— Вы, господа, наверное, пришли поговорить об Оке, — продолжал хозяин. — Как я уже сказал вам по телефону, я действительно не знаю, когда он уехал, мы с матерью думали, что он спит наверху, но он, должно быть, уехал к себе. Иногда он ночует здесь. Сегодня у него день рождения, вот мы и думали, что он останется и выпьет кофе в постели.
— А машина у него есть? — спросил Рённ.
— Да, «фольксваген». А вот и кофе.
Он встал, когда из кухни вошла жена. В руках она держала поднос и опустила его на стол. Потом вытерла руки о фартук и поздоровалась с посетителями.
— Фру Эриксон, — пробормотала она, когда посетители назвали себя.
Она разлила кофе по чашкам, поднос поставила на пол и села возле мужа, сложив руки на коленях. Оба старика казались примерно одного возраста. У нее были совсем седые волосы, закрученные маленькими тугими локончиками, но на круглом лице почти не было морщин, да и румянец на щеках едва ли был искусственного происхождения. Смотрела она неотрывно на свои руки, а когда внезапно бросила робкий взгляд на Мартина Бека, тот подумал, что она либо чего-то боится, либо вообще стесняется чужих.
— Видите ли, фру Эриксон, мы хотели бы кое-что узнать о вашем сыне, — начал он. — Если я правильно понял вашего супруга, он был у вас вчера вечером. А знаете ли вы, когда он ушел?
Она взглянула на мужа, словно надеялась, что он даст ответ вместо нее, но тот помешивал кофе и молчал.
— Нет, — сказала она неуверенно. — Не знаю. Наверно, когда мы легли.
— А когда вы легли?
Она снова взглянула на мужа.
— Отто, ты не помнишь?
— В половине одиннадцатого. Или в одиннадцать. Обычно мы ложимся раньше, но, раз приехал Оке… Нет, скорей в половине одиннадцатого.
— Значит, вы не слышали, когда он ушел?
— Нет, — ответил хозяин. — А почему вы спрашиваете? С ним что-нибудь случилось?
— Нет, — сказал Мартин Бек. — Нам это, во всяком случае, неизвестно. Скажите, а где же работает ваш сын теперь?
Женщина вновь загляделась на свои руки, и за нее ответил муж:
— Покамест механиком по лифтам. Он уже год как работает механиком.
— А до того где?
— Все помаленьку перепробовал. Работал в фирме, которая делает трубы, таксистом, ночным охранником, а как раз перед лифтами водил грузовик. Пока ходил переучиваться на механика.
— Когда он был у вас вчера вечером, он выглядел как обычно? — спросил Мартин Бек. — О чем вы с ним разговаривали?
Хозяин ответил не сразу, а женщина взяла печенье и начала крошить его на мелкие кусочки прямо в блюдечко. Наконец хозяин ответил:
— Да, пожалуй, как обычно. Разговаривал он мало, но последнее время он вообще мало разговаривал. Он, понятное дело, был огорчен — из-за квартиры, ну и потом эта история с Малин.
— Малин? — переспросил Рённ.
— Ну да, девочка, дочка. У него забрали дочь. А теперь отнимают и квартиру.
— Простите, — перебил Мартин Бек. — Я плохо вас понимаю. Кто забрал у него дочь? Вы ведь говорите про дочь Оке?
— Ну да, про Малин, — ответил старик и похлопал жену по плечу. — Я думал, вы знаете. Патронажное общество забрало у Оке девочку.
— Почему? — спросил Мартин Бек.
— А почему полиция убила его жену?
— Отвечайте на мой вопрос, — сказал Мартин Бек. — Почему у него взяли ребенка?
— Они давно уже пытались, но теперь им наконец удалось добыть бумагу о том, что он не способен воспитывать ребенка. Мы, разумеется, просили, чтобы девочку передали нам, но, по их мнению, мы слишком старые. И квартира у нас плохая.
Женщина взглянула на Мартина Бека, но, встретив ответный взгляд, быстро опустила глаза в чашку. И сказала тихим, но возмущенным голосом:
— Как будто у чужих людей ей будет лучше. У нас, во всяком случае, лучше, чем в городе.
— А раньше вам поручали внучку?
— Да, и не раз. Наверху есть комната, где она живет, когда приезжает к нам. Это бывшая комната Оке.
