Поэтому продолжал давить на газ, стремительно сокращая расстояние между жизнью и смертью. И заметил надвигающуюся опасность только тогда, когда машинист дал пронзительный гудок. Но менту уже просто некуда было деться. Он вывернул руль и пытался съехать в кювет, но то ли покрышка скользила по рельсу, то ли не хватало у движка лошадиных сил, да только «жигуленок» никак не мог убраться с колеи.
Зато преследователям это удалось без проблем. Боря вывернул рулевое колесо до предела, и «волга» легко съехала с колеи, направляясь прямо под откос. Она спустилась с насыпи и застряла в кювете, уткнувшись мордой в щебень. Преследователи выскочили из «волги» и со страхом ждали, что же сейчас произойдет с машиной мента. Его судьба их не волновала, они беспокоились о судьбе денег.
Капитан тоже решил, что жизнь все-таки дороже каких-то жалких пятисот тысяч долларов. И попытался достать сзади заветную сумку. Она лежала себе на коврике и не просила ни о чем. К тому опустила свои ручки вниз, так что дотянуться до них было ой как трудно. Мент перегнулся через сиденье, но так и не смог до них дотянуться, потому как уперся толстым животом в спинку. Он елозил пальцами по поверхности сумки, но захватить её не мог. Наконец, он понял, что усилия его тщетны, и в самый последний момент успел все-таки выскочить из машины, наплевав на свое богатство.
Электричка, идущая на всех парах, врезалась в «жигуленок», потащила впереди себя, несколько раз перевернула и смяла, как консервную банку. Видимо, в машине сразу лопнул бензобак, бензин вытек, и она загорелась. И электричка продолжала тащить впереди себя огненный шар, в котором погибли все злосчастные тысячи долларов, да ещё и несколько сотен тысяч рублей в придачу.
А мужички, стоявшие на насыпи, с тоской смотрели, как электричка тащит впереди себя огромную огненную кучу. Она протащила её ещё метров сто, скрежеща колесами по рельсам, пока, наконец, не остановилась. Тормозной путь оказался довольно длинным, в отличие от довольно короткой жизни легких денег.
Капитан уселся прямо на обочину, и, обхватив голову руками, с ужасом смотрел на горящие останки своей машины. Но что такое машина в сравнении с полумиллионом долларов, на которые можно было бы купить не один десяток машин получше этой. Его огорчению не было конца, у него даже не хватало сил, чтобы подняться и задержать бандитов, которые медленно подходили к нему, не веря своим глазам. Все деньги, все надежды, все чаяния, все пошло прахом!
— Дострелялся, мать твою! — зло проговорил Макс и пнул капитана ботинком в бок. — Все деньги ухнули в огонь! Из-за тебя, сволочь!
— Все, что нажито непосильным трудом… — переживал Жорик. У него даже не было слов, чтобы продолжить фразу.
— …сгорело заживо! — досказал за него Киселевич.
— Мы просто нищие! — удрученно пробормотал Боря.
Капитан, сидя на земле, начал бормотать какую-то чушь. Наверное, тронулся умом от расстройства, иначе квалифицировать его бред было просто нельзя. Он все ещё не мог поверить в то, что у него теперь нет ни машины, ни работы, ни денег, ничего. Он стал простым российским нищим. Поэтому по привычке ещё продолжал играть свою роль.
— Вы арестованы за задержание сопротивления при оказании… — говорил он, глядя куда в одну точку и качая головой, — …то есть при сопротивлении задержанию… нет, за оказание помощи при задержании… нет, за сопротивление оказанию…
Так он бормотал ещё долго и без остановки, но мужички уже его не слушали, они повернулись и пошли прочь. Только Жорик хотел двинуть ему кулаком посильнее, но и он понял всю бессмысленность такого действия. Все равно ничего уже вернуть нельзя!
Глава 17
«Все пути ведут в Карячин»
Все приходит на круги своя. То есть что бы ни происходило в жизни, все идет по кругу и рано или поздно возвратиться туда, откуда пришло. Как бы ни стремился человек взлететь вверх по социальной лестнице, все равно он рано или поздно скатиться вниз, да ещё при этом нашибет себе шишек. Какого бы ни хотел человек богатства и не копил бы его годами, а в один прекрасный — для окружающих, конечно, не для него — момент, останутся от его богатства одни драные штаны или хуже того, один узкий и тесный деревянный ящик. Как бы ни хотел он уехать подальше от того места, где появился на свет и где ему не сладко, а все равно вернется туда, откуда вышел. Таковы неумолимые законы природы и не нам их менять.
Поезд шел в Карячин, то есть туда, откуда все и приехали. Он выехал из Москвы в шесть тридцать вечера и должен был прибыть в пункт назначения завтра в девятнадцать ноль-ноль. Пункт назначения, правда, был другой, в Карячине поезд останавливался на две минуты и выбрасывал на перрон приезжих карячинцев и тех, кто хотел посетить этот славный город. Путь был неблизкий, поэтому он особенно не спешил, двигался не очень скоро, надеясь наверстать упущенное время под конец пути.
В одном из купе этого поезда ехали четыре неудачника, три рэкетира и один гробовщик, оставшиеся без денег, машины, своего дела и смысла существования. Они сидели каждый в своем углу и обдумывали собственное будущее. Ничего радужного в этом будущем не светило. Ничего обнадеживающего в нем не намечалось. Трудно даже было отыскать в нем что-то хорошее. Деньги уплыли из рук навсегда, сгорели в огне, и теперь никто и ничто не сможет вернуть их назад. Карячинский авторитет Лева Меченый наверняка взгреет всех троих из них за провал операции, не станет поручать никакого другого дела и, скорее всего, выгонит в шею. Никакого доверия к ним у него больше не будет. А без его крыши они не смогут работать даже нищими. Ну, а четвертому вообще грозит разборка по полной программе — ни Лева Меченый не даст ему жизни, ни финансовые органы, которые выдали ему кредит. Так зачем, спрашивается, он едет в Карячин? А ни зачем! Больше ему ехать просто некуда! Что делать в столице без копейки денег? Пополнять армию бомжей? Киселевичу это было, как говориться в определенных кругах, западло.
Наконец, почувствовав легкий голод, вся компания решила отправиться в ресторан, чтобы перекусить. У них оставались ещё какие-то деньги после того, как они купили три билета на поезд. Причем, Киселевич ехал без билета. Его провели в поезд обманным путем, отвлекая в нужный момент проводника. Наскребли по сусекам, карманам и подкладкам. Что-то осталось от денег хозяина «волги», да Боря отыскал в своих карманах сотни три рублей. Макс тоже порылся в карманах, вытащил ещё несколько бумажек и, сложив все деньги в кучу, тщательно пересчитал.
— Что ж, вполне хватит на легкий ужин! — оптимистично заключил он, засовывая деньги в свой карман. Так они сохранней.
Макс, Жорик и Боря живенько поднялись со своих мест и собрались было покинуть купе, но Киселевич все ещё продолжал сидеть и грустно смотреть в окно. Его думы были черными, как уголь, с которым они как-то имели дело.
— Ты идешь, Кисель? — спросил Макс. — Или тебе принести сухим пайком?
Гробовщик оторвался от созерцания мелькающих за окном пейзажей, повернул голову и тоскливо посмотрел на него. В его глазах читалась смертельная усталость. Казалось, что он уже готовиться лечь в одно из деревянных изделий собственного производства, чтобы навсегда успокоиться в этой жизни.
— У меня нет аппетита, — пробормотал он. — И денег.
Макс хлопнул себя по карману.
— Пошли! Угощаю. У нас осталось ещё немного на карманные расходы.
— Из этих, ворованных? — зачем-то уточнил Киселевич.
— Конечно! Из каких же еще!
— Тогда не пойду! — твердо сказал директор. — Не доверяю я этим деньгам. От них одни неприятности. Как свяжешься с ними, так все только хуже делается и все время по шее получаешь! Заразные они, эти деньги!
— Какие ещё могут быть неприятности? — проворчал Жорик. — Все неприятности уже позади.
Три неудавшихся мошенника остановились в дверях. Поведение директора настораживало. Кто его знает, этого гробовщика. Может, действительно на своей работе он стал философом, а может, сумасшедшим, но, скорее всего, сумасшедшим философом. Такие, как известно из всемирной истории, очень часто встречаются среди пророков. Напророчит им какую-нибудь гадость, так они потом костей не соберут. Все трое недоуменно переглянулись друг с другом, решив, что тот шутит. Но Киселевич вполне серьезно смотрел на них и даже не пытался улыбаться.
— Потом узнаете, какие… — веско сказал он и отвернулся.
— Да хватить ныть, Кисель! — ругнулся Макс и откатил дверь купе. — Тоже мне, пророк нашелся! Всех пророков извели в семнадцатом году. Теперь одни болтуны появляются.
— Я знал, что эти деньги принесут мне одни проблемы, — проворчал директор. — И в результате пропадут. Знал! Чувствовал! Просто был в этом уверен!
— Так зачем брал?
— А-а, — Киселевич махнул рукой, снова уставившись в окно.
— Нам тоже не сладко, Кисель! — возмутился Макс. — Шеф нас по головке не погладит. Скажет, снова дело провалили. Опять не справились. И ведь все из-за тебя!
Киселевич повернул голову, посмотрел с вызовом на каждого по очереди и сморщил лицо. Он за собой никакой вины не чувствовал, решив свалить всю вину за свои несчастья на проклятые деньги. Это от них все несчастья, это они портят жизнь и подставляют подножки. А его вины тут нет.
— Почему это из-за меня?
Макс подскочил к нему, наклонился и прошипел в сморщенное лицо:
— Да если бы ты, собака, сразу нам деньги отдал, ничего бы этого не произошло! Ничего! Нам бы даже не пришлось в Москву ехать! И у тебя ещё приличная сумма осталась бы! Понял!?
Киселевич отодвинулся от него и забился в угол. Он, конечно, понимал, что не спрячь он тогда баксы, все повернулось бы по-другому. Ну, отдал бы чуть больше половины суммы, так на оставшиеся раскрутил бы новое дело и купался бы сейчас в роскоши.
— Не мог я их отдать! Понимаете, не мог! Что-то меня сдерживало, останавливало! Я не мог руки поднять, чтобы выложить вам триста тысяч на стол. Это просто какое-то наваждение! Голова понимала, что надо отдать, а руки сами прятали деньги куда подальше.
— Ну, ты ещё мистику сюда приплети! — возмутился Жорик.
Киселевич бросил на него обиженный взгляд и отвернулся. Снова уставился в грязное стекло, надеясь, наверное, найти на этом стекле ответы на мучавшие его вопросы.
— Да! Мистика! Легкие деньги всегда так воздействуют на человека. Подавляют его волю, ломают психику, заставляют делать неадекватные поступки, врать, изворачиваться, совершать преступления. Это все они!
Киселевич смотрел в окно и как будто разговаривал сам с собой. Словно, пытался самому себе объяснить, почему с ним такое произошло. Он ведь собирался отдать долг, собирался! Но не смог. Что остановило его? Или кто? Черт дернул за руку! Вот вам и мистика!
Макс безнадежно покачал головой и махнул рукой, приглашая остальных за собой.
Троица вышла из купе, оставив директора наедине с самим собой предаваться горестным размышлениям. Жорик задвинул дверь, и они пошли по проходу — Макс впереди, за ним Жорик, замыкающим Боря. В коридоре стояли у окон пассажиры, смотрели на проплывающие мимо окраины и деревушки, болтались без дела чьи-то дети, приходилось их обходить. Из-за этой толкотни они и не заметили, что произошло в самом конце коридора.
А в конце коридора как будто ничего интересного не происходило, если не считать того, что там находился общественный туалет. И из этого туалета вышел неудавшийся абитуриент Витя Метелкин. Пропустив все сроки подачи документов в институт, пока он болтался с бандой мошенников, и не выдержав постигшего его нервного стресса, он плюнул на высшее образование и решил ехать домой. Деньги у него все кончились, делать ему в Москве было нечего. Конечно, он понимал, что мамаша будет его ругать и обзывать всякими нехорошими словами, но ничего другого предложить ей не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49