— Не было никакой попытки, — с неожиданной твердостью сказал Величковский. — Я думал, что во дворе туалет. Каждому может приспичить.
— Нет, дорогой, ты ошибся, — вмешался в разговор Худолей. — Туалет у нас в конце коридора. Приспичит — могу сводить. Но уж если заговорил о туалете, то с тебя причитается.
— А что с меня причитается?
— По твоей специальности. Ни шагу в сторону. Понял?
— Не понял, — ответил Величковский уже с легким вызовом — он освоился в кабинете, к нему вернулось самолюбие, явно завышенное самолюбие, как успел заметить Пафнутьев.
— Я же говорил — краны текут, кафель отваливается, на полу сырость, запах опять же неприятный...
— А я при чем?
— А при том, что тебе придется навести марафет в нашем туалете.
— Это не мое дело.
— Хорошо, — подхватил Пафнутьев. — Каждый из нас будет делать только то, что обязан. Договорились?
— Ну?
— Сейчас составляем протокол о попытке побега. Что равносильно признанию собственной вины в соучастии в многочисленных убийствах.
— Каких еще убийствах?
— Снимки видел?
— Ну?
— Твоей рукой на обороте написаны имена, фамилии, особенности сексуальной ориентации...
— Какой еще ориентации? — Чувствовалось, что Величковский не столько возражает, сколько тянет время: ему нужно было определиться, сообразить, в какую историю попал и чем ему все это грозит. — Я ничего не знаю! — вдруг тонко выкрикнул он. — И не надо меня дурить!
— Дуркуешь?
— Ничего я не дуркую! Очень мне надо — дурковать! — Величковский нащупал позицию, на которой, как ему казалось, он может продержаться, — не говорить ничего конкретного, все отрицать, ничего не понимать, и тогда, глядишь, удастся вывернуться.
Но он не знал Пафнутьева.
И Худолея не знал.
Оба они некоторое время молчали, рассматривая своего гостя. Потом Пафнутьев тяжело вздохнул, выбрал из пачки снимков два, потом взял два снимка, сделанных у мусорных ящиков и в квартире Юшковой, и попарно положил перед Величковским.
— Вот на этих снимках ты собственной рукой написал имена и фамилии красавиц. А вот на этих — те же красавицы лежат совершенно неживые.
— А я при чем?
— Ты их привез в город?
— Сами напросились. Они каждый раз просятся. В очередь становятся, чтоб я их сюда привез.
— Эти двое своей очереди уже дождались, да?
— А я при чем?
— Давай договоримся... Я задаю вопрос, а ты быстро, не раздумывая, отвечаешь. Короткий вопрос и тут же короткий ответ. Поехали?
— Ну.
— Где Юшкова?
— Не знаю, — прозвучала, все-таки прозвучала чуть заметная заминка в ответе Величковского, он словно бы и собирался ответить быстро, но что-то его остановило.
— Повторяю: где Юшкова? — сказал Пафнутьев с тем же выражением.
— Я могу, конечно, ошибиться...
— Прошу!
— Мне кажется, она в Италии.
— Север Италии?
— Да, скорее всего. А вы откуда знаете?
— Твой Игорь оттуда звонил?
— Да.
— Зачем?
— Интересовался...
— Чем?
— Как идет ремонт.
— Хотел убедиться, что ты на свободе?
— А где же мне быть? — искренне удивился Величковский, в очередной раз озадачив Пафнутьева и Худолея непробиваемым своим простодушием.
— Ну, что ж, все ясно. Поедем в Пятихатки.
— Зачем?
— У этих женщин есть родители, братья, сестры, друзья, женихи... У них будут к тебе вопросы, думаю, много вопросов. Называется — очная ставка.
— Не хочу, — капризно сказал Величковский. — У меня здесь еще много работы.
— Надо, Дима, надо. Конечно, мы можем и подождать, отложить...
— Я согласен.
— На что?
— Привести в порядок ваш туалет.
— Это уже кое-что, — заметил Худолей. — Но маловато.
— Бесплатно! — оскорбленно воскликнул Величковский.
— Кому сдавал девиц? — спросил Пафнутьев, усаживаясь за стол.
— Никому не сдавал. Сам иногда пользовался.
— Привозил, а дальше?
— А дальше их проблемы.
— А Игорь?
— Что Игорь?
— Дуркуешь?
— Я?!
— Старик, — Пафнутьев помолчал, перебирая снимки, потом сложил их стопкой, снова сунул в ящик. Все это он проделал медленно, аккуратно, видя, с каким ужасом смотрит на него Величковский. — Снимки, которые мы изъяли в твоей квартире, теперь в уголовном деле о двух убийствах. Вот этот товарищ, — Пафнутьев кивнул в сторону Худолея, — самый сильный наш эксперт. Он утверждает, что будут еще трупы. И я ему верю. Двое из твоей колоды уже никогда не вернутся в Пятихатки. А сам ты будешь отвечать на вопросы родни. После того, как освободишься. Могу утешить — выйдешь не скоро, может случиться так, что, когда выйдешь на свободу, тебя уже никто и не узнает, уже и забудут, что был такой. По-разному, старик, может получиться, очень даже по-разному. Заметь, я говорю обо всем открытым текстом. Двое мертвы. Ты один хочешь отвечать за их смерть?
— Мне надо заканчивать ремонт квартиры. Я Игорю обещал. А про остальное ничего не знаю. И знать не хочу.
— На тебе два убийства.
— Какие?!
— Показать? — Пафнутьев постучал пальцем по столу, в который он только что сунул пачку снимков.
— Не надо.
— Кому сдавал девочек?
— Пахомовой.
— Где-то я уже слышал эту фамилию. — Пафнутьев обернулся к Худолею. — У нее есть муж?
— Застрелили несколько лет назад. Была какая-то разборка.
— Средь бела дня? — спросил Пафнутьев.
— Да, из обреза.
— Валя, ты понял, о ком идет речь? — спросил Пафнутьев.
— А как же, Паша... Сразу все понял. Давненько мы с ней не встречались... Изменилась, наверное, похорошела.
— Старая кошелка! — обронил Величковский.
— После таких красавиц тебе любая кошелкой покажется. — Пафнутьев взял величковскую сумку, молча поднес к столу и вытряхнул все содержимое. На стол вывалились блокнотик, кошелек, авторучка, темные очки, коробочка с ваксой, какие-то таблетки, паспорт.
— Денег все равно не найдете, — проворчал Величковский.
— Доберемся и до денег, — ответил Пафнутьев. — До хороших денег доберемся, а, Валя? Как ты думаешь?
— Если дело дошло до трупов, появятся и деньги, — мрачно сказал Худолей.

* * *
Увели Величковского, ушел на разведку Худолей — чем сейчас занимается Пахомова, где живет, с кем общается. Пафнутьев остался в кабинете один. Он сложил стопкой бумаги, скопившиеся после разговора с Величковским, — его показания, адреса, имена, обстоятельства появления в городе девочек из далеких Пятихаток, все рассовал по конвертам и как бы освободил стол для мыслей новых, свежих и дерзких.
Но не было у него ни новых мыслей, ни тем более дерзких. Какая-то унылость навалилась, и за ней стояли не отчаянные поступки, не решительные действия, за ней стояла вдруг открывшаяся перед ним громадная работа, которую нужно было проделать быстро, четко, не теряя ни минуты и никому не давая ни минуты на раздумья, колебания.
Пафнутьев подошел к окну, через которое совсем недавно так отчаянно сиганул Величковский, сиганул, не зная зачем, с какой целью, будто в другой, соседний мир прыгнул, где все его девочки живы и здоровы, все с теми же порочно-податливыми взглядами и, простите, обильными ляжками — видимо, питались в своих Пятихатках картошкой, макаронами, украинским салом и прочими вещами, которые делают человека если и не соблазнительным, то упитанным.
За окном в песочнице играли дети, на скамейке шушукались старушки, опасливо поглядывая на его окно, будто были уверены, что через минуту-другую кто-то опять вывалится из этого окна к ним во двор и будет метаться, как загнанная зверюка, тыкаясь во все запертые двери. Пафнутьев помахал им рукой, старушки в ответ слабо улыбнулись.
Позвонил Шаланда.
— Ну и что? — спросил, ничего не поясняя.
— А что? Все в порядке. Весна идет, весне дорогу. Обещают резкое потепление, пора тебе свои войска переводить на летнюю форму одежды.
— Пусть еще немного попотеют.
— Правильно, — одобрил Пафнутьев. — Пар костей не ломит.
— А трупы?
— Опознаны.
— Шутишь? — недоверчиво спросил Шаланда.
— Записывай... Шевчук Надежда Ярославовна и Хмелько Таисия Петровна. Жительницы Днепропетровской области, город Пятихатки.
— По пяткам узнал?
— Нет, Шаланда, по пяткам я только высказал предположение. Теперь оно полностью подтвердилось. Женщины действительно копали картошку, носили воду ведрами из колодца, пасли скотину.
— С чем я тебя и поздравляю, — проворчал Шаланда, но Пафнутьев не пожелал услышать его ворчания, он пожелал принять поздравления всерьез.
— Спасибо, Жора! — прочувственно сказал Пафнутьев. — Я всегда знал, что ты человек, который может оценить истинно верную догадку, правильную версию, проницательность и даже более того.
— А что может быть более того?
— Озарение, Шаланда, озарение.
— Это взгляд сквозь время и пространство?
— Совершенно верно. Сквозь время и пространство.
— Что-то я смотрю, все вы там попали под влияние сверхъестественных сил, — усмехнулся Шаланда. — Худолей цифрами тешится, количество трупов вычисляет, ты по пяткам становишься специалистом...
— Шаланда! Ты записал, как зовут этих несчастных женщин? Записал. Тебе Худолей совсем недавно предсказывал третий труп? Предсказывал. Ты над ним весело смеялся? Смеялся.
— Скажи, Паша, — Шаланда посерьезнел, — ты в самом деле ждешь третьего?
— Худолей советует не расслабляться.
— А сам-то он где?
— На задании.
— Готовитесь к задержанию?
— Уже, — невинно обронил Пафнутьев.
— Что уже? — Пафнутьев даже на расстоянии почувствовал, как Шаланда осел в кресле. — Ты хочешь сказать, что убийца задержан?
— При попытке к бегству.
— Поздравляю, — пробурчал Шаланда и положил трубку. Но тут же, спохватившись, снова набрал номер. — Паша, это... Тут трубка сорвалась... Ты так и не сказал... Ты задержал убийцу?
— Нет, пока скрывается.
— А, — облегченно протянул Шаланда. — Так бы и сказал.
— Так и говорю. Открытым текстом.
— Больше ничего не хочешь сказать? Жлобишься?
— Жора, я взял одного мужика. Он у меня в работе. Его роли не знаю. Замешан — да. Но насколько, сказать не могу. Не знаю. Девочек я тебе назвал. Откуда они — сказал. Им положено регистрироваться, но, сдается мне, они уклонились от этой гражданской обязанности. Тут уж тебе карты в руки.
— Где они жили?
— Не знаю.
— Юшкова нашлась?
— Нет.
— Худолей беснуется?
— Беснуется. Появились выходы на дальнее зарубежье.
— Даже так! — крякнул Шаланда. — Италия?
— Значит, и у тебя кое-что есть?
— Работаем, Паша, работаем. Города какие-нибудь прозвучали?
— Пока знаю только, что это Северная Италия.
— Могу тебе назвать один городок, Паша... Маленький городок, с ласковым таким названием, но если он хоть невзначай мелькнет, прозвучит в твоем кабинете, ты мне об этом скажешь. Заметано?
— Скажу.
— Городок называется Аласио.
— Записал. Ты там бывал?
— Нет, но хотелось бы. Каждый раз, когда слышу это название, во мне что-то напрягается.
— В каком месте напрягается? — невинно спросил Пафнутьев.
— Не там, где ты подумал, Паша. Совсем не там.
— А там, где я подумал?
— Все в порядке.
— Это радует.
— Ты познакомь меня со своим мужиком, Паша, а? С которым сейчас работаешь... А?
— Обязательно.
— У меня к нему несколько вопросов. И знаешь, мои вопросы не оставят его равнодушным. Хочешь, назову тебе еще одну фамилию?
— Хочу.
— Пахомова.
Трудно сказать, чего ожидал Шаланда, произнося эту хорошо знакомую фамилию Пафнутьеву, но ничего в ответ не услышал — Пафнутьев ожидал продолжения. Не вскрикнул, стулом не заскрипел, просто молчал в трубку. И именно это его молчание зацепило Шаланду настолько, что он поначалу даже не поверил, что Пафнутьев его услышал.
— Паша! — окликнул он. — Ты меня слышал?
— Да, Жора. Я все хорошо услышал. А что касается Пахомовой, то именно в эти самые минуты Худолей интересуется ее жизнью, убеждениями, средствами к существованию и так далее. Если ему удастся добыть что-нибудь свеженькое, обязательно тебе позвоню. Принесет новости сегодня — звякну сегодня. Ты до которого часа на службе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58