Минут через пятнадцать ему наконец удалось убедить полковника в своей правоте.
— Кажется, у тебя по утрам голова варит лучше, чем у меня, Костя... — задумался Кузнецов. — Наверное, ты все-таки прав с этими террористами. Эх, была не была!.. — Он нажал кнопку селектора.
— Слушаю, Василий Иванович, — отозвался помощник по громкой связи.
— Дай мне связь с отрядом майора Жукова, — приказал полковник.
— Сейчас...
Связь с приемной отключилась, затем спустя несколько секунд на пульте раздался зуммер и Кузнецов поднял трубку.
— Жуков. Прием! — сквозь шум вертолета донесся до полковника голос командира спецназа.
— Слушай, майор, анализ ситуации говорит о том, что террористы вряд ли пойдут сейчас через Рязань. Отработайте дальние подъезды к городу. Особое внимание обратить на заброшенные деревни. А под Рязанью и без вас разберутся.
— Есть отработать дальние подъезды к Рязани!
— Свяжитесь со мной через двадцать минут, получите конкретные уточнения по маршруту для вашего штурмана, — сказал Кузнецов и положил трубку. Он повернулся к Голубкову, который все так же спокойно прихлебывал крепкий чай: — Ты извини, Костя, но есть срочная работа... Спасибо за компанию!
— Не стоит... — Голубков отставил от себя стакан и поднялся с места. — Мне тоже уже пора, дела не ждут.
— Ладно, увидимся...
Генерал видел, что Кузнецову не терпится немедленно пойти к своим аналитикам, чтобы с картой уточнить примерные точки вероятной «лежки» группы, и внутренне усмехнулся: его ложная наводка повышала шансы Пастуха на возможность прорыва к Москве. То, что он фактически обманул своего старого приятеля и помешал ему выполнить поставленную перед ним задачу, не удручало генерала: Голубков посчитал, что, отведя отряд Пастуха от встречи с людьми Жукова, он просто исправил ошибку, которая могла привести к самым трагическим последствиям. «Потом Вася мне еще спасибо скажет, когда все выяснится...» — подумал он.
Голубков вышел из разведуправления довольный: теперь он мог действовать не вслепую, а более осмысленно. Вернувшись к себе, он получил от помощника оперативные сводки и копию запроса следователя военной прокуратуры в архив кадрового отдела Минобороны, к которому прилагались довольно похожие фотороботы всей пятерки Пастухова. К запросу прилагалась и копия ответа из архива: помощнику удалось через своего знакомого добыть и это. Голубков, прочитав ответ архивщиков, усмехнулся: как он и предполагал, на ребят Пастухова в архивах ничего не было. Их досье лежали только в его личном сейфе — еще с самого первого дела, которое он поручил Пастухову и его гвардии...
Теперь Голубков знал почти все, что ему было необходимо знать: что сейчас Пастух играет в прятки с рязанской милицией, что всех членов его отряда знают в лицо и что это не мешает им по-прежнему оставаться невидимыми для контрразведки. Знал он и главное: пока он не перехватит Пастуха и не возьмет под свою опеку, над ним будет висеть карающий меч спецназа армейской контрразведки.
Взяв с собой парочку нужных ему документов прикрытия, Голубков вышел во двор. Он сел в служебную «Волгу» управления со спецсигналами на крыше и тремя нулями на номере, завел ее, газанул, проверяя работу форсированного двигателя, и выехал за ворота УПСМ.
Стояло время утреннего часа пик: центр Москвы был запружен автомобилями до предела. Но генерал предусмотрел и это: он специально сел в служебную машину управления, а не в собственную иномарку. Включив мигалки и время от времени подсигналивая сиреной, Голубков за пять минут выбрался на Садовое кольцо, спустился по нему к Таганке, затем, игнорируя красные сигналы светофоров, вылетел на Волгоградский проспект, а еще через десять минут генерал уже несся по новому Рязанскому шоссе. Единственное, о чем он думал в эти минуты, было: «Лишь бы Пастух прорвался под Рязанью. Дай-то бог, чтобы все обошлось без жертв...»
