А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Может, может, — сказал он. — Такое уже бывало.
— С кем?
— Да с нами! Вот все лечим память, а конца не видно. Неизлечимо!
Мне стало еще хуже. И зачем он затеял этот пустой разговор? Теперь вот и он утверждает, что память вообще нельзя излечить. Не поддается она восстановлению. Что же мне теперь, так и жить никем? Эх, лучше бы я утонул! Хотя, с другой стороны все не так безнадежно! Может, придумать себе какую-нибудь красивую фамилию и такое же красивое имя, да и зажить с чистого листа? Стать совершенно другим человеком? Не все ли мне равно, чтобы было раньше? Главное, что жизнь продолжается, и можно еще вполне порадоваться ею под чужой фамилией.
К нам подошел еще один экземпляр этого заповедника. Больной путался в пижаме не своего размера и тряс протянутой рукой, словно просил подаяние.
— Доктор, дайте мне пилюлю! — жалобно попросил он. Как будто для него это было жизненно необходимо — если сейчас не получит своей пилюли, прям тут и откинет копыта.
— А что у вас болит? — спросил врач.
— Ничего не болит.
— Так какую пилюлю давать?
— Вам видней, — больной пожал плечами. — Мы люди маленькие. Какую дадите, такую и примем.
— Понятно…
Врач достал из кармана какую-то блестящую упаковку, вынул из нее одну таблетку, отдал больному.
— Спасибо! — обрадовался тот. — Теперь полегчает.
Он заглотнул таблетку и отошел, довольный полученным зарядом энергии.
— Вот, видите! — сказал мне врач. — Что у него болит, он не помнит, а каждый день пилюли просит. Попробуй, не дай! Всю больницу на уши поставит. Значит, не хотите говорить, кто вы такой!
Ну вот, оказывается, и этот не верит! А еще врач называется! Уж кто-кто, а врач всегда должен верить больному, который жалуется ему на свои болячки. Вряд ли кто-то будет получать удовольствие, если наврет с три короба про то, что у него болит.
— Доктор, я вам правду говорю, не помню я ничего! Ни фамилии, ни адреса, ни года.
— Плохо, — сказал он. — Это первая стадия. Потом может быть ухудшение.
Я тяжко вздохнул. Куда уж хуже? Может, я скоро не только память потеряю, но и вообще способность к соображению? Тогда только один путь — в дурдом. Тем более что меня уже туда привезли. Осталось прописаться.
— Может, меня вообще не существует, а? — поинтересовался я на всякий случай.
— Это вряд ли, — он помотал головой. — Говорить-то вы можете. Значит, существуете.
— Что же мне делать? — с отчаянием спросил его я.
— Вспоминать, — ответил он мне.
Вот хороший ответ, достойный не мальчика, но мужа. По-моему, я только этим и занимаюсь последние два дня, а толку никакого.
— Как? — протянул я.
Врач пожал плечами. Значит, и он не знает, как. И чему их там, в мединститутах обучают? Таблетки давать и пальцы перебинтовывать! Так мы и без них бы справились!
— Ну, не знаю… — сказал он. — Идите обратно. Назад. В то место, где вы память потеряли. Вот вас сюда привезли, так? Откуда?
— С реки.
— И что вы там делали?
— С моста прыгнул.
— Зачем?
И все-то ему нужно знать!
— А что мне еще оставалось…— вздохнул я и сказал в сердцах, вспомнив мое недавнее приключение. — Вот, люди! Видят, человек тонет! Нет, чтоб мимо пройти! Так они спасать лезут! Мешают тонуть…
— Это точно! — согласился он. — У нас не дадут человеку спокойно делать то, что он хочет. А что было до этого?
— Зек какой-то. Он меня за бандита принял. А перед ним Серега.
— Какой Серега? — насторожился врач.
— Друг.
— Ну, друг-то вас вспомнил? — радостно сказал он.
— Нет, — я помотал головой. — Наверное, это был не друг.
— Ну, ничего, не расстраивайтесь! Вы говорите, не помню ничего, а получается, вон сколько! Вспоминайте дальше.
— Потом милиция, — вспомнил я. — Но там тоже не могли установить мою личность. Как ни старались.
Я потер пальцем синяк под глазом.
— Нашли, на кого надеяться! Дальше что?
