плоскогорьем и поддерживали связь с помощью портативных раций. На вершинах дежурили колесные машины, а ведшую к лыжной станции дорогу местного значения перекрывал бронетранспортер на гусеничном ходу. Там же, где не было пологих склонов, громоздились скалы и зияли глубокие пропасти, преодолевать которые в ночное время не отважился бы даже опытный альпинист.
Так что быстрого и легкого доступа в зону не предвиделось.
Существовало несколько способов преодоления линии обороны. Прежде всего, Болан мог бы завладеть одной из машин и, открыв заградительный огонь, прорваться сквозь вражеские порядки. Однако вести машину и одновременно стрелять было крайне затруднительно, тем более что остальные машины могли тотчас же погнаться за ним.
Также пришлось отказаться от мысли забросать дом гранатами и захватить Хэрлсона в плен. Но Хэрлсон мог оказаться среди погибших во время штурма, а с его смертью вовсе не исчезла бы угроза жизни Президента.
Других идей у Болана пока не было.
В двадцать два часа он увидел, как коммандос заняли хижину с лыжным инвентарем и механизмом подъемника, и лишний раз восхитился их военной выучкой. Они действовали безукоризненно. Операция была выполнена быстро и четко. Чуть позже ему удалось перехватить их доклад о все еще горячей печке, кастрюле с чаем, импровизированной постели для раненого и других следах, оставленных тремя беглецами во время пурги. Но вывод, который сделали коммандос, его вполне устраивал:
— Такое впечатление, что они решили спуститься по склону, лейтенант.
— Сколько времени назад?
— Вероятно, перед тем, как утихла буря. Судя по следам, прошло не больше двух часов.
— Вы давно ходите на лыжах, Арнольд?
— Семь лет, лейтенант.
— Вы бы отважились спуститься с горы сегодня вечером?
— По своей воле? Ни за что, лейтенант.
— Я и не собираюсь вас заставлять. Просто я пытался представить, какое же нужно испытывать отчаяние, чтобы отважиться на это.
— Безграничное, лейтенант. На мой взгляд, тут только один шанс из ста на удачу. И даже если они выкарабкаются, есть еще...
Перебив Арнольда на полуслове, в разговор вступил кто-то третий:
— Они не ушли, лейтенант. Мы подобрали окровавленное одеяло за перегородкой. Кто-то у них ранен в ногу. Думаю, это Болан. Такое впечатление, что двое других оказывали ему помощь. Кажется, молодой парень — олимпийский чемпион и завоевал медаль в пятнадцать лет. Но я согласен с Арнольдом. Я бы не пошел на этот спуск даже за целую тонну олимпийских медалей. Особенно с раненым на руках.
— Вот и отлично, возвращайтесь к себе на пост, сержант. Сменяйте своих людей каждые четверть часа. После полуночи мы сократим караул. Я хочу, чтобы все хорошенько отдохнули перед завтрашним выступлением.
— Понял, лейтенант.
Перед Боланом забрезжила надежда. Особое внимание он решил уделить сержанту Арнольду.
Часом позже, когда из-за туч вынырнула луна, Болан еще некоторое время потратил на то, чтобы получше ознакомиться с жизнью лагеря. После напряженной погони и охоты на Болана люди начинали расслабляться. Он тщательно зафиксировал все перемещения часовых и их смены, запоминая сигналы, которыми они обменивались. В половине двенадцатого он присоединился к пошедшим отдохнуть и оказался в компании двух промерзших лыжников. Все трое они направились к машине снабжения, чтобы выкурить по сигарете и выпить по стаканчику обжигающего кофе.
Таким образом, в полночь в рядах караула появился новый боец, который добровольно вызвался заступить в первую смену.
Сержанта, командовавшего караулом, звали Скович. Он сразу нашел с новичком общий язык, особенно когда тот ненавязчиво предложил по очереди проверять часовых.
— Могу взять на себя первый обход, — сообщил новичок.
