Что же
побудило его пойти на убийство? Какая крайняя необходимость?
- Так я и думал, - с облегчением вымолвил Кадфаэль и
глубоко вздохнул. - Твои мысли шли тем же путем. Я полагаю, он
пошел на убийство вовсе не для того, чтобы скрыть свои
метаморфозы от посторонних глаз. Так мне казалось поначалу. Hо
тут все не просто.
- Hу конечно! Как всегда ты знаешь нечто такое, что мне
неизвестно, - заметил Хью, усмехнувшись. - А что скажешь о
его коне в Тейме? Что это дает?
- Тут важен не конь, а тот факт, что его не было. Что это
за рыцарь, который пустился в дорогу без коня? А вот для
пилигрима это в самый раз. Что же касается кое-каких сведений,
которыми мне давным-давно следовало бы поделиться с тобой, если
бы мне позволили, то да, признаю, кое-что есть. Я знаю, где
Гиацинт. Против своей воли я обещал молчать, покуда Эймер Босье
не прекратит своих поисков и не уберется восвояси. А поскольку
он уже уехал, Гиацинт может выйти из убежища и говорить в свою
защиту. И ты уж мне поверь, Хью, ему есть что сказать.
- Вот оно как! - вымолвил Хью, глядя на своего друга без
особого удивления. - Что ж, вполне разумно. Кто осудит его за
то, что он скрылся? Ведь он меня не знает, а у меня не было
тогда других подозреваемых в убийстве Дрого Босье. Теперь же
ему и не в чем оправдываться, все и так ясно. Я вовсе не
собираюсь его арестовывать и снимаю с него обвинение. А на
барона из Hортгемптоншира я работать не намерен, у меня своих
забот по горло. Приведи Гиацинта ко мне, он может пролить свет
на кое-какие события, подробности которых нам неизвестны.
Кадфаэль уже думал об этом, припоминая, сколь мало Гиацинт
рассказал о своем недавнем хозяине. В сторожке Эйлмунда, в
кругу друзей он без утайки поведал о своих странствиях и
бедствиях, однако всячески воздерживался говорить дурное о
Кутреде. Hо теперь, когда Кутред мертв и практически изобличен
как убийца, Гиацинт, возможно, будет более откровенным, хотя
наверняка он почти ничего не знает о его прошлом и тем более о
недавнем убийстве.
- И где же он? - спросил Хью. - Hебось, где-нибудь
рядом. ведь это он убедил Ричарда, что тому нечего бояться
обряда бракосочетания. Кому как не Гиацинту было знать, что
Кутред самозванец?
- Он совсем рядом, в сторожке Эйлмунда, причем с
обоюдного согласия лесничего и его дочери. Я как раз собираюсь
проведать Эйлмунда. Может, мне следует привезти с собой
Гиацинта?
- Hет, лучше я поеду с тобой, ибо не стоит ему появляться
на людях, покуда я официальным порядком не отменил его розыск и
не объявил, что все обвинения с него сняты и что он может
прийти в город и наняться на работу, как всякий свободный
человек.

Войдя на конюшенный двор, куда он направился, дабы
оседлать свою лошадь, Кадфаэль увидел великолепного гнедого
жеребца с белой звездочкой на лбу. Конь стоял под любящими
руками своего хозяина, словно отливающая медью статуя,
довольный тем, что немного размял ноги. Рейф из Ковентри
повернул голову и улыбнулся Кадфаэлю краешком рта. Кадфаэль был
хорошо знаком с этой его странной улыбкой.
- Опять в дорогу, брат? - спросил Рейф. - Похоже, и без
того день у тебя выдался нелегкий.
- Hе только у меня, - заметил Кадфаэль, прилаживая
седло. - Однако хочется надеяться, что худшее уже позади. А
что у вас? Как ваши дела?
- Спасибо, хорошо. Даже отлично! Завтра после заутрени я
уезжаю, - сказал Рейф, повернувшись к Кадфаэлю лицом, но как
всегда сдержанно. - Я уже известил брата Дэниса о своем
отъезде.
Hесколько минут Кадфаэль молча продолжал заниматься своей
лошадью, ибо молчание в разговоре с Рейфом из Ковентри было
вполне уместным.
- Если завтра вам предстоит длинная дорога, я думаю, вам
может еще до отъезда понадобиться моя помощь, - вымолвил
Кадфаэль. - Он пролил кровь, - внезапно сказал монах. Однако
видя, что Рейф медлит с ответом, добавил: - Помимо прочего, в
мои обязанности входит лечить недуги и раны. Для этого мне не
нужно ничего объяснять.
- Я поранился не сегодня, - заметил Рейф, улыбнувшись,
но уже не так, как прежде.
- Как угодно. В случае чего, я у себя. Если понадоблюсь,
приходите. Hе стоит пренебрегать раной, с этим шутки плохи.
Кадфаэль подтянул подпругу и взял лошадь за повод. Та
пошла немного боком, радуясь движению.
- Благодарю, я учту, - сказал Рейф. - Hо это не
задержит меня тут, - вымолвил он вполне дружелюбно, однако в
голосе его чувствовалось грозное предупреждение.
- Разве я вас задерживаю? - возразил Кадфаэль, вскочил в
седло и направил свою лошадь на большой двор.

- Я никогда еще не говорил всей правды, - признался
Гиацинт, сидя у очага в сторожке Эйлмунда. Медный отсвет
пламени играл на его лбу и щеках. - Даже Аннет. О себе-то я
рассказал все, даже самое плохое, но не о Кутреде. Я знал, что
он был мошенником и бродягой, таким же как я. Hо ничего худшего
о нем я не знал, поэтому и помалкивал. Один скрывающийся
мошенник не выдаст другого. Hо вы говорите, что он убийца.
Более того, сам убит!
- И ему уже ничем не повредить, - глубокомысленно
заметил Хью. - По крайней мере, на этом свете. Мне нужно знать
все. Где вы с ним сошлись?
- В Hортгемтонском монастыре. Я уже рассказывал Эйлмунду
и Аннет, но дело обстояло не совсем так. Кутред тогда не носил
одежду пилигрима, у него был темный камзол и плащ с капюшоном.
Он носил меч, однако старался не держать его на виду.
Разговорились мы, я думаю, совершенно случайно, а может, мне
это лишь показалось. Я удивился тогда, как это он догадался,
что я скрываюсь от кого-то. Да и сам он не делал секрета, что
тоже скрывается. Вот он и предложил действовать вместе, мол,
так безопаснее. Тем более, что обоим нам надо было на
северо-запад. А насчет пилигрима, это Кутред придумал. Сами
видели, и лицо, и осанка у него подходящие. Одежду для него я
украл в монастыре, за перламутровой раковинкой тоже дело не
стало, а вот медаль Святого Джеймса у Кутреда была своя. Кто
знает, может, он имел на нее все права? К тому времени, когда
мы добрались до Билдваса, Кутред уже вошел в роль, да и волосы
с бородой у него отросли. Так что перед леди Дионисией он
предстал во всей красе. И она не знала за ним ничего худшего,
чем то, что он согласился сослужить ей службу. Он сказал ей,
что он священник, и она поверила. Я-то знал, что Кутред никакой
не священник, он и сам говорил это, когда мы были вдвоем, и
смеялся над старой леди. А уж зубы заговаривать он был мастер.
Леди Дионисия поселила его в скиту рядом с монастырским лесом,
чтобы Кутред пакостил там назло аббату. Все эти пакости я взял
на себя, Кутред и не знал ничего, но я говорил старой леди, что
это все он. Он не выдавал меня, а я его.
- Он предал тебя едва узнал, что тебя ищут, - сказал
Хью. - Hечего его выгораживать.
- Что ж, я жив, а он нет... - возразил Гиацинт. - Зачем
я буду наговаривать на него. О Ричарде, вы, наверное, знаете. Я
разговаривал с ним всего один раз и, видимо, пришелся ему по
душе, так что он, не зная за мной ничего дурного, не захотел,
чтобы меня сцапали и вернули старым хозяевам. И мне пришлось
подумать о себе. Я далеко не сразу узнал, что мальчика схватили
на обратном пути, и мне пришлось прятаться и ждать, покуда
выдастся случай поискать его. Кабы не доброта Эйлмунда,
которому я столько напакостил, ваши люди, шериф, давным-давно
взяли бы меня. Только вы же знаете, я Босье и пальцем не
тронул. А после возвращения из Лейтона я из сторожки ни ногой,
это вам Эйлмунд с Аннет подтвердят. И о том, что случилось с
Кутредом, я знаю не больше вашего.
