— Вас, суки, валить за все ваши дела пора.
— Да тебя самого валить надо! — Башня обернулся к главарю. — Хоша, чего этот Леонардо недовинченный так раздухарился?
— Прав он, Башня, — ледяным тоном произнес главарь. — Вас валить надо.
— Ты чего, Хоша?
— Чего?! Вы конкретный переполох, падлы, в городе устроили! Столько братанов наших из-за вас на нарах парится! Сколько под ментовскую раздачу попало! За меньшее вилы бывают! — взвизгнул Хоша и ударил с размаху Башню по лицу. А Брюсу заехал с размаху ногой в живот, но тот выстоял, только крякнул. Хоша ударил их еще несколько раз. Те снесли все это. Только Брюс сказал:
— Хоша, мы поняли… Не повторится.
— Надеюсь. Дальше — болота, Художник правильно сказал, — Хоша махнул рукой. — По машинам.
— Нет, Хоша. За такое надо по справедливости отвечать, — Художник вскинул пистолет и выстрелил в Башню.
Башня рухнул на колени, удивленно глядя на него, но он не интересовал больше Художника. Тот выпустил две пули в Брюса.
— Ты что сделал? Ты что сделал, козел?! — воскликнул Хоша, отступая.
— А ты против?
— Да я тебя самого сейчас…
Художник пожал плечами и кивнул Шайтану. Тот широко улыбнулся, выхватил из-за пазухи пистолет-пулемет «кедр». И выпустил очередь. Хоша рухнул на землю, а вместе с ним и один из быков. Второй остался жив.
Художник был счастлив, как тогда, когда вогнал нож в пузо Бузы в темном парке и думал, что навсегда освободится от той тошноты и неудобства, которые возникают у него при виде подобных скотов. Но не избавился. А сегодня он наконец распрощался навсегда с Хошей. Со своим кровным корешем Хошей.
Художник слишком рано избавился от иллюзий и был благодарен жизни за этот подарок. Он слишком рано узнал, что в мире каждый человек изначально враг. Он слишком рано познал распутных женщин на малинах и убедился, что нет и не может быть в мире такого слова — любовь, что женщина — жадная, похотливая, продажная тварь. И рано узнал, как вредна химера дружбы. Нет в мире друзей. Есть кореша. Кореш — это, в общем-то, тот же враг, но только с которым ты волей обстоятельств плывешь в одну сторону, и у вас общие враги и общие интересы. Любая банда кончала внутренними разборами. Почему? Да потому, что, когда расходились интересы, всю эту трескотню о верности друг другу до могилы, все эти клятвы моментально волной смывало, а оставалась обнаженная простая истина — человек человеку волк. С Хошей их пути разошлись давно, и настало время ставить точку. Художник ненавидел Хошу. Как ненавидел других своих корешей. Это были твари, а не люди. И в этой ненависти была радость освобождения от иллюзий.
На ногах остался один из быков и шофер хлебного фургона. Художник знал, что эти двое были корешами не разлей вода. И что они были верными хошиными псами. И тут его погнала вперед какая-то упругая, веселая волна.
— Ну а с вами что делать? — подошел к шоферу. Тот начал ныть:
— Художник, не убивай… Я все сделаю, но не убивай.
— А зачем ты мне нужен?
— Не надо. Прошу тебя! Прошу!!! Художник повернулся к быку.
— Тоже жить хочешь?
— Хочу, — прохрипел он. Его держал на, мушке Шайтан, готовый в любой миг выпустить очередь.
— Вы с ним кореша, — кивнул в сторону шофера.
— Да.
— На, — Художник вытащил нож. — Убей его.
— Но…
— Своя жизнь дороже. Убей, или умрешь… Бык не решался. И Шайтан выстрелил ему под ноги. Тогда бык взял нож, подошел к своему другу. Постоял напротив него, не решаясь. Потом всхлипнул. Шофер стоял, не веря в происходящее, лишь широкими глазами смотрел на своего самого близкого друга.
— Извини, брат, — бык размахнулся и ударил его ножом в живот.
— Добей, — велел Художник.
— А! — заорал бык и начал наносить один удар за другим.
