— Я же вам сказала, Владислав скрывает это от меня.
Да, она это говорила, только мне от этого повторения не легче, а даже наоборот, потому что приятная весть не становится приятнее сколько раз ее не повторяй, а вот что-то нехорошее начинает от повторений угнетать еще сильнее.
— Но хоть что-то вы знаете?
— Да. Я слышала из разговора Владислава с Вадиком, что у него есть девушка, ее зовут, кажется, Мурка. — Она тихо засмеялась. — Очень неплохое имя для работы на сцене.
Если на сцене драматического театра, то сомневаюсь, подумала я, но спорить не стала.
— Ну а еще что-то, больше ничего вы не слышали, не поняли из их разговоров?
— Да я и это случайно услышала. Они при мне ничего такого не говорили, что бы могло натолкнуть на то, чтобы найти как-то его. Хотя нет, подождите, они упоминали какого-то Феликса, тоже, наверное, прозвище. Но только с ним, если я правильно поняла, связано обратное.
— В каком смысле обратное?
— В том, что он чем-то им мешает. Да, и еще о какой-то женщине говорили. Между нами, я вам скажу, эта женщина была их любовницей. Они вдвоем вместе с ней спали, у нее какие-то странные сексуальные вкусы — спать с гомосексуалистами.
А у самой Галины, у нее это, значит, не странный вкус.
Но только я так подумала, она меня сразу успокоила:
— Только не думайте подобного обо мне. Для меня Вадик, он как сын, и это совсем другое.
— Так при чем здесь эта женщина?
— Насколько я поняла, у нее были какие-то свои планы относительно этого художника.
— Какие планы?
— Не знаю. Похоже было даже на то, что она в него влюблена.
— Влюблена?!
— Мне так показалось из их разговоров.
Женщина, которая спит и с Вадиком и с Владиславом одновременно и которая влюблена в Сергея. А не Мишель ли это была? Они ведь тогда вдвоем к ней приезжали.
— А не могла быть этой женщиной Мишель? — спросила я.
— А знаете, — подумав, сказала Галина, — очень возможно. И даже скорее всего именно так, — сказала она почти убежденно, и тут же ей в голову пришла еще одна мысль:
— Да, я почти уверена еще в одном: эта женщина спит и с тем, кого называли Феликсом. И я думаю, это могла быть только моя сестра — Мишель. Это очень на нее похоже, ей всегда было всего мало, особенно мужчин, она даже с моим мужем спала.
Нет, всему этому доверять нельзя, во всяком случае про Сережку, — она ненавидела свою сестру за то, что та отбила у нее мужа, и готова теперь навесить на нее все, что только можно: и любовников гомосексуалистов, и Феликса, и еще и Сергея. А хотя.., но если у Сережки правда с ней что-то было, то он последняя сволочь. Ладно, это все потом.
— А еще что-нибудь, кроме интимной жизни вашей сестры?
— Больше ничего не знаю. Разве только… Почему-то у меня в голове все время крутится какой-то загородный особняк. Не знаю почему, но как-то у меня все это связано и с художником, и с этой женщиной, и с картинами. Почему — я не знаю. А может, это мое подсознание, как-нибудь на астральном уровне что-то улавливает.
Ну вот, только мистики мне и не хватало. Хорошо, что Галине в голову не приходят разные инопланетяне, какая-нибудь новая Венера или старая, которая вернулась на землю и снова начала соблазнять всех подряд мужиков, начиная с ее мужа. Хотя нег, ее мужа соблазнила Мишель.
Я поняла, что больше я ничего здесь не узнаю. Да я и не узнала ничего. Нет, узнала — Феликс. Значит, он связан как-то со всем. И ведь он смог убежать, когда в квартиру ворвались те четверо. А может, это и не он убежал, может, убежал Владислав или Вадик?
— Мне пора, — сказала я Галине.
— Да, конечно. Но мы с вами договорились? Если вы сможете найти этого художника, вы поговорите с ним, вы сможете привезти его ко мне, скажите, что я очень хорошо заплачу ему. И вам тоже.
— Конечно, не беспокойтесь, — пообещала я.
Мы пошли обратно по лестнице вверх из этой галереи, составленной из Сережкиных картин.
Потом я попрощалась с Галиной и вышла на улицу. Я почувствовала себя как Эвридика, которая выбралась наконец на свободу, вот только Орфей где-то там застрял, потому что я сделала какую-то глупость. Я перепутала? Все наоборот? Но это не имеет значения, могло быть и так.
* * *
Феликс был жив, и он был возмущен, возбужден и угрожал.
— А ты знаешь, — шипел он, — что с тобой будет, если тобой займутся компетентные органы?
Когда я позвонила ему на сотовый, он уже по телефону попытался изобразить из себя Юпитера. Но я не стала тратить время на оценку его актерских способностей, сказала, где я его буду ждать и во сколько, и повесила трубку.
