И все из-за полковника Измайлова. Он — моя связь с действительностью, прерванная, к сожалению.
Актовый зал бывшего дворца пионеров и школьников каким был во времена моего детства, таким и остался. Сколько вечеров я тут провела, гремя организаторскими задатками. Что мы тогда с друзьями-товарищами пели? «Я вчера пришел в двенадцать, на двери большой замок. А мне мама из-за двери: „В ДПШ ночуй, сынок“. Активисты… После первой студенческой лекции нас, школьных комсомольских секретарей, попросил задержаться секретарь факультетский.
— Вы, ребята, наш золотой фонд, — сказал. — Вы — комитет комсомола курса. Теперь выбирайте своего вожака.
Все немедленно предложили себя. Но я же недоразвитая. Я же не способна зрительствовать в многозначительном молчании.
— Мы должны поработать какое-то время, например, семестр, коллегиально, узнать друг друга, а потом разбираться с должностями.
Они были шокированы моим лаконичным выступлением. Через секунду замешательства секретарь вытащил из кармана бумажку, откашлялся и заявил:
— Деканат предлагает кандидатуру Иванова.
— Какое отношение имеет деканат к выборам? Но если там все уже решено, вычеркните меня из списка комитета, — сказала я. — Потому что сейчас решается вопрос будущих экзаменационных льгот, а не общественной нагрузки, И не коситесь на меня, будто я вашу карьеру на корню зарубила. Слышали ведь, запланирован был Иванов.
Какое там «не коситесь»! Целый курс мне палки в колеса вставляли и старались завалить на общественно-политических аттестациях. А потом комсомола не стало. Но теперь я опять прибыла сюда на мероприятие. В силу того, что оно не котировалось как
«шибко важное», журналисты были юными, хмурыми и озабоченными.
— Привет. Презентация с фуршетом привлекательнее для обладателей отточенных перьев?
— Оборзела? — пискнул кто-то.
— Тогда лица поприветливей и полюбознательней сделайте, иначе организаторы к нам не выйдут.
Они рассмеялись. Можно было устраиваться поудобнее. Мне понравился парень, жующий бутерброд. Проголодался — значит, уже трудился.
— Пить хочешь? — спросила я его.
— Не откажусь.
Я отдала ему жестянку с лимонадом — привыкла всегда таскать в сумке для Севы. Он приобрел вид обласканного судьбой. Здорово же ему надоела сухомятка.
Действо затеяли люди, делающие искусственное дыхание травмированным подростковым клубам. Они были так бедно и опрятно одеты, они говорили такие простые и святые слова, что хотелось плакать. Хотелось немедленно пожертвовать им все, что есть. Устроить митинг на площади. Пойти с подписными листами по господским домам и офисам. Да только они уже и в пикетах настоялись, и по богатеям набегались. Им даже вопросов задавать не надо было: заправляй ручку их болью и пиши, строчи. И дай тебе Бог верить, что это поможет им и детям, которых они спасали. Я слушала и сразу делала заметку, поэтому, когда дошло до выступления приглашенных, мое сказание, собственно, было изложено на бумаге. Но психолог из наркодиспансера выступила столь толково, что пришлось добавить несколько строк. Она предложила объединить усилия в программе уменьшения вреда от употребления наркотиков и дать подросткам из клубов необходимый минимум знаний, которым они могли бы снабдить и сидящих на игле приятелей.
А затем поднялся плотный мужчина лет пятидесяти пяти и удостоил нас рапорта об успехах милиции в деле борьбы с наркоторговлей. Подполковник Самойлов, вот вы какой. Сочетаете барственность с несгибаемостью. На ловца и зверь бежит. Я взяла микрофон:
— У меня вопрос. Однажды, господин подполковник, вы обещали избавиться от нечистоплотных сотрудников, оставить в отделе только праведников и поднять эффективность и раскрываемость на должный уровень. Каковы результаты? Кажется, тогда возник скандал из-за утечки информации о готовящихся операциях.
