Мне не было разъяснено, чем конкретно продиктован запрос ССБ, поэтому я лишен возможности дать более подробные комментарии.
Начальник оперативного отдела УПСМ полковник Голубков".
Тюрин внимательно следил за реакцией шефа.
- Ну как? - спросил он.
- Любопытный документ, - оценил Мамаев. - Очень любопытный.
- Не то слово. Ты понял, кто они такие?
- Да. Наемники.
- Вот именно. Весь вопрос: кто их нанял?
У Мамаева были соображения на этот счет, но он промолчал.
- Есть у меня еще кое-что, - не получив ответа, продолжал Тюрин. - Ты вот бочку на меня катишь, про выходное пособие намекаешь...
- Не набивай себе цену, - оборвал Мамаев. - Бесполезно. Скажи спасибо, что я не выгнал тебя, когда ты просрал киллера.
- Я просрал?
- А кто? Ты начальник службы безопасности. Три месяца киллер ходил за мной по пятам. Где была твоя служба? За что я тебе плачу?
- За то, что я умею молчать.
- Ты на что, твою мать, намекаешь? - вскипел Мамаев.
- Остынь, Петрович, - хмуро посоветовал Тюрин. - Остынь. Ты мне платишь, но ты меня не купил. Я не лезу в твои дела. Я уже наигрался в служение закону. Хватит с меня. Твои дела - это твои дела. Но и ты не заставляй меня говорить то, о чем я говорить не хочу. Понял? Не заставляй! Продолжать? Или будешь строить из себя целку?
- Докладывай!
- Помнишь тетрадь, которую изъяли у Калмыкова? С твоими маршрутами и схемами покушения.
- Ну?
- Помнишь или не помнишь?
- Помню!
- Теперь вижу, что помнишь. Не выходила она у меня из головы. Было в ней что-то такое, даже не знаю что. Что-то непонятное. Все эти условные обозначения. Система чувствовалась, школа. В общем, попросил я своих сделать копию с нее. И показал эту копию фээсбэшнику. А он, замечу, в свое время закончил Академию КГБ. И знаешь, что он сказал?
- Секунду, - прервал Мамаев, заметив на пульте интеркома сигнал срочного вызова.
- Звонит президент Народного банка господин Буров, - доложила секретарша. - Будете говорить?
Мамаев нахмурился. Никаких дел с Буровым у него не было. Сталкиваясь в Белом доме или на экономических совещаниях, они издали раскланивались, при этом Буров как бы заговорщически подмигивал Мамаеву. Эти подмигивания Мамаеву очень не нравились. После памятной встречи в офисе Народного банка разговаривали они всего один раз, месяца три назад. В разговоре Буров проявил подозрительно хорошую осведомленность о состоянии дел "Интертраста" . Мамаеву это и вовсе не понравилось. Никакого желания вступать с Буровым в контакт у Мамаева не было, но и уклоняться от разговора он не видел причин. Поэтому распорядился:
- Соедини.
- Приветствую вас, сударь, - раздался в трубке козлиный тенорок Бурова. Как самочувствие?
- Спасибо, нормальное, - сдержанно ответил Мамаев.
- Ну будет, будет! Нормальное. У российских бизнесменов нормального самочувствия не может быть по определению. Тут ко мне случайно попала одна бумага. Совершенно случайно. Даже ума не приложу, как она попала ко мне. И я подумал, что вам нужно ее увидеть. Своими глазами. Сейчас я перешлю вам ее по факсу. Будет лучше, если факс примете лично вы. А впрочем, как хотите. Засим всех благ.
В трубке зазвучали короткие гудки.
- Посиди, - бросил Мамаев Тюрину и вышел в приемную.
Через минуту звякнул аппарат, из него выполз листок факса. Мамаев быстро прочитал текст, спрятал листок в карман и вернулся в кабинет.
- Что случилось? - спросил Тюрин.
- Продолжай. Ты показал копию тетради фээсбэшнику, и он сказал...
- Он сказал, что эти схемы мог сделать только человек, который прошел курс обучения... Догадываешься где?
- В Академии КГБ.
- Хуже, Петрович. Намного хуже. В Академии Главного разведывательного управления Генштаба.
- Почему хуже?
