веселье казалось ему неуместным. Впрочем, скоро бесшабашный хохот был перекрыт пением: кто-то в толпе завел гимн «Славься, славься», и многотысячная толпа подхватила его, затем этот гимн сменил «Боже, царя храни», — и все закончилось очередным русским «ура». Сильный мороз щипал щеки, уши, на ногах мерзли пальцы, но народ и не думал уходить с площади. «Переживаем исторический момент», — загудел чей-то бас над ухом Клима Кирилловича. Он оглянулся, — радостные, оживленные лица были направлены к окнам дворца: там, сквозь запотевшие стекла мелькали военные мундиры, золотые н серебряные эполеты.
На балконе появился Государь. Доктор Коровкин и Мура и не заметили, как развеселый студент передал товарищам арбуз и стал протискиваться поближе к балкону.
Слова российского самодержца едва-едва долетали до слуха Муры. Он благодарил своих верноподданных и обещал скорую и блестящую победу. Мура слушала его, затаив дыхание.
Однако едва отзвучали последние звуки царской речи и раздались восторженные крики толпы, всеобщую гармонию слиянности властителя и его подданных нарушил жуткий нечеловеческий крик.
Мгновенно наступила тишина. Мура, схватив доктора за локоть, с ужасом увидела, как стоящая перед ней толпа бесшумно раздвигается, пятясь назад, и обнажается круглое пространство грязного затоптанного снега.
И посередине этого круга недвижно лежит тучный человек в черном пальто. Из-под пальто торчат неловко раскинутые ноги в черных брюках. С повернутой набок головы, обрамленной светлыми волосами и пышной русой бородой с бакенбардами, откатилась круглая мерлушковая шапка… А в спине человека торчит, поблескивая, рукоятка, похожая на серое соколиное перо.
ГЛАВА 8
Карл Иванович Вирхов с самого утра погрузился в водоворот забот. Как только рассвело, он послал агентов обследовать крышу Окружного суда и особенно тот ее участок, откуда вчера на голову модного адвоката свалилась злосчастная ваза. Как он и предполагал, в утренних выпусках газет появились клеветнические утверждения. Дескать, падение вазы — это покушение на жизнь борца за свободу личности! Выкроили местечко для гнусных домыслов в потоке материалов, связанных с началом войны.
Карл Иванович испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он считал, что и сам мог пасть жертвой проклятой вазы, если б на минуту задержался с доктором Коровкиным. С другой — упорно вертелась мысль, что господь Бог знает на кого ронять вазу. И не случайно она свалилась именно на змиемудрую плешь защитника убийцы Трифона Кошечкина!
Агенты, обследовавшие крышу, ничего утешительного не сообщили. Ночью опять валил снег, и никаких следов злоумышленника, даже если таковой и имелся, обнаружить не удалось.
Впрочем, Вирхов и не сомневался, что результат будет именно таким. Не сомневался он и в том, что сегодня же вечером в газетах появятся новые инсинуации о бездействии судебных властей, имеющих зуб на великого Пасманика.
Карл Иванович ожидал своего помощника Тернова. Ретивый молодчик вчера явился к полуночи и начал прямо с порога что-то лепетать о Бурбонах и привидениях. И хотя Карл Иванович винного запаха не учуял, все же разъярился. Какие Бурбоны, когда все здание Окружного суда наполнено истеричными криками заполошных баб! Какие привидения, когда есть раненные осколками вазы, по коридорам носятся срочно вызванные лекари, когда здание оцеплено, когда опрашивают свидетелей происшествия! Вирхов грубо прикрикнул на перевозбужденного кандидата, отправил его домой, восвояси, спать, чтобы к утру предстал свеженьким как огурчик и не морочил начальнику голову ерундой!
