Вон оно что, подумал Блэкшир.
– Расскажите об их свадьбе.
– Ну, она прошла очень скромно, так как недавно умер Харрисон. Только члены семьи и несколько друзей.
– Элен была на ней?
– Элен, – жестко сказала Верна, – к тому времени уже переехала. Ее пригласили, конечно, и она прислала очень милый подарок.
– Но сама не пришла?
– Нет. Она была больна.
– Чем?
– По правде говоря, мистер Блэкшир, я не знаю. И не старалась узнать. Во всяком случае, я не хотела, чтобы она была на свадьбе. Своим мрачным видом она могла бы ее расстроить.
Блэкшир иронически улыбнулся: Элен могла бы расстроить свадьбу, а Верна расстроила брак сына с Эвелин Меррик.
– Кроме того, – продолжала Верна, – она и Эви уже не были такими близкими подругами, почти не встречались. У них было мало общего, даже когда они вместе учились в школе. Эви была намного моложе и представляла собой полную противоположность Элен по темпераменту, она была веселая и смешливая.
– Это ее вы сегодня видели?
– Да.
– Она по-прежнему веселая и смешливая?
– Ну, теперь уже не настолько. Она тяжело пережила расторжение брака. Как и все мы. Мне хотелось иметь внуков.
Вторая порция коктейля вызвала краску на лице Верны, и глаза ее блестели, как бусинки на лице куклы.
– Я хотела внуков. Мне больше нечего предъявить за всю мою жизнь. Нечего.
– У вас есть Элен. Я думаю, вы обе достигли такого периода, когда нуждаетесь друг в друге.
– Давайте не будем об этом говорить.
– Очень хорошо.
– Я не нуждаюсь в советах. Ненавижу советы. Они мне ни к чему.
– В чем же вы нуждаетесь?
– В деньгах. Только в деньгах.
– Похоже, в прошлом деньги не очень вам помогли. И Элен они не помогают. Она сейчас в таком состоянии, что может усугубить свой невроз, вместо того чтобы его подлечить.
– Зачем вы мне это говорите?
– Логичнее всего сказать об этом вам, ведь вы ее мать.
– Я не чувствую себя ее матерью. И никогда не чувствовала, даже когда она была в пеленках. Я никак не могла поверить, что у меня самый безобразный в мире ребенок. Считала себя обманутой.
– Вы навсегда останетесь обманутой, миссис Кларво, если будете уповать на ложные ценности.
Верна встала и, сжав правую руку в кулак, шагнула навстречу Блэкширу, словно собиралась наброситься на него.
Блэкшир поднялся ей навстречу:
– Вы сами просили меня быть невежливым.
– А теперь прошу вас уйти и оставить меня в покое.
– Хорошо. Я ухожу. Извините, что побеспокоил вас.
Внезапно Верна уронила руки и со вздохом отвернулась:
– Это я должна перед вами извиниться. У меня... у меня сегодня дурной день.
– Всего хорошего, миссис Кларво.
– Всего хорошего. Как увидите Элен, передайте ей... передайте привет от меня.
– Обязательно.
– До свидания.
Как только Блэкшир ушел, Верна поднялась в комнату Дугласа, тяжело опираясь на перила. "Я должна проявить твердость, – подумала она. – Надо прийти к какому-то решению".
Дверь комнаты была открыта.
– Дуги, мы с тобой должны... Дуги?
Он переоделся, как она велела, – ворсистый халат и шитые бисером мокасины валялись на полу у кровати, – но опять-таки заставил ее пожалеть об отданном распоряжении. Вместо того чтобы спуститься в кабинет и повстречаться с мистером Блэкширом, он ушел из дома.
Верна еще раз позвала сына, уже без всякой надежды. Знала, что он ушел, даже могла себе представить, как Дуглас спускается по лестнице, останавливается перед дверью, прислушивается и слышит слова: "Как вы думаете, мистер Блэкшир, что-нибудь неладно с Дугласом?"
Она повернулась и, шаркая, вернулась на лестницу. Когда она шла по пустому дому, у нее было такое чувство, будто теперь он всегда будет пустой, что этот день для Дугласа, как и для нее, является решающим, только он не догадывается об этом.
Прижав кулаки к лицу, Верна думала: "Нечего глупить и впадать в истерику. Конечно, Дуглас вернется. Вышел купить сигарет. Или прогуляться. Такой тихий вечер. Он любит гулять в темноте и называть звезды, которые видит".
Зазвонил телефон в прихожей. Верна настолько была уверена, что это Дуглас, что сразу назвала его по имени, как только сняла трубку.
– Дуглас, а где?..
– Это дом Кларво?
Голос был приглушенным и низким, Верна подумала, Дуглас ее разыгрывает, говоря через носовой платок.
– Куда ты запропастился? Мистер Блэкшир был...
– Это не Дуглас, миссис Кларво. Это я, Эви.
– Эви? Какое совпадение. Я только что говорила о вас.
– С кем?
– С нашим другом мистером Блэкширом.
– Вы говорили обо мне хорошо?
– Разумеется. – Верна поколебалась. – Я передала Дугласу привет от вас. Он был очень рад.
– В самом деле?
– Я... я знаю, он хотел бы встретиться с вами.
– Вот как?
– Он сказал, почему бы вам не зайти, мы поболтали бы о прежних временах.
– Я не хочу говорить о прежних временах.
– Вы говорите так странно, Эви. Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего. Я просто позвонила, чтобы рассказать вам кое-что.
– О чем?
– О Дугласе. Я знаю, вам он очень дорог. Но вы понятия не имеете, что с ним творится. Мне хотелось бы вам помочь, миссис Кларво. Вы всегда были добры ко мне; теперь я отплачу вам тем же.
И она начала подробно объяснять, что происходит с Дугласом и какие вещи творятся в задних комнатах ателье мистера Теролы.
Еще до того как она кончила, Верна Кларво упала ничком на пол.
Глава 6
Было полдесятого.
Женщина торчала в телефонной кабине уже полчаса, и Гарри Уоллаби все никак не мог позвонить жене в Энсино, чтобы сказать, что старенький «бьюик» сломался и он переночует у сводного брата.
– Как только у этой бабенки язык не отвалится? – сказал Уоллаби, допивая третью кружку пива.
Владелец бара, итальянец средних лет, щеголявший галстуком-бабочкой, выполненным в цветовой гамме Принстона, понимающе покачал головой:
– Только не у нее. Чем больше ее язык мелет, тем крепче становится. У нее телефономания, вот что у нее такое.
– Первый раз слышу. А что это за штука?
– Понимаете, вроде болезни. Приспичит звонить – и все тут. У нее это серьезно.
– Кто она?
– Просто заходит сюда время от времени. И каждый раз делает одно и то же. Выпьет пару коктейлей – и на нее накатывает. Берет на доллар медяков и устраивается в телефонной кабине, сидит и сидит, и все тарара, тарара. Я не раз удивлялся, о чем это она говорит столько времени.
– А почему бы вам не узнать?
– То есть подойти и подслушать?
– Конечно.
– Мне неудобно, я бармен и владелец заведения, – сказал добродетельный хозяин.
– Но я-то – ни то и ни другое. Разве есть закон, запрещающий стоять себе с самым невинным видом у телефонной кабины?
– Мы в свободной стране.
– Конечно, черт побери, в свободной.
С деланной небрежностью Уоллаби слез с табурета у стойки, пошел к выходу, словно собрался уходить, а затем прокрался к телефонной кабине с левой стороны. Немного послушал, приставив к уху ладонь, и вернулся к стойке, глупо ухмыляясь.
Бармен вопросительно поднял брови.
– Муж Дугласа, – сказал Уоллаби.
– Что?
– Она об этом говорит, о каком-то Дугласе, у которого есть муж.
– Что за ерунда! Должно быть, вы ослышались.
– Нет. Она говорила о муже Дугласа.
– А кто такой Дуглас?
– Откуда мне знать? Я только передаю, что слышал.
Без четверти десять Эвелин Меррик вышла из телефонной кабины, вытянув затекшую левую руку, пригладила юбку на бедрах.
Обычно после рада телефонных звонков она чувствовала определенное облегчение, но в этот вечер возбуждение ее не утихло. Кровь стучала в два раза быстрей в ушах и в глубине глазных яблок, и она слегка покачивалась, когда шла обратно к стойке. Ее коктейль стоял нетронутым. Она не взялась за бокал, а просто влезла на табурет и подозрительно посмотрела на свой напиток, будто бармен мог подмешать в него чего-нибудь в ее отсутствие.
– О'кей, Уоллаби, – сказал хозяин бара нарочито громко, – теперь вы можете позвонить жене.
Эвелин уловила смысл реплики, по щекам ее разлилась краска.
– Я пользовалась телефоном слишком долго?
– Чуть ли не час, только и всего.
– Это общественный телефон.
– Вот именно – общественный, значит, он для всех. А когда кто-нибудь вроде вас застрянет в кабине, другим уже нельзя им воспользоваться. Если в это было в первый раз, я бы ничего не сказал.
– Вы всегда так разговариваете с посетителями?
– Это мое заведение. И я здесь говорю, как хочу. Кому не нравится, могут больше не приходить. Это относится ко всем.
– Понятно. – Она встала. – Это ваше разрешение на торговлю спиртным вон там, рядом с кассой?
– Конечно, мое. Оплаченное и непросроченное.
– Ваше имя – Флориан Виченте?
– Правильно.
– Что ж, доброй ночи, мистер Виченте.
При виде приятной улыбки и при звуках ласкового голоса у Виченте от удивления отвисла челюсть, и он даже устыдился, что был так груб с этой женщиной. В конце концов, она безобидна.
На улице начался первый дождь этого сезона, но Эвелин Меррик его не заметила. Ей надо было подумать о более важных вещах: мистер Виченте был груб с ней, надо преподать ему урок, поучить хорошим манерам. Она двинулась по улице Хайланд к Голливудскому бульвару, повторяя про себя: Флориан Виченте, Флориан Виченте, итальянец, католик. Скорей всего, женатый, отец кучи детей. Женатые мужчины с детьми – самая легкая добыча. Эвелин подумала о Берте Мур и ее муже Харли, вскинула голову и громко засмеялась. Капли дождя падали ей в открытый рот. Они были свежие и вкусные. Получше коктейлей мистера Виченте. Вот какие напитки надо бы ему подавать в своем баре. "Двойную порцию дождя, мистер Виченте.
Завтра утром я позвоню миссис Виченте и расскажу, что ее муж – сутенер, сводит клиентов с гулящими негритянками".
Эвелин быстро шла по скользкому тротуару, тело ее было легким, оно качалось, точно пробка на взбаламученных волнах ее эмоций.
Люди, толпившиеся в подъездах и под тентами, смотрели на нее с любопытством. Она знала, что они удивляются: не так часто увидишь веселую хорошенькую девушку, бегущую в одиночестве под дождем. Им было невдомек, что дождь не может коснуться ее, потому что она непромокаемая, и лишь немногие умники догадывались, почему она не устает и не сбивается с дыхания. А дело было в том, что ее тело двигалось на новом топливе – на невидимых лучах, рассеянных в ночном воздухе. Случалось, какой-нибудь умник следовал за ней, чтобы открыть ее секрет, увидеть, как она заправляется топливом, но подобных соглядатаев нетрудно было провести, и она всегда от них ускользала. Лишь в величайшей тайне пополняла запасы лучистой энергии, глубоко вдыхая воздух сначала через одну ноздрю, потом через другую, чтобы удалить из себя раздражители.
Она пошла по бульвару на восток, по направлению к Вейн-стрит. Пункт назначения не был определен заранее. Где-нибудь здесь найдется небольшой бар с телефонной кабиной.
Эвелин бросилась было переходить улицу на красный свет, но какая-то женщина крикнула на нее из проезжавшего автомобиля, а стоявший сзади мужчина схватил ее за пальто и втащил обратно на тротуар.
– Смотри, куда идешь, сестренка.
Она обернулась. Лицо мужчины было наполовину скрыто поднятым воротником плаща и опущенными полями широкополой зеленой фетровой шляпы. Вода стекала со шляпы водопадом.
– Спасибо, – сказала Эвелин. – Большое спасибо.
Мужчина прикоснулся кончиками пальцев к полям шляпы.
– Не за что.
– Возможно, вы спасли мне жизнь. Я не знаю, как...
– Забудьте об этом.
Свет сменился на зеленый. Мужчина прошел мимо Эвелин на другую сторону улицы.
Этот эпизод занял не более полуминуты, но в ее сознании он стал шириться, составлявшие его клетки разрастались с быстротой злокачественной опухоли, и вот в мозгу Эвелин для разума уже не осталось места. Полминуты превратились в час, красный свет светофора обернулся Судьбой, прикосновение руки незнакомца к рукаву ее пальто стало объятием. И она вспоминала взгляды, которыми они не обменивались, слова, которые не были сказаны:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23