Рубанку неожиданно свалившееся богатство помогло бы наконец отделиться от скупердяя отца, до сих пор попрекавшего его куском хлеба…
А мать, с ее порочной привычкой к роскоши и безделью? Может, она за тем и явилась сюда, чтобы завладеть несуществующим сокровищем?
Ну вот, приехали! Неужели он полностью утратил здравый смысл? Мальчику показалось, что череп его раскалывается, как перезревшая тыква. Поделом ему! Нечего совать свой нос, куда не надо.
Не выдерживая темпа, который он сам себе задал, Жюльен воткнул лопату в землю. Клер с любопытством наблюдала за ним с другого конца огорода. Как только их взгляды встречались, она сразу отворачивалась. После той ночи, когда мать все ему рассказала о своих странных отношениях с Леурланами, они уже не могли общаться с прежней легкостью. Оба делали вид, что устали от разговоров, заменяя слова зевотой. Между ними словно кошка пробежала. Не раз пожалел Жюльен о проявленном тогда чрезмерном любопытстве. И потом: под чердаком, в ящике стола, оставалась папка, испещренная следами грязных пальцев. Не лучше ли ее поскорее сжечь, чтобы в душе вновь воцарился покой?
После обеда Жюльен так и не смог уснуть. Мешали жара и мухи, которые немедленно пускались в путешествие по его лицу, стоило только закрыть глаза. Не в силах больше этого выносить, мальчик подозвал Цеппелина и побрел к морю. Вдруг он вспомнил, что скульптор рассказывал ему о брошенной на берегу яхте. А что, если клад спрятан там, в деревянном корпусе проклятого корабля, к которому никто не осмеливался приблизиться, убившего человека еще до своего первого выхода в море? Не по этой ли причине Адмирал подтащил «Разбойницу» поближе к дому?
Теперь мальчик почти бежал по иссохшей пыльной дороге. Солнце разбрызгивало по колючей проволоке искорки, от которых слепило глаза. Подумав о том, каким блаженством было бы сейчас нырнуть в лесную тень, Жюльен улегся в траву, чтобы немного передохнуть, подобно пастушкам из «Буколик» Вергилия, которые он изучал на уроках латыни в пансионе Вердье. А Цеппелин тем временем отыскал дорогу к песчаному пляжу — узенькую каменистую тропу, петлявшую между полуразрушенными гранитными глыбами. Спуск, довольно крутой, требовал ловкости эквилибриста: мелкие камни под ногами без конца осыпались, образуя опасные пустоты, так что приходилось постоянно следить за тем, чтобы не потерять равновесие и не упасть.
Внизу он увидел окруженную скалами бухточку, откуда исходил сильный запах водорослей. Там и находилась завалившаяся на бок, наполовину занесенная песком яхта. Вернее, корпус яхты — красивой, с изящными гибкими линиями, но без какой-либо верхней оснастки. На побелевшей от птичьего помета палубе мачт не было, что довершало сходство «Разбойницы» с судном, потерпевшим кораблекрушение.
Жюльен пошел медленнее. С изумлением, открыв рот, смотрел он на устремленную в небо носовую фигуру. Это была Клер, с обнаженной грудью, бедрами вросшая в форштевень, которая, казалось, в одиночку вытаскивает яхту из песка. На лице статуи застыло выражение варварской дерзости, это был лик воительницы, подающей сигнал к бою. Что-то устрашающее, сверхчеловеческое, присутствовало в облике наяды, отчего хотелось поскорее отвести глаза. Настоящая носовая фигура пиратского корабля, языческий идол, бросающий вызов стихии, созданный для того, чтобы рассекать водную гладь с презрением на устах. Нет, не мать была перед ним, а Клер — новая, незнакомая Клер, с которой Жюльену еще не доводилось встречаться.
Он попробовал обойти яхту кругом. Собака, принюхиваясь, зарычала, будто учуяла чье-то незримое присутствие.
Жюльен не обращал на нее внимания — он искал следы крови. Мальчик давал себе обещание этого не делать, но раз уж он сюда пришел, удержаться было трудно. В конце концов он различил на размокшем дереве более темное пятно. Видимо, его так долго оттирали скребком, что повредили наружную обшивку.