* * *
Муха затормозил «форд» прямо посреди трассы. Впереди загораживал дорогу блокпост, охраняемый солдатами, одетыми в камуфляж и голубые десантные береты. У блокпоста скопилось несколько машин, ожидающих своей очереди на проверку. Я вспомнил предупреждение Голубкова о том, что нашу машину наверняка уже вычислили, и понял, что к блокпосту никак нельзя: нас тут же повяжут.
— Олег, давай к лесу! Живо! — крикнул я.
Муха рванул «форд» с места и направил его к еле заметной тропинке, ведущей прямо от обочины в глубь леса. Я оглянулся — посмотреть, заметили на блокпосту наш маневр или нет, — но, кажется, нам в очередной раз повезло: никто нас преследовать не стал. Мы, нещадно трясясь на кочках и выступающих на поверхность корнях, несколько минут ехали по тропе, потом Муха по моему приказу свернул налево и, объезжая деревья, повел машину параллельно трассе. Сейчас мне ничего так больше не хотелось, как чтобы наша иномарка не застряла в какой-нибудь выбоине. Но, как оказалось, это было не самое страшное, что могло с нами случиться: буквально через несколько сотен метров Муха снова резко затормозил и сразу же заглушил мотор.
— Слезай, приехали!.. — хмуро произнес он.
— Что там? — спросил Боцман с заднего сиденья.
— Кажется, на нас целую армию двинули... — ответил Муха. — Впереди сплошная цепь из ОМОНа. Они тут весь лес обложили, незаметно нам не пройти. Что делаем, командир?
— Надо разделиться, — сказал я. — Двое отвлекут внимание, возьмут погоню на себя. Остальные на машине попробуют прорваться в образовавшееся окно. Затем встретимся где-нибудь за Рязанью на шоссе, — скажем, на пятнадцатом километре в сторону Москвы...
— Я пойду с тобой! — сказал Боцман.
— Нет... Извини, но на тебе по-прежнему генерал. Пойдем мы с Доком. Олег — с машиной, Семен из-за своей головы марш-бросок не одолеет. Так что остаемся мы двое... Иван, ты готов?
— Я всегда готов...
— Тогда вылезай. Автомат не бери — не станем же мы по своим стрелять, да и легче бежать будет... Ну мы пошли. Олег, ты все понял? Как только омоновцы за нами двинут, давай по газам — и вперед. Встречаемся через час на пятнадцатом километре Московского шоссе.
— А вы успеете за час? — засомневался Муха.
— Ничего, нам только по лесу их немного помотать, а потом мы себе машину найдем. Впрочем, давай накинем еще час — контрольное время.
— Годится! Ни пуха вам...
— К черту! Ваня, пошли...
И мы, прикрываясь деревьями, пошли вперед, к еле заметной отсюда цепи солдат, двигающейся по нашу душу.
"...Господи, помоги мне и друзьям моим! Не собственного блага ради рискуем мы жизнями своими, а во имя Твое... Кто-то же должен остановить зло и не дать ему вырваться на волю из этой проклятой бочки. Нам пришлось много плохих людей лишить жизни, но если мы сделали это, то только для того, чтобы еще больше хороших людей смогли жить и работать спокойно. Нам не нужна благодарность их, хватит того, что Ты поймешь нас и простишь грехи наши. Мы бываем злы, бываем ожесточенны. Но это случается лишь тогда, когда нас вынуждают к тому. Прости нас, ибо мы — меч Твой. И да не заржавеет клинок, не затупится сталь, не сломается рукоять! Сделай это, и больше ничего не прошу у Тебя — все остальное ты уже дал нам...
Человек способен вынести почти все, что угодно, если у него нет выбора. Но настоящее мужество начинается тогда, когда у вас есть выбор, а вы все равно делаете то, что должны делать. Ведь долг — это не вообще какой-то долг, а именно ваш — то, что в эту минуту никто, кроме вас, не сделает. Не про это ли говорится в Екклесиасте: «Кто наблюдает ветер, тому не сеять. И, кто смотрит на облака, тому не жать».
Вот что приходит в голову, когда просто бежишь от опасности...