— Ну что, заработал ты жизнь, — кивнул Художник. — Давай, грузи трупы. Сбросим их в болото вместе с машиной…
ЧАСТЬ IV
ВОДОЧНЫЕ БИТВЫ
Вика лежала на диване в наушниках и слушала записи Битлов, которых хозяин квартиры собрал великое множество. Когда в комнате появился Влад, она удивленно глядела на его грязный костюм: Гурьянов крикнул ему «ложись» — тот и улегся прямо в лужу.
— Небольшая катастрофа. Вика, — сказал Влад.
— Давайте почищу, — она выключила проигрыватель и откинула наушники.
Он протянул ей пиджак, вытащил из шкафа спортивные брюки и переоделся. Тем временем Гурьянов разложил бутерброды, поджарил быстро свиные отбивные, от души присыпав их перцем, сервировал блюдо, украсив маринованными огурчиками, извлек из холодильника запотевшую бутылку водки. Быстро сервировал стол.
— Что за праздник? — спросила Вика.
— Самый главный праздник, — улыбнулся Гурьянов и поднял стопку водки. — Ну что, Влад, с днем рождения.
— Твоими молитвами уже которым по счету.
— У вас день рождения? — удивилась Вика.
— Скажем так: незапланированный день рождения, — засмеялся Гурьянов. — Молодец, Влад, хорошо рухнул.
— Как учили…
— Любопытно все же, кто это был? По нашему делу? Или по твоим старым?
— Это нам предстоит выяснить.
Закончив обед, Влад и Гурьянов уединились в комнате на небольшой военный совет. Вика уже была научена сидеть в таких случаях тихо в другой комнате и не высовывать носа, поскольку все эти подробности не для ее ушей.
Влад коротко изложил, что узнал об ахтумской бригаде.
— Твой Крошка действительно принесет что-нибудь? — спросил Гурьянов.
— А куда он денется, — Влад протянул папку, которую ему передал старший лейтенант Балабин. — Вот, рубоповское досье на ахтумских.
Гурьянов открыл папку с накопительными материалами на ахтумскую бригаду. Материал был обширный, состоял в основном из перечисления злодеяний, в которых подозревались эти люди, но которые так и не были доказаны. Так же там находился список бандитов, все возможные данные на них, кто по каким статьям в розыске, кто по каким статьям оправдан.
Дальше шли фотографии основных фигурантов. И вот тут друзей ждало несколько открытий.
— Вот эта морда. Сегодня, да… Он был с автоматом, палил в меня, — Влад ткнул в фотографию.
— Роберт, из бывших казанцев. Прибился к ахтумским в позапрошлом году. Я его не мог рассмотреть внимательно.
— Я-то рассмотрел.
Следующее открытие было гораздо удивительней.
— А вот этого я знаю, — Гурьянов взял очередную фотографию.
— Шадрин Владимир Николаевич, — прочитал Влад. — Кличка Шайтан.
— Да. Шайтаном его прозвали еще по месту службы.
— В армии?
— Да. Сержант-сверхсрочник из бригады спецназа ГРУ. Он был просто создан для такой работы, обладал прекрасными данными. Их группа попала в засаду в Таджикистане, когда там был пик столкновений с исламистами и из Афгана шли банды. Пленных переправили на территорию Афгана. Нам поручили провести мероприятия по их освобождению.
— Ты уверен, что это он?
— Да. Шайтан просидел пять месяцев у духов. Но когда мы его вызволяли, он был совершенно спокоен. И воспринял наше пришествие абсолютно равнодушно. Ему было все равно, придем мы или его палачи.
— Реактивное состояние?
— Да. С головой у него там явно стало не в порядке. По здоровью его комиссовали. Потом мы наводили справки — в плену он держался молодцом.
— По оперданным, именно он заминировал в Ахтумске спортзал, где под обломками была погребена группировка Боксера — тамошнего авторитета.
— Правильно. У него специализация была — взрывник. А обучают в спецназе хорошо.
— Список у него бандитский послужной… — Влад только покачал головой.
— Такие люди не боятся смерти. И не любят жизнь, — произнес Гурьянов.
— А что любят?
— Фейерверки. В них осталась какая-то неутоленная страсть к разрушению. И вопрос номер один — почему ахтумские решили тебя убить?
— Тоже хотелось бы знать, — сказал Влад.
— Возможно, они получили информацию, что ты копаешь на них, — предположил Гурьянов.