— Согласен. Как, говоришь, тебя зовут?
— Поласки. Я из подразделения Арнольда.
— А, вот и хорошо. Действуй, Поласки. Обойди все посты и не давай парням спать. У меня отмерзли пальцы на ногах, да и у парней, должно быть, дела не лучше моего.
Очень довольный, сержант залез в командирский грузовик, а Поласки отправился расставлять часовых.
Был, конечно, и настоящий Поласки, молодой, вечно сопливый парень, с которым чуть раньше Болан пил кофе. Они отлично поболтали, прежде чем солдат отправился спать в одну из хижин.
И вот теперь лже-Поласки расставлял часовых на ближайшие два часа и, как он надеялся, навеки.
Палач нашел выход из создавшегося положения.
* * *
В Вашингтоне было два часа ночи, когда длинный черный правительственный лимузин притормозил у входа в здание Национального аэропорта и остановился под навесом зала прибытия. Из ниши в стене вынырнул человек в зимнем пальто и надвинутой на глаза шляпе и, подскочив к машине, проворно забрался в нее. Лимузин тотчас же тронулся с места и направился к выезду из аэропорта. Лео Таррин нервно закурил и обратился к своему шефу:
— Дрянь дело, Гарольд.
— Сам знаю, — отозвался Броньола.
— Как у тебя водитель?
— Можно доверять. Почему ты не позвонил мне, Лео?
— Твой телефон прослушивается.
— Конечно. Мне это известно.
— Все твои телефоны, Гарольд. Несколько часов назад я имел сомнительное удовольствие слушать твой голос в записи на магнитофонную ленту. Твоя засекреченная линия прослушивается, а кодирующий аппарат стоит просто для вида.
— Как же им это удалось?
— Не знаю. Однако же удалось. Думаю, не обошлось без утечки информации на уровне Совета Национальной Безопасности.
В машине царило почти физически ощутимое напряжение, но Броньола заставил себя говорить спокойным тоном.
— Это закат.
— Что?
— Это конец, Лео. Ты разве никогда не слышал о расцвете и закате какой-нибудь цивилизации? Вспомни о закате римской империи. Обычно все так и начинается. Люди начинают друг другу не доверять — своего рода массовый психоз. Все и всех подозревают. Когда общество достигает такой стадии, больше невозможно удержать цивилизацию под контролем. Кто имеет право подозревать и кого? Никто этого не знает, вот в чем загвоздка. И тогда начинается закат.
— Меня интересует Оджи Маринелло — именно он вдруг получил возможность прослушивать все, что говорится в Вашингтоне. Ты должен постараться найти источник утечки информации.
— Думаю, это уже сделано, — сквозь зубы процедил Броньола. — А что сообщает Болан?
Таррин принялся яростно жевать кончик сигары, бормоча в ответ что-то невразумительное.
— Что?
— Мы потеряли его, Гарольд, — вздохнул Таррин, наконец-то вынув изо рта измусоленную сигару.
Броньола наклонился вперед и обхватил голову руками.
— Почему ты так решил?
— Он ни разу не вышел на связь за последние двенадцать часов.
— Но в Колорадо бушует ужасная пурга, Лео.
— Вот уже пять или шесть часов, как она утихла. Пилот самолета, на котором я прилетел, сказал мне, что сейчас в Колорадо прекрасная погода. Но хуже всего то, что там с самого утра стреляют. Сейчас там уже полночь. Часа два назад в Нью-Йорке старики-мафиози принялись отплясывать джигу на символической могиле Мака. Они швыряли на пол куски льда, а потом провозгласили тост в честь побежденного врага.
— Боже мой, — прошептал Броньола. — Поэтому ты и приехал?
Таррин вздохнул:
— Конечно. Мы же знали, что так должно случиться. Мы ведь оба знали, что он не сможет вечно выходить сухим из воды. И все-таки... О дьявол...
Водитель заметил в зеркале заднего вида опечаленное лицо Броньолы и негромко кашлянул.