Начался отлив, и море неохотно выпускало из объятий увенчанный бахромой водорослей корпус яхты. Корма, уходившая под воду, казалась шероховатой из-за облепивших ее ракушек. Пронзительно крича, словно пытаясь спугнуть непрошеных гостей, кружились над «Разбойницей» потревоженные чайки, за полетом которых, оскалив зубы, наблюдал Цеппелин.
Обходя корабль, Жюльен дотрагивался до него кончиками пальцев, будто хотел приручить. Интересно, хватит у него смелости подняться на палубу? Настоящий любитель приключений, верно, и не задумался бы!
Медные иллюминаторы каким-то чудом уцелели, но разглядеть что-либо сквозь стекла, покрытые толстым слоем помета, было невозможно. Да и что он мог увидеть внутри? Пустые отсыревшие каюты или трюм, в которым наверняка полно воды и завелись крабы?
Но отчего тогда Жюльена сжигало желание попасть на яхту? Неужели из-за клада, который мог быть спрятан только в трюме? Черт возьми, пора бы уж ему повзрослеть и избавиться от влияния приключенческих романов, которыми он слишком долго кормился в пансионе Вердье!
Деревянная обшивка оказалась очень скользкой, но тут мальчик увидел пеньковый трос. Он схватил его, испытал на прочность. Трос был надежно привязан к борту: с его помощью можно забраться на корабль! Цеппелин, словно угадав намерение хозяина, жалобно заскулил.
Поднимался Жюльен, крепко держась за трос и опираясь подошвами о бок яхты. Пришлось наступить на темное пятно, что он и сделал, стиснув зубы. Ему пришла в голову мысль, что он проник на чужую территорию, нарушил границу чужих владений. Он вкатился на палубу, сильно накренившуюся вправо, покрытую вонючей коркой птичьих экскрементов. В десяти шагах зиял черный квадрат люка. Жюльен пожалел, что не взял лампу, и уже готов был под этим предлогом спрыгнуть с корабля. Внизу Цеппелин тихо попискивал, как щенок. Собрав все мужество, мальчик стал спускаться по мокрой, как губка, деревянной лестнице. Поставив ногу на последнюю ступеньку, он замер, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. На нижней палубе царил тревожный полумрак, пахло тиной и размокшей древесиной. Жюльен быстро пошел по коридору, открывая двери в каюты, в которые сквозь заляпанные иллюминаторы едва проникал сероватый свет. Они, разумеется, оказались пустыми. Все… кроме последней!
В самой дальней от лестницы каюте кто-то положил на пол соломенный тюфяк и поставил перевернутый ящик, исполнявший роль стола. Рядом находились спиртовка, фляжка, керосиновая лампа, несколько котелков и одеяло.
Мальчик застыл от изумления, не решаясь переступить порог. Даже пахло в этой каюте по-особому, как в пастушьей хижине, — человеческим жильем. Тот, кто оборудовал здесь убежище, наверняка от кого-то прятался. Партизан? Немецкий дезертир? Жюльен медленно приблизился к убогому ложу и увидел на полу несколько приключенческих романов, которые он читал в детстве, и две книги на английском языке. Шекспир… Диккенс… — он с трудом разобрал надписи. Разве мог немец читать такие книги?
Присев на корточки возле тюфяка, Жюльен обнаружил еще штормовую лампу, кинжал и жестяную коробку с принадлежностями для ухода за оружием: смазкой и особым веществом для очистки ствола от нагара. Исходивший от коробки слабый запах вызвал у мальчика неприятное чувство: перед ним возник образ Матиаса Леурлана, чистящего охотничьи ружья, разложенные на столе в гостиной, или смазывающего патроны, перед тем как заправить их в патронташ. Сверху, на грязной обивке, лежала недоеденная плитка шоколада, будто сигнал тревоги вынудил того, кто грыз ее еще минуту назад, срочно покинуть помещение. В том, что какой-то человек обосновался на обломках «Разбойницы», не было ничего необычного: война есть война! Скорее всего речь шла об английском десантнике, посланном Лондоном в числе тех, кто подготавливал высадку союзников. Незнакомец спрятался на яхте потому, что доступ к ней был затруднен — никто из местных не осмеливался приблизиться к судну. А убежал он, прихватив радиопередатчик, как только услышал стук осыпающихся камней. Возможно, он подумал, что неподалеку немецкий патруль. Это предположение сразу добавило Жюльену бодрости. А он-то, дурачок, испугался! Повода для тревоги не было.