— Откуда получили? И почему решили сразу грохнуть? Почему?
— Кто-то на тебя, Влад, отстучал по полной программе.
— Кто?
— Может, твой Крошка?
— Крошка? Вряд ли. Мы же с ним только что виделись. Адрес мой он не знает. Представь, он должен был тут же побежать к ахтумским, доложиться. А они должны были бы тут же пробить мой адрес и нагрянуть по нему. Нет, чепуха, — заключил Влад. Помолчал и продолжил мысль:
— Кроме того, если бы и заложил меня, то, после долгого базара, выторговал бы себе что-нибудь. Да и для этого он должен быть у них на крючке.
— Но сбрасывать нельзя со счетов этот вариант.
— Можно.
— И кстати, Влад, тебе домой дорога заказана.
— Это я понимаю. Теперь главный вопрос — где искать этих гаденышей, — сказал Влад, кладя руку на досье.
— Эти документы нам не сильно помогут, — заметил Гурьянов. Ведь под каждой фамилией члена ахтумской организованной преступной группировки стояло короткое: местонахождение неизвестно.
— Теперь остается расстаться с новым директором и главным бухгалтером, — потер руки Гринберг. — И «Эльбрус» — флагман производства, державший не один год переходящее красное знамя, — наш, господа. Наш, — потер он пухлые нежные руки.
Художник внимательно посмотрел на Гринберга и осведомился:
— Всего двоих, да?
— Да. И потом надо будет еще решить вопрос с армянами, которые стоят за Ашотиком. У них свои взгляды по поводу собственности на «Эльбрус». Ну, там тоже, может, придется одного-другого на кладбище спровадить, — махнул небрежно рукой Гринберг. — Но это уже по обстановке.
— Еще, значит, парочка жмуриков.
— А какие-то трудности? — удивился Гринберг, недоуменно посмотрев на Художника.
Они встретились с глазу на глаз на одной из квартир Гринберга, куда тот таскал любовниц. Когда Хоша исчез, переговариваться им стало легче.
— Ах, какие трудности? Ты насчитал уже толпу жмуриков. А я не похоронное бюро! — зло произнес Художник, прекрасно знавший, что убить человека не так просто и достаточно опасно. — Это дорого стоит.
— Так ведь и «Эльбрус» недешев.
— Ладно, подумаем, — согласился Художник. — Только тогда будем ломать голову, как делить свалившеесй богатство.
— Как делить? — непонимающе посмотрел на него заместитель по коммерции.
— Я считаю, делить надо по-братски. Половина на половину от новых акций.
— Ну, знаешь, Художник! — возмутился Гринберг. — Я за десять тысяч баксов могу нанять добросовестных специалистов, которые вполне справятся с задачей, — излагал он гладко, казенно, как на встречах с партнерами.
— А мне никого и нанимать не надо. Я тебя просто зарежу. Как свинью, — Художник поиграл возникшим как по волшебству в пальцах ножом.
— Ты… Да как ты…
— Как свинью, — повторил Художник.
— Но половина…
— А ты сколько предлагаешь?
— Ну, пять процентов. Это немало.
— Только визжать будешь, когда железо через жирок твой пройдет.
— Ну, семь.
Торговались они остервенело. Но наконец достигли взаимоприемлемых условий.
Новый директор ликеро-водочного комбината, бывший ранее заместителем, Ашот Амбарцумов и бухгалтерша, тридцатидвухлетняя красивая блондинка Наталья Глущина, по четвергам ужинали в ресторане «Синий парус», а потом в сопровождении шофера и охранника ехали в загородный дом продолжать банкет при свечах в постели.
Когда их темно-вишневый «Вольво» двинулся в направлении загородного дома, на трассу на третьем километре Московского шоссе с проселочной дороги выехал «КамАЗ», который, по сводкам, проходил как угнанный три часа назад.
От удара «Вольво» вынесло на обочину, и она ткнулась в овраг носом, замерла.
Из машины выскочил телохранитель и тут же рухнул от автоматной очереди. Потом киллеры выпрыгнули из кузова, подошли и методично всадили каждому еще по пуле.
На похоронах Амбарцумова Лев Гринберг плакал. И говорил речь на панихиде, где собрались и заводчане, и областные руководители, с надрывом говорил:
— Ашот… Он… Он был не просто начальником… В нашем возрасте трудно находить новых друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Да тебя самого валить надо! — Башня обернулся к главарю. — Хоша, чего этот Леонардо недовинченный так раздухарился?