Он завелся на десять минут. Но ни звука о Крайневе и его сброшенном с электрички друге. А ведь это они обвиняли Самойлова в продаже мафии сведений. И погибший парень вез в город какие-то магнитофонные пленки — доказательства. Разумеется, они исчезли. Теперь Самойлов уверял, что отдел ему достался чистый, как стеклышко. Во всяком общественном есть личное, Вик прав. Отвязываться от врага своего напарника было не в моих привычках.
— Скажите, пожалуйста, каков объем самой крупной партии, изъятой вами?
— Тонна.
— О! А неизъятой?
— Не понял.
— На что теоретически могут замахнуться наркоторговцы?
— На что угодно. Это зависит от вещества, которое они переправляют.
— Бывают ли у вашего отдела неудачи, провалы?
— Последние пять лет не случалось. Но меня смущает направленность ваших вопросов.
— Не смущайтесь, коль уж вышли к журналистам. Вам бы как-то связать свое выступление с проблемами объединения молодежных клубов, которое вас пригласило. А то завтра мы все в одних и тех же выражениях воспоем ваши достижения, перечислим килограммы сожженного зелья. Послезавтра же оплачем рост количества и омоложение наркозависимых. Полагаю, тогда нам всем будет стыдно.
— Еще раз не понял.
Ничего, зайчик, зато журналистская братия поняла. Отползай, Полина, они и без твоего участия справятся.
— Подумаю над формулировкой, — сдалась я.
Он перевел дух. Рано. Потому что встал, насладившись последним глотком лимонада, понравившийся мне мальчик:
— Если бы меня задержали с дозой на один-два приема, какой суммой я мог бы решить дело в свою пользу? У меня есть факты…
А дальше так и посыпалось:
— Вы обвиняете в быстром распространении наркотических веществ несовершенные границы. Вы против нынешнего курса? Вы за железный занавес между нами и бывшими союзными республиками?..
— Моего младшего брата задержали на дискотеке в компании шестерых приятелей. Анашу нашли у одного, но зверски избили всех…
Вот так надо работать на пресс-конференциях. Я тихонько выбралась из зала.
Крайнев дремал в машине за углом.
— Так скоро?
— Долго ли умеючи. Там подполковник Самойлов потеет. Поехали по редакциям.
Валерий молодец. При упоминании недруга зубами скрипнул, но от комментариев воздержался.
В первой редакции все прошло гладко. Во второй же…
Главный редактор пребывал, что называется, в разобранном виде. Еще бы! Вик подозревал его в убийстве, а тот факт, что дочери почти двадцать, не учел. Если отчим откажется ее содержать после смерти Лизы, придется предъявлять девицу молодой жене. Предоставлять кров. Делиться доходами, которые малы. Я не злорадствую, просто нахлебалась чайку реальности с экономикой вместо сахара. Полковник сам говорил, что мертвые оставляют в наследство живым сплошные проблемы. В общем, облегчить участь главного я могла, лишь помогая ему в газете. Рекламу какую-нибудь провернуть бесплатно в случае крайней нужды. Статью набросать без гонорара.
— Полина, пойдемте в кабинет Лизы, — позвал он.
Лучше бы три статьи попросил. Хотя пора мне уже посуше делаться, иначе разорюсь на благотворительности. В помещение, из которого выветрилась скорбь, он пропустил меня первой. Но я остановилась у входа, пусть устроится где-нибудь. Пока он протискивался за бухгалтершин стол, я обозревала стеллаж, стоящий возле двери. И вдруг с высоты своего роста и каблуков узрела окурок. Он прятался на полке вровень с моей шеей, между подшивкой за прошлый год и стенкой, почти сливаясь с ней цветом фильтра. Окурок здесь? В вотчине адептов здорового образа жизни? Да, стоит начальнице оказаться на небесах, как подчиненные принимаются потакать пришлым курильщикам. Я схватила двумя пальцами кусок сигареты и сунула в карман. Повод зайти к Вику. Дескать, исправляю твои ошибки, а могла бы ведь скрыть вещественное доказательство. Без Измайлова мне уже было плохо. А тем временем редактора понесло по ухабам невнятицы. Я никак не уразумевала, чего ему надо. Наконец он вырвался из замкнутого круга:
— Повторюсь, Полина, издание живо. Я сейчас в какой-то мере заменяю Лизу, но чувствую некоторую свою некомпетентность в коммерческих тонкостях. Поэтому решил, что куратор нашей газеты, ее спонсор и друг поучаствует в разговоре. Вы с ним, кажется, знакомы.