— Говорите, Паркер, — проворчал Броньола.
— Я не верю в это, сэр. Однажды они уже отплясывали на могиле Болана. И совершенно напрасно. Вспомните Лас-Вегас.
— На этот раз все обстоит по-иному.
Броньола открыл свой атташе-кейс и протянул Таррину папку с бумагами. Лже-мафиози включил подсветку и принялся молча изучать досье.
Когда, закончив читать, он возвратил досье Броньоле, лицо его было мрачнее тучи.
— Он противостоял целой армии блестяще обученных солдат, каждый из которых, пожалуй, был не хуже его самого, — прошептал Броньола.
Нисколько не стыдясь своих чувств, Лео вытащил платок и вытер навернувшиеся слезы.
— Вот тут ты не прав, — наконец проговорил он. — Мир был бы гораздо лучше, если бы в нем и впрямь было несколько сотен таких парней, как Мак Болан. А теперь не осталось ни одного... Что же нам делать со всей этой нечистью, Гарольд? Как разделаться с подобными людьми?
— Крайне осторожно, — мрачно ответил Броньола. — Нужно опасаться последствий на всех правительственных уровнях. Думаю, следует поставить в известность кабинет министров, особенно если мои подозрения подтвердятся. А тут еще и Президента нет в Вашингтоне.
Таррин с иронией спросил:
— Куда это его понесло?
— Сочетает приятное с полезным в Калифорнии. А завтра уезжает в Колорадо, чтобы провести уик-энд в кругу семьи.
— Прямо какая-то ирония судьбы!
— Можно сказать и так. ФБР и налоговая полиция контролируют там обстановку. — Броньола бросил взгляд на своего друга. — Возможно, им известно то, чего не знаю я. Еще после полудня они хотели просить Президента отменить поездку в Колорадо, но затем передумали.
— Это могло быть связано с плохой погодой, — предположил Лео Таррин.
— Не исключено, но ты ведь знаешь, какую осторожность они проявляют, если где-то постреливают. Нет, я думаю, они получили известия о нашем друге. И весьма неутешительные для нас.
Таррин глубоко вздохнул.
— Гарольд, я уже много лет не напивался как следует. Но, кажется, настало время это сделать. Ты не мог бы дать мне комнату и несколько бутылок?
— Давай сначала поговорим о прослушивании моих телефонов.
— У тебя что, действительно нет сердца?
— Стараюсь вести себя, словно так оно и есть. Завтра я буду его оплакивать. Но сейчас, Лео, мне необходимо...
Таррин снова вздохнул и вытащил из кармана маленький клочок бумаги.
— Вот. Это что касается телефонов. А если ты и впрямь стремишься утонуть в работе, могу подкинуть тебе еще одну задачку. Золото.
— Что?
— Золото, металл желтого цвета, заставляющий сильнее биться сердца, металл, ради которого люди готовы на все. Как ты думаешь, каким образом старики-мафиози рассчитывают завладеть одним миллиардом долларов в золоте?
Броньола ошеломленно заморгал.
— Ты шутишь?
— Миллиард — тысяча миллионов золотом.
— Да что ты несешь?
Таррин поудобнее устроился на сиденье и откусил кончик новой сигары.
— А несу я, как ты выражаешься, вот что: сегодня вечером этот вопрос обсуждался у стариков. Как и где спрятать подобную сумму, как превратить ее в наличность, не привлекая к себе внимание?
— Но где они сумели столько раздобыть?
Таррин пожал плечами.
— Это не проблема. Похоже, для них это уже пройденный этап. Или почти пройденный. Вопрос в том лишь, как распорядиться таким состоянием.
— Но это же чудовищная сумма, Лео!
— Королевский выкуп, Гарольд. Если ты на самом деле хочешь поработать, пока я буду оплакивать Мака, советую тебе поискать короля, за которого готовы заплатить такие деньги, и того, кто мог бы их заплатить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19