— Прав он, Башня, — ледяным тоном произнес главарь. — Вас валить надо.
— Ты чего, Хоша?
— Чего?! Вы конкретный переполох, падлы, в городе устроили! Столько братанов наших из-за вас на нарах парится! Сколько под ментовскую раздачу попало! За меньшее вилы бывают! — взвизгнул Хоша и ударил с размаху Башню по лицу. А Брюсу заехал с размаху ногой в живот, но тот выстоял, только крякнул. Хоша ударил их еще несколько раз. Те снесли все это. Только Брюс сказал:
— Хоша, мы поняли… Не повторится.
— Надеюсь. Дальше — болота, Художник правильно сказал, — Хоша махнул рукой. — По машинам.
— Нет, Хоша. За такое надо по справедливости отвечать, — Художник вскинул пистолет и выстрелил в Башню.
Башня рухнул на колени, удивленно глядя на него, но он не интересовал больше Художника. Тот выпустил две пули в Брюса.
— Ты что сделал? Ты что сделал, козел?! — воскликнул Хоша, отступая.
— А ты против?
— Да я тебя самого сейчас…
Художник пожал плечами и кивнул Шайтану. Тот широко улыбнулся, выхватил из-за пазухи пистолет-пулемет «кедр». И выпустил очередь. Хоша рухнул на землю, а вместе с ним и один из быков. Второй остался жив.
Художник был счастлив, как тогда, когда вогнал нож в пузо Бузы в темном парке и думал, что навсегда освободится от той тошноты и неудобства, которые возникают у него при виде подобных скотов. Но не избавился. А сегодня он наконец распрощался навсегда с Хошей. Со своим кровным корешем Хошей.
Художник слишком рано избавился от иллюзий и был благодарен жизни за этот подарок. Он слишком рано узнал, что в мире каждый человек изначально враг. Он слишком рано познал распутных женщин на малинах и убедился, что нет и не может быть в мире такого слова — любовь, что женщина — жадная, похотливая, продажная тварь. И рано узнал, как вредна химера дружбы. Нет в мире друзей. Есть кореша. Кореш — это, в общем-то, тот же враг, но только с которым ты волей обстоятельств плывешь в одну сторону, и у вас общие враги и общие интересы. Любая банда кончала внутренними разборами. Почему? Да потому, что, когда расходились интересы, всю эту трескотню о верности друг другу до могилы, все эти клятвы моментально волной смывало, а оставалась обнаженная простая истина — человек человеку волк. С Хошей их пути разошлись давно, и настало время ставить точку. Художник ненавидел Хошу. Как ненавидел других своих корешей. Это были твари, а не люди. И в этой ненависти была радость освобождения от иллюзий.
На ногах остался один из быков и шофер хлебного фургона. Художник знал, что эти двое были корешами не разлей вода. И что они были верными хошиными псами. И тут его погнала вперед какая-то упругая, веселая волна.
— Ну а с вами что делать? — подошел к шоферу. Тот начал ныть:
— Художник, не убивай… Я все сделаю, но не убивай.
— А зачем ты мне нужен?
— Не надо. Прошу тебя! Прошу!!! Художник повернулся к быку.
— Тоже жить хочешь?
— Хочу, — прохрипел он. Его держал на, мушке Шайтан, готовый в любой миг выпустить очередь.
— Вы с ним кореша, — кивнул в сторону шофера.
— Да.
— На, — Художник вытащил нож. — Убей его.
— Но…
— Своя жизнь дороже. Убей, или умрешь… Бык не решался. И Шайтан выстрелил ему под ноги. Тогда бык взял нож, подошел к своему другу. Постоял напротив него, не решаясь. Потом всхлипнул. Шофер стоял, не веря в происходящее, лишь широкими глазами смотрел на своего самого близкого друга.
— Извини, брат, — бык размахнулся и ударил его ножом в живот.
— Добей, — велел Художник.
— А! — заорал бык и начал наносить один удар за другим.