Все вышеупомянутое в мужском обличье вплыло из коридора. Я вынуждена была отмести «кажется» и напрячься.
— Здравствуйте, Полина Аркадьевна.
— Добрый день, Валентин Петрович.
— Слышал о несчастье с вашим супругом. Сочувствую.
— Благодарю. Врачи уверяют, что надежд на лучшее сегодня гораздо больше, чем вчера.
— Вы в состоянии обсуждать дела?
Боже, какая предупредительность. Еще бы каплю шарма, и я растаю. Итак, вот он — крыша рекламной газеты и любовник Лизы. В таком случае мне придется отпустить ему грех грубой проверки меня, автора, на трепливость о заказчиках. Остальное как было белибердой, так и осталось. Незачем ему было душить Лизу. Спокойно, Полина, выясни, что ему требуется, потом выводами балуйся.
— В состоянии, Валентин Петрович.
— Тогда займемся…
Сначала я подумала, что у меня проявляется какой-то подло скрывавшийся дефект слуха. Валентин Петрович заявил, что собирается воплотить последний замысел Лизы и поведать читателям потрясающую историю о родниковой воде. Он сулил мне сколько угодно места. Он соблазнял меня подборкой материалов обо всем, что можно пить. Он обещал двойную оплату.
Главный редактор, похоже, не верил своим ушам. При упоминании денег он дернулся и позеленел. Только тогда я сообразила, что шла сюда в субботу растолковать хитрость Шевелева. Лизе действительно хотелось опубликовать его сенсационную быль, но быль-то оказалась сказкой. И делиться ею Алексей отказался, оставил до другого случая. Так что я их огорчила:
— Я понимаю и уважаю ваш порыв, господа. Но потрудитесь воздвигнуть Лизе иной «нерукотворный памятник».
Профессиональный газетчик явно обрадовался. Валентин Петрович столь же недвусмысленно расстроился.
— Говорят, сорок дней после смерти душа человека витает рядом с нами. Жаль, жаль, что мы не утешим нашу Лизу.
Похоже, все-таки любовник. Как все запутано в людских отношениях.
— Полагаю, других предложений для меня нет, — ощутила я себя лишней.
— Простите, Полина Аркадьевна, пока нет.
— До свидания.
— До свидания. Мы без вас не обойдемся, обязательно свяжемся с вами. Передавайте супругу пожелания здравствовать.
Я остановилась посреди двора и глубоко вдохнула вобравший студености воздух. На «водяной» рекламе поставлен крест. Но что-то мешало мне улыбнуться. Для выяснения муры о выдумках Алексея Шевелева Валентину Петровичу не обязательно было тащить меня к себе, оболванив кофе. Разве что он рассчитывал услышать другое. Или не собирался открывать свое «спонсорство» газете. Ерундистика. Тогда почему он солгал Измайлову по поводу звонка незнакомки-шантажистки? И главное — когда, когда кончатся эти загадки?
Глава 12
Загадкам кончиться не было суждено. Суждено было начаться неприятностям. Не успел Крайнев затормозить, как из-под козырька подъездного крыльца выскочил Сергей Балков. Устроился на заднем сиденье, повозился, кряхтя. Обычно жизнерадостный крепыш смотрелся тускло.
— Что случилось? — спросили мы с Валерием.
— У тебя гости, Полина, не обижайся, — огорошил Сергей. — Но народу для вечеринки маловато, поэтому ты, Валера, тоже приглашен.
— Сережа… — растерялась я.
— Поля! У ТЕБЯ гости. Я воспользовался ключом, который ТЫ мне давала в августе, чтобы Я кормил кота и поливал цветы. Не сделай Я этого, с вами бы беседовали официально. Не все ли равно, позвонили бы в твою дверь через минуту после того, как ты ее за собой закрыла, или подождали в доме. Тем более, что вы вдвоем с Валерой понадобились. Извини, конечно, за самовольство, но так будет спокойнее и лучше.