- В Академий КГБ готовили шпионов. В Академии ГРУ - тоже шпионов, военных разведчиков. Но главное - там готовили диверсантов. И готовили хорошо. Их очень хорошо там готовили, Петрович. И наш фигурант - один из них. Теперь ты понял, почему я просрал киллера? Потому что он профи.
Мамаев молчал.
- Петрович, ты слышал, что я сказал? - спросил Тюрин.
- Слышал! Все слышал!
- Теперь вижу, что слышал. Что будем делать?
- Нужно его найти. Как можно быстрей. Займись.
- Задачка, - оценил приказ Тюрин. - Мы даже не знаем, вернулся ли он в Москву.
- Он вернулся.
- Точно?
- Да, точно! Точней не бывает!
Оставшись один, Мамаев вытащил из кармана листок факса и перечитал короткий текст.
Это была телеграмма. По факсу переслали лишь ее среднюю часть, без адреса.
В ней было:
"Контракт будет выполнен. Калмыков".
Глава третья
НАЕМНИКИ
I
Звонок мобильника раздался, когда я подогнал "ниссан террано" с двухосным крытым прицепом к одному из недостроенных особняков в поселке "новых русских" на Осетре. Звонила Ольга.
- Ты сейчас где? - спросила она.
- У банкиров.
- Скоро вернешься?
- Часа через два.
- Тебя хочет видеть господин из Москвы. Генеральный директор компании "Интертраст". Он рядом со мной. Что ему передать?
- Пусть подождет. Или подъезжает сюда.
- Минутку, спрошу. Ты слушаешь? Он подъедет. Дорогу я ему объясню. Он просит, чтобы ты его дождался.
- Дождусь, - пообещал я.
Пока мой помощник Мишка Чванов, разжалованный из бригадиров в подсобники за свою приверженность идеям социальной справедливости, выгружал из прицепа оконные блоки, я сидел в кресле-качалке на открытой веранде самого первого коттеджа, построенного в поселке, пил сваренный в медных турочках кофе по-арабски и беседовал с хозяином коттеджа, вице-президентом московского банка, о том, как нам обустроить Россию.
Первый "новый русский" - хозяин коттеджа, который угощал меня кофе, появился в наших краях лет пять или шесть назад. Сначала приезжал посидеть с удочками на берегу Осетра, потом решил строить здесь дом. Человеком он был компанейским, наезжал на уикенды на нескольких машинах с друзьями. Места всем нравились: нетронутая природа, много воды, настоянный на луговом разнотравье воздух, а по ночам глубокая умиротворяющая тишина. И вскоре с его легкой руки берег Осетра в месте впадения в него тихой речушки Чесны превратился в обширную стройплощадку.
Из хаоса стройки полезли, как крепенькие боровички из-под прошлогодней хвои, одноэтажные, двухэтажные, а потом и трехэтажные особняки из красного фасонного кирпича с черепичными крышами, с башенками, балконами, соляриями и оранжереями. Поскольку первый застройщик был вице-президентом банка, всех владельцев коттеджей и особняков на Осетре стали называть банкирами. Их стараниями была проложена асфальтовая дорога, связавшая элитный поселок и несколько попутных полувымороченных деревень с московским шоссе, проведен магистральный газ, а хилая линия электропередачи, выходившая из строя после каждого сильного снегопада И; ветра, заменена на капитальную.
Несмотря на все это, банкиров ненавидели лютой классовой ненавистью. Их мощные джипы, их бесстыжие бабы, их катера и водные мотоциклы, бороздившие тихие плесы Осетра и Чесны. И даже яхты. Яхты, едрить твою в корень! Яхтов им не хватало!
Вся округа на выборах дружно голосовала за коммунистов, а в перерывах между выборами возила на Осетр мясо, молоко, творог, сметану и продавала почти по московским ценам. Мужики из окрестных деревень устраивались к банкирам сторожами и дворниками, бабы помогали по хозяйству, за места держались, потому что получали раз в пять больше, чем в колхозах, ныне АО. Но все равно ненавидели.
