— О, это ты, Нина! — обрадовался старик, теперь он узнал дочь. — Как хорошо, что я тебе все рассказал. Теперь я могу умереть спокойно. А ты выйди отсюда! — скомандовал он Клаве. — Просто вон, и все! Пошла вон, я кому говорю!
Клава опять поглядела на Нину очень странным взглядом и, нимало не обидевшись на старика, медленно вышла из комнаты.
— Пап, ты мне ничего не рассказал, ты что-то перепутал, — попыталась внушить ему Нина. Ей почему-то вдруг стало вериться в слова отца про его богатство.
— Как это так, ничего не рассказал? — Старик обвел комнату блаженным взглядом. — В этой комнате на миллионы долларов побрякушек всяких. И ещё рукописи Пушкина, письма Екатерины Второй… Картинки я покупал в молодости в Голландии, есть тут у меня штук пять… Нищий художник малевал — Ван Гог его фамилия, может, слыхала? — торжествующе улыбался Остерман.
— Так где же все это? — с волнением спросила Нина.
— Как где? Здесь! Я же тебе все рассказал.
— Нина, тебя к телефону! — закричала Клава.
— Да погоди ты! До чего же некстати! Кто звонит-то?
— Владислав звонит, чтой-то плохо там опять с мальчонкой…
Нина бросилась к телефону.
— У Кирюши опять поднялась температура, — сообщил Владик.
— Я приеду, скоро приеду, скоро, — отвечала Нина в каком-то отчаянии.
Она бросилась в кабинет. Отец уже лежал без сознания, только хрипел и стонал. Она вызвала «Скорую». Отца увезли в больницу. Покидая дом, как потом выяснилось, навсегда, отец в дверях на какое-то мгновение очнулся и прошептал из последних сил: — Помни, Нина, что я тебе сказал. Там на все поколения Остерманов хватит… — И повис на руках у санитаров.
Нина стала говорить с Клавой о домашних делах и вновь заметила, что та отводит взгляд.
«Он ей все рассказал, приняв её за меня», — поняла Нина. Она забрала у оскорбленной и раздосадованной Клавы ключ от квартиры и поехала домой, а затем в больницу к отцу.
Владимир Владимирович Остерман прожил ещё в беспамятстве несколько дней и, как по заказу, скончался именно седьмого ноября, ровно через двадцать восемь лет после своей незабвенной Маруси.
В тот же день Нина поехала к нему на улицу Горького. Подошла к двери и ахнула… Дверь была взломана… Большой тяжелый диван в кабинете отца был сдвинут, а под ним в полу под паркетинами было довольно большое углубление. До взлома оно было под металлической крышкой, которая валялась рядом.
«Вот тебе и Клава», — покачала головой Нина Владимировна и позвонила в милицию.
Преступление было раскрыто моментально. Клава и её сын, двадцатипятилетний оболтус Митя были арестованы.
Для отвода глаз из квартиры было похищено несколько старых шуб и шапок и пара изъеденных молью костюмов Остермана.
— Я, я влез, не отрицаю, — говорил рыжий Митя. — Мать навела — сказала, сокровища там у старика. Тайник, мол, у него под диваном. Я сам взломал дверь, отодвинул диван, нашел тайник — все подтверждаю. Ну а что там, в этом тайнике-то было? Шкатулка, а в ней пачка денег, тех, дореформенных. Пять тысяч рублей — ну, пятьсот, значит, по-новому. И ни хрена больше там не было, гадом буду. Я ещё сдуру прихватил для виду шубы эти, да шапки. Ну, мамаша, удружила, обогатила меня… Сдурел старик и ляпнул ей про тайник этот, а она уши развесила.
Митя был так глуп и нелеп, что не поверить ему было трудно. Старуха Клава подтверждала все, что он говорит.
— Я, я, дура жадная, сволочь. Ничего окромя хорошего от покойника не видела, царство ему небесное. Польстилась на богатства. В грех он ввел меня, я сроду чужого не брала… Ой, дура я старая…
Митя и его мать были осуждены по 144-й статье — кража со взломом. Митя получил пять лет, а мать — два года. Через год её освободили за примерное поведение. Митя отсидел свой срок до конца.