Мальчик решил возвращаться — теперь не имело смысла спускаться в трюм. Он поспешил выбраться на верхнюю палубу, и воздух после душной влаги каюты опьянил его свежестью. Ухватившись за трос, он легко соскользнул вдоль корпуса и спрыгнул на песок под радостное взвизгивание бросившегося к нему Цеппелина. Они быстро пересекли пляж и стали карабкаться вверх по крутому склону. Подъем оказался значительно тяжелее спуска: под лапами пса обваливались камни, он пугался и возвращался назад, да и сам Жюльен раза два упал, больно расцарапав колени. Порой приходилось держать собаку за ошейник, помогая ей преодолеть наиболее трудные участки пути. Жюльен невольно подумал, что для расправы с врагом лучшего места не найти: достаточно взять камень побольше да бросить его на осыпающуюся глыбу известняковой породы, нависшую над тропинкой, и немедленно произойдет обвал.
Наконец они достигли вершины. Но в тот момент, когда Жюльен уже готов был упасть в траву, чтобы немного отдохнуть, между стволами деревьев возникла человеческая фигура. Сначала мальчик предположил, что это человек, поселившийся на судне, хочет с ним разделаться, чтобы тайна его не была раскрыта, но, присмотревшись, узнал Бенжамена Брюза, с лоснящимся, красным от непрестанной пьянки лицом. Вокруг скульптора распространялся отвратительный запах перегара. Он едва держался на ногах, цепляясь за деревья, чтобы не упасть, и постоянно оглядывался, словно его преследовали видения, рожденные парами этила.
— Я его видел, — задыхаясь проговорил калека, вращая безумными глазами. — Там, в кустах, он прицеливался в меня из ружья…
— Знаю, — небрежно бросил Жюльен. — Это англичанин, устроивший себе берлогу на яхте. Давайте вести себя так, будто ничего не произошло.
— Что за англичанин? — поднял брови Брюз. — Плевать я хотел на англичанина! Матиаса я видел, Матиаса Леурлана… Матерь Божия… я сразу его узнал!
— Довольно! — оборвал его мальчик. — Вы опять хватили лишку. Привидений не существует. — Он произнес эти слова твердым, не допускающим возражений тоном, но внутренне содрогнулся.
— Хватил лишку, не спорю, но я знаю, что говорю. Матиас прицелился в меня беззвучно, одними губами, произнес: «Паф!», намекая, что выстрелит в любую секунду. А не пальнул он только потому, что я в стельку пьян, и он подумал: если я и расскажу о нашей встрече, мне все равно не поверят. И, как видишь, оказался прав… Я-то напоролся на него случайно — он следит за тобой!
— Прекратите! — воскликнул Жюльен. — Вам меня не убедить, что он воскрес из мертвых.
— И не собираюсь! Значит, ты ничего не понял? Матиас не воскрес из мертвых, потому что он и не умирал!
Мальчик отшатнулся, словно ему дали пощечину, сердце его готово было выскочить из груди.
— Бред! У вас просто пьяный бред. Все знают, что его раздавила яхта.
Брюз встал на колени, и его стошнило, после чего он так громко застонал, будто его терзала страшная боль. Жюльен отвернулся. Когда все кончилось, однорукий вырвал пучок травы и обтер губы. От него так воняло, что к нему невозможно было подойти ближе чем на два метра.
— Матиас нас провел, всех, — возобновил атаку калека. — Никакая яхта на него не падала. Увидев его, я сразу это смекнул, а кое о чем догадывался и раньше…
— Ерунда, — возразил мальчик. — Почему не предположить, что у вас была галлюцинация?
— Таких штук со мной не случается, — вздохнул Брюз, — и в этом вся проблема. Если бы я видел то, что не дано видеть другим, я стал бы настоящим скульптором!
— И все же это был не Матиас, — стоял на своем мальчик.
