— Подонки!
— Надо стол в другой угол передвинуть. — Лобстер залез под клеенку и застучал по клавишам, «паркуя» системные блоки. Потом они отключили машины от сети, приподняли стол вместе с аппаратурой и аккуратно перетащили его к противоположной стене.
— Ну вот, а теперь я пойду с ними разберусь! — грозно сказал Лобстер и направился к двери.
— Слушай, может, лучше я? — с сомнением в голосе сказал Никотиныч. — А то еще в горячке…
— Ничего-ничего, бой будет произведен согласно штатному расписанию!
— Лобстер!
В ответ пушечным выстрелом хлопнула входная дверь.
Никотиныч подумал, что лучше бы им все-таки было подняться вместе, но потом решил, что Лобстер сам не маленький — за квартиру ему потом перед хозяйкой отчитываться… Нашел в ванной тряпку, тазы, стал затирать грязный от накапавшей побелки пол.
Звонок был сорван. Вместо звонка из стены около двери торчали два провода с оголенными концами. Лобстер аккуратно двумя пальцами взялся за один из проводков, поднес к другому. Проскочила синяя искра, за дверью раздался мелодичный перезвон. Никто не отозвался. Тогда он позвонил снова. Лобстер решил, что, если двери никто не откроет, он спустится вниз, возьмет плоскогубцы и скрутит проводки вместе, чтоб трезвонило непрерывно.
— Иду-иду, — раздался наконец хриплый мужской голос. — Не терпится, что ли?
— Вы нас топите! — крикнул Лобстер.
Щелкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий, плотно сбитый усатый мужик лет сорока пяти. На нем была тельняшка, защитного цвета брюки, на ногах — десантные ботинки. От мужика несло перегаром.
— Вы нас топите! — повторил Лобстер без прежнего энтузиазма.
— Ладно, парень, не бухти, все уже! — недовольно произнес мужчина.
Эта фраза взбесила Лобстера.
— Что значит «все»? Вы мне чуть аппаратуру не замкнули! Знаете, сколько она стоит!
— Сколько? — равнодушно спросил мужик.
— Неважно. Это не моя квартира, съемная. Что я потом хозяйке скажу?
— Так ты у кого, у Маринки снимаешь, что ли? — Мужик ткнул пальцем в пол.
«Да, с мозгами у мужика туго», — усмехнулся про себя Лобстер и ответил:
— У Марины Леонидовны. Будете за ремонт платить, если что!
— Ладно, скажешь, дядя Паша виноват. Ты заходи — поговорим, — кивнул мужик и направился в глубь квартиры, задевая плечами о косяки.
Лобстер помялся у двери: заходить, не заходить? Гнев неожиданно прошел. Поднимаясь по лестнице, он был готов убить чертовых соседей, но простоватый вид дяди Паши остудил его пыл. Как говорится, что с дурака взять? Решил зайти, посмотреть масштабы затопления.
Вода с пола уже была убрана, около распахнутой двери ванной стояло эмалированное ведро, рядом валялась мокрая тряпка. Хозяин квартиры суетился на кухне. Стол был заставлен пластиковыми коробками с салатами из кулинарии, пакетами с соком, на тарелке лежали копченые свиные ребра, возвышалась полупустая бутылка дорогой водки. Взгляд Лобстера упал под стол: там стояла целая батарея из пустых бутылок. Судя по всему, «гулял» хозяин не первый день.
— Так что все-таки случилось? — спросил Лобстер.
— Извини, парень. Холодильник, вишь, не работает. Не отключается, не морозит. Хотел пивко в ванне охладить, заснул маленько, а оно и перелилось через край.
«Странно! Почему же закапало не на кухне или в ванной, а в комнате, точно над компьютерами?» — удивился Лобстер.
— Вишь, тут гидроизоляция хорошая, на кухне линолеум, вот и добежало до паркету, — словно прочитал его мысли сосед.