Крайнев стиснул мой локоть и прошептал:
— Я предупреждал, желающие мешать найдутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Актовый зал бывшего дворца пионеров и школьников каким был во времена моего детства, таким и остался. Сколько вечеров я тут провела, гремя организаторскими задатками. Что мы тогда с друзьями-товарищами пели? «Я вчера пришел в двенадцать, на двери большой замок. А мне мама из-за двери: „В ДПШ ночуй, сынок“. Активисты… После первой студенческой лекции нас, школьных комсомольских секретарей, попросил задержаться секретарь факультетский.
— Вы, ребята, наш золотой фонд, — сказал. — Вы — комитет комсомола курса. Теперь выбирайте своего вожака.
Все немедленно предложили себя. Но я же недоразвитая. Я же не способна зрительствовать в многозначительном молчании.
— Мы должны поработать какое-то время, например, семестр, коллегиально, узнать друг друга, а потом разбираться с должностями.
Они были шокированы моим лаконичным выступлением. Через секунду замешательства секретарь вытащил из кармана бумажку, откашлялся и заявил:
— Деканат предлагает кандидатуру Иванова.
— Какое отношение имеет деканат к выборам? Но если там все уже решено, вычеркните меня из списка комитета, — сказала я. — Потому что сейчас решается вопрос будущих экзаменационных льгот, а не общественной нагрузки, И не коситесь на меня, будто я вашу карьеру на корню зарубила. Слышали ведь, запланирован был Иванов.
Какое там «не коситесь»! Целый курс мне палки в колеса вставляли и старались завалить на общественно-политических аттестациях. А потом комсомола не стало. Но теперь я опять прибыла сюда на мероприятие. В силу того, что оно не котировалось как
«шибко важное», журналисты были юными, хмурыми и озабоченными.
— Привет. Презентация с фуршетом привлекательнее для обладателей отточенных перьев?
— Оборзела? — пискнул кто-то.
— Тогда лица поприветливей и полюбознательней сделайте, иначе организаторы к нам не выйдут.
Они рассмеялись. Можно было устраиваться поудобнее. Мне понравился парень, жующий бутерброд. Проголодался — значит, уже трудился.
— Пить хочешь? — спросила я его.
— Не откажусь.
Я отдала ему жестянку с лимонадом — привыкла всегда таскать в сумке для Севы. Он приобрел вид обласканного судьбой. Здорово же ему надоела сухомятка.
Действо затеяли люди, делающие искусственное дыхание травмированным подростковым клубам. Они были так бедно и опрятно одеты, они говорили такие простые и святые слова, что хотелось плакать. Хотелось немедленно пожертвовать им все, что есть. Устроить митинг на площади. Пойти с подписными листами по господским домам и офисам. Да только они уже и в пикетах настоялись, и по богатеям набегались. Им даже вопросов задавать не надо было: заправляй ручку их болью и пиши, строчи. И дай тебе Бог верить, что это поможет им и детям, которых они спасали. Я слушала и сразу делала заметку, поэтому, когда дошло до выступления приглашенных, мое сказание, собственно, было изложено на бумаге. Но психолог из наркодиспансера выступила столь толково, что пришлось добавить несколько строк. Она предложила объединить усилия в программе уменьшения вреда от употребления наркотиков и дать подросткам из клубов необходимый минимум знаний, которым они могли бы снабдить и сидящих на игле приятелей.
А затем поднялся плотный мужчина лет пятидесяти пяти и удостоил нас рапорта об успехах милиции в деле борьбы с наркоторговлей. Подполковник Самойлов, вот вы какой. Сочетаете барственность с несгибаемостью. На ловца и зверь бежит. Я взяла микрофон:
— У меня вопрос. Однажды, господин подполковник, вы обещали избавиться от нечистоплотных сотрудников, оставить в отделе только праведников и поднять эффективность и раскрываемость на должный уровень. Каковы результаты? Кажется, тогда возник скандал из-за утечки информации о готовящихся операциях.
Он завелся на десять минут. Но ни звука о Крайневе и его сброшенном с электрички друге. А ведь это они обвиняли Самойлова в продаже мафии сведений. И погибший парень вез в город какие-то магнитофонные пленки — доказательства. Разумеется, они исчезли. Теперь Самойлов уверял, что отдел ему достался чистый, как стеклышко. Во всяком общественном есть личное, Вик прав. Отвязываться от врага своего напарника было не в моих привычках.