— Ну что, заработал ты жизнь, — кивнул Художник. — Давай, грузи трупы. Сбросим их в болото вместе с машиной…
ЧАСТЬ IV
ВОДОЧНЫЕ БИТВЫ
Вика лежала на диване в наушниках и слушала записи Битлов, которых хозяин квартиры собрал великое множество. Когда в комнате появился Влад, она удивленно глядела на его грязный костюм: Гурьянов крикнул ему «ложись» — тот и улегся прямо в лужу.
— Небольшая катастрофа. Вика, — сказал Влад.
— Давайте почищу, — она выключила проигрыватель и откинула наушники.
Он протянул ей пиджак, вытащил из шкафа спортивные брюки и переоделся. Тем временем Гурьянов разложил бутерброды, поджарил быстро свиные отбивные, от души присыпав их перцем, сервировал блюдо, украсив маринованными огурчиками, извлек из холодильника запотевшую бутылку водки. Быстро сервировал стол.
— Что за праздник? — спросила Вика.
— Самый главный праздник, — улыбнулся Гурьянов и поднял стопку водки. — Ну что, Влад, с днем рождения.
— Твоими молитвами уже которым по счету.
— У вас день рождения? — удивилась Вика.
— Скажем так: незапланированный день рождения, — засмеялся Гурьянов. — Молодец, Влад, хорошо рухнул.
— Как учили…
— Любопытно все же, кто это был? По нашему делу? Или по твоим старым?
— Это нам предстоит выяснить.
Закончив обед, Влад и Гурьянов уединились в комнате на небольшой военный совет. Вика уже была научена сидеть в таких случаях тихо в другой комнате и не высовывать носа, поскольку все эти подробности не для ее ушей.
Влад коротко изложил, что узнал об ахтумской бригаде.
— Твой Крошка действительно принесет что-нибудь? — спросил Гурьянов.
— А куда он денется, — Влад протянул папку, которую ему передал старший лейтенант Балабин. — Вот, рубоповское досье на ахтумских.
Гурьянов открыл папку с накопительными материалами на ахтумскую бригаду. Материал был обширный, состоял в основном из перечисления злодеяний, в которых подозревались эти люди, но которые так и не были доказаны. Так же там находился список бандитов, все возможные данные на них, кто по каким статьям в розыске, кто по каким статьям оправдан.
Дальше шли фотографии основных фигурантов. И вот тут друзей ждало несколько открытий.
— Вот эта морда. Сегодня, да… Он был с автоматом, палил в меня, — Влад ткнул в фотографию.
— Роберт, из бывших казанцев. Прибился к ахтумским в позапрошлом году. Я его не мог рассмотреть внимательно.
— Я-то рассмотрел.
Следующее открытие было гораздо удивительней.
— А вот этого я знаю, — Гурьянов взял очередную фотографию.
— Шадрин Владимир Николаевич, — прочитал Влад. — Кличка Шайтан.
— Да. Шайтаном его прозвали еще по месту службы.
— В армии?
— Да. Сержант-сверхсрочник из бригады спецназа ГРУ. Он был просто создан для такой работы, обладал прекрасными данными. Их группа попала в засаду в Таджикистане, когда там был пик столкновений с исламистами и из Афгана шли банды. Пленных переправили на территорию Афгана. Нам поручили провести мероприятия по их освобождению.
— Ты уверен, что это он?
— Да. Шайтан просидел пять месяцев у духов. Но когда мы его вызволяли, он был совершенно спокоен. И воспринял наше пришествие абсолютно равнодушно. Ему было все равно, придем мы или его палачи.
— Реактивное состояние?
— Да. С головой у него там явно стало не в порядке. По здоровью его комиссовали. Потом мы наводили справки — в плену он держался молодцом.
— По оперданным, именно он заминировал в Ахтумске спортзал, где под обломками была погребена группировка Боксера — тамошнего авторитета.
— Правильно. У него специализация была — взрывник. А обучают в спецназе хорошо.
— Список у него бандитский послужной… — Влад только покачал головой.
— Такие люди не боятся смерти. И не любят жизнь, — произнес Гурьянов.
— А что любят?
— Фейерверки. В них осталась какая-то неутоленная страсть к разрушению. И вопрос номер один — почему ахтумские решили тебя убить?
— Тоже хотелось бы знать, — сказал Влад.
— Возможно, они получили информацию, что ты копаешь на них, — предположил Гурьянов.
— Откуда получили? И почему решили сразу грохнуть? Почему?