— У Оке порой была такая работа, что он не мог как следует заниматься девочкой, — продолжал хозяин. — Они заявили, будто он недостаточно стабильный. Уж не знаю, что они этим хотели сказать. Наверное, что он ни на одном месте долго не задерживался. А ведь это не так просто. С каждым днем найти работу все трудней и трудней. Но о Малин он всегда очень заботился.
— Когда это случилось? — спросил Мартин Бек.
— С Малин? Позавчера. Они пришли и увели ее.
— Он очень был возмущен вчера вечером? — спросил Рённ.
— Конечно, хотя говорил он по обыкновению немного. Ну и квартира его тревожила, но ведь мы с нашей маленькой пенсией все равно не в силах ему помочь.
— Он не мог уплатить за квартиру?
— Не мог. Наверное, его хотели выселить. При таких ценах скорей приходится удивляться, что люди вообще могут снимать квартиры.
— А где он живет?
— На Далагатан. В красивом новом доме. Он не мог найти ничего другого, когда снесли дом, в котором он жил прежде. Но тогда он зарабатывал больше и считал, что справится. Впрочем, квартира — это еще не самое страшное, самое страшное — это, разумеется, с дочкой.
— Насчет патронажа я хотел бы узнать поподробнее, — сказал Мартин Бек. — Нельзя же так ни с того ни с сего отобрать ребенка у отца.
— Нельзя?
— Ну, во всяком случае, надо сперва провести некоторые расследования.
— Я тоже так думаю. Тут к нам приходил один, переговорил со мной и с ней, осмотрел дом, расспрашивал нас про Оке. А Оке был мрачный, он стал мрачный с тех пор, как умерла Мария, но это нетрудно понять. А они заявили, что его депрессивное состояние, ну что он такой мрачный, пагубно отражается на психике ребенка, теперь я припоминаю точно, они именно так и выразились, говорить красиво они мастера. И что частая перемена места службы и разные часы работы тоже вредны для ребенка, и что с деньгами у него плохо, он даже за квартиру не может уплатить, а вдобавок у них в доме соседи вроде бы пожаловались, что он постоянно оставляет девочку одну по ночам и что она у него недоедает и тому подобное.
— Вы знаете кого-нибудь из тех, с кем беседовали представители общества?
— С его нанимателем. По-моему, они постарались связаться со всеми людьми, под началом у которых он когда-либо работал.
— И в полиции тоже?
— Ясное дело. Уж этот-то начальник для них всего важней. Сами понимаете.
— От него был получен не слишком хороший отзыв, верно? — спросил Мартин Бек.
— Да. Оке говорил, будто сразу, едва только комиссия начала копаться в его жизни, примерно с год назад, он написал на него какую-то бумагу, после которой нечего было и надеяться, что ему оставят девочку.
— А вам известно, кто именно писал этот документ? — спросил Мартин Бек.
— Известно. Это был комиссар Нюман, тот самый, который спокойно наблюдал, как умирает жена Оке, и не ударил палец о палец.
Мартин Бек и Рённ обменялись быстрым взглядом.
Фру Эриксон перевела взгляд с мужа на них, не зная, как они отреагируют. Ведь это было как-никак обвинение против их коллеги. Она протянула тарелку с тортом сперва Рённу, который тотчас взял изрядный кусок, потом Мартину Беку, но тот отрицательно покачал головой.
— А вчера вечером ваш сын говорил о Нюмане?
— Он говорил только, что из-за Нюмана у него забрали Малин. А больше ни слова. Он и так-то не слишком разговорчив, наш Оке, но вчера он был еще молчаливее, чем обычно. Верно я говорю, Карин?
— Верно, — поддержала жена и стала подбирать крошки на своей тарелочке.
— А чем он занимался вчера вечером? — спросил Мартин Бек.
— Ну, он пообедал с нами. Потом мы немножко посмотрели телевизор. Потом он поднялся к себе, а мы легли.
Мартин Бек успел заметить, что телефон стоит в передней. Он спросил:
— Он звонил кому-нибудь в течение вечера?
— Почему вы все это спрашиваете? Оке сделал что-нибудь плохое? — сказала женщина.
— Сперва я попросил бы вас ответить на наши вопросы. Итак, он звонил кому-нибудь отсюда вчера вечером?
Чета стариков некоторое время молчала. Потом мужчина ответил:
— Возможно. Я не знаю. Оке имел право пользоваться нашим телефоном когда захочет.