Теперь следователь ждал появления своего помощника с минуты на минуту. Еще вчера письмоводитель Поликарп Христофорович успел выяснить место жительства Фридриха Герца, шахматного гения, студента Технологического института: в адресном столе сообщили, что господин Герц проживает на Подъяческой в доме Сежеговых. Карл Иванович предполагал, что дружок шахматиста Юлий Балобанов квартирует с ним же на незаконных основаниях. Во всяком случае, господин Герц мог вывести на Балобанова, а Вирхов был почти на все сто уверен, что таким образом схватит дерзкого убийцу, лишившего жизни китайца Ерофея Вей-Так-Тао. Как хорошо, что господь Бог наделил его, Вирхова, холодным рассудком и силой воли! Вирхов гордился, что его немецкая добросовестность не позволяет окружающей суете отвлечь его от главного: от расследования убийства в «Лейнере»!
Тернов возник на пороге вирховского кабинета погасший и с оскорбленным видом застыл у дверей.
— Итак, Павел Миронович, прошу вас ознакомиться с материалами дела по вчерашнему убийству в «Лейнере», — сухо предложил Вирхов, дернув головой в сторону письмоводителя, перед которым лежала папочка с подшитыми бумагами. — В вашем распоряжении десять минут.
В следственной камере наступила тишина. Сквозь зарешеченные окна лился жидкий зимний свет, и бодрящие солнечные блики внушали надежду, что сегодня-то уж точно не случится ничего скверного.
Вирхов даже слегка пожалел своего непутевого помощника, так понуро и безропотно тот листал страницы дела, демонстрируя полнейшую покорность. Впрочем иногда Тернов отрывал голову от документов, будто порывался что-то сказать, но, встречаясь с непреклонным взглядом своего наставника, снова сникал. Карл Иванович решил по пути к господину Герцу внимательно выслушать россказни все-таки небесталанного кандидата, но внезапно благостный порыв улетучился.
В проеме приоткрытой двери явилось встревоженное лицо коридорного курьера.
— Господин Вирхов, — сказал курьер, выпучив глаза, — полковник из Главного штаба господин Ястребов, просит срочно принять.
Вирхов махнул рукой — проси.
В следственную камеру вошел человек лет сорока с отменной выправкой. Одет он был в партикулярное платье, скромно и со вкусом. Манеры демонстрировал сдержанные и невыразительные. Вирхов встал.
— Ваше превосходительство? — полковник приблизился. — Вы расследуете дело об убийстве Ерофея Вей-Так-Тао?
— Так точно! — перешел на военный язык Вирхов, непроизвольно вытянувшись. — Чем могу служить?
— Строго конфиденциально, — полковник понизил голос, косясь на сотрудников Вирхова. Но, взвесив ситуацию, не стал требовать их удаления. — В главное управление контрразведки поступил рапорт мичмана Таволжанского о том, что вчера в ресторане «Лейнер» убит подозрительный китаец. Мичман утверждает, что убитый мог быть японским шпионом: по его наблюдениям жертва ожидала встречи с курьером. Сами понимаете, в военное время эта информация чрезвычайно важна. Есть ли у вас какие-либо новые данные?
— Увы, — Вирхов жестом пригласил нежданного гостя присесть и уселся сам. — Все, что удалось выяснить, опубликовано в утренних газетах. При убитом не найдено никаких вещей, позволяющих установить его место жительства. В адресном столе также отсутствуют какие-либо сведения.
Полковник, расположившись по другую сторону стола, достал из кармана миниатюрную записную книжку, ручку «Паркер» и приготовился писать.
— Как я понял, убийство произошло в вашем присутствии. Можете ли вы описать убийцу?
— И очень точно, — ответил Вирхов. — Выше среднего роста, брюнет, движения замедленные. Взгляд яростный. Воротник пальто и шапка из серого каракуля. Возраст от двадцати до двадцати трех.
— Студент?
— Вряд ли, — покачал головой Вирхов, решив придержать сведения о возможном убежище негодяя. Во-первых, он хотел поймать преступника сам, а во-вторых, все еще сомневался, что дело связано со шпионажем. Зато он с исчерпывающими подробностями живописал сцену, свидетелем которой стал. Позволил полковнику ознакомиться с показаниями очевидцев, услужливо переданными его помощником.
— Что ж, негусто. — Полковник не удержался от недовольной гримасы: между бровей прочертилась складочка, губы оттопырились дудочкой. — Если информации прибавится, прошу срочно сообщить мне.
— Вообще-то, — нерешительно заметил Вирхов, — китаец на шпиона не похож. И у него отрезаны уши. А это слишком яркая особая примета. Любая разведка вряд ли заинтересована в вербовке агента с таким бросающимся в глаза дефектом. Не так ли?
Недовольная гримаса на моложавом лице полковника сменилась бесстрастной маской.
— Во всяком случае, — сказал он уклончиво, — ясно одно: придется немало побегать, прежде чем истина будет установлена.
Он повернулся и встретился взглядом с Терновым. Павел Миронович с горящим взором прислушивался к разговору начальника и посетителя.
— Вы желаете сообщить что-то дополнительно? — насторожился полковник.
Павел Миронович энергично замотал головой сверху вниз.
— Я вас слушаю, — полковник поощрительно кивнул.
— Карл Иваныч, — через плечо визитера заискивающе обратился к начальнику Тернов, — вы позволите?
Вирхов недовольно промолчал.
— Господин следователь вчера был чрезвычайно загружен, — оправдывающимся тоном начал Тернов. Он встал и двинулся к гостю. — А у меня выдалась свободная минутка, и я по собственному разумению продолжил дознание. Мне удалось через китайскую диаспору установить место проживания покойного китайца: Роменская, 5. Вчера осмотрел его берлогу. Кое-что нашел. Может быть, вас заинтересует.
Павел Миронович вынул из кармана пухлявую черную книжицу с серебряным крестом на обложке и протянул ее полковнику.
— Библия? — равнодушно покосился господин Ястребов.
— Была зашита в матрас, — многозначительно пояснил Тернов. — На последней странице тайный шифр.
Господин Ястребов открыл Библию и убедился, что молодой человек не лжет — черной тушью в столбик были выведены какие-то иероглифы и цифры.
— Вы позволите? — спросил он, переводя взгляд с Вирхова на Тернова. Разумеется, Тернов возражать не стал, молчал и Вирхов. Библия китайца погрузилась в полковничий карман. — Прошу простить за внезапное вторжение. Весьма признателен за прием. Есть, конечно, среди молодежи экземпляры, готовые даже собирать деньги в поддержку микадо. А все-таки вот такие как вы, — он благосклонно кивнул закрасневшемуся Тернову, — заставляют верить, что молодежь у нас прекрасная, и напрасно либералы клевещут о наемном энтузиазме и казенном патриотизме нашей молодой поросли.
Полковник встал и, не дожидаясь ответных любезностей, вышел из вирховского кабинета.
С минуту тишину ничего не нарушало.
— Все, довольно, — очнулся от невеселых раздумий следователь, — самодеятельностью мне заниматься некогда. Вы бы еще ему о Бурбоне рассказали.
Тернов чувствовал себя предателем; сладкая месть уже не казалась ему достойным ответом бесчувственному наставнику.
— Это мое дело, — сказал злобно Вирхов. — И я должен найти убийцу. Убийство со шпионажем не связано.
Тернов благоразумно не стал спорить. Он знал, что возражения и дерзкие комментарии только сильнее разъярят Вирхова.
— Я изучил материалы первоначального дознания, — виновато отрапортовал он.
— Отлично, — отрезал Вирхов. — Захватите с собой агента, поедем на Подъяческую.
— Но, Карл Иваныч, — робко подал голос письмоводитель, — всех агентов услали на Дворцовую. Там ожидается многолюдная манифестация патриотического характера.
— О, черт, — выругался Вирхов, — нашли время манифестировать. Ладно, поедем так. Авось не промахнемся.
Через четверть часа дежурный извозчик уже катил свои сани по петербургским улицам. Солнышко пригревало едва-едва, и Вирхов, зажмурив глаза, наслаждался его кротким теплом. Только переехав Троицкий мост, он подал голос.
— Ну, рассказывай, Павел Миронович, про свои похождения и про своего Бурбона.
Тернов понял, что начальственный гнев миновал.
— Да ведь я, Карл Иваныч, еще вчера хотел вам про этого китайца все рассказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33