Так и закончилась тогда, в 1968 году история с тайником Остермана и его мнимыми сокровищами…
А теперь, спустя двадцать пять лет, Нина Владимировна почему-то снова вспомнила про нее…
«Почему он говорил о картинах Ван Гога, о рукописях Пушкина, о письмах Екатерины Второй?» — думала она. — «Ну, сокровища ладно, это могли быть старческие иллюзии, но про это-то он не мог придумать.»
Через года два-три после этих событий к Нине Владимировне явилась Клава, спившаяся, опустившаяся, грязная. Попросила взаймы двадцать пять рублей. Просила прощения за свою подлость. Нина Владимировна поморщилась и дала. Естественно, отдавать Клава не стала, исчезла с концами. А ещё через пять лет пришел её сын Митя, ещё более оборванный и грязный, сообщил, что мать давно умерла и тоже попросил взаймы, якобы на то, чтобы материну могилу привести в порядок. Нина Владимировна пожалела сына своей старой домработницы и дала ему пятьдесят рублей без отдачи. Он безумно обрадовался и обещал как-то отработать. «Вы не глядите, что я такой, у меня руки-то золотые, я все могу — и по слесарному, и по-плотницки, и по автомобильному делу. Щас вот папаше моего дружка будем дом поправлять, у него свой дом в деревне Жучки, хорош был дом, но крыша прохудилась, фундамент осел. Старик обещал мне заплатить…»
… И сейчас, ворочаясь в постели, Нина Владимировна неожиданно была поражена внезапно возникшей мыслью. Деревня Жучки… Тогда ещё она усмехнулась нелепому названию деревни с ударением на первом слоге. А теперь… Ведь именно в Жучках Кирилл нашел Вику…
Нина Владимировна покопалась в старых бумажках и нашла телефон Клавы. Набрала номер. Подошел мужчина.
— Алло, это Митя?
— Кому Митя, кому Дмитрий Иванович, — пробасил злой пропитой голос.
— Я Нина Владимировна Остерман, ваша мама работала у нас домработницей.
— Помню, как же? От вас все и беды наши…
— Скажите, Митя, по какому шоссе была та деревня Жучки, где жил ваш товарищ?
— По Минскому, — машинально ответил нетрезвый Митя и вдруг осекся и злобно переспросил: — А что? Что это вам до моего товарища?
— Спрашиваю, значит нужно. Вы не можете припомнить, по какой улице он жил?
— Не знаю я, по какой улице он жил! — вдруг рассвирепел Митя. — Чего вы ко мне прилепились?
…Положив трубку, Нина Владимировна хотела сразу позвонить следователю Николаеву, но что-то помешало ей сделать это. Какая-то странная, черная неожиданная мысль остановила ее…
… На следующий день приехал Кирилл, довольный, веселый. Он сказал, что его знакомый, немец Вильгельм пригласил его работать к себе в фирму и обещал помочь рассчитаться с кредиторами… Мать же рассказала ему о вчерашнем разговоре с Митей.
— Митя, Митя…, — стал будто бы вспоминать Кирилл, и мать с ужасом увидела, что глаза у сына стали какие-то пустые, водянистые, бессмысленные. Ей стало жутковато…
Затем он как-то снова повеселел и сам завел разговор о дедушкином тайнике.
— Знаешь что, мам, — предложил он. — Давай завтра поедем в Москву и займемся разборкой этой комнаты. Давно пора было…
… Разборка кабинета Остермана оказалась делом очень непростым… Именно в этой комнате так и не было сделано ремонта с тех пор… Попадались интересные фотографии, письма… Но то, что они искали, пока не попадалось… И вот!
Письмо без конверта, написанное четким мужским почерком.
«Дорогой сын! Время и обстоятельства не позволяют мне забрать наши фамильные драгоценности с собой, я оставляю все тебе и надеюсь, что ты сумеешь воспользоваться ими на благо нашего общего дела и своей семьи. Отдельно прилагаю список драгоценностей. Также прошу тебя сохранить письма Екатерины Второй к нашему прадеду и доставшиеся мне по наследству рукописи А.С.Пушкина — это имеет значение для потомства. Надеюсь, что мы ещё увидимся в этом мире. А если и не доведется, то не горюй — мы жили так, как нам подсказывала совесть и ни в чем не погрешили перед Отечеством. Господь с нами. Твой отец генерал от инфантерии Владимир Кириллович Остерман. Второго февраля 1918 года».