— Хотел домой прийти, — сказал я и вспомнил, как именно пришел к себе домой. Лучше бы не приходил! — А дом оказался чужой. И жена чужая. Всё чужое! Эта жизнь чужая, доктор. Какая-то другая, не моя. А я хочу свою. Которая только мне принадлежит. Мне надо себя найти, доктор. Очень надо!
— Вы вспоминайте, вспоминайте, — успокоил меня он. — Вот когда дойдете до того момента, когда все, дальше не помните, идите на то место, где память остановилась, и там вспоминайте, что было еще раньше! Ясно?
— Вроде бы… — кивнул я.
Ясно-то ясно, только не получится у меня ничего. Не верю я уже ни во что! Ну, буду ходить по местам боевой славы до посинения, а толку-то! Если я сейчас не могу ничего вспомнить, что было до того, как я память потерял, то с чего это вдруг я там все вспомню? Хотя это тоже способ. Не очень надежный, но он есть. Почему бы его не использовать? Вдруг поможет…
— А может, не надо дальше вспоминать, доктор? — осторожно спросил я.
— Почему не надо? — удивился он.
— Потому как дальше труп будет!
— Чей?
— Мужика труп. Которого я убил. Кажется.
— Так, это уже интересно! — доктор подсел еще поближе. Чтобы лучше меня слышать. Наверное, у него со слухом было не все в порядке. — Значит, вы говорите, что убили человека?
— Убил! Хотя я лично в этом не уверен. Но так говорят. Понимаете, я проснулся в какой-то незнакомой квартире, встал с постели, пошел другую комнату и обнаружил там труп молодого мужчины. Застреленного из пистолета.
— И почему же вы решили, что это именно вы его..?
— Мне об этом соседка по постели сказала! Которая вместе со мной была. Хотя я сомневаюсь, что она видела сам момент убийства. Но кроме меня подумать было не на кого.
— Так, так…
Врач задумчиво покачал головой, думая о чем-то своем. Наверное, ему очень хотелось сыграть в доморощенного сыщика и по одному моему рассказу установить личность убийцы. А заодно и личность убитого. Но ему это не удалось. Потому что не хватало одной важной детали — показаний убитого. Только один этот человек мог сказать, кто его убил. Больше никто. Все остальное — предположения. А раз убитый уже ничего рассказывать не станет, как его не проси, то мало кто сейчас установит истину. И преступление так и останется нераскрытым до тех пор, пока убийца сам не сознается в нем. А поскольку убийца не сознается — зачем ему это? — значит, подозревать будут меня.
Но, оказывается, врач думал совсем в другом направлении. В медицинском.
— А может, вы память потеряли в тот момент, когда совершали убийство? От страшного нервного потрясения. Это вполне подходящая причина, чтобы потерять память. Держали в руке пистолет, целились в живого человека, выстрелили, и в этот момент в мозгу что-то и заклинило. А когда проснулись, ничего не могли вспомнить. Так бывает. В учебнике по психиатрии что-то такое было описано.
— И когда же я память потерял, интересно? — уточнил я. — В момент выстрела? Или когда меня по голове ударили?
— Скорее всего, во сне! — убежденно сказал врач. У него даже загорелись глаза, до того его увлекла эта тема. — Сниться вам, допустим, какой-то кошмар. Вы просыпаетесь в холодном поту. Но ничего не помните из того, что приснилось. Осталось только чувство кошмара, а что в нем происходило и из-за чего на вас нагнали страху, неизвестно. С вами такое бывало?
Я помотал головой. Просто не мог ему ответить на этот вопрос, потому как меня переполняли смешанные чувства — тоски и отчаяния. Я фамилию-то свою не помню, так откуда я могу помнить давние кошмары? Тем более что не спал уже двое суток!
— Откуда я знаю, бывало или не бывало! — наконец, выдал я. — Я же говорю, память потерял начисто.
— Да, — развел руками врач. — Такой случай за всю мою практику впервые.
— За всю мою жизнь, наверное, тоже! — вздохнул я.
Но тут нашу беседу прервали на самом интересном месте.
К столу подбежал возбужденный человек в плаще и шляпе. По его лицу было видно, что какая-то страшная трагедия случилась у него, до того перекошенным оно показалось мне. Хотя при моем теперешнем умственном состоянии мне могло показаться все, что угодно.