— Он… Постарел немного, но в общем-то почти не изменился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
А мать, с ее порочной привычкой к роскоши и безделью? Может, она за тем и явилась сюда, чтобы завладеть несуществующим сокровищем?
Ну вот, приехали! Неужели он полностью утратил здравый смысл? Мальчику показалось, что череп его раскалывается, как перезревшая тыква. Поделом ему! Нечего совать свой нос, куда не надо.
Не выдерживая темпа, который он сам себе задал, Жюльен воткнул лопату в землю. Клер с любопытством наблюдала за ним с другого конца огорода. Как только их взгляды встречались, она сразу отворачивалась. После той ночи, когда мать все ему рассказала о своих странных отношениях с Леурланами, они уже не могли общаться с прежней легкостью. Оба делали вид, что устали от разговоров, заменяя слова зевотой. Между ними словно кошка пробежала. Не раз пожалел Жюльен о проявленном тогда чрезмерном любопытстве. И потом: под чердаком, в ящике стола, оставалась папка, испещренная следами грязных пальцев. Не лучше ли ее поскорее сжечь, чтобы в душе вновь воцарился покой?
После обеда Жюльен так и не смог уснуть. Мешали жара и мухи, которые немедленно пускались в путешествие по его лицу, стоило только закрыть глаза. Не в силах больше этого выносить, мальчик подозвал Цеппелина и побрел к морю. Вдруг он вспомнил, что скульптор рассказывал ему о брошенной на берегу яхте. А что, если клад спрятан там, в деревянном корпусе проклятого корабля, к которому никто не осмеливался приблизиться, убившего человека еще до своего первого выхода в море? Не по этой ли причине Адмирал подтащил «Разбойницу» поближе к дому?
Теперь мальчик почти бежал по иссохшей пыльной дороге. Солнце разбрызгивало по колючей проволоке искорки, от которых слепило глаза. Подумав о том, каким блаженством было бы сейчас нырнуть в лесную тень, Жюльен улегся в траву, чтобы немного передохнуть, подобно пастушкам из «Буколик» Вергилия, которые он изучал на уроках латыни в пансионе Вердье. А Цеппелин тем временем отыскал дорогу к песчаному пляжу — узенькую каменистую тропу, петлявшую между полуразрушенными гранитными глыбами. Спуск, довольно крутой, требовал ловкости эквилибриста: мелкие камни под ногами без конца осыпались, образуя опасные пустоты, так что приходилось постоянно следить за тем, чтобы не потерять равновесие и не упасть.
Внизу он увидел окруженную скалами бухточку, откуда исходил сильный запах водорослей. Там и находилась завалившаяся на бок, наполовину занесенная песком яхта. Вернее, корпус яхты — красивой, с изящными гибкими линиями, но без какой-либо верхней оснастки. На побелевшей от птичьего помета палубе мачт не было, что довершало сходство «Разбойницы» с судном, потерпевшим кораблекрушение.
Жюльен пошел медленнее. С изумлением, открыв рот, смотрел он на устремленную в небо носовую фигуру. Это была Клер, с обнаженной грудью, бедрами вросшая в форштевень, которая, казалось, в одиночку вытаскивает яхту из песка. На лице статуи застыло выражение варварской дерзости, это был лик воительницы, подающей сигнал к бою. Что-то устрашающее, сверхчеловеческое, присутствовало в облике наяды, отчего хотелось поскорее отвести глаза. Настоящая носовая фигура пиратского корабля, языческий идол, бросающий вызов стихии, созданный для того, чтобы рассекать водную гладь с презрением на устах. Нет, не мать была перед ним, а Клер — новая, незнакомая Клер, с которой Жюльену еще не доводилось встречаться.
Он попробовал обойти яхту кругом. Собака, принюхиваясь, зарычала, будто учуяла чье-то незримое присутствие.
Жюльен не обращал на нее внимания — он искал следы крови. Мальчик давал себе обещание этого не делать, но раз уж он сюда пришел, удержаться было трудно. В конце концов он различил на размокшем дереве более темное пятно. Видимо, его так долго оттирали скребком, что повредили наружную обшивку.