Когда мы с Доком, нарочно громко хрустя валежником, вышли на цепь омоновцев, по нас сразу же открыли огонь, — похоже, у этих ребят была такая инструкция: мочить!.. Но, слава богу, реакция нас с Доком не подвела. Они еще только поднимали в нашу сторону свои короткоствольные автоматы, а мы уже рухнули в траву и кубарем покатились под прикрытие деревьев. Затем следовало самое страшное — встать и на виду у них побежать, отвлекая цепь от нашего «форда». Мы с Доком понимали друг друга с полуслова или даже с полвзгляда. Док посмотрел на меня, я — на него, и вскочить нам удалось почти одновременно. Тут же последовал рывок: он стал забирать вправо, я — вглубь. По стволам деревьев, выщелкивая кору и обрезая ветки, засвистели посланные в нашу сторону пули. Велик был соблазн отбежать на безопасное расстояние, но нам нельзя было слишком отрываться от наших преследователей: они постоянно должны были видеть нас, иначе они вернулись бы на свое прежнее место и тогда с треском провалилась вся наша затея.
Так, под свист пуль и трескотню уничтожаемых ими сучьев, мы двигались минут пятнадцать. Док давно уже был где-то далеко в стороне от меня; я слышал, как метрах в трехстах правее по нему стреляют из нескольких стволов, а по тому, как перемещаются эти звуки, я мог догадаться, где примерно сейчас Док находится. Мне, как и ему, было совсем несладко — как еще выразить словами свое состояние, когда по тебе шпарят из пяти или шести автоматов Калашникова?..
Я решил, что пора это прекращать: оставшиеся в «форде» члены нашей команды наверняка уже проникли на другую сторону оцепления. Ну, а если не проникли... Все равно тащить за собой дальше целое отделение молодых вооруженных бойцов, с азартом гончих идущих по твоему следу, было бессмысленно. Я огляделся, выбрал подходящее дерево, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, сделал подъем переворотом, затем поднялся по стволу чуть выше и здесь удачно устроился в разветвлении ствола. Через минуту на том месте, где я только что стоял, появились мои преследователи — их черные береты было отлично видны с моего наблюдательного поста.
— Володь, ты его видишь? — негромко спросил один милиционер у своего соседа. — Он, кажется, в ту сторону двигался... — Омоновец показал рукой куда-то впереди себя.
— Да нет же, он левее брал... — заспорил с ним его приятель. — Давай погодим наших, пусть догонят.
Они остановились неподалеку от того самого дерева, на котором я сидел. Через мгновение неподалеку раздался топот бегущих людей — и на полянку выскочили еще четверо омоновцев. Я порадовался их физической подготовке: никто из них тяжело не дышал и совсем не устал от трехкилометрового лесного рывка. Видно, прилично их гоняют инструктора по физподготовке. Что ж, если у них и с единоборствами дело так же хорошо поставлено, как с легкой атлетикой, мне придется туговато — сразу всех шестерых я вряд ли осилю.
— Ну, чего встали? — спросил один из вновь подбежавших, с двумя лычками младшего сержанта на погонах.
— Да пропал он куда-то, — ответил Володя, мордастый, здоровый парень, в руках которого автомат казался детской игрушкой. — До этого места мы его еще видели, а потом он как сквозь землю провалился...
Володя хотел еще что-то объяснить сержанту, но тот оборвал его:
— Тихо! Слушать всем! Он, наверное, где-то рядом затаился.
Все немедленно замолчали. Я давно уже восстановил дыхание, поэтому мог сидеть в своем «гнезде» абсолютно бесшумно. Омоновцы с минуту вслушивались в лесные шорохи, время от времени настороженно выкидывая свои автоматы то на звук неожиданно вспорхнувшей птицы, то на скрип дерева, закачавшегося от порыва ветра; затем все тот же сержант — наверное, у него за плечами было побольше опыта — скомандовал:
— Так, встаем в цепь на расстояние видимости соседа и движемся вон в том направлении. — Он показал стволом автомата на деревья впереди себя. — И помните: поодиночке с ним в бой не вступать, возможно, у него спецназовское прошлое, а возможно, даже и какая-нибудь западная диверсионная школа...
— А автоматы нам на что? — возразил один из курсантов. — Подумаешь, спецназ! Дал очередь по нему — и всех делов.
