А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

- Я спрашиваю: что за аспиранты? Из какого царства-государства? У вас мотоцикл взяли. Взяли, да?
- Не просто взяли, - ответил Ишутин. - Сейчас это называется "аренда".
- Аренда-бренда... Аспиранты - научные мозги, а хулиганят, возмущался глава администрации.
- И в чем же оно заключается?
- А в том, что у порядочных ребят, искалеченных на Малой Отечественной, отняли оружие, выданное им для самообороны.
- Это они вам сказали?
Глава администрации отставил пиалу, полотенцем вытер мокрое лицо.
- Они ничего не сказали. По моей просьбе их Мацак отпустил. Один, правда, сбежал раньше. А тот, сбежавший, в Москву пожаловался. А Москва царица строгая: приказала отпустить.
- Но они же, эти двое, угрожали стволами! - Детскими, - поправил глава администрации. - У них было оружие газовое. Я уже сказал, для самообороны. А наставляли для острастки. - И выстрелили для острастки?
- А какое теперь детское оружие не стреляет?
- Но нападавшие намеревались отнять мотоцикл, - присочинил Ишутин. Мой мотоцикл.
- Они пошутили.
- Тогда кто из них хулиганы - аспиранты, что дали отпор шутникам, или шутники?
- Запомните, Павел Петрович: хулиганили аспиранты. Отберите у них мотоцикл. А Мацаку я прикажу объявить этих аспирантов - как там у дипломатов? - Персонами, которых выкидывают.
- Нон грате?
- Во-во! Чтоб не игрались, - подчеркнул знание мудреного слова глава администрации, в прошлом прораб строительного управления. - Мацак их выставит на трассу, а там до Москвы на попутных. Деньги у них в загашнике есть - у людей науки всегда что-то припрятано. На случай эмиграции. Как сказал один хреновоговорящий генерал по отношению к одной известной партии, когда он станет президентом, он вставит этой партии перышко в одно место... Пусть и эти летят.
- С нашей стороны, Александр Сидорович, это будет недружеская акция , - мягко заметил Ишутин.
Он уже понимал, что дело принимает нежелательный оборот: москвичи "засветились", правда, не на столько, чтоб с ними расправиться, как с бомжами.
На замечание Ишутина глава администрации ответил, но не сразу.
- А по-дружески калечить глаз? Калечила баба. У этого аспиранта жена пантера. Однажды меня одна такая шустрая долбанула в лоб. Я при ней матерком, ну по привычке, мы же строители. Сами понимаете, стройка без мата - не стройка. А та была учительницей. И были дети при ней...
- И все же я не советовал бы жестоко поступать с аспирантами, - стоял на своем Ишутин.
- Это почему же?
- За них может заступиться... один академик. А он, между прочим, к премьер-министру дверь ногой открывает. - Так уж и ногой ?
Ишутин назвал имя академика.
Главу администрации - как подменили. Его голос стал мягким, благоговейным. Ишутин знал, что не чувство уважения к человеку науки, а чувство вероятной выгоды возникло у собеседника. Свою выгоду он и не скрывал:
- А этот академик может поспособствовать, например, в МГУ? Поступить, разумеется.
- Вам? - Дочурке. Насте. Она уже в одиннадцатом. Увлекается философией. А это ведь наука наук. Ей бы в Москву. А там, гляди, подцепит высокого начальника. Подцепила же одна Мишку Горбачева. Мишка хоть и говнюком оказался, а жена его, крепко прибарахлилась.
Ишутин, зная нравы дремучей провинции, не стал разочаровывать Скопцова, наоборот, обнадежил:
- Кстати, рыскающий аспирант из МГУ.
- Тогда вот что, - сразу же отреагировал глава администрации. Сообразите для него уху. А я подъеду.
- Но вы же объявили его персоной нон грате.
- Да не я. Графиня попросила.
19
Хуже всего неизвестность. Она сковывает как цепями. Казалось, после такого происшествия - поимки двух налетчиков, которые могли бы пролить свет на серию загадочных убийств, - надо было стремительно действовать. А стремительности и не оказалось. Ишутин пообещал Полунину, как только заговорят задержанные, тотчас вернется в Мергель.
Но ни на следующий день, ни через двое суток он в Мергель не вернулся. Почему - знал только Ишутин. Звонить, напоминать о себе было бы неосмотрительно. Коль молчит, значит, так надо.
Что же касается происшествия, то с хозяином дома Митей Козинским условились всем объяснять, что никакого происшествия не было - а было простое недоразумение.
Митя даже обиделся:
- Сам служил в милиции. Знаю... в интересах следствия...
- Следствие тут, Митя, ни при чем, - сказала Гюзель. - Лично мне неприятно, когда меня женщины расспрашивают: а что там стряслось? Вы там попали в историю? Мое дело - собирать лекарственные травы. Да и Сеня себя чувствует неловко: никогда в жизни не дрался, да и к оружию не имел отношения, а тут - на тебе...
По Митиным глазам Гюзель видела, что он не верит, о чем она толкует: как это, Семен Михеевич, молодой и здоровый, никогда не дрался? И к оружию не имел отношения? Дескать, не хитрите.
Промашку Семена Митя заметил, когда тот из магазина выщелкивал патроны и уже без патронов передал автомат оперативникам. А те, даже не взглянули, есть ли в магазине патроны, небрежно бросили его в коляску.
После этого происшествия Митя стал относиться к своим квартирантам более внимательно, старался во всем угождать. Более того, на следующий день, вернувшись с работы, поймал петуха, свернул ему голову, принялся варить суп с лапшой.
Маруся было появилась на подворье, но, разругавшись с мужем, вернулась обратно к матери.
- Серчает. За разбитое окно, - объяснил Митя.
Одну реплику в их разговоре Гюзель уловила: "Твои дружки тебе выйдут боком". За эти два дня они видели только одного - Олега Данькина, очутившимся вместе с Митей в одном погребе.
Да, Митя изменил к своим квартирантам отношение, но в худшую или лучшую сторону, Гюзель пока определить не могла. Да, он был более внимателен, но в его действиях сквозила нервозность, как у человека, который находится под следствием, но не решается говорить правду.
За ужином ( ужинали втроем ), Митя опять разговорился - втихаря он хлебнул самогона. Речь зашла о пойманных. Семен спросил Митю: не могли эти двое убить капитана Довбышенко? Тот, словно ждал этого вопроса, торопливо выкрикнул:
- Могли! Еще как могли!
- Ну, тогда они признаются.
Митя ухмыльнулся, дескать, вот что значит, аспиранты, как далеки они от силовых структур!
- Каменские менты растеряли кадры, - сказал он. - А эти профессионально допрашивать не умеют. - А милиционер Козинский? - спросила Гюзель, следя за его жестами. - Я - да, - ответил он с вызовом. И, словно спохватившись, уточнил: - Вот если бы мне помогал Олег. Он на них, на этих проклятых убийц, такой зуб наточил! А когда человек сводит с обидчиком личные счеты...
И он принялся рассказывать о каком-то следователе, к жене которого ходил завмаг. Завмаг на чем-то погорел. И следователь напросился вести его дело. Никто из начальства об их отношениях ни-ни. Он из завмага, вынул столько компромата, что можно было турнуть за решетку всю торговую сеть района.
- Ну и где теперь этот следователь? - спросил Семен.
- Ваша соседка говорила о каком-то следователе, - к слову напомнила Гюзель. - Он вел следствие по делу вашего друга. С ним, наверное, тоже кто-то свел личные счеты. - Это же она о Довбышенке! - воскликнул Митя. Хороший был парняга... Знал я Василия Сергеевича. Досконально. Да и он меня ещё по ментовской службе. Перед Жабокрюковкой он у меня ночевал. А отвозил его мужик угрюмый. В молодости за что-то сидел.
И вместо того, чтоб рассказывать об угрюмом водителе, который подбрасывал капитана в Жабокрюковку, понес ересь о каком-то партизане, партизанившем на Каменном Корже целых четыре года.
Рассказ был любопытен, ведь рассказывал историку.
... Перед приходом немцев один местный партактивист ушел в пещеры партизанить. По ночам выходил на дорогу. Обстреливал машины. Сначала немецкие, потом - советские.
Осенью сорок шестого схватили. Обследовали. Все правильно - партизан. Он действительно уничтожил добрый десяток немцев и не меньше - своих.
Свой рассказ Митя закончил так:
- Шофер, который вез Довбышенка, держит свое овечье стадо как раз над теми пещерами, где партизанил партактивист. Может, и он там копит стволы.
Видя, что его внимательно слушают, намекнул:
- Теперь норовит каждый с Макаровым под мышкой. В нашей местности без оружия никак... Сами убедились. А звать шофера - Корнеевич. Можете уточнить в районе.
- Нам он, Митя, ни к чему, - сказал Семен. - У нас своих забот...
- Понимаю... Цветочки-цветики. Только вы. Семен Михеевич, имейте в виду насчет гадюк.
- Гадюками я интересуюсь, - напомнила о себе Гюзель.
- Если желаете посмотреть их поближе, я вам покажу, - предложил свои услуги Митя. - Это недалеко. Мы как-то с Сережкой заскочили в колонию, а графинин муж, Петр Григорьевич, показал нам импортную. Называется она "блюз-кобра". Глаза у неё осмыслены, как у человека. Только не моргает.
Митя, конечно, ждал, что его спросят, когда это было, не могло ли посещение колонии стать причиной смерти Данькиных?
Не спросили квартиранты и не пожелали посетить колонию.
А Митя давил, напрашивался на услуги.
- Вы если куда, меня предупреждайте. Чем могу, помогу. Места у нас гиблые, а кое-где даже и черти водятся.
- Ну да?
- Я - серьезно. Главным образом около бывших скважин.
Частые напоминания о гадюках стали раздражать Семена, а Гюзель, наоборот, охотно слушала, откладывала в памяти: кто и как о них говорит и нет ли здесь прямой связи рассказчиков с хозяевами этой живности, владельцами земли?
Имея некоторый опыт следственной работы, Гюзель усвоила очевидное: без причины не убивают, а если причина - земля, убивать будут везде, где земля становится товаром. И никто не убережет владельцев земли от насильственной смерти.
Но буровики, какие же они владельцы?
20
Павел Петрович приехал в Мергель, когда уже спали сторожевые собаки.
Семен, в отличие от своей жены, умел просыпаться мгновенно при первом же настораживающем звуке. Как только "Джип" остановился около двора, он открыл глаза, взглянул на часы ( фиксировать время стало привычкой) : было без четверти три.
По гаревой дорожке послышались шаги. Скрипнула калитка. Не включая лампу, Семен вышел на крыльцо. Под сиянием высокого месяца узнал знакомый "Джип" и его хозяина. Мужчины молча пожали друг другу руки. - Извините, что поздно. Спешу с новостями.
И уже в доме за чаем Ишутин рассказывал, что произошло в Каменке. Москвичей поразило, что у местной милиции убегают запросто, при этом захватывают с собой оружие.
- Я от вас и не скрывал, - говорил он, как бы рассуждая. - Каждый беглец свой побег оплачивает. Так что для наших ментов хоть и побочный, а все-таки заработок. Это ещё терпимо. Бывает хуже, особенно для нашего брата, предпринимателя. Задерживает не милиция, а каждый, кто делает бизнес на живом товаре. Знаю случай, когда русского предпринимателя схватили в России, то есть в нашей местности, увезли в Чечню и там продали в рабство.
- Вам это угрожает? - спросила Гюзель.
- Как и вам, - был неожиданный ответ. - Семена Михеевича вряд ли тронут: за историка много не дадут. А вот Гюзель могут и выкрасть. Молодая, красивая, к тому же врач, аспирантка, почти кандидат наук. Ловцы душ просто к вам ещё не присмотрелись.
Сказано было вроде в шутку, но в этом диком крае, по соседству с Кавказом, с чем черт не шутит? Перешли к главному, ради чего Ишутин заявился в Мергеле среди ночи.
- Установил место проживания Остапца, - сказал он. - Помните, в бригаде был такой: Остапец Кирилл Игнатович. Проживает он в Барановке. Это в семидесяти километрах отсюда.
- Дорога есть?
- Плохая, но есть.
- Хорошо, с понедельника мы туда переезжаем. Будем собирать гербарий в Барановке.
- Подстраховка нужна?
- Желательно.
- Тогда я отправлю туда двух специалистов по ремонту холодильников.
- Они нас видели?
- Видели... В понедельник утром за два часа до вашего приезда они там будут.
До понедельника оставалось четыре дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31