Начался отлив, и море неохотно выпускало из объятий увенчанный бахромой водорослей корпус яхты. Корма, уходившая под воду, казалась шероховатой из-за облепивших ее ракушек. Пронзительно крича, словно пытаясь спугнуть непрошеных гостей, кружились над «Разбойницей» потревоженные чайки, за полетом которых, оскалив зубы, наблюдал Цеппелин.
Обходя корабль, Жюльен дотрагивался до него кончиками пальцев, будто хотел приручить. Интересно, хватит у него смелости подняться на палубу? Настоящий любитель приключений, верно, и не задумался бы!
Медные иллюминаторы каким-то чудом уцелели, но разглядеть что-либо сквозь стекла, покрытые толстым слоем помета, было невозможно. Да и что он мог увидеть внутри? Пустые отсыревшие каюты или трюм, в которым наверняка полно воды и завелись крабы?
Но отчего тогда Жюльена сжигало желание попасть на яхту? Неужели из-за клада, который мог быть спрятан только в трюме? Черт возьми, пора бы уж ему повзрослеть и избавиться от влияния приключенческих романов, которыми он слишком долго кормился в пансионе Вердье!
Деревянная обшивка оказалась очень скользкой, но тут мальчик увидел пеньковый трос. Он схватил его, испытал на прочность. Трос был надежно привязан к борту: с его помощью можно забраться на корабль! Цеппелин, словно угадав намерение хозяина, жалобно заскулил.
Поднимался Жюльен, крепко держась за трос и опираясь подошвами о бок яхты. Пришлось наступить на темное пятно, что он и сделал, стиснув зубы. Ему пришла в голову мысль, что он проник на чужую территорию, нарушил границу чужих владений. Он вкатился на палубу, сильно накренившуюся вправо, покрытую вонючей коркой птичьих экскрементов. В десяти шагах зиял черный квадрат люка. Жюльен пожалел, что не взял лампу, и уже готов был под этим предлогом спрыгнуть с корабля. Внизу Цеппелин тихо попискивал, как щенок. Собрав все мужество, мальчик стал спускаться по мокрой, как губка, деревянной лестнице. Поставив ногу на последнюю ступеньку, он замер, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. На нижней палубе царил тревожный полумрак, пахло тиной и размокшей древесиной. Жюльен быстро пошел по коридору, открывая двери в каюты, в которые сквозь заляпанные иллюминаторы едва проникал сероватый свет. Они, разумеется, оказались пустыми. Все… кроме последней!
В самой дальней от лестницы каюте кто-то положил на пол соломенный тюфяк и поставил перевернутый ящик, исполнявший роль стола. Рядом находились спиртовка, фляжка, керосиновая лампа, несколько котелков и одеяло.
Мальчик застыл от изумления, не решаясь переступить порог. Даже пахло в этой каюте по-особому, как в пастушьей хижине, — человеческим жильем. Тот, кто оборудовал здесь убежище, наверняка от кого-то прятался. Партизан? Немецкий дезертир? Жюльен медленно приблизился к убогому ложу и увидел на полу несколько приключенческих романов, которые он читал в детстве, и две книги на английском языке. Шекспир… Диккенс… — он с трудом разобрал надписи. Разве мог немец читать такие книги?
Присев на корточки возле тюфяка, Жюльен обнаружил еще штормовую лампу, кинжал и жестяную коробку с принадлежностями для ухода за оружием: смазкой и особым веществом для очистки ствола от нагара. Исходивший от коробки слабый запах вызвал у мальчика неприятное чувство: перед ним возник образ Матиаса Леурлана, чистящего охотничьи ружья, разложенные на столе в гостиной, или смазывающего патроны, перед тем как заправить их в патронташ. Сверху, на грязной обивке, лежала недоеденная плитка шоколада, будто сигнал тревоги вынудил того, кто грыз ее еще минуту назад, срочно покинуть помещение. В том, что какой-то человек обосновался на обломках «Разбойницы», не было ничего необычного: война есть война! Скорее всего речь шла об английском десантнике, посланном Лондоном в числе тех, кто подготавливал высадку союзников. Незнакомец спрятался на яхте потому, что доступ к ней был затруднен — никто из местных не осмеливался приблизиться к судну. А убежал он, прихватив радиопередатчик, как только услышал стук осыпающихся камней. Возможно, он подумал, что неподалеку немецкий патруль. Это предположение сразу добавило Жюльену бодрости. А он-то, дурачок, испугался! Повода для тревоги не было.
