— В любом случае придем. Я — офицер разведки.
В шесть часов, — а Джейн всегда точна, — мы постучали в комнату 237. Мне казалось безумием находиться в гостях у русского шпиона в номере комфортабельного отеля с коктейлем в руках.
— Орешков? — предложил он.
— Ради Бога, Сергей!
— Хорошо, — сказал он, пожимая плечами. — Устраивайтесь поудобнее. Я думаю, вы читаете газеты?
— Только результаты матчей по крикету, — ответил я.
— Кое-что изменилось. По сути, чуть-чуть.
— Они поставили новые ворота, — сказал я.
— Но изменилось все не так сильно, как вам кажется, — настойчиво продолжал Сергей.
— Что не изменилось так сильно, как мы думаем? — вмешалась Джейн.
— Все, — ответил Сергей. — Вы ведь хотите кое-что узнать, верно?
— Продолжайте.
Он сел, устроился поудобнее, налил мартини.
— Ну, для начала: КГБ не совсем то, что вы думаете...
Язвительный, убедительный, обходительный Сергей говорил бессвязно, перескакивая с одной темы на другую.
Я грубо перебил его:
— Чего ты хочешь? Говори яснее.
Он с минуту внимательно смотрел на меня. О чем он думал, я не догадывался, пока он не заговорил:
— Хочу покончить со всем этим.
Джейн была более резкой, чем я:
— Если все дело в этом, то у тебя должны быть лучшие связи, чем у нас...
Он не дослушал, кивнул.
— Итак? — спросила она.
— Переселение втечет за собой неудобств а. Нужно все бросить, переместиться в другое окружение, завести новых друзей. Это все очень дорого, если хочешь жить хорош о. Лично я, например, не желаю стать почтальоном где-нибудь в Йеллоунайфе.
— Деньги? — коротко спросила Джейн.
— Деньги.
— У вас есть что продать?
Сергей усмехнулся:
— Только мою страну.
— На рынке резкое падение спроса, — парировала Джейн. — Он продолжает падать.
— Да, но всегда есть информация, которая ценнее всего остального и касается непосредственно нашего дела. Это Кремль.
Он говорил, смотря на меня, и что-то в его взгляде насторожило. У меня перехватило дыхание. Моя реакция заставила его усмехнуться.
— Так что же о Кремле? — невинно поинтересовалась Джейн.
Сергей скрестил ноги и посмотрел на носки своих ботинок.
— Много чего интересного, — проговорил он, — но для нас особенно важны две вещи.
— Для нас? — переспросила Джейн. — Что вы хотите сказать?
— Я не имею в виду сообщество разведчиков такое, каким бы оно ни было.
— А кого же ты имеешь в виду?
— Я имею в виду тебя, его и себя.
Я понимал, о чем идет речь, а Джейн не понимала. Я ей ничего еще не рассказал.
— Я раскопал кое-что еще, — сказал Сергей. — Теперь знаю о вас больше, чем раньше. Он, — указал на меня пальцем, — молодой адвокат, ты, — указал на Джейн, — достаточно богата, у тебя впереди блестящая карьера, помоги тебе Бог. А я усталый шпион, у которого всего несколько тысяч долларов в женевском банке и мечта отдохнуть от всего этого.
Сергей посмотрел на нас.
— Он на тебе хочет жениться, но не может позволить себе этого. А я не хочу подавать в отставку. Все выстраивается в логическую цепочку, — сказал Сергей, — и ведет в Кремль. К Кремлю, как к дворцу, где лежат деньги.
Джейн сказала:
— Но я не вижу...
Сергей посмотрел на меня:
— Хранишь маленький секрет? Клоуз, скрытный по природе. Так? Расскажи ей.
В этот момент смотреть в глаза Джейн было все равно что в дула двухствольного ружья. Они остановились на мне, как на мишени, и слегка расширились.
— Расскажи ей, Джон.
Я сказал Джейн:
— Я хотел сберечь эту тайну. — Звучало неубедительно даже тогда, когда я произносил эти слова.
— Ключ от кремлевской двери, — пояснил Сергей. — Кремль — одна из величайших сокровищниц мира. И догадайтесь, у кого ключ?
Трудно поверить, но я покраснел, стал прямо-таки малиновым, Джейн неотрывно смотрела на меня. Сергей бодро сообщил:
— Он вернулся туда и забрал его. Да, Джон?
Не было смысла отвечать. Все, что творилось в моей душе, Джейн могла прочитать и так.
Сергей продолжал:
— Это секретный вход. Можно войти, сделать все, что нужно, и выйти. Никакой опасности, кроме паутины, если мои расчеты верны. А они верны.
Джейн перестала смотреть на меня и взглянула на Сергея. Я люблю эту девушку, но она умеет быть грозной. Когда она смотрит на вас вот так, взгляд пронизывает насквозь и пригвождает к месту. Сергей тоже замер, но лишь на минуту.
— Я видел Алекс, дочь Кинского, — сообщил Сергей, приходя в себя. — И она показала мне те листья, потому что была полностью уверена, я посланец аппарата премьер-министра из Канберры. — Он усмехнулся. — Лед тает. Еще мартини?
— Спасибо. Я думаю, — сказала Джейн, — нам лучше быть трезвыми.
— Как хотите. Я выпью еще.
Он наполнил стакан и сел на место.
— Вернемся к сокровищам.
Я вмешался:
— Я читал о Сталине. Его не интересовали деньги. У него было множество должностей, он каждую неделю получал заработную плату в конвертах и не открывал ни одного из них.
— Пропаганда, — прокомментировал Сергей. — Петр Кинский, которого ты называешь Питеркином, украл, убегая, золото, не так ли? Могу сказать по собственному опыту: тот, кто одержим собиранием золота, соберет его много. Сталин вполне мог собрать сокровища.
Джейн сказала мне:
— Это все фантазии. Пойдем, Джон. — И встала.
Я тоже послушно поднялся, а Сергей продолжал сидеть. Он достал из внутреннего кармана пакет и протянул ей.
— Посмотри.
— Нет, спасибо.
— О, на вашем месте я бы взглянул. Эти фотографии не обычные компрометирующие фотографии КГБ, но тем не менее они бросят тень на вашу репутацию.
Я спросил:
— Что это?
— Трудно удержаться, чтобы не посмотреть, да? О, они достаточно невинные, но взглянуть стоит. Это майор Страт, а это я. А это, как она себя называет, Элин Гундерссон. Мы оба из Москвы. Она скрывает свое имя, и вы оба должны знать это. Если бы она и вправду была исландкой, ее фамилия звучала бы как Гундерсдоттир. Гундерссон мужского рода. А если мне не изменяет память, Элин женщина.
Я смотрел то на Сергея, то на Джейн. Он был спокоен, она бледна. Немного помолчав, с величайшим удивлением произнесла:
— Вы меня шантажируете?
— Это правда.
— Шантаж не сработает. Я смогу объяснить.
— Не исключено, в конце концов ваша организация вам поверит. Позвольте старому шпиону открыть истинную правду. В будущем они станут доверять вам меньше. Даже если вы сообщите обо всем, что знаете и делаете. Даже тогда, поверив каждому вашему слову, они все равно проявят интерес к фотографиям. Это часто случается. «Посмотрите, скажут они, майор здесь с русскими. Да, конечно, мы знаем... но вы видели выражение ее лица? А посмотрите на ее глаза. Нет гарантий, что она...»
Для моих неискушенных в шпионских делах ушей это звучало как Правда с большой буквы.
— Есть еще убийство гарпуном, кража гарпуна из музея. Ну и так далее. Что касается его, — жест в мою сторону, — то я не думаю, что он всегда строго следует закону. Он, конечно, не такой преступник, как вы, майор. Я не могу уличить его в чем-то конкретном, не могу напрямую его шантажировать. Но среди его слабостей самая большая — вы. Он для вас сделает все, Джон Клоуз. Непременно сделает. — Сергей перевел взгляд с меня на Джейн. — Непременно сделает, — повторил он.
На протяжении следующих дней мы увиливали от встречи с ним как могли, но Сергей поймал нас в сети и вытащил на берег, словно жирных форелей.
* * *
Он фотографировал нас всегда и везде — прежде, чем пожелать спокойной ночи или приятного аппетита, на прогулке и в ресторане. Через два дня на мое имя пришел маленький пакет со штампом Британского Совета. Я осторожно осмотрел его.
— Кого ты там знаешь? — спросила Джейн.
— Никого, — мрачно ответил я.
— Держу пари, это Сергей, будь он проклят.
Так оно и было. В пакете было два паспорта в красных пластиковых обложках. По ним мы были ирландцами, Джейн родилась в Килларни, а я — где-то в Кенмаре. Как мы определили по атласу, в нескольких километрах от настоящей родины Джейн. Мы с тяжелым чувством смотрели на паспорта. Ужасно, когда вдруг обнаруживаешь, что ты — это не ты, а кто-то другой. Нас определенно хотели отправить в Россию.
Статья «Тайм» на этой неделе сообщила, что Гулаг все еще существует, десятки и даже сотни тысяч людей по-прежнему страдают в лагерях где-то на севере. Россия, похоже, разваливается, постепенно становится более либеральной, но они продолжают запускать на орбиту спутники и подавляют всякое инакомыслие в пределах своих границ. Несмотря на перемены, там много насилия. Кроме того, у власти немало представителей старого режима. Все это делало наше путешествие действительно рискованным.
Я часто говорил Джейн, что Сергей, возможно, просто блефует, что он никогда не станет ей действительно вредить.
— Какой ему смысл это делать? И кроме того, он не сможет ничего доказать. Они увезли тело убитого, забрали с собой Элин Гундерссон. Свидетелей нет. Даже если узнают, что гарпун на дне ущелья, ну кто полезет туда искать его. Но убедить Джейн было невозможно.
— Сергей очень ловкий. Он все знает, все способен выяснить и найти доказательства. Будут и свидетели. Ведь свидетели были, ты же один из них!
— Но я же никогда...
— Возможно.
— Конечно нет!
— О, Джон! Он может убить нас обоих.
И это говорила сильная, уверенная в себе Джейн! Она и раньше бывала в опасности и попадала в переделки, но никогда в жизни не была в такой ситуации. Она могла гулять, разговаривать, кататься на лыжах, делать все, что угодно. Но по приказу Сергея готова была прыгнуть в кипящий котел.
События развивались очень быстро. Билеты, инструкции были доставлены еще в одном пакете. Джейн открыла его, так как он был адресован на ее имя, и начала просматривать содержимое.
— "Балкан эйр", — бормотала она, — на Варну. Это в Болгарии, да? А оттуда два места на трехдневную экскурсию. О, Джон!
* * *
Я никогда раньше не видел Джейн плачущей. Во время путешествия она, бледная и отрешенная, сидела десять часов до Манчестера, еще четыре до Варны и шесть до Москвы. Это было как путешествие с зомби. Аэропорт Шереметьево, куда мы прилетели, не самое успокаивающее место на земле. От Перта до Ванкувера вас сопровождают солнце и хорошее настроение, окружают бодрые, довольные собой люди. В Лондоне или Риме попадаешь в атмосферу достатка. В Москве даже сам воздух наполнен опасностью. Проходя контроль, вы видите только глаза и нос офицера иммиграционной службы, в то время как он оглядывает вас с головы до ног, долго и пристально рассматривает, и вы не знаете, что делать со своими глазами и руками. Не произносится ни слова. Молча ставится въездная виза, и паспорт возвращают. Ни улыбки, ни слова приветствия. Я вспомнил слова Сергея, что в России все изменилось лишь чуть-чуть, а не так, как нам кажется издалека.
Мы приехали в гостиницу «Россия» на такси в полном молчании. Угроза ощущалась везде — в лифте, коридорах.
— Я должна отсюда выбраться, — сказала Джейн безнадежным голосом. — Я должна!
Мы оставили наши чемоданы и вышли.
* * *
Красная площадь притягивает, как магнит. По улице все двигались в одну сторону, словно река из людей и автомобилей. Мне не хотелось идти на Красную площадь, но выбора не было. На следующий день должен был состояться праздник пионерской организации, и площадь была украшена.
Она оказалась меньше, чем я предполагал. Мы привыкли видеть ее в кино с колоннами марширующих военных и танков, и это создавало впечатление, что площадь огромна. На самом деле Красная площадь — это величественный архитектурный ансамбль. Этим вечером мы с Джейн гуляли в толпе. В других городах это, возможно, приободрило бы нас. Но здесь все было мрачным: лица людей невыразительные, бормотание — вместо разговора. Мы тоже говорили мало, мы вообще уже давно почти не разговаривали. Джейн повисла на моей руке, еле передвигая ноги. Глаза тревожные. Я помню только одно проявление человечности к нам, когда американская леди из нашей группы вдруг дотронулась до плеча Джейн и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34