Я была уверена, что он приедет, и не ошиблась.
Мы встретились в небольшом кафе.
— Ты знаешь, что случилось с Владиславом и Вадиком? — сразу завозмущался Феликс трагическим шепотом.
— Что? — спросила я.
— Не надо притворяться, Маша. Ты знаешь, что они оба погибли.
— Погибли? А я думала, их убили.
— Ты так спокойно об этом говоришь… Как те люди оказались в квартире, в которую ты меня заманила?
— Я что, держала в руке кусок копченой колбасы?
— При чем здесь колбаса?
— Не знаю, это ты сказал, что я тебя заманила.
— Хорошо, как оказались там те люди, в той квартире, в которую ты меня пригласила, привела, в которую мы пришли в конце концов?
— Какие именно люди?
— Те.
— Вадик с Владиславом? — спросила я наивно.
— Нет, я говорю о других людях, которые пришли позже.
— Феликс, я потому и попросила встретиться, чтобы спросить о том же тебя.
— Ты хочешь сказать, что ты ни о чем не знала?
— Я была на улице. Я долго ходила и думала, не поступаю ли я подло в отношении твоей жены и еще другой женщины, кажется, Туся ее зовут. Я никак не могла решиться вернуться в квартиру. А потом, когда все же решилась, в лифт со мной хотели войти четыре человека, я испугалась и не поехала, а пошла пешком. И я увидела, как они входят в нашу с тобой квартиру. Как же ты смог так спокойно уйти от этих бандитов? — спросила я, чтобы не дать Феликсу оценить мой бред.
— Спокойно?! Да это чистая случайность, что я выбрался оттуда.
— Как, расскажи?
— Когда вбежали эти четверо, я.., я был в туалете.
— Понятно. И просидел там, пока они не ушли.
— Нет, потом мне удалось выскользнуть незаметно.
— Проползти мимо них?
— Прекрати юродствовать. Маша. Двое людей погибли, это повод к шуткам?
— Ну, если тебе нравится слово погибли, пусть будет так, можешь это даже назвать квартирной катастрофой.
— И вообще, — возмутился Феликс, — прекрати свой тон и прекрати свой допрос.
— Как ты узнал, что их было четверо, — не обратила я внимания на просьбу Феликса, — если ты был в туалете?
— Я определил это по голосам, — сказал он не подумав.
Доказывать ему, что не мог он по голосам определить, сколько человек ворвалось в квартиру, было бесполезно.
— Ладно, Феликс, — сказала я, — мне больше с тобой не хочется говорить, но я и так достаточно поняла.
— Что ты поняла?
— Не скажу.
— Я не понимаю только, для чего ты мне назначила эту встречу?
— Чтобы кое-что выяснить.
— Что ты хочешь выяснить?
— Сначала еще спрошу, потом скажу, что я хочу выяснить. Кто продал Владиславу ту картину, которую он продал Галине?
— Представления не имею, о чем ты говоришь, — сказал он искренне.
— У Мишель я видела картину, Сережкину картину. А теперь она у Галины, ей ее продал Владислав, откуда он ее взял?
— Понятия не имею, — проговорился Феликс, потому что теперь он понял, о какой картине идет речь, а я все больше убеждалась в том, в чем хотела убедиться — Феликс во всем этом замешан.
— Кто продал картину Владиславу, тот и убил Мишель.
— Прекрати разыгрывать фарс, — вернулся Феликс к прежней женской системе обороны.
— Ты от Вадика узнал, что какая-то идиотская картина должна помочь Галине вылечиться от ее болезни?
— Какая картина, я ничего не понимаю. Почему я только выслушиваю этот твой бред?
— Потому что ты хочешь узнать, что знаю я, а что нет.
— Мне нет никакого дела до того, что ты знаешь и чего не знаешь.
И тут я не сдержалась. Я сама не понимаю, как это произошло. Я вдруг вскочила со стула и вцепилась в последние кудри Феликса.
— Где Сережка?! Куда вы его дели, сволочи?!! — кричала я, тряся голову Феликса взад и вперед.
Феликс взвизгивал и пищал что-то, просил отпустить его.
Я опомнилась. Увидела, с каким радостным интересом уставились на нас с Феликсом все вокруг. Я отпустила его волосы и быстро пошла к выходу.
Я ничего не узнала, но я знала, что мне нужно делать — мне надо узнать, кто та женщина, которая была любовницей Вадика и Владислава, найти ее. Вот только как ее найти?
Я быстро пришла в себя после своей небольшой истерики. Если честно, то подобного я за собой не помню, никогда со мной такого еще не случалось. И все из-за него, из-за Сережки.
Как же мне найти ту женщину, любовницу Вадика и Владислава и Феликса?
Знаