— От верблюда, — усмехнулась Маргарита Александровна. — Сорока на хвосте принесла. Евгений Викторович, да будто бы вы первый день родились!
— Понятия не имею. Все это не моя компетенция, — Евгений Викторович подумал о том, что должен немедленно позвонить Моргуну.
— В общем, не будем мы работать, пока не получим гарантий. Охранник должен быть уволен, потом скидки на продукты пускай больше сделают, и касса тоже чтоб своя была, если уж обязательно через кассу проводить.
— Хорошо, — кивнул Евгений Викторович, делая в блокноте пометки — она записывал фамилии “забастовщиков”. — Все будет. Только я сейчас вас умоляю, не подведите под монастырь — начните работу вовремя! Покупатель-то ни в чем не виноват. А мы пока и приказ оформим, и кассу отдельную поставим. В этом месяце премия двадцатипроцентная будет. Неплохо поторговали.
— Ладно, чего там! Начнем. Не подведем, — загудела толпа.
— Вот и чудненько, — Евгений Викторович обернулся к Кулакову. — Пойдешь со мной — разговор есть.
Зам проследил за тем, как продавцы и кассиры разошлись по своим рабочим местам, кивнул Кулакову, мол, пошли. Они поднялись наверх, в кабинет Евгения Викторовича.
— Слыхал? — спросил зам.
— Да, слыхал, — опустив голову, сказал Кулаков. — Только увольнять я его не буду. Обещал в обиду не давать, а теперь что? Не по-мужски как-то.
— А что делать?
— Надо Моисеева во двор посадить. Пускай на проходной за забором следит. Там его продавщицы сроду не увидят.
— Ты все-таки, Лева, своих псов попридержи, здесь нормальные люди работают, не бандюки какие-нибудь. Нет, но какова сучка, эта Маргарита!
— Может, нужны особые меры?
— Может, — кивнул Евгений Викторович. — Что там у тебя вчера с ворами произошло?
— Да так, попалась одна бабочка. Все врала, что журналистка, ну я ей крылышки слегка и помял… — Кулаков рассмеялся, но тут же замолк, перехватив неприязненный взгляд зама.
— Ты мне смотри тут! Чтоб больше никаких “мойщиков”! И охранников своих предупреди, если они еще будут с ними в доле работать, поувольняю всех к чертям собачьим! И тебя, между прочим, в первую голову. Понял?
— Как не понять, — кивнул Кулаков.
Евгений Викторович снял телефонную трубку и стал набирать номер.
— Алло, Федор, тут у нас ЧП небольшое. Народ бузит, будто воруем много. Надо как-то это дело разрулить.
Сергей сидел на стуле в комнате охраны, обхватив голову руками. Настроение у него было отвратительное. Какое оно еще могло быть? Заместитель директора ясно сказал — уволить. Не успел проработать и дня, как все кончено. На оперативной работе всегда все по своим местам — вот он враг, вооруженный, опасный, готовый тебе выстрелить в спину, и ты за ним охотишься, как гончая. А здесь? Ой, как перед девчонкой стыдно! Отвык он за двенадцать лет оперативной работы от человеческой жизни, стал стал каким-то нелюдем, занудой, бирюком. И ранение тут вовсе ни при чем. Не может он со своим гневом совладать, душит он его, слепит. Чуть не по нутру — кулаком в морду, по привычке.
Вошел Кулаков. Сергей поднялся со стула.
— Заявление на имя директора писать?
— Эх ты, кулема! — усмехнулся начальник. — Я же тебе обещал — в обиду не дам! Будешь теперь на проходной со двора сидеть. Карабин получишь. Смотри только не пуляй в кого попало. Испытательный срок тебе — месяц.
— Может, мне все-таки лучше уйти, раз весь коллектив против? — с сомнением в голосе спросил Сергей.
— Уйти ты всегда успеешь. Поработай-ка лучше. Все приказы Евгения Викторовича выполнять беспрекословно. Он у нас почти как бог.
— Я уже понял, — усмехнулся Сергей. Он сразу узнал этот голос. Именно он вчера обещал отправить женщину под нож, если не будут найдены бумаги двойной бухгалтерии.
В палате было сумрачно и тихо. Лерочка попыталась открыть глаза. Смотреть она могла только через узкие щелочки — лоб и веки заплыли огромным синяком. Боль пульсировала где-то в затылке. Она различила силуэт матери на стуле.
— Мам, это ты?
— Да, девочка моя, — мать взяла ее за руку и всхлипнула. Рука у Тамары Алексеевны была горячая. — Как ты? Сильно болит.
— Да нет-нет, уже ничего, — говорить было тяжело — каждое слово отдавалось болью.
— Это я, Лерочка, виновата, — всхлипывая, произнесла мать. — Научила на свою голову. Видишь, как!
— Ничего ты, мам, не виновата. Это я — дура. Надо было просто денег занять. Неужто на день рождения отца не дали бы?
— Тут, пока ты спала, милиционер приходил. Просил заявление написать. Ты напиши. Он попозже зайдет.
— Мам, не буду я никакого заявления писать. Зачем? Сама виновата.
— Напиши, доча, напиши. Надо этого козла вонючего посадить. Не всем им безнаказанными ходить!
— Он не козел, — тихо возразила Лерочка. — По-моему, у него там рана…
— Где рана?
Лера не ответила. Она вдруг опять вспомнила, как все вчера произошло, как ударила она охраннника в живот, и как сузились от дикой боли его зрачки, и как побледнел он, весь покрылся холодным потом, перестал что-либо соображать.
— Тебе что-нибудь покушать принести?
— Не хочу, — вздохнула Лера. — Как папа?
— Переживает. Идти хотел, я его не пустила. Не дай бог, опять в башку вдарит!
— Правильно, пускай дома сидит.
В палату постучали.
— Да, войдите, — сказала Тамара Алексеевна.
Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Моисеев. Лера сразу его узнала. Как не узнать!
— Здрасьте! — робко сказал Сергей. — Мне бы Леру.
— А вы кто? — подозрительно глянула на него Тамара Алексеевна.
— Я тут передачку от коллектива, цветы… принес, — Сергей подошел к кровати и протянул Лере букет роз.
“Наши розы, маркетовские”, — подумала Лера, принимая цветы. Она вдруг поняла, что не испытывает к нему никакой ненависти. Будто не он ее вчера бил, а какой-то другой человек.
Пакет он передал Тамаре Алексеевне. Некоторое время помялся в нерешительности, не зная, как начать. Тамара Алексеевна заглянула в пакет, стала выкладывать на тумбочку фрукты.
— Мед, это хорошо, — сказала она. — С медом мы быстро поправимся.
— Лера, вы меня простите, пожалуйста, если можете, — наконец начал Сергей.
Тамара Алексеевна подняла на него удивленные глаза.
— Вам, наверное больно было? — тихо спросила Лера.
— Погоди-погоди, Лерочка, так это тот самый козел и есть? — Тамара Алексеевна взметнулась со стула. — Да как ты посмел сюда зайти! Ты, дерьмо собачье, хрен на выселках! Еще и передачку притащил! Думает, мы от его цветочков растаем, заявление в милицию писать не будем! На вот тебе, выкуси! — мать стала тыкать в лицо Сергея кукишами, потом она сгребла все фрукты назад в пакет, выхватила у дочери розы. Пакет Тамара Алексеевна сунула ему в руку, цветы швырнула в лицо. — Вали отсюда, козел!
— Извините, — Сергей вышел за дверь, не подобрав цветы.
В коридоре он подошел к болотного цвета стене, прислонился лбом к холодной шершавой поверхности. Дико болела рана на животе.
— Мам, зачем ты так?
— Затем! — Тамара Алексеевна подняла розы, поломала их, стараясь не уколоться о шипы, и выбросила в мусорную корзину. — Цветы я тебе и сама могу купить. Не нищие. Хорошо, отца нет, а то драка была бы.
— Да нет, он сильный, — вздохнула Лера.
— Кто, отец?
— Нет, Сергей.
— Козел этот? А откуда ты знаешь, как его зовут? — Тамара Алексеевна подозрительно посмотрела на дочь. — Говорили, первый день на службу заступил. Вы что, знакомы?
— Уже да, — усмехнулась Лера и тут же поморщилась от боли. — Слышала я, как его начальник охраны распекал.
— Ой, дочка, пиши-ка лучше заявление. А то сухим из воды выйдет, — вздохнула Тамара Алексеевна.
— Не буду, — упрямо сказала Лера.
Маргарита Александровна возвращалась после работы. В руках женщина несла два пакета с едой. После сегодняшнего скандала работникам сделали скидки на продукты до тридцати процентов. Говорили, будто ниже закупочной цены. Врут все. Кто же себе в убыток будет торговать, даже если своим?
