Больше того, тот, словно читал его мысли, однажды, встретив у прокуратуры, сказал:
– Другому бы я, наверное, и скосил долг, но менту – нико­гда. Меня не поймут… – и, выдержав паузу, глядя в глаза, добавил: – Если задумал подлянку, предупреждаю: к вашему брату я жалости не знаю.
Договорились, что в счет долга он отдает свою пятикомнат­ную кооперативную квартиру с обстановкой, гараж с машиной и съезжает в трехкомнатные апартаменты панельного дома в двадцать шестом квартале Чиланзара, рядом с обводной дорогой. Пришлось готовить жену к переезду, сроки поджимали. Та, естественно, в слезы, к родителям. Тут он получил еще один удар. Отец жены, видимо, знавший, что такое муж-картежник, тихо, но быстро устроил дочери развод и вернул ее домой. Но судьба в первый раз лишь просигналила ему, ибо в тот же день, когда ушла жена, он выиграл гораздо больше, чем проиграл, уладил со своими долгами, остался все-таки в престижном доме, но без жены. Потом он женился еще раз, но, не прожив и года, развелся – теперь по своей инициативе. Жена попалась ленивая, ни готовить, ни стирать, ни вести дом не умела, да и не хотела, одни косметические салоны и портнихи на уме, домой не дозвонишься, вечно на телефоне часами висела.
Вскоре он обнаружил, что положение вечного жениха в боль­шом городе имеет свои преимущества. Обычно он держал в поле зрения трех-четырех девушек, они и стирали, и квартиру убирали тщательно, конкуренция обязывала. Кого такое поло­жение не устраивало – уходили, но, как ни странно, вакансия тут же занималась, зачастую подружками предыдущей соиска­тельницы. Он так и говорил строптивым: свято место пусто не бывает. А женихом он казался завидным: молодой, спиртным не злоупотребляет, не курит (картежники следят за своей формой строго), работает в солидном учреждении, при машине, пятиком­натная, роскошно обставленная квартира в хорошем районе, словом, от женщин Рустамов отбоя не знал, а точнее, знал им цену… Но вряд ли могла бы найтись девушка, которая сумеет завладеть его сердцем, – он давно с ног до головы принадле­жал дьяволу, картам.
Сохранив квартиру, он, поверив в свою удачу, быстро забыл о том, что готов был на убийство из-за денег. Правда, случались и проигрыши. Однажды, узнав, что он улетает с инспекцией в Навои, где много исправительно-трудовых колоний, его попро­сили передать заключенному письмо, а в награду списали кар­тежный долг. Он потребовал еще пять тысяч наличными, якобы для тюремной администрации, и, к своему удивлению, получил эти деньги. Так открылся еще один источник дохода, и тогда он получил тайную кличку – Почтальон.
Говорят: продавший однажды уже не остановится ни перед чем. Вряд ли Газанфар, доставив в зону письмо-инструкцию для «хозяина» лагеря, предполагал, что это только первая ступень его предательства. В Ташкенте в те годы существовало около двадцати катранов, где играли по-крупному высокие должно­стные лица, и чем выше поднимался Рустамов как катала, тем реальнее становилась его встреча за карточным столом с Сухробом Ахмедовичем Акрамходжаевым, Сенатором, и Салимом Хасановичем Хашимовым, Миршабом. И в конце концов они встретились. В тот вечер в катране оказалось многолюдно, Сенатор с Миршабом долго не задержались, но парня из проку­ратуры республики приметили, да и тот, хорошо знавший обоих, наверняка углядел их, хотя не вставал из-за стола, где шла азартная игра. Вторично они встретились уже через месяц, там же, но уже в игре. Возвращаясь поздно ночью, Миршаб вдруг сказал Сенатору:
– Этого парня из прокуратуры надо как-нибудь хлопнуть основательно и, подведя к краю жизни, заставить рыться для нас в нужных кабинетах.
– Блестящая идея, – оживился дремавший Сухроб Ахмедо­вич, – мне давно хотелось иметь своего человека в прокурату­ре, а этот Газанфар производит впечатление хваткого парня. Но как его хлопнуть, играет он здорово, а главное, не зарывается, я наблюдал за его ставками и его картами.
– Я тоже об этом думал. Вдвоем нам его не одолеть, к тому же он очень осторожный, сразу почувствует тандем. Нужно нанять двух игроков-профессионалов, тех, что постоян­но отираются в катранах, хорошо их финансировать и внушить им, что мы из-за женщины хотим наказать его и оттого нужда­емся в их помощи. Конечно, подходящего момента придется ждать месяца три, а то и больше, надо, чтобы все выглядело как бы случайно.
– Прекрасно. Я попрошу Беспалого, чтобы он подобрал нам двух классных игроков, и тут же начнем охоту на Газанфара, как знать, он может нам понадобиться.
Профессиональные каталы готовят свою жертву, которую они между собой называют «лохом», иногда годами. Приважива­ют, приучают, дают выигрывать и даже по-крупному. Долги «лохам» возвращают в оговоренные сроки, обязательно при свидетелях. Весь этот сценарий продуман для будущего: обычно «лохи» – состоятельные хозяйственные работники, должно­стные лица, сколотившие миллионы на взятках. Но наступает час пик, одна крупная игра, она опять же не назначается директивно, ловят момент, когда «лох» распетушится вдруг, тут его и накрывают сразу на миллион, полтора. А до этого каталы вложили в «лоха» в виде наживки тысяч сто, сто пятьдесят.
Рассчитываются проигравшие по-разному: одни сразу, а дру­гие, понимая, что попали в заранее приготовленную западню, начинают уклоняться, искать пути, как и Газанфар, замышляв­ший убийство. Особенно не любят отдавать долги крупные партийные функционеры и работники правоохранительных орга­нов. Но каталы это хорошо знают и готовы ко всему, у них просчитаны все варианты до мелочей. Если «лох» не отдает добром, в дело вступают другие – так называемые вышибалы. Они есть в каждом городе, основной их костяк составляют бывшие спортсмены и бывшие работники органов, вышибалы обслуживают не только картежников и предпринимателей, но и любое частное лицо, если дело связано с возвратом долга. Тут тоже твердая такса, до пятнадцати процентов с вышибаемой суммы. Нынче вышибалы не брезгуют и заказными убий­ствами.
Возможность сесть за один карточный стол с Газанфаром в нужной компании появилась только через семь месяцев. Квар­тет, до этого тщательно отрепетировавший игру дома у Миршаба, сыграл виртуозно, Рустамов проигрался в пух и прах, как никогда в жизни. С профессиональными картежниками Газан­фар рассчитался сразу, а своих коллег-прокуроров попросил подождать, получилось, как и задумал Сенатор. Месяц, огово­ренный Газанфаром, промелькнул, крупный выигрыш, которого он так жаждал, не выпал. К нужному сроку он собрал только треть суммы. Встретившись с коллегами, Рустамов вернул часть долгов и попросил продлить срок еще на месяц, но получил жесткий отказ. А это означало, что ему включили «счетчик», об этом завтра будут знать все, кому следует, и путь к карточному столу для него закрыт.
Понимая, что объект «созрел», Сенатор предложил Рустамову в счет погашения долга давно задуманное – снимать копии с некоторых интересующих их документов, прослушивать разго­воры коллег по внутреннему телефону, изымать из некоторых дел важные документы, в общем, заниматься шпионажем в пользу победителей. Газанфар наотрез отказался. Тогда Сенатор с Миршабом, которым до зарезу был нужен свой человек в прокуратуре, хотели попугать коллегу вышибалами, но про­блема неожиданно разрешилась сама собой. Когда вызвали Коста и разъяснили ему ситуацию, чтобы не очень переусерд­ствовал, Джиоев вдруг рассмеялся и сказал, что Газанфар давно свой человек для уголовки и даже имеет кличку «Почта­льон», за оплату выполняет деликатные поручения авторитет­ных людей. Тут уж удивились Сенатор с Миршабом – такого расклада они предвидеть не могли. Информация Коста облегча­ла задачу, но Миршаб тут же придумал коварный ход – позво­нил Рустамову и велел немедленно приехать для серьезного разговора к нему домой. Ход оказался прост и гениален – увидев Коста, дружески беседующего с коллегами, Газанфар все понял и сдался, стал их агентом.
Да, да, именно агентом, потому что для выполнения задания требовались поистине шпионские навыки, и Сенатор с Мирша­бом, зная это, основательно занялись его подготовкой.
Купили Рустамову миниатюрный автоматический фотоаппа­рат «Кодак», диктофон, как у Миршаба, японское устройство, легко прослушивающее разговор сквозь стены. Пришлось брать прокурору уроки и у классных домушников, квартирных воров – эти научили пользоваться отмычкой. Ученик оказался способ­ным и на экзамене все десять замков открыл раньше норматив­ного времени. Но Сенатор потребовал, чтобы при любой воз­можности он снимал слепки со всех доступных ему ключей, как профессионал он знал, что отмычки оставляют специфические следы. Это задание больше всего увлекло Газанфара. Первые десять образцов он добыл без затруднения, ключи торчали в дверях, сняв слепок, он возвращал их владельцам и журил за беспечность. Но чаще он пользовался другим приемом: заходил поболтать в интересующий его кабинет и дожидался, когда хозяина комнаты на минуту вызывали наверх. Никто ни разу не попросил его покинуть комнату, ключи, в том числе от сейфа, как правило, лежали на столе. Позже без особого труда он в отсутствие хозяев снимал также копии с нужных документов. В экстренных случаях они работали в паре с Сенатором, тот приходил к одному из замов прокурора и оттуда вызывал какого-нибудь начальника отдела, в чьих бумагах нужно было порыться, в момент звонка Газанфар уже сидел в нужном кабинете.
Однажды Газанфар добыл очень важные документы, и Сена­тор на радостях назвал его «Штирлиц», с тех пор они с Миршабом между собой так его и называли. Но эта рискованная работа стала вдвойне опасной, когда появился новый прокурор из Москвы – Камалов. У него глаза – рентген, как-то с испугом сказал Сенатору Газанфар.
Дважды Рустамову казалось, что он на грани провала. В пер­вый раз – когда он сообщил Миршабу, что прокурор Камалов проводит секретное совещание с вновь организованным отделом по борьбе с мафией. В тот день, когда совещание началось и он считал свою миссию выполненной, Газанфар увидел, что в приемную прокурора неожиданно явился начальник уголовно­го розыска республики полковник Джураев, с которым Камалов в последнее время, на взгляд Сенатора, общался подозритель­но часто. Вот тогда похолодело сердце у Газанфара, он почув­ствовал, что Джураев, хитрый лис, о чем-то пронюхал. Он боялся, что Айдын, турок-месхетинец из Аксая, читавший по губам с крыши соседнего дома выступления на секретном сове­щании, попадет в руки неподкупного Джураева. Но выручил снайпер Ариф, пристреливший Айдына, когда того окружили розыскники Джураева. Он тогда целую неделю не мог прийти в себя…
Вторично он получил шок через месяц, когда, спускаясь к выходу, увидел, как ведут в наручниках знакомого каталу Фахрутдинова, работавшего инженером связи на центральной телефонной станции. Но аллах миловал и в этот раз, оказывает­ся, Фахрутдинов прослушивал городской телефон Камалова и был пойман с поличным. Конечно, Газанфар догадался, кто и каким образом завербовал Фахрутдинова, ибо знал о крупном проигрыше инженера некоему залетному катале из Махачкалы, которого больше никогда не видели в Ташкенте. Вот тогда, натерпевшись страха, Рустамов потребовал от Сенатора за услуги место районного прокурора в любой части столицы, и тот согласился, пообещав устроить это назначение, когда Камалов покинет кабинет на улице Гоголя. Но вышло иначе. Сенатор сам из кресла в «Белом доме» – здании ЦК партии республики – пересел на жесткие тюремные нары в «Матросской Тишине».
Во время обмена сто – и пятидесятирублевых купюр при пре­мьер-министре Павлове, Газанфар находился в инспекционной поездке в золотодобывающей долине Узбекистана, там лагерь на лагере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59