«Эх, я бы сейчас показал этому сопляку, как давать очередь по безоружному!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Кажется, у тебя по утрам голова варит лучше, чем у меня, Костя... — задумался Кузнецов. — Наверное, ты все-таки прав с этими террористами. Эх, была не была!.. — Он нажал кнопку селектора.
— Слушаю, Василий Иванович, — отозвался помощник по громкой связи.
— Дай мне связь с отрядом майора Жукова, — приказал полковник.
— Сейчас...
Связь с приемной отключилась, затем спустя несколько секунд на пульте раздался зуммер и Кузнецов поднял трубку.
— Жуков. Прием! — сквозь шум вертолета донесся до полковника голос командира спецназа.
— Слушай, майор, анализ ситуации говорит о том, что террористы вряд ли пойдут сейчас через Рязань. Отработайте дальние подъезды к городу. Особое внимание обратить на заброшенные деревни. А под Рязанью и без вас разберутся.
— Есть отработать дальние подъезды к Рязани!
— Свяжитесь со мной через двадцать минут, получите конкретные уточнения по маршруту для вашего штурмана, — сказал Кузнецов и положил трубку. Он повернулся к Голубкову, который все так же спокойно прихлебывал крепкий чай: — Ты извини, Костя, но есть срочная работа... Спасибо за компанию!
— Не стоит... — Голубков отставил от себя стакан и поднялся с места. — Мне тоже уже пора, дела не ждут.
— Ладно, увидимся...
Генерал видел, что Кузнецову не терпится немедленно пойти к своим аналитикам, чтобы с картой уточнить примерные точки вероятной «лежки» группы, и внутренне усмехнулся: его ложная наводка повышала шансы Пастуха на возможность прорыва к Москве. То, что он фактически обманул своего старого приятеля и помешал ему выполнить поставленную перед ним задачу, не удручало генерала: Голубков посчитал, что, отведя отряд Пастуха от встречи с людьми Жукова, он просто исправил ошибку, которая могла привести к самым трагическим последствиям. «Потом Вася мне еще спасибо скажет, когда все выяснится...» — подумал он.
Голубков вышел из разведуправления довольный: теперь он мог действовать не вслепую, а более осмысленно. Вернувшись к себе, он получил от помощника оперативные сводки и копию запроса следователя военной прокуратуры в архив кадрового отдела Минобороны, к которому прилагались довольно похожие фотороботы всей пятерки Пастухова. К запросу прилагалась и копия ответа из архива: помощнику удалось через своего знакомого добыть и это. Голубков, прочитав ответ архивщиков, усмехнулся: как он и предполагал, на ребят Пастухова в архивах ничего не было. Их досье лежали только в его личном сейфе — еще с самого первого дела, которое он поручил Пастухову и его гвардии...
Теперь Голубков знал почти все, что ему было необходимо знать: что сейчас Пастух играет в прятки с рязанской милицией, что всех членов его отряда знают в лицо и что это не мешает им по-прежнему оставаться невидимыми для контрразведки. Знал он и главное: пока он не перехватит Пастуха и не возьмет под свою опеку, над ним будет висеть карающий меч спецназа армейской контрразведки.
Взяв с собой парочку нужных ему документов прикрытия, Голубков вышел во двор. Он сел в служебную «Волгу» управления со спецсигналами на крыше и тремя нулями на номере, завел ее, газанул, проверяя работу форсированного двигателя, и выехал за ворота УПСМ.
Стояло время утреннего часа пик: центр Москвы был запружен автомобилями до предела. Но генерал предусмотрел и это: он специально сел в служебную машину управления, а не в собственную иномарку. Включив мигалки и время от времени подсигналивая сиреной, Голубков за пять минут выбрался на Садовое кольцо, спустился по нему к Таганке, затем, игнорируя красные сигналы светофоров, вылетел на Волгоградский проспект, а еще через десять минут генерал уже несся по новому Рязанскому шоссе. Единственное, о чем он думал в эти минуты, было: «Лишь бы Пастух прорвался под Рязанью. Дай-то бог, чтобы все обошлось без жертв...»
* * *
Муха затормозил «форд» прямо посреди трассы. Впереди загораживал дорогу блокпост, охраняемый солдатами, одетыми в камуфляж и голубые десантные береты. У блокпоста скопилось несколько машин, ожидающих своей очереди на проверку. Я вспомнил предупреждение Голубкова о том, что нашу машину наверняка уже вычислили, и понял, что к блокпосту никак нельзя: нас тут же повяжут.
— Олег, давай к лесу! Живо! — крикнул я.
Муха рванул «форд» с места и направил его к еле заметной тропинке, ведущей прямо от обочины в глубь леса. Я оглянулся — посмотреть, заметили на блокпосту наш маневр или нет, — но, кажется, нам в очередной раз повезло: никто нас преследовать не стал. Мы, нещадно трясясь на кочках и выступающих на поверхность корнях, несколько минут ехали по тропе, потом Муха по моему приказу свернул налево и, объезжая деревья, повел машину параллельно трассе. Сейчас мне ничего так больше не хотелось, как чтобы наша иномарка не застряла в какой-нибудь выбоине. Но, как оказалось, это было не самое страшное, что могло с нами случиться: буквально через несколько сотен метров Муха снова резко затормозил и сразу же заглушил мотор.
— Слезай, приехали!.. — хмуро произнес он.
— Что там? — спросил Боцман с заднего сиденья.
— Кажется, на нас целую армию двинули... — ответил Муха. — Впереди сплошная цепь из ОМОНа. Они тут весь лес обложили, незаметно нам не пройти. Что делаем, командир?
— Надо разделиться, — сказал я. — Двое отвлекут внимание, возьмут погоню на себя. Остальные на машине попробуют прорваться в образовавшееся окно. Затем встретимся где-нибудь за Рязанью на шоссе, — скажем, на пятнадцатом километре в сторону Москвы...
— Я пойду с тобой! — сказал Боцман.
— Нет... Извини, но на тебе по-прежнему генерал. Пойдем мы с Доком. Олег — с машиной, Семен из-за своей головы марш-бросок не одолеет. Так что остаемся мы двое... Иван, ты готов?
— Я всегда готов...
— Тогда вылезай. Автомат не бери — не станем же мы по своим стрелять, да и легче бежать будет... Ну мы пошли. Олег, ты все понял? Как только омоновцы за нами двинут, давай по газам — и вперед. Встречаемся через час на пятнадцатом километре Московского шоссе.
— А вы успеете за час? — засомневался Муха.
— Ничего, нам только по лесу их немного помотать, а потом мы себе машину найдем. Впрочем, давай накинем еще час — контрольное время.
— Годится! Ни пуха вам...
— К черту! Ваня, пошли...
И мы, прикрываясь деревьями, пошли вперед, к еле заметной отсюда цепи солдат, двигающейся по нашу душу.
"...Господи, помоги мне и друзьям моим! Не собственного блага ради рискуем мы жизнями своими, а во имя Твое... Кто-то же должен остановить зло и не дать ему вырваться на волю из этой проклятой бочки. Нам пришлось много плохих людей лишить жизни, но если мы сделали это, то только для того, чтобы еще больше хороших людей смогли жить и работать спокойно. Нам не нужна благодарность их, хватит того, что Ты поймешь нас и простишь грехи наши. Мы бываем злы, бываем ожесточенны. Но это случается лишь тогда, когда нас вынуждают к тому. Прости нас, ибо мы — меч Твой. И да не заржавеет клинок, не затупится сталь, не сломается рукоять! Сделай это, и больше ничего не прошу у Тебя — все остальное ты уже дал нам...
Человек способен вынести почти все, что угодно, если у него нет выбора. Но настоящее мужество начинается тогда, когда у вас есть выбор, а вы все равно делаете то, что должны делать. Ведь долг — это не вообще какой-то долг, а именно ваш — то, что в эту минуту никто, кроме вас, не сделает. Не про это ли говорится в Екклесиасте: «Кто наблюдает ветер, тому не сеять. И, кто смотрит на облака, тому не жать».
Вот что приходит в голову, когда просто бежишь от опасности...
Когда мы с Доком, нарочно громко хрустя валежником, вышли на цепь омоновцев, по нас сразу же открыли огонь, — похоже, у этих ребят была такая инструкция: мочить!.. Но, слава богу, реакция нас с Доком не подвела. Они еще только поднимали в нашу сторону свои короткоствольные автоматы, а мы уже рухнули в траву и кубарем покатились под прикрытие деревьев. Затем следовало самое страшное — встать и на виду у них побежать, отвлекая цепь от нашего «форда». Мы с Доком понимали друг друга с полуслова или даже с полвзгляда. Док посмотрел на меня, я — на него, и вскочить нам удалось почти одновременно. Тут же последовал рывок: он стал забирать вправо, я — вглубь. По стволам деревьев, выщелкивая кору и обрезая ветки, засвистели посланные в нашу сторону пули. Велик был соблазн отбежать на безопасное расстояние, но нам нельзя было слишком отрываться от наших преследователей: они постоянно должны были видеть нас, иначе они вернулись бы на свое прежнее место и тогда с треском провалилась вся наша затея.
Так, под свист пуль и трескотню уничтожаемых ими сучьев, мы двигались минут пятнадцать. Док давно уже был где-то далеко в стороне от меня; я слышал, как метрах в трехстах правее по нему стреляют из нескольких стволов, а по тому, как перемещаются эти звуки, я мог догадаться, где примерно сейчас Док находится. Мне, как и ему, было совсем несладко — как еще выразить словами свое состояние, когда по тебе шпарят из пяти или шести автоматов Калашникова?..
Я решил, что пора это прекращать: оставшиеся в «форде» члены нашей команды наверняка уже проникли на другую сторону оцепления. Ну, а если не проникли... Все равно тащить за собой дальше целое отделение молодых вооруженных бойцов, с азартом гончих идущих по твоему следу, было бессмысленно. Я огляделся, выбрал подходящее дерево, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, сделал подъем переворотом, затем поднялся по стволу чуть выше и здесь удачно устроился в разветвлении ствола. Через минуту на том месте, где я только что стоял, появились мои преследователи — их черные береты было отлично видны с моего наблюдательного поста.
— Володь, ты его видишь? — негромко спросил один милиционер у своего соседа. — Он, кажется, в ту сторону двигался... — Омоновец показал рукой куда-то впереди себя.
— Да нет же, он левее брал... — заспорил с ним его приятель. — Давай погодим наших, пусть догонят.
Они остановились неподалеку от того самого дерева, на котором я сидел. Через мгновение неподалеку раздался топот бегущих людей — и на полянку выскочили еще четверо омоновцев. Я порадовался их физической подготовке: никто из них тяжело не дышал и совсем не устал от трехкилометрового лесного рывка. Видно, прилично их гоняют инструктора по физподготовке. Что ж, если у них и с единоборствами дело так же хорошо поставлено, как с легкой атлетикой, мне придется туговато — сразу всех шестерых я вряд ли осилю.
— Ну, чего встали? — спросил один из вновь подбежавших, с двумя лычками младшего сержанта на погонах.
— Да пропал он куда-то, — ответил Володя, мордастый, здоровый парень, в руках которого автомат казался детской игрушкой. — До этого места мы его еще видели, а потом он как сквозь землю провалился...
Володя хотел еще что-то объяснить сержанту, но тот оборвал его:
— Тихо! Слушать всем! Он, наверное, где-то рядом затаился.
Все немедленно замолчали. Я давно уже восстановил дыхание, поэтому мог сидеть в своем «гнезде» абсолютно бесшумно. Омоновцы с минуту вслушивались в лесные шорохи, время от времени настороженно выкидывая свои автоматы то на звук неожиданно вспорхнувшей птицы, то на скрип дерева, закачавшегося от порыва ветра; затем все тот же сержант — наверное, у него за плечами было побольше опыта — скомандовал:
— Так, встаем в цепь на расстояние видимости соседа и движемся вон в том направлении. — Он показал стволом автомата на деревья впереди себя. — И помните: поодиночке с ним в бой не вступать, возможно, у него спецназовское прошлое, а возможно, даже и какая-нибудь западная диверсионная школа...
— А автоматы нам на что? — возразил один из курсантов. — Подумаешь, спецназ! Дал очередь по нему — и всех делов.
«Эх, я бы сейчас показал этому сопляку, как давать очередь по безоружному!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40