— Значит, вы не слышали, как он говорит по телефону?
— Нет. Мы ведь сидели и смотрели телевизор. Он, помнится, один раз вышел и закрыл за собой дверь, а когда он просто выходит в туалет, он дверей не закрывает. Телефон у нас в гардеробной, и, если телевизор включен, лучше закрывать дверь, когда надо позвонить. Слышим-то мы не больно хорошо, вот и приходится включать телевизор на полную громкость.
— Когда это могло быть? Когда он выходил к телефону?
— Вот уж не скажу. Помню только, что мы смотрели полнометражный фильм, а выходил он на середине. Часов в десять, пожалуй. А зачем вам это нужно?
Мартин Бек ничего не ответил, а Рённ откусил кусок торта и вдруг сказал:
— Ваш сын — очень искусный стрелок, насколько я помню. В полиции он у нас считался среди лучших. Вы не знаете, сейчас у него есть какое-нибудь оружие?
Женщина поглядела на Рённа с каким-то новым выражением, а муж ее гордо выпрямился. Наверно, за последние десять лет родителям не часто приходилось слышать, чтобы их сына кто-нибудь хвалил.
— Да, — ответил муж — Оке получил немало призов. Жаль только, что они не здесь, а у него дома, на Далагатан. А что до оружия…
— Ему бы лучше продать все эти штуки, — сказала женщина. — Они ведь дорого стоят, а у него так туго с деньгами.
— Какое у него оружие, вы не знаете? — спросил Рённ.
— Знаю, — ответил старик. — Это я знаю. Я ведь и сам в молодости неплохо стрелял. Ну, прежде всего, Оке принес домой свое оружие, когда вернулся из ополчения, или гражданской обороны, как это теперь называется. Он честно заслужил офицерский чин, тут он был молодцом, если удобно так говорить о родном сыне.
— Какое у него оружие? — настойчиво повторил Рённ.
— Ну, прежде всего, маузер. Потом у него есть пистолет, он взял золотую медаль за стрельбу из пистолета много лет назад.
— Пистолет какой?
— «Хаммерли интернэшнл». Он мне его показывал. А еще у него есть…
— Что?
Старик замялся.
— Уж и не знаю, на первые два у него есть разрешение, сами понимаете…
— Могу вас заверить, что мы не намерены преследовать вашего сына за незаконное хранение оружия, — сказал Мартин Бек. — Что у него еще есть?
— Американский автомат «Джонсон». Но на этот, вероятно, тоже есть разрешение, потому что с ним он участвовал в соревнованиях.
— Недурной арсенал получается, — пробормотал Мартин Бек.
— Еще что? — спросил Рённ.
— Старый карабин из ополчения. Но карабин плохонький. Стоит у нас в шкафу. Ствол у него поистерся, да и вообще эти карабины плохо стреляют. Остальное оружие, само собой, он здесь не держит.
— Ну, разумеется, остальное он держит дома на Далагатан.
— Да, наверно, — сказал старик. — Конечно, комната наверху так и остается его комнатой, но самые важные вещи он держит у себя на Далагатан. Правда, если ему больше не позволят жить в этой роскошной квартире, он переберется к нам, пока не подыщет другую. Здесь есть только маленькая комната в мезонине.
— Вы не будете возражать, если мы зайдем поглядеть его комнату? — спросил Мартин Бек.
Старик сперва задумался.
— Отчего же, поглядите. Хотя там и глядеть-то особенно нечего.
Женщина встала и стряхнула с юбки крошки печенья.
— Ой, — сказала она, — а я туда нынче и не поднималась. Там, должно быть, беспорядок.
— Ничего страшного, — возразил ей муж. — Я утром заходил посмотреть, спит ли Оке, и все выглядело вполне прилично. Оке у нас аккуратный.
Он отвел глаза и сказал, понизив голос:
— Оке — хороший мальчик. И не его вина, что ему так не повезло. Мы с женой всю жизнь работали и старались по мере сил вырастить его хорошим человеком. Но все получилось так нескладно — и у него, и у нас. Когда я был молодым и только начинал работать, я еще во что-то верил, а главное, верил, что все будет хорошо. Теперь я состарился и никому не нужен, и ничего из моей жизни не вышло. Знай я заранее, куда мы идем, я бы вообще не заводил детей. Но нас все время обманывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28