— Скажите, пожалуйста, каков объем самой крупной партии, изъятой вами?
— Тонна.
— О! А неизъятой?
— Не понял.
— На что теоретически могут замахнуться наркоторговцы?
— На что угодно. Это зависит от вещества, которое они переправляют.
— Бывают ли у вашего отдела неудачи, провалы?
— Последние пять лет не случалось. Но меня смущает направленность ваших вопросов.
— Не смущайтесь, коль уж вышли к журналистам. Вам бы как-то связать свое выступление с проблемами объединения молодежных клубов, которое вас пригласило. А то завтра мы все в одних и тех же выражениях воспоем ваши достижения, перечислим килограммы сожженного зелья. Послезавтра же оплачем рост количества и омоложение наркозависимых. Полагаю, тогда нам всем будет стыдно.
— Еще раз не понял.
Ничего, зайчик, зато журналистская братия поняла. Отползай, Полина, они и без твоего участия справятся.
— Подумаю над формулировкой, — сдалась я.
Он перевел дух. Рано. Потому что встал, насладившись последним глотком лимонада, понравившийся мне мальчик:
— Если бы меня задержали с дозой на один-два приема, какой суммой я мог бы решить дело в свою пользу? У меня есть факты…
А дальше так и посыпалось:
— Вы обвиняете в быстром распространении наркотических веществ несовершенные границы. Вы против нынешнего курса? Вы за железный занавес между нами и бывшими союзными республиками?..
— Моего младшего брата задержали на дискотеке в компании шестерых приятелей. Анашу нашли у одного, но зверски избили всех…
Вот так надо работать на пресс-конференциях. Я тихонько выбралась из зала.
Крайнев дремал в машине за углом.
— Так скоро?
— Долго ли умеючи. Там подполковник Самойлов потеет. Поехали по редакциям.
Валерий молодец. При упоминании недруга зубами скрипнул, но от комментариев воздержался.
В первой редакции все прошло гладко. Во второй же…
Главный редактор пребывал, что называется, в разобранном виде. Еще бы! Вик подозревал его в убийстве, а тот факт, что дочери почти двадцать, не учел. Если отчим откажется ее содержать после смерти Лизы, придется предъявлять девицу молодой жене. Предоставлять кров. Делиться доходами, которые малы. Я не злорадствую, просто нахлебалась чайку реальности с экономикой вместо сахара. Полковник сам говорил, что мертвые оставляют в наследство живым сплошные проблемы. В общем, облегчить участь главного я могла, лишь помогая ему в газете. Рекламу какую-нибудь провернуть бесплатно в случае крайней нужды. Статью набросать без гонорара.
— Полина, пойдемте в кабинет Лизы, — позвал он.
Лучше бы три статьи попросил. Хотя пора мне уже посуше делаться, иначе разорюсь на благотворительности. В помещение, из которого выветрилась скорбь, он пропустил меня первой. Но я остановилась у входа, пусть устроится где-нибудь. Пока он протискивался за бухгалтершин стол, я обозревала стеллаж, стоящий возле двери. И вдруг с высоты своего роста и каблуков узрела окурок. Он прятался на полке вровень с моей шеей, между подшивкой за прошлый год и стенкой, почти сливаясь с ней цветом фильтра. Окурок здесь? В вотчине адептов здорового образа жизни? Да, стоит начальнице оказаться на небесах, как подчиненные принимаются потакать пришлым курильщикам. Я схватила двумя пальцами кусок сигареты и сунула в карман. Повод зайти к Вику. Дескать, исправляю твои ошибки, а могла бы ведь скрыть вещественное доказательство. Без Измайлова мне уже было плохо. А тем временем редактора понесло по ухабам невнятицы. Я никак не уразумевала, чего ему надо. Наконец он вырвался из замкнутого круга:
— Повторюсь, Полина, издание живо. Я сейчас в какой-то мере заменяю Лизу, но чувствую некоторую свою некомпетентность в коммерческих тонкостях. Поэтому решил, что куратор нашей газеты, ее спонсор и друг поучаствует в разговоре. Вы с ним, кажется, знакомы.