— Так…, — прошептала Нина Владимировна. — Значит, все это была правда. А я-то дура, считала все это старческим бредом…
Обнаружив письмо, продолжили работу с большим энтузиазмом. Самым трудным оказалось разгрузить от книг и рукописей стеллажи и сдвинуть их с места. Пришел на помощь и Владислав Николаевич…
…И наконец… Второй стеллаж втроем сдвинули к середине комнаты.
— Вот оно!!! — указывая на стену, закричал бледный как полотно Кирилл.
Они увидели в стене железную дверцу. И все трое с ужасом поняли, что дверца эта приоткрыта. И пыли под вторым стеллажом было куда меньше, чем под первым…
Кирилл взялся за причудливую ручку и приоткрыл дверцу…
— Там ничего нет! — прошептал одними губами Кирилл.
— Интересные дела, — сумел выдавить из себя Владислав Николаевич.
— Очень, очень интересные, — пробубнил Кирилл. — Смотрите, вон там на полу какая-то бумажка валяется…
Нина Владимировна подняла с пола бумажку, отряхнула её от пыли, развернул и прочитала:
«Дорогая дочка Ниночка! Для того, чтобы открыть тайник, надо нажать на точку, немного пониже третьей полки четвертой слева створки правого стеллажа. Точка слегка отличается по цвету от общего фона стеллажа. Тогда эта часть стеллажа выдвинется вперед, и ты увидишь мой тайник. В книге „Лекарственные травы“ сделано углубление, именно там лежит ключ от тайника.
Здесь, в этом тайнике, лежат наши фамильные драгоценности. Это предметы, представляющие собой колоссальную историческую и материальную ценность. Все это не украдено, это заработано многими поколениями нашей славной семьи. Отец оставил мне все это, эмигрируя в восемнадцатом году за границу. Помимо бриллиантов, сапфиров, изумрудов, старинных золотых монет здесь уникальные рукописи Пушкина, письма Екатерина Второй к нашему прадеду, здесь же пять картин Ван Гога, которые я купил в молодости за гроши у одного мельника, будучи в Голландии. Подлинность их удостоверена экспертами ещё до революции. Я специально сделал другой тайник для отвода глаз, зная, что кто-то осведомлен о моем богатстве. Сюда же я положил эти бесценные сокровища, которые умудрился сохранить в те окаянные дни, перевезти сюда из Петербурга и сберечь для вас, моих потомков. Храни Бог тебя и твоих будущих детей. Твой отец Владимир Остерман. 18 января 1941 года.»
Долгое напряженное молчание разрезал душераздирающий крик Кирилла.
— Это она, она, сука! Сука!!! Это они с Полещуком обокрали нас! Вот она — правда! Вот для чего понадобилась вся эта комедия с похищением! Они забрали все! Они забрали все и вывезли за кордон! Они теперь живут нам на наши деньги!!!
Он упал на пол и забился в истерике.
Родители подняли его и усадили в кресло.
— Когда же это она успела все это оттуда повытащить? — поражался Владислав Николаевич.
— Наверное, прошлым летом, — тяжело дыша, говорил Кирилл. — Я уезжал в командировку в Вологду, вы были на даче, она оставалась дома одна. И Полещук был как раз тогда в Москве. Я помню, она перед этим подолгу просиживала в кабинете, рылась в бумагах, что-то читала. У неё как раз было такое странное выражение лица. Она стала расспрашивать меня про семью Остерманов, я ей стал рассказывать, думал, что ей интересно. А она, видимо, нашла какое-то письмо и список драгоценностей и рукописей, которого, кстати, нет. Ключа, кстати, тоже нет. Ключ-то они нашли, а нажать на потайную кнопку не могли, потому что этого письма они тогда не имели, оно всплыло позже. Дедушка, видимо, настолько законспирировал свой тайник, что хранил в разных местах всевозможные разгадки к доступу в этот тайник. А потом и сам позабыл, где что лежит… Короче, они отодвигали стеллаж, так же как и мы.. Вытащили, припрятали где-то, а под Новый Год устроили весь этот цирк. И, главное, не постеснялись уничтожить свидетелей, ни в чем не повинных людей, которых сами же наняли для своей аферы. Заметали все следы… Как жить после всего этого? Как воспитывать дочь?!!!
…На следующий день Нина Владимировна встала поздно и обнаружила, что Кирилла дома нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37