— Кто-то на тебя, Влад, отстучал по полной программе.
— Кто?
— Может, твой Крошка?
— Крошка? Вряд ли. Мы же с ним только что виделись. Адрес мой он не знает. Представь, он должен был тут же побежать к ахтумским, доложиться. А они должны были бы тут же пробить мой адрес и нагрянуть по нему. Нет, чепуха, — заключил Влад. Помолчал и продолжил мысль:
— Кроме того, если бы и заложил меня, то, после долгого базара, выторговал бы себе что-нибудь. Да и для этого он должен быть у них на крючке.
— Но сбрасывать нельзя со счетов этот вариант.
— Можно.
— И кстати, Влад, тебе домой дорога заказана.
— Это я понимаю. Теперь главный вопрос — где искать этих гаденышей, — сказал Влад, кладя руку на досье.
— Эти документы нам не сильно помогут, — заметил Гурьянов. Ведь под каждой фамилией члена ахтумской организованной преступной группировки стояло короткое: местонахождение неизвестно.
— Теперь остается расстаться с новым директором и главным бухгалтером, — потер руки Гринберг. — И «Эльбрус» — флагман производства, державший не один год переходящее красное знамя, — наш, господа. Наш, — потер он пухлые нежные руки.
Художник внимательно посмотрел на Гринберга и осведомился:
— Всего двоих, да?
— Да. И потом надо будет еще решить вопрос с армянами, которые стоят за Ашотиком. У них свои взгляды по поводу собственности на «Эльбрус». Ну, там тоже, может, придется одного-другого на кладбище спровадить, — махнул небрежно рукой Гринберг. — Но это уже по обстановке.
— Еще, значит, парочка жмуриков.
— А какие-то трудности? — удивился Гринберг, недоуменно посмотрев на Художника.
Они встретились с глазу на глаз на одной из квартир Гринберга, куда тот таскал любовниц. Когда Хоша исчез, переговариваться им стало легче.
— Ах, какие трудности? Ты насчитал уже толпу жмуриков. А я не похоронное бюро! — зло произнес Художник, прекрасно знавший, что убить человека не так просто и достаточно опасно. — Это дорого стоит.
— Так ведь и «Эльбрус» недешев.
— Ладно, подумаем, — согласился Художник. — Только тогда будем ломать голову, как делить свалившеесй богатство.
— Как делить? — непонимающе посмотрел на него заместитель по коммерции.
— Я считаю, делить надо по-братски. Половина на половину от новых акций.
— Ну, знаешь, Художник! — возмутился Гринберг. — Я за десять тысяч баксов могу нанять добросовестных специалистов, которые вполне справятся с задачей, — излагал он гладко, казенно, как на встречах с партнерами.
— А мне никого и нанимать не надо. Я тебя просто зарежу. Как свинью, — Художник поиграл возникшим как по волшебству в пальцах ножом.
— Ты… Да как ты…
— Как свинью, — повторил Художник.
— Но половина…
— А ты сколько предлагаешь?
— Ну, пять процентов. Это немало.
— Только визжать будешь, когда железо через жирок твой пройдет.
— Ну, семь.
Торговались они остервенело. Но наконец достигли взаимоприемлемых условий.
Новый директор ликеро-водочного комбината, бывший ранее заместителем, Ашот Амбарцумов и бухгалтерша, тридцатидвухлетняя красивая блондинка Наталья Глущина, по четвергам ужинали в ресторане «Синий парус», а потом в сопровождении шофера и охранника ехали в загородный дом продолжать банкет при свечах в постели.
Когда их темно-вишневый «Вольво» двинулся в направлении загородного дома, на трассу на третьем километре Московского шоссе с проселочной дороги выехал «КамАЗ», который, по сводкам, проходил как угнанный три часа назад.
От удара «Вольво» вынесло на обочину, и она ткнулась в овраг носом, замерла.
Из машины выскочил телохранитель и тут же рухнул от автоматной очереди. Потом киллеры выпрыгнули из кузова, подошли и методично всадили каждому еще по пуле.
На похоронах Амбарцумова Лев Гринберг плакал. И говорил речь на панихиде, где собрались и заводчане, и областные руководители, с надрывом говорил:
— Ашот… Он… Он был не просто начальником… В нашем возрасте трудно находить новых друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44