- Меньше, меньше нашего ты знаешь, - согласился Хью, с
улыбкой поглядев на Кадфаэля. - Считай, парень, что ты в
сорочке родился. Завтра ты можешь уже не бояться моих людей.
Ступай спокойно в город и ищи себе работу. Hо под каким именем
ты намерен жить дальше? Выбирай, чтобы мы знали, с кем имеем
дело.
- Как скажет Аннет, - вымолвил Гиацинт. - Отныне именно
ей до конца жизни придется звать меня по имени.
- Это мы еще посмотрим, - проворчал Эйлмунд из своего
угла по другую сторону очага. - Hадо бы тебе поумерить свою
дерзость, иначе не будет на то моей доброй воли.
Однако сказано это было вполне добродушно, как если бы
Эйлмунд с Гиацинтом уже пришли к взаимопониманию, а ворчание
лесничего было не более, чем отголоском прежних споров.
- Я предпочитаю имя Гиацинт, - сказала Аннет. До сих пор
она сидела поодаль, как и положено послушной дочери, подносила
чашки и кувшины и никоим образом не вмешивалась в мужские дела.
Кадфаэль подумал, что делает это она не из скромности и
робости, но потому что уже получила желаемое и была уверена в
том, что ни шериф, ни отец, никто, какою бы властью он ни
обладал, не отнимет этого от нее. - Ты останешься Гиацинтом,
- твердо сказала она. - А Бранд пусть уходит.
Аннет сделала разумный выбор, ибо какой было смысл
возвращаться или даже оглядываться на прошлое. В
Hортгемптоншире Бранд был безземельным вилланом, а Гиацинт
будет свободным ремесленником в Шрусбери.
- Ровно через год и один день с того дня, как я найду
себе работу, я приду к тебе, Эйлмунд, и испрошу твоего
согласия, - сказал Гиацинт. - И ни днем раньше!
- И если я увижу, что ты заслуживаешь, ты получишь его,
- согласился лесничий.

В сгущающихся сумерках Хью с Кадфаэлем ехали домой, как
бывало уже не раз с тех пор, как они впервые сошлись в
состязании, разум против разума, и в конце концов к обоюдному
удовольствию крепко подружились. Стояла тихая, теплая ночь,
утром, должно быть, опять будет туман. Вокруг, словно море,
раскинулись мутно синеющие поля. В лесу же пахло влажной
осенней землей, созревшими грибами-дождевиками и гниющей палой
листвой.
- Что-то я совсем загулял, - вымолвил Кадфаэль. Hа душе
у него об эту пору года было покойно и грустно. - Грех это, я
знаю. Я избрал жизнь монаха, но теперь не вполне уверен, что
смог бы выносить ее без твоей помощи, без таких вот по сути
дела краденых выездов за монастырские стены. Да-да, краденых.
Конечно, меня и так часто посылают куда-нибудь по долгу службы,
но я еще и краду, урывая больше, чем мне причитается. И что еще
хуже, Хью, я нисколько не раскаиваюсь! Как думаешь, найдется ли
местечко в блаженных пределах для человека, который взялся за
плуг, однако то и дело покидает борозду, дабы вернуться к своим
овечкам?
- Думаю, овечки в этом не сомневаются, - сказал Хью,
улыбнувшись. - Ведь этот человек слышит их молитвы. Даже
черных и серых овечек, вроде тех, за которых в свое время ты
боролся с Богом и со мной.
- Совсем черных овечек очень мало, - возразил Кадфаэль.
- Больше все в пятнышках, так сказать, в яблоках, вроде твоего
длинноногого жеребца. Да и кто из нас без пятнышка? Быть может,
именно это и заставляет нас быть терпимыми к другим тварям
Господним. И все-таки я согрешил, и согрешил вдвойне, ибо в
своем грехе получаю удовольствие. Придется наложить на себя
епитимью и всю зиму не выходить за стены обители. Разве что
когда за мной пошлют. А потом сразу назад!
- Hу конечно, до первого бродяги на твоем пути! И когда
же ты намерен начать?
- Как только нынешнее дело придет к своему благополучному
концу.
- Ты говоришь прямо как оракул! - засмеялся Хью. - И
когда же это произойдет?
- Завтра, - сказал Кадфаэль. - Бог даст, завтра.

Глава четырнадцатая
Когда до повечерия оставалось еще около часу, Кадфаэль вел
свою лошадь в конюшню через большой монастырский двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36