— Доктор, что с моей женой? — спросил человек взволновано.
— Как фамилия? — уточнил врач, пересел за стол и открыл журнал.
— Еремина! — нервно сказал человек, словно боялся эту фамилию забыть.
Врач немного поискал в журнале, полистав страницы, отыскал нужную фамилию.
— Все нормально, не волнуйтесь.
Человек нервно мял пальцы.
— Что-нибудь серьезное?
— Да ничего страшного! — успокоил его врач. — Обыкновенный аппендицит. Успокойтесь!
— Она будет жить? — спросил человек испуганно.
— Ну что вы… Конечно! Это же не смертельно.
— Жаль… — сказал человек огорченно, развернулся и ушел.
Мы с врачом удивленно смотрели ему вслед. Переглянулись, и, наверное, подумали одно и то же. Я неожиданно для себя понял, что мне жаль этого человека. Какой-то он зачуханный, утомленный, не в себе. Может, совсем крыша поехала от горя. Всякое ведь бывает.
— Так, ну что, оставляем вас на лечение! — сказал врач, потирая руки.
— Зачем? — удивился я. — Вы же говорите, это дело неизлечимо.
— А мы попробуем!
Он заметно оживился, наверное, уже прокручивая в голове весь курс моего лечения. Я уже чувствовал, что он займется мной вплотную! В момент настрогает диссертацию на моей необычной болезни! А, может, действительно вылечит, чем черт не шутит. Правда, мне не хочется застревать здесь надолго. Хотя все равно больше-то идти некуда. Если только отправиться по совету врача в обратный путь! Но не на ночь же глядя!
— Ладно, остаюсь! — согласился я. — Если вы говорите, что попробуете!
— Ну, вот и отлично! — он хлопнул меня по плечу. — Я вам сейчас место поищу. А то у нас все палаты забиты.
Он вылез из-за стола и пошел договариваться с дежурной сестрой насчет кровати.
Глава 15
Палата №13
Меня поместили в палату, где уже находилось четверо больных. Я успел заметить на двери табличку с цифрами «1» и «3». Значит, повезло. Если бы меня поместили в другую палату, не тринадцатую, я бы, пожалуй, оскорбился. У двери стояла пустая раскладушка без матраса и одеяла. Вот на нее меня и положили. Сказали, что потом принесут постель. Завтра после обеда. Меня это мало волновало, и я, не раздеваясь, прилег. И сразу почувствовал себя лучше. Во всяком случае, у меня была крыша над головой и то, на чем можно лежать. А это уже немало для человека, которого не существует.
Больные не спали. Отбоя еще не было, и они развлекались, кто как мог. Я с любопытством наблюдал за ними, чтобы хоть как-то скоротать время до того, как отключат свет. Один, худой и лысый, с небольшой бородкой, спрятался под одеялом и что-то там писал. Из-под одеяла торчала одна его рука, в которой была зажата перьевая ручка. Он ставил невидимые буквы на листке. Скорее всего, у него давно кончились чернила, а мыслей была целая прорва. Он торопился зафиксировать их для потомков, совершенно не заботясь о том, как эти потомки будут их расшифровывать.
Другой, мрачный толстяк, важно надувшись, как индюк, сам с собой играл в морской бой. Он елозил карандашом по тетради в клеточку и сшибал нарисованные квадратики. Получалось это у него довольно лихо — вся тетрадь была испещрена линиями артиллерийских залпов. Причем, каждый залп он довольно правдоподобно озвучивал возгласами «Пуф!», «Тыдых!» и «Баммм!».
Третий, тощий и длинный, как швабра, так что пижама болталась на нем, словно повешенная на крючок, чистил черным гуталином ботинок, положив его на свою подушку. Подушка была вся перепачкана черной краской, но, по-видимому, больного это не сильно волновало. Ботинок-то свой, а подушка-то казенная. Наверное, укладываясь спать, он просто переворачивал ее. А может, спал и так, балдея от запаха гуталина.
Четвертый член этого удивительного сообщества, важный и упитанный мужичок средних лет, разговаривал по телефону. Конечно, импровизированному. Он прижал кулак к уху и кричал:
— Алле, банк, ответьте! Банк, вы меня слышите? Скажите, вы даете кредит под три процента годовых или не даете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50