Жила Маргарита Александровна недалеко от супермаркета, и на работу, и с работы предпочитала ходить пешком, чтобы, как она сама говорила, “жир немного растрясти”. Идти, правда, было тяжело — болели ноги, но она обычно раз по пять отдыхала на скамеечках возле домов, болтала со стариками “за жизнь”.
Семья у Маргариты Александровны была большая. Двое сыновей, один уже женился, невестку в дом привел, ребенка ждут, муж — “дальнобойщик”… И все крупные, все под два метра ростом, всем еды по ведру в день, как сенбернарам. Не натаскаешься!…
Маргарита Александровна тяжело опустилась на скамейку рядом с подъездом девятиэтажки, перевела дух.
К тротуару причалила “девятка” стального цвета, из нее вылезли два здоровых парня в майках и шортах — типичные “быки” с мощными шеями и бицепсами.
“Ишь, отъелись, боровы!”— подумала Маргарита Александровна, глядя на парней.
Один парень сел на скамейку справа от Маргариты Александровны, другой — слева. Маргарита Алексеевна слегка пододвинулась. Она тут же поняла, что парни подсели неспроста.
— Ну что, тетка, базар есть! — сказал тот, что сел слева, и смачно сплюнул на ей под ноги.
— Я вас, мальчики, не знаю, — натянуто улыбнулась она парням.
— И не дай бог узнать! — усмехнулся парень справа. — Какие у тебя проблемы, тетка?
— Никаких, — пожала плечами Маргарита Александровны.
— Хочешь, чтоб были?
— Упаси бог!
— Ну, тогда рот-то не разевай, а то мало ли, какие неприятности случиться могут. У тебя вон невестка брюхатая. Сейчас, говорят, плохо рожают, с осложнениями.
— Ребята, да вы что! Я разве что-то говорю! — голос у Маргариты Александровны задрожал и стал на удивление тихим, будто она горло застудила.
— Я еще не все сказал, тетка! — грубо оборвал ее парень справа. — Младший у тебя на машине ездит. Хорошая машина, и сын хороший. Смотри, чтоб не разбился! Жалко будет.
— Мальчики, м-м-мальчики, п-п-п-пожалуйста, н-н-не н-н-надо! — губы у Маргариты Александровны затряслись, еще немного, и из глаз брызнут слезы.
— Ну, я думаю, ты все поняла, тетка! — парни поднялись со скамейки и направились к машине.
Мотор взревел, “девятка” сорвалась с места, оставив после себя облачко гари и пыли.
Маргарита Александровна минут пять сидела в оцепенении, тупо глядя на то место, где только что стояла бандитская машина. Показалось ей все это, или на самом деле?… Нет-нет, конечно, на самом деле, и как страшно — будто окунули в холодную воду с головой и дышать не дают! “Господи, все-все про меня знают! — думала Маргарита Александровна. Она встрепенулась — Они же домой поехать могут!”
Она с удивительной для своего веса легкостью вскочила со скамейки, подхватила пакеты и припустила по двору почти бегом, тряся своими мощными телесами.
Мать ушла, и Лерочка осталась одна. Она хотела заснуть, но сон не шел. Из крана в умывальнике капала вода. Равномерно, монотонно, раздражающе. Лерочка хотела встать и закрыть кран, но врачи вставать категорически запрещали. Она лежала, слушала стук звонких капель о раковину и думала о сломанных розах в мусорной корзине.
Так прошло много времени, было уже сумрачно, и Лера поняла, что не уснет, если не закроет кран. Она повернулась на бок, осторожно спустила на пол ноги, села на кровати. Вроде ничего, голова не кружится, не тошнит. Взялась за металлическую спинку рукой, встала. Сделала пару мелких шагов по направлению к умывальнику, и тут палата качнулась, как палуба океанского лайнера, перевернулась на бок, в глазах потемнело…
Лера очнулась на своей кровати, под одеялом. Кран больше не капал. Рядом она различила силуэт сидящего мужчины.
— Лера, Лера! — звал он ее по имени.
— Вы кто?
— Я — Сергей. Знаете, нехорошо все получилось. Я вовсе не для того заходил, чтоб вы заявление не писали. Пишите, ради бога. Может, отсижу — легче станет. Стыдно мне, Лера. Привык всю жизнь со всякой швалью возиться и никак отвыкнуть не могу. Я ведь двенадцать лет преступников ловил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44