А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Тут правда невысоко, как будто на балконе четвертого этажа находишься. А какие папоротники внизу, какие цветы…
Я еще немного поломалась, но глаза все же открыла — уж очень хотелось посмотреть на цветы. Оказалось, что и вправду не страшно. И не очень высоко. Зато красиво! Внизу море зелени, цветов, ручейков. Как будто пролетаешь над экзотическим лесом. Вокруг деревца, цветущие кустарники, поросшие мхом валуны. А если задерешь голову, то уведешь, тонущие в облаках горы.
К концу пути я настолько расслабилась, что начала смело вертеть головой и даже болтать ногами.
Второй уровень мне тоже дался легко. Как и третий. Единственное, что мешало получать полное удовольствие от жизни, так это давление на уши. Из-за него я почти ничего не слышала, но это, в конце концов, можно пережить.
Зато последний уровень отнял у меня все душевные силы. Мало того, что под тобой полутора километровая пропасть, мало того, что подъем перестал быть плавным, а стал резким, так еще и те, кто едут впереди тебя так верещат, когда, сделав последний рывок, кабина взмывает на площадку, что холодеет все нутро.
— Боюсь, боюсь, — бормотала я, вновь прилипнув к поручням.
— Потерпи, — взмолилась Сонька, — остался последний рывок.
— Вот его я и боюсь… Господи, я умру от разрыва сердца…
Но я не умерла. Даже не покалечилась. Живая и здоровая я вылетела на безопасную посадочную площадку с красными отметинами в форме ступней на дощатом полу.
Дождавшись Юрку с Левой, мы вышли из ангарчика. В глазах тут же зарябило от контрастности красок. Сочная зелень травы, кустарников, далеких подлесков, белизна снега, приглушенная голубизна гор, яркая синева неба и разноцветные поляны всевозможных цветов.
Я сделала глубокий вдох. Чистый горный воздух скользнул в легкие. И мне показалось, что я выпила глоток холодной родниковой воды.
Я могла бы простоять так, любуясь этой первозданной красотой, смакую по глотку кристальный воздух гор, целую вечность, но неугомонная подружка нетерпеливо дернула меня за руку и заверещала:
— Пошли фотографироваться на снегу!
Мне ничего не оставалось, как подчиниться.
Глава 6
Мы возвращались с Красной поляны полумертвые от усталости. Набегавшись по горам, надышавшись одуряющее-чистым воздухом, накатавшись на канатке до тошноты, и до тошноты наевшись меда с орехами, мы вползли в пропахший бензиновыми выхлопами салон жигуленка и моментально уснули. Зорин храпел на переднем сиденье, мы трое вповалку на заднем. Только Вано нисколько не устал, хотя весь день ковырялся в моторе своего автомобиля. Пока мы дрыхли, он с привычной беспечной легкостью вел «шестерку» по адскому серпантину, а когда проснулись, уже притормаживал у ворот санатория.
Наконец-то!
Мы выбрались из салона. Размяли затекшие мышцы, похрустели косточками. Я глянула на часы, оказалось, что время ужина уже прошло. Ну и слава богу, все равно после Краснопалянского меда мне ничего в глотку не полезет.
— Жалко, что на ужин опоздали, — засопел рядом со мной Юра Зорин. — Я бы перекусил…
Я хотела было подколоть проглоту Зорина, но едкие слова застряли в горле, ибо я увидела, что к нам стремительно приближается полный небритый армянин, в котором я узнала вчерашнего следователя… Уж не по мою ли душу? Какая неожиданность! Решили-таки допросить ценного свидетеля? Ну наконец-то…
— Валик! — радостно воскликнул Вано, завидев толстяка.
— Ованес! — так же обрадовался тот и залопотал что-то на родном языке.
Они балакали не больше минуты, и я ни слова не поняла из этого разговора, но сразу смекнула, что эти двое души друг в друге не чают. Ибо их диалог сопровождался радостными междометиями, беспрестанными похлопываниями друг друга по плечам и даже крепкими объятьями в начале и в конце.
Когда толстяк, хлопнув Ваньку по плечу в последний раз, ушел, Сонька растерянно спросила:
— Он тебе кто?
— Он мнэ брат.
— Родной? — не поверила она, окинув тщедушную Ванькину фигуру и мысленно сравнив с ее с мясистыми телесами его так называемого брата.
— Нэт. Формально он мнэ как это… муж сэстры.
— Деверь, — подсказала Сонька, но, подумав, поправилась. — Нет, свояк.
— Свояк, правилно.
— А как его зовут? Велик?
— Валик. Но это сокращенно, а так Волоха.
— Странное имя, — протянула она. — А это он расследование ведет?
— Ведет, да.
— И как успехи? — не унималась Сонька.
— Нормално. Склоняются к тому, что это нэсчастный случай.
Я даже дар речи потеряла от этого известия. Несчастный случай! Надо же! Хороши работнички, нечего сказать! Я не удивлюсь, если они и лестницу не обнаружили, не говоря уже о записке…
— Твой родственник не очень хороший следователь, — обличила Валика Сонька. — И напарник у него дурак.
— Валик хороший следователь, — заупрямился Ваня. — Просто на него давят…
— Кто?
Тут на защиту Ваниного родственника неожиданно встал Зорин.
— А ты сама подумай, — важно изрек он. — Разгар сезона, места нарасхват, путевки распродаются по баснословным ценам. И вдруг скандал! В санатории орудует убийца! Как ты думаешь, поедут люди в такое опасное место, если на побережье полно благополучных здравниц? Тем более, санаторий и так имеет дурную славу… Правильно я говорю, Вано?
— Правилно, — хмуро кивнул Вано. — Тем болэе никаких улик на месте преступлэния убийца, если таковой был, нэ оставил…
— А лестница! — не успев подумать о последствиях своего вопроса, закричала я. — Лестницу они обнаружили? Нашли дверь?
Я думала, что моя реплика будет иметь эффект разорвавшееся бомбы. Как же, как же! Про лестницу ведь никто не знает. Не то что Вано, даже его родственник, местный комиссар Мэгре…
— А что ее искать? — вяло спросил Вано, просто убив меня своим равнодушием. — Всэ про нее знают…
— Как все?
— Всэ. — Он тяжко вздохнул и пояснил. — Давно, когда санаторий толко построили, эта лестница считалась аварийной. Она нэ запиралась, потом что жильцы тринадцатого этажа, кроме, как по ней, больше нэ могли спастись при пожаре.
— Я давно заметил, — встрял всезнающий Зорин, — что в этом дурацком санатории отвратительно продумана система эвакуации. Такой должны были закрыть пожарные инспекторы после первой же проверки…
— А они и хотели… — Ваня почесал свой орлиный нос душкой солнечных очков. — Толко нэ вышло. У архитектора Артура Беджаняна, слышали навэрное, это он спроэктировал это убожество… Так вот, у него папа болшая шишка, мэжду прочим, до сих пор жив и здоров, жэнился нэдавно… вот он и подсуетился. Заткнули рот пожарным инспэкторам денгами и этой лестницей. В начале планировали маленкий грузовой лифт пустить, чтобы белье всакое на нем доставлять, инструмэнты, крышу латать, но пожарныки наехали, Артур и пэрэпланировал. Глупость конэшно, пока по нэй спустишься — дымом задохнешься… — Вано сплюнул сквозь зубы. — Дэрмо был, а нэ архитектор…
Я согласно кивнула. Артур и, правда, был дерьмовым архитектором, но хапуги из приемной комиссии (или как она называлась?) еще хуже. Вот из-за таких у нас что ни дом, то развалюха. Я, например, живу в пятиэтажке, панельные стены которой того гляди разъедаться, полы вот-вот провалятся, а из-под подоконника во время дождя натекает лужа размером с озеро Байкал…
Мои размышления прервал очень уместный вопрос Блохина:
— А почему эта дверь теперь заперта?
— Это еще одна некрасывая история, — Вано присел на капот своей колымаги, подпер подбородок кулаком и грустно поведал. — Двэрь на лэстницу нэ запирали до 1997. Пока нэ выяснилось, что чэрез нэе много лэт обслуга таскает государственное имущэство.
— Да ты что! — удивился такому вероломству персонала Лева, она у нас был патологически четным человеком.
— В наглую воровали! Тащили всо. И белье, и посуду, и продукты…
— А продукты-то откуда?
— Из столовой. Это сейчас она отделно от корпуса стоит, ее даже забором обнэсли, а ранше их соединяла галэрея, да и подвал у ных общий… И очень удобно было чэрез ту аварийную лэстницу таскать награблэнное. Во-первих, скрыто от посторонних глаз: от началства, от начальничьих стукачей, от любопытных отдыхающих, во-вторих, выходит она на задный двор, а там до ограды санаторской рукой подать, в нэй калытка … Шасть — и нэт тебя!
— И кто-то все же попался? — не удержалась от вопроса я.
— Нэ просто попался, а с поличным, и нэ с простынями, нэ с ящиком тушенки, попался с драгоценностями. Горничная, жадная стэрва, зарвалась совсэм. В номэрах подворовывала, ну так, по мэлочи. А тут в люкс одна богачка въехала. Цацок целый саквояж, вот баба и не устояла, только нэ повэзло ей — хозайка цацок, тетка ушлая оказалась, нэ то адвокатша, нэ то прокурорша, запасла ее… Скандалище был, слущай! Всю ментовку на уши подняла. Началнику досталось, завхозу, комэнданту… Весь персонал тогда пэретрясли. — Вано спрыгнул со своего импровизированного стула, отряхнулся, нацепил очки на глаза, видимо, показывая этим, что аудиенция закончена. — Вот так, дэвочки, малчики! Из-за одной жадной дуры пострадало столко людей.
— Значит, после скандала двери на лестницу заперли? — переспросила я. — И для верности прикрыли пожарным щитом?
— Точно.
— А как же жильца тринадцатого этажа? Пусть горят, когда здание полыхнет?
— Почэму горят? Сделали другую лестницу, вон она, смотри. — И он указал на стену корпуса, которая даже от ворот очень хорошо просматривалась.
Мы, как по команде, посмотрели. Лестница и вправду была. Тонка шаткая вертикальная лестница без всяких изысков. Жалкая конструкция: прутки, впаянные в стержни. По такой согласиться спускаться только смертник. Ну еще Бэтмэн. Или Питер Пэн, им летунам, падать не страшно. А я бы не согласилась ни за что!
— Эй! — вдруг воскликнул Лева, указывая чуть левее лестницы. — Смотрите! Там на балконе тринадцатого этажа кто-то есть!
— Точно? — переспросила Сонька, сощурившись так, что ее лицо стало похоже на старый башмак — ей, как и мне, разглядеть с такого расстояния человека на балконе не удалось. Что поделаешь — близорукость!
— Точно, — подтвердил Зорин, обладающий просто снайперским зрением, даром, что сутками пялиться в экран компьютера. — Это рабочие… По моему они что-то там паяют…
— Да, — кивнул головой Вано. — Валик мнэ говорил, что всэ четыре балконы тринадцатого этажа будут дэлать болээ безопасными. Приваривать новые борта, высокие, чтоб по грудь.
Он еще немного постоял, меланхолично ковыряя носком ботинка утоптанную землю, потом встрепенулся и проговорил:
— Ну мнэ пора!
— Подожди, — выпалила я, хватая его за руку — мне надо было еще кое-что выяснить. — Эта лестница… Ей теперь никто не пользуется?
— Почэму никто? — озорно улыбнулся Ваня. — Ползуются иногда. Нэкоторые…
— Кто?
Он замялся, продумывая ответ, но вместо него выступил Юра Зорин, проявив своим выступлением чудеса сообразительности:
— Я понял! Теперь воруют только избранные. И только с согласия директрисы. Правильно?
— Правилно. Еще ей и отстегивают.
— А твой родственничек у них крышей подрабатывает?
— Нэт, Валик честный чэловек, — гордо молвил Ованес.
— Слушай, Ванечка, — опять начала наступление я. — А ты не в курсе, твой честный родственник не проверял, пользовались ли лестницей накануне?
— Случайно в курсе — ползовались. Сэстра хозяйка два дня назад.
Что было два дня назад меня мало интересует, мне бы узнать, кто сегодня ошивался на заднем дворе.
— А нынче утром никто?
— Нэт, — уверенно проговорил он, потом развернулся и бросил через плечо. — Ну я пошел…
И я вновь его остановила, схватив уже не за руку, а за ремень брюк.
— Тебе чего, жэнщина? — нахмурился Ванно.
— Еще кое-что спросить хочу.
— Что я дэлаю сегодня вэчером? — проворковал он, состроив мне глазки.
— Не совсем, — я замолкла, собираясь с мыслями. — Мне вот что хотелось бы узнать… Эта дверь…
— Что ты прицепилась к этой двери?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41