«Добежало до паркету! Деревня!» — про себя передразнил его Лобстер, заглядывая в ванну. На дне ванны действительно стояло бутылок двадцать хорошего пива. Того самого, которое Лобстер предпочитал всем остальным. «Не бедный сосед, однако, — подумал Лобстер. — А с виду на бомжару похож».
Тем временем дядя Паша выставил на стол вторую рюмку и чистую тарелку.
— Проходи, садись, не стесняйся, — пригласил он. Лобстер чуть не наступил на черного котенка, который крутился под ногами. Котенок мяукнул.
— Иди отсюда, а то пришибем по пьянке! — Дядя Паша взял котенка на руки и отнес в комнату. — Мне его на «Птичке» тетка за рубль отдала, Триллером зовут, — объяснил он, вернувшись на кухню. — Ну что, за знакомство по чуть-чуть? — Сосед взялся за ополовиненную бутылку, но Лобстер отрицательно мотнул головой.
— Я водку не пью.
— Болеешь, что ли?
— Почему болею? В глотку не лезет. Сколько раз пытался. Вот пиво — пожалуйста.
— Ну, парень, дурное дело не хитрое. Я тебя быстро научу. Кстати, Павел Алексеич. — Сосед привстал, протянул руку. — Можно — дядя Паша.
— Очень приятно. Лобс… э-э, Олег. — Рука у соседа была как клешня — цепкая, жесткая, сильная.
Дядя Паша разлил водку по рюмкам, пододвинул к Лобстеру стакан с апельсиновым соком.
— Ты, Олег, сначала маленький глоточек соку сделай, потом водку махом до дна, потом снова соком, чтоб упала. А потом закусишь.
— Ну, не знаю. Вряд ли. Не в коня корм, как говорится. Еще заблюю здесь все, — вздохнул Лобстер.
— Ничего, мы и не такое видали, — усмехнулся сосед. — А заблюешь — уберем. Ну, будем знакомы!
Лобстер выпил так, как советовал дядя Паша: сок, водку, снова сок, спиртное действительно пошло на удивление легко. Он не выпучивал глаза, не давился — даже сивушного привкуса во рту не осталось.
— Кушай-кушай. — Сосед стал накладывать ему в тарелку салаты. — А за потоп ты извини, братушка. Если что из техники повредил — заплачу. Маринка возбухать будет, ко мне посылай. Мы с ней тут… — Дядя Паша не закончил фразу, озорно подмигнул. — Между первой и второй перерывчик небольшой.
— Я больше не могу, — мотнул головой Лобстер, закрывая ладонью рюмку. — Мне работать надо.
— Работа — не хрен, сам знаешь, — хохотнул дядя Паша. — Не обижай соседа. Давай еще по одной. Мировую, чтобы между нами никаких, так сказать, трений-недоразумений.
— Я ж потом работать не смогу! — Лобстер решительно поднялся из-за стола.
Капать с потолка перестало. Никотиныч затер пол в комнате, прополоскал тряпку, вымыл руки и стал убирать битую посуду с пола.
Лобстер не переставал его удивлять. Череп откопал. Врет, конечно, про отца. Купил, наверное, или у друзей выпросил. Хотя черт его знает? С него станется! Не отец ему сейчас нужен, а фетиш, божок, которого можно посчитать за папашу. Отец ему был нужен в пять, в двенадцать, в пятнадцать. А сейчас… Лобстер абсолютно сложившийся человек с гениальными хакерскими мозгами, и кроме компьютера ему, по большому счету, никого не надо. Именно — НИКОГО, потому что машина для Лобстера — одушевленное, живое существо, нечто вроде домашнего животного. Он не мурлыкает, не тявкает, не гадит. С ним можно разговаривать, и не только с помощью клавиш. Никотиныч неоднократно наблюдал за тем, как Лобстер, увлеченный очередной работой по взлому, приговаривает, уставившись в монитор: «Давай-давай, моя машинка! Поработай, покрутись… Ну, побыстрее, побыстрее же — некогда мне… Давай, мой нежный, грузись. Не висни, не глючься… Ай, молодец! Какой ты у меня быстрый! Мы сделали их, сделали, сделали!..» Его «пень» <"Пентиум"> сейчас роднее матери и отца вместе взятых. Они чужие, далекие, странные, непонятные, а этот — свой. Он знает все его капризы, слабости… Никогда они с Лобстером не заводили разговоров о семье. Причем, не сговорившись — никакого табу наложено не было. Словно отрезали себя от прошлого, боясь, видимо, что отношения с родственниками могут повредить их сотрудничеству, их работе, дружбе.
«Что-то задерживается он», — подумал Никотиныч, стирая со стола крошки.
Лобстер был уже изрядно пьян. Он ковырялся вилкой в тарелке с салатом и слушал раскрасневшегося дядю Пашу.
— …на матрасике лежу кайфую. Рейд закончили, сейчас по складам пошманаем, баньку затопим, водочки выпьем — думаю, значит. И заснул. Сплю и вижу во сне бабу свою. Тоже, значит, после бани. Красная такая, разомлевшая, в короткой рубашечке сидит, коленки показывает. Ну, думаю, сука, сейчас я тебя… И до того себе все это напредставлял, что он у меня вскочил и никак не уляжется. Тут-то оно и… — Дядя Паша хохотнул, хлопнул Лобстера по колену. — Ну скажи, какая падла — именно на нашем бэтээре фугас рванул! Меня, значит, подкинуло сантиметров на пятьдесят, ну, на тридцать — точно. А я еще сплю. Не прочухал, что подорвались. И пока я, значит, летал, матрас из-под меня в сторону съехал, а там цинки с патронами лежат. Я об эти цинки со всего размаху-то и… Все кругом орут, матерятся. Пальба такая, что уши заложило. Стреляные гильзы за ворот сыпятся. А у меня, представляешь, елда стоит, спина болит. Дурдом, а не война!
Лобстер пьяно рассмеялся, отпил соку, спросил серьезно:
— Страшно было, да?
— Да ну, Олег, это только по первости, когда даже в сортир сходить боишься. А потом привыкаешь — и на рынок, и по кишлакам шмонаешься, где хочешь. Видишь, я со спецназом ходил. Не просто так. С Басаевым, как с тобой, разговаривал. Представляешь? Он своих «чехов» хотел на наших обменять.
— А я не служил, — признался Лобстер. — Сначала в институте учился, потом отмазался. Мать отмазала — побашляла военкому.
— Оно тебе и не надо, — махнул рукой дядя Паша. — Каждому свое. Тебе учиться, а мне жениться! — Он снова хохотнул, взялся за бутылку. — О, вторую скоро усидим, а ты говорил — пить не умею!
Лобстер замотал головой, накрыл ладонью рюмку, пытаясь протестовать — его уже мутило, но дядя Паша мягко отстранил его руку.
— Еще по рюмочке, Олежек, и все! Лобстер чуть-чуть пригубил водку. Дядя Паша опрокинул в себя стопку, шумно задышал, потянулся за салатом.
— А вообще, Олег, обидно до боли! Мужик в расцвете сил, как говорится, голова на плечах, опыта — на целую дивизию хватит, а его — пинком под зад! Я говорю, еще Родине послужить хочу, а они, пидоры, смеются: мол, на фиг ты ей не нужен — отдыхай. Мне теперь в четырех стенах сидеть? Думаешь, я просто так пью?
— Не думаю, — помотал головой Лобстер.
— Не, ты погоди, Олег! Ты не хочешь служить, а тебя заставляют, я хочу — меня в запас. Это разве справедливо?
Лобстер бессмысленным взглядом посмотрел в тарелку с едой.
«Боже, как я нажрался-то! Это ж водка!» — тоскливо подумал он.
— Мне плохо. Я на воздух хочу, — пробормотал Лобстер.
— Сейчас мы тебя полечим, — пообещал дядя Паша. Он помог Лобстеру подняться, повел в прихожую…
Никотиныч закончил убираться в квартире и озабоченно посмотрел на потолок. Прошло больше часа, как Лобстер поднялся к соседу. Что там могло случиться? Может, они подрались или?.. Никотиныч поймал себя на мысли, что беспокоится за Лобстера, будто он его собственный сын. За год привязался. Ну да, дочь у него, можно сказать, отняли. Они начали встречаться с ней только два года назад, а до этого он был персоной нон грата в той семье и даже не знал, как она выглядит. Дочь позвонила ему сама, сказала, что стала взрослой и хотела бы видеть отца. Все равно они стали чужими друг другу, он не воспитывал ее, не вложил того, чего хотел бы. А тут появился Лобстер, по возрасту чуть старше его дочери. Благодатная почва, возможность реализовать себя в качестве приемного папаши. Он относился к Лобстеру не как к равному, а как к вундеркинду, который в житейском плане полный олух или даже идиот, но что поделаешь — такой уродился! Никотиныч, сам того не замечая, приобрел менторский тон и теперь частенько поучал Лобстера по мелочам. Впрочем, Лобстер пропускал его слова мимо ушей.
Ждать Никотиныч больше не мог. Он снял ключи с крючка вешалки в прихожей и открыл дверь.
Рука Никотиныча привычно потянулась к звонку. Он вдруг заметил, что вместо звонка из стены торчат два проводка, отдернул руку. Робко стукнул кулаком в дверь, прислушался. За дверью было тихо. В голову полезла всякая чушь: будто соседи прикончили Лобстера и теперь, услышав стук, прячут его тело в платяном шкафу. Никотиныч прогнал от себя бредовые мысли и стал барабанить в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Надо стол в другой угол передвинуть. — Лобстер залез под клеенку и застучал по клавишам, «паркуя» системные блоки. Потом они отключили машины от сети, приподняли стол вместе с аппаратурой и аккуратно перетащили его к противоположной стене.
— Ну вот, а теперь я пойду с ними разберусь! — грозно сказал Лобстер и направился к двери.
— Слушай, может, лучше я? — с сомнением в голосе сказал Никотиныч. — А то еще в горячке…
— Ничего-ничего, бой будет произведен согласно штатному расписанию!
— Лобстер!
В ответ пушечным выстрелом хлопнула входная дверь.
Никотиныч подумал, что лучше бы им все-таки было подняться вместе, но потом решил, что Лобстер сам не маленький — за квартиру ему потом перед хозяйкой отчитываться… Нашел в ванной тряпку, тазы, стал затирать грязный от накапавшей побелки пол.
Звонок был сорван. Вместо звонка из стены около двери торчали два провода с оголенными концами. Лобстер аккуратно двумя пальцами взялся за один из проводков, поднес к другому. Проскочила синяя искра, за дверью раздался мелодичный перезвон. Никто не отозвался. Тогда он позвонил снова. Лобстер решил, что, если двери никто не откроет, он спустится вниз, возьмет плоскогубцы и скрутит проводки вместе, чтоб трезвонило непрерывно.
— Иду-иду, — раздался наконец хриплый мужской голос. — Не терпится, что ли?
— Вы нас топите! — крикнул Лобстер.
Щелкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий, плотно сбитый усатый мужик лет сорока пяти. На нем была тельняшка, защитного цвета брюки, на ногах — десантные ботинки. От мужика несло перегаром.
— Вы нас топите! — повторил Лобстер без прежнего энтузиазма.
— Ладно, парень, не бухти, все уже! — недовольно произнес мужчина.
Эта фраза взбесила Лобстера.
— Что значит «все»? Вы мне чуть аппаратуру не замкнули! Знаете, сколько она стоит!
— Сколько? — равнодушно спросил мужик.
— Неважно. Это не моя квартира, съемная. Что я потом хозяйке скажу?
— Так ты у кого, у Маринки снимаешь, что ли? — Мужик ткнул пальцем в пол.
«Да, с мозгами у мужика туго», — усмехнулся про себя Лобстер и ответил:
— У Марины Леонидовны. Будете за ремонт платить, если что!
— Ладно, скажешь, дядя Паша виноват. Ты заходи — поговорим, — кивнул мужик и направился в глубь квартиры, задевая плечами о косяки.
Лобстер помялся у двери: заходить, не заходить? Гнев неожиданно прошел. Поднимаясь по лестнице, он был готов убить чертовых соседей, но простоватый вид дяди Паши остудил его пыл. Как говорится, что с дурака взять? Решил зайти, посмотреть масштабы затопления.
Вода с пола уже была убрана, около распахнутой двери ванной стояло эмалированное ведро, рядом валялась мокрая тряпка. Хозяин квартиры суетился на кухне. Стол был заставлен пластиковыми коробками с салатами из кулинарии, пакетами с соком, на тарелке лежали копченые свиные ребра, возвышалась полупустая бутылка дорогой водки. Взгляд Лобстера упал под стол: там стояла целая батарея из пустых бутылок. Судя по всему, «гулял» хозяин не первый день.
— Так что все-таки случилось? — спросил Лобстер.
— Извини, парень. Холодильник, вишь, не работает. Не отключается, не морозит. Хотел пивко в ванне охладить, заснул маленько, а оно и перелилось через край.
«Странно! Почему же закапало не на кухне или в ванной, а в комнате, точно над компьютерами?» — удивился Лобстер.
— Вишь, тут гидроизоляция хорошая, на кухне линолеум, вот и добежало до паркету, — словно прочитал его мысли сосед.
«Добежало до паркету! Деревня!» — про себя передразнил его Лобстер, заглядывая в ванну. На дне ванны действительно стояло бутылок двадцать хорошего пива. Того самого, которое Лобстер предпочитал всем остальным. «Не бедный сосед, однако, — подумал Лобстер. — А с виду на бомжару похож».
Тем временем дядя Паша выставил на стол вторую рюмку и чистую тарелку.
— Проходи, садись, не стесняйся, — пригласил он. Лобстер чуть не наступил на черного котенка, который крутился под ногами. Котенок мяукнул.
— Иди отсюда, а то пришибем по пьянке! — Дядя Паша взял котенка на руки и отнес в комнату. — Мне его на «Птичке» тетка за рубль отдала, Триллером зовут, — объяснил он, вернувшись на кухню. — Ну что, за знакомство по чуть-чуть? — Сосед взялся за ополовиненную бутылку, но Лобстер отрицательно мотнул головой.
— Я водку не пью.
— Болеешь, что ли?
— Почему болею? В глотку не лезет. Сколько раз пытался. Вот пиво — пожалуйста.
— Ну, парень, дурное дело не хитрое. Я тебя быстро научу. Кстати, Павел Алексеич. — Сосед привстал, протянул руку. — Можно — дядя Паша.
— Очень приятно. Лобс… э-э, Олег. — Рука у соседа была как клешня — цепкая, жесткая, сильная.
Дядя Паша разлил водку по рюмкам, пододвинул к Лобстеру стакан с апельсиновым соком.
— Ты, Олег, сначала маленький глоточек соку сделай, потом водку махом до дна, потом снова соком, чтоб упала. А потом закусишь.
— Ну, не знаю. Вряд ли. Не в коня корм, как говорится. Еще заблюю здесь все, — вздохнул Лобстер.
— Ничего, мы и не такое видали, — усмехнулся сосед. — А заблюешь — уберем. Ну, будем знакомы!
Лобстер выпил так, как советовал дядя Паша: сок, водку, снова сок, спиртное действительно пошло на удивление легко. Он не выпучивал глаза, не давился — даже сивушного привкуса во рту не осталось.
— Кушай-кушай. — Сосед стал накладывать ему в тарелку салаты. — А за потоп ты извини, братушка. Если что из техники повредил — заплачу. Маринка возбухать будет, ко мне посылай. Мы с ней тут… — Дядя Паша не закончил фразу, озорно подмигнул. — Между первой и второй перерывчик небольшой.
— Я больше не могу, — мотнул головой Лобстер, закрывая ладонью рюмку. — Мне работать надо.
— Работа — не хрен, сам знаешь, — хохотнул дядя Паша. — Не обижай соседа. Давай еще по одной. Мировую, чтобы между нами никаких, так сказать, трений-недоразумений.
— Я ж потом работать не смогу! — Лобстер решительно поднялся из-за стола.
Капать с потолка перестало. Никотиныч затер пол в комнате, прополоскал тряпку, вымыл руки и стал убирать битую посуду с пола.
Лобстер не переставал его удивлять. Череп откопал. Врет, конечно, про отца. Купил, наверное, или у друзей выпросил. Хотя черт его знает? С него станется! Не отец ему сейчас нужен, а фетиш, божок, которого можно посчитать за папашу. Отец ему был нужен в пять, в двенадцать, в пятнадцать. А сейчас… Лобстер абсолютно сложившийся человек с гениальными хакерскими мозгами, и кроме компьютера ему, по большому счету, никого не надо. Именно — НИКОГО, потому что машина для Лобстера — одушевленное, живое существо, нечто вроде домашнего животного. Он не мурлыкает, не тявкает, не гадит. С ним можно разговаривать, и не только с помощью клавиш. Никотиныч неоднократно наблюдал за тем, как Лобстер, увлеченный очередной работой по взлому, приговаривает, уставившись в монитор: «Давай-давай, моя машинка! Поработай, покрутись… Ну, побыстрее, побыстрее же — некогда мне… Давай, мой нежный, грузись. Не висни, не глючься… Ай, молодец! Какой ты у меня быстрый! Мы сделали их, сделали, сделали!..» Его «пень» <"Пентиум"> сейчас роднее матери и отца вместе взятых. Они чужие, далекие, странные, непонятные, а этот — свой. Он знает все его капризы, слабости… Никогда они с Лобстером не заводили разговоров о семье. Причем, не сговорившись — никакого табу наложено не было. Словно отрезали себя от прошлого, боясь, видимо, что отношения с родственниками могут повредить их сотрудничеству, их работе, дружбе.
«Что-то задерживается он», — подумал Никотиныч, стирая со стола крошки.
Лобстер был уже изрядно пьян. Он ковырялся вилкой в тарелке с салатом и слушал раскрасневшегося дядю Пашу.
— …на матрасике лежу кайфую. Рейд закончили, сейчас по складам пошманаем, баньку затопим, водочки выпьем — думаю, значит. И заснул. Сплю и вижу во сне бабу свою. Тоже, значит, после бани. Красная такая, разомлевшая, в короткой рубашечке сидит, коленки показывает. Ну, думаю, сука, сейчас я тебя… И до того себе все это напредставлял, что он у меня вскочил и никак не уляжется. Тут-то оно и… — Дядя Паша хохотнул, хлопнул Лобстера по колену. — Ну скажи, какая падла — именно на нашем бэтээре фугас рванул! Меня, значит, подкинуло сантиметров на пятьдесят, ну, на тридцать — точно. А я еще сплю. Не прочухал, что подорвались. И пока я, значит, летал, матрас из-под меня в сторону съехал, а там цинки с патронами лежат. Я об эти цинки со всего размаху-то и… Все кругом орут, матерятся. Пальба такая, что уши заложило. Стреляные гильзы за ворот сыпятся. А у меня, представляешь, елда стоит, спина болит. Дурдом, а не война!
Лобстер пьяно рассмеялся, отпил соку, спросил серьезно:
— Страшно было, да?
— Да ну, Олег, это только по первости, когда даже в сортир сходить боишься. А потом привыкаешь — и на рынок, и по кишлакам шмонаешься, где хочешь. Видишь, я со спецназом ходил. Не просто так. С Басаевым, как с тобой, разговаривал. Представляешь? Он своих «чехов» хотел на наших обменять.
— А я не служил, — признался Лобстер. — Сначала в институте учился, потом отмазался. Мать отмазала — побашляла военкому.
— Оно тебе и не надо, — махнул рукой дядя Паша. — Каждому свое. Тебе учиться, а мне жениться! — Он снова хохотнул, взялся за бутылку. — О, вторую скоро усидим, а ты говорил — пить не умею!
Лобстер замотал головой, накрыл ладонью рюмку, пытаясь протестовать — его уже мутило, но дядя Паша мягко отстранил его руку.
— Еще по рюмочке, Олежек, и все! Лобстер чуть-чуть пригубил водку. Дядя Паша опрокинул в себя стопку, шумно задышал, потянулся за салатом.
— А вообще, Олег, обидно до боли! Мужик в расцвете сил, как говорится, голова на плечах, опыта — на целую дивизию хватит, а его — пинком под зад! Я говорю, еще Родине послужить хочу, а они, пидоры, смеются: мол, на фиг ты ей не нужен — отдыхай. Мне теперь в четырех стенах сидеть? Думаешь, я просто так пью?
— Не думаю, — помотал головой Лобстер.
— Не, ты погоди, Олег! Ты не хочешь служить, а тебя заставляют, я хочу — меня в запас. Это разве справедливо?
Лобстер бессмысленным взглядом посмотрел в тарелку с едой.
«Боже, как я нажрался-то! Это ж водка!» — тоскливо подумал он.
— Мне плохо. Я на воздух хочу, — пробормотал Лобстер.
— Сейчас мы тебя полечим, — пообещал дядя Паша. Он помог Лобстеру подняться, повел в прихожую…
Никотиныч закончил убираться в квартире и озабоченно посмотрел на потолок. Прошло больше часа, как Лобстер поднялся к соседу. Что там могло случиться? Может, они подрались или?.. Никотиныч поймал себя на мысли, что беспокоится за Лобстера, будто он его собственный сын. За год привязался. Ну да, дочь у него, можно сказать, отняли. Они начали встречаться с ней только два года назад, а до этого он был персоной нон грата в той семье и даже не знал, как она выглядит. Дочь позвонила ему сама, сказала, что стала взрослой и хотела бы видеть отца. Все равно они стали чужими друг другу, он не воспитывал ее, не вложил того, чего хотел бы. А тут появился Лобстер, по возрасту чуть старше его дочери. Благодатная почва, возможность реализовать себя в качестве приемного папаши. Он относился к Лобстеру не как к равному, а как к вундеркинду, который в житейском плане полный олух или даже идиот, но что поделаешь — такой уродился! Никотиныч, сам того не замечая, приобрел менторский тон и теперь частенько поучал Лобстера по мелочам. Впрочем, Лобстер пропускал его слова мимо ушей.
Ждать Никотиныч больше не мог. Он снял ключи с крючка вешалки в прихожей и открыл дверь.
Рука Никотиныча привычно потянулась к звонку. Он вдруг заметил, что вместо звонка из стены торчат два проводка, отдернул руку. Робко стукнул кулаком в дверь, прислушался. За дверью было тихо. В голову полезла всякая чушь: будто соседи прикончили Лобстера и теперь, услышав стук, прячут его тело в платяном шкафу. Никотиныч прогнал от себя бредовые мысли и стал барабанить в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37