Все вышеупомянутое в мужском обличье вплыло из коридора. Я вынуждена была отмести «кажется» и напрячься.
— Здравствуйте, Полина Аркадьевна.
— Добрый день, Валентин Петрович.
— Слышал о несчастье с вашим супругом. Сочувствую.
— Благодарю. Врачи уверяют, что надежд на лучшее сегодня гораздо больше, чем вчера.
— Вы в состоянии обсуждать дела?
Боже, какая предупредительность. Еще бы каплю шарма, и я растаю. Итак, вот он — крыша рекламной газеты и любовник Лизы. В таком случае мне придется отпустить ему грех грубой проверки меня, автора, на трепливость о заказчиках. Остальное как было белибердой, так и осталось. Незачем ему было душить Лизу. Спокойно, Полина, выясни, что ему требуется, потом выводами балуйся.
— В состоянии, Валентин Петрович.
— Тогда займемся…
Сначала я подумала, что у меня проявляется какой-то подло скрывавшийся дефект слуха. Валентин Петрович заявил, что собирается воплотить последний замысел Лизы и поведать читателям потрясающую историю о родниковой воде. Он сулил мне сколько угодно места. Он соблазнял меня подборкой материалов обо всем, что можно пить. Он обещал двойную оплату.
Главный редактор, похоже, не верил своим ушам. При упоминании денег он дернулся и позеленел. Только тогда я сообразила, что шла сюда в субботу растолковать хитрость Шевелева. Лизе действительно хотелось опубликовать его сенсационную быль, но быль-то оказалась сказкой. И делиться ею Алексей отказался, оставил до другого случая. Так что я их огорчила:
— Я понимаю и уважаю ваш порыв, господа. Но потрудитесь воздвигнуть Лизе иной «нерукотворный памятник».
Профессиональный газетчик явно обрадовался. Валентин Петрович столь же недвусмысленно расстроился.
— Говорят, сорок дней после смерти душа человека витает рядом с нами. Жаль, жаль, что мы не утешим нашу Лизу.
Похоже, все-таки любовник. Как все запутано в людских отношениях.
— Полагаю, других предложений для меня нет, — ощутила я себя лишней.
— Простите, Полина Аркадьевна, пока нет.
— До свидания.
— До свидания. Мы без вас не обойдемся, обязательно свяжемся с вами. Передавайте супругу пожелания здравствовать.
Я остановилась посреди двора и глубоко вдохнула вобравший студености воздух. На «водяной» рекламе поставлен крест. Но что-то мешало мне улыбнуться. Для выяснения муры о выдумках Алексея Шевелева Валентину Петровичу не обязательно было тащить меня к себе, оболванив кофе. Разве что он рассчитывал услышать другое. Или не собирался открывать свое «спонсорство» газете. Ерундистика. Тогда почему он солгал Измайлову по поводу звонка незнакомки-шантажистки? И главное — когда, когда кончатся эти загадки?
Глава 12
Загадкам кончиться не было суждено. Суждено было начаться неприятностям. Не успел Крайнев затормозить, как из-под козырька подъездного крыльца выскочил Сергей Балков. Устроился на заднем сиденье, повозился, кряхтя. Обычно жизнерадостный крепыш смотрелся тускло.
— Что случилось? — спросили мы с Валерием.
— У тебя гости, Полина, не обижайся, — огорошил Сергей. — Но народу для вечеринки маловато, поэтому ты, Валера, тоже приглашен.
— Сережа… — растерялась я.
— Поля! У ТЕБЯ гости. Я воспользовался ключом, который ТЫ мне давала в августе, чтобы Я кормил кота и поливал цветы. Не сделай Я этого, с вами бы беседовали официально. Не все ли равно, позвонили бы в твою дверь через минуту после того, как ты ее за собой закрыла, или подождали в доме. Тем более, что вы вдвоем с Валерой понадобились. Извини, конечно, за самовольство, но так будет спокойнее и лучше.
Крайнев стиснул мой локоть и прошептал:
— Я предупреждал, желающие мешать найдутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36