Лично для меня бурное строительство поселка "новых русских" было большой удачей, так как обеспечило заказами столярку, которую я построил рядом со своим домом в Затопине после того, как уволился из армии. Фронт работ у банкиров был таким, что столярка быстро стала лишь частью ИЧП "Затопино". В нем работало около пятидесяти мужиков - на лесосеке, пилораме, в строительных бригадах. Народ в наших краях рукастый, но пили по-черному, поэтому проблему кадров для ИЧП мне пришлось решать с помощью зарайского нарколога. Решал я ее просто. Каждому, кто просился на работу, говорил: "Зашьешься - возьму". И зашивались, каждый на пять лет, а куда было деться? Не было работы в округе, только на свинокомплексах, где платили по триста - четыреста рублей в месяц и с большими задержками.
Бесхитростность, с которой я воплотил в жизнь андроповско-горбачевскую антиалкогольную программу, так восхитила банкира, что он проникся к деятельности моего ИЧП живейшим интересом, при встречах расспрашивал о делах и давал советы. Он не разбирался ни в строительстве, ни в деревообработке, но зато хорошо разбирался в жизни. Что и продемонстрировал мне в первые же минуты сегодняшней нашей встречи, когда мы поднимались в его коттедж по широкой парадной лестнице без перил. Перила - единственное, что было недоделано в его коттедже. На мое предложение прислать мастеров он лишь усмехнулся и назвал цифру налога на недвижимость, которую ему придется платить с того момента, как появятся перила и строительство дома будет считаться завершенным. Цифра была солидная.
И тут я понял, что скажу Ольге, когда она снова начнет меня доставать за то, что я никак не могу закончить второй этаж нашего дома.
- Все мы, Сергей, знаем о несовершенстве российских законов, - обобщил банкир. - Но относимся к этому по-разному. Одни негодуют. Эти люди не умеют жить. Российский бардак - явление имманентное, как российский климат. Можно, конечно, негодовать на то, что живем мы не в Венесуэле, где круглый год температура плюс двадцать два градуса. Но это не конструктивно. Другие извлекают из российского бардака пользу. Эти люди умеют жить. Аморально? А, собственно, почему? Обойти закон вовсе не значит его нарушить. Располагайтесь, я сварю кофе.
И он скрылся в глубине дома - круглый, как колобок, на коротких ножках, похожий на французского комика Луи де Фюнеса. Всегда веселый, всегда доброжелательный. Человек, который умеет жить.
Через четверть часа он вернулся на веранду и поставил на низкий столик поднос с медным кофейником и крошечными медными чашками.
- Хорошего кофе должно быть мало, - сделал он очередное обобщение, забрался с ногами в кресло-качалку и предложил: - Рассказывайте. Я вижу, у вас есть проблемы.
...Проблемы у меня были. Они заключались в том, что осточертела мне роль надсмотрщика над работягами. Стоило отлучиться даже на пару недель, всякая инициатива глохла, выгодные заказы уплывали к заезжим строителям - турецким фирмам и молдаванам, и никого, кроме меня, это не волновало. Требовать социальной справедливости - тут они мастера. Очень их возмущало, что турки получают в этом же поселке на Осетре по шестьсот баксов в месяц, молдаване по триста, а я даже бригадирам плачу всего по сто пятьдесят. Однажды они так меня достали, что я дал всем полный расчет, по двести долларов бригадирам и по сто пятьдесят остальным, чего и требовали от меня представители моего трудового коллектива в лице Мишки Чванова, закрыл к чертовой матери ИЧП и укатил в Эстонию отдохнуть от российской действительности. А когда вернулся, возле крыльца моего дома собрались бабульки, развязали платочки, вынули из них эти несчастные баксы и протянули мне. А баба Клава, знавшая меня с пеленок, сказала:
- Возьми, Сергеич. Плати нашим мужикам сколь сможешь. Токо не обездоль, кормилец. И поклонилась мне в пояс.
- Вы взяли? - спросил банкир.
- Нет, конечно.
- Почему?
Почему. Если бы он видел эти старушечьи руки, не задал бы такого вопроса.
- Понимаю, - сказал банкир. - Жалко. А себя вам не жалко? Своего времени? Своих нервов? Вы посадили работяг себе на шею, а потом удивляетесь, что их ничего не волнует. А зачем им волноваться? Вы-то на что? Им кажется, что они пашут на вас. Нет, Сергей, это вы пашете на них. И будете пахать, пока не свалитесь или не запьете. Пока они наемные рабочие, не будет ничего. Человек хорошо работает только на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39