Мальчик решил возвращаться — теперь не имело смысла спускаться в трюм. Он поспешил выбраться на верхнюю палубу, и воздух после душной влаги каюты опьянил его свежестью. Ухватившись за трос, он легко соскользнул вдоль корпуса и спрыгнул на песок под радостное взвизгивание бросившегося к нему Цеппелина. Они быстро пересекли пляж и стали карабкаться вверх по крутому склону. Подъем оказался значительно тяжелее спуска: под лапами пса обваливались камни, он пугался и возвращался назад, да и сам Жюльен раза два упал, больно расцарапав колени. Порой приходилось держать собаку за ошейник, помогая ей преодолеть наиболее трудные участки пути. Жюльен невольно подумал, что для расправы с врагом лучшего места не найти: достаточно взять камень побольше да бросить его на осыпающуюся глыбу известняковой породы, нависшую над тропинкой, и немедленно произойдет обвал.
Наконец они достигли вершины. Но в тот момент, когда Жюльен уже готов был упасть в траву, чтобы немного отдохнуть, между стволами деревьев возникла человеческая фигура. Сначала мальчик предположил, что это человек, поселившийся на судне, хочет с ним разделаться, чтобы тайна его не была раскрыта, но, присмотревшись, узнал Бенжамена Брюза, с лоснящимся, красным от непрестанной пьянки лицом. Вокруг скульптора распространялся отвратительный запах перегара. Он едва держался на ногах, цепляясь за деревья, чтобы не упасть, и постоянно оглядывался, словно его преследовали видения, рожденные парами этила.
— Я его видел, — задыхаясь проговорил калека, вращая безумными глазами. — Там, в кустах, он прицеливался в меня из ружья…
— Знаю, — небрежно бросил Жюльен. — Это англичанин, устроивший себе берлогу на яхте. Давайте вести себя так, будто ничего не произошло.
— Что за англичанин? — поднял брови Брюз. — Плевать я хотел на англичанина! Матиаса я видел, Матиаса Леурлана… Матерь Божия… я сразу его узнал!
— Довольно! — оборвал его мальчик. — Вы опять хватили лишку. Привидений не существует. — Он произнес эти слова твердым, не допускающим возражений тоном, но внутренне содрогнулся.
— Хватил лишку, не спорю, но я знаю, что говорю. Матиас прицелился в меня беззвучно, одними губами, произнес: «Паф!», намекая, что выстрелит в любую секунду. А не пальнул он только потому, что я в стельку пьян, и он подумал: если я и расскажу о нашей встрече, мне все равно не поверят. И, как видишь, оказался прав… Я-то напоролся на него случайно — он следит за тобой!
— Прекратите! — воскликнул Жюльен. — Вам меня не убедить, что он воскрес из мертвых.
— И не собираюсь! Значит, ты ничего не понял? Матиас не воскрес из мертвых, потому что он и не умирал!
Мальчик отшатнулся, словно ему дали пощечину, сердце его готово было выскочить из груди.
— Бред! У вас просто пьяный бред. Все знают, что его раздавила яхта.
Брюз встал на колени, и его стошнило, после чего он так громко застонал, будто его терзала страшная боль. Жюльен отвернулся. Когда все кончилось, однорукий вырвал пучок травы и обтер губы. От него так воняло, что к нему невозможно было подойти ближе чем на два метра.
— Матиас нас провел, всех, — возобновил атаку калека. — Никакая яхта на него не падала. Увидев его, я сразу это смекнул, а кое о чем догадывался и раньше…
— Ерунда, — возразил мальчик. — Почему не предположить, что у вас была галлюцинация?
— Таких штук со мной не случается, — вздохнул Брюз, — и в этом вся проблема. Если бы я видел то, что не дано видеть другим, я стал бы настоящим скульптором!
— И все же это был не Матиас, — стоял на своем мальчик.
— Он… Постарел немного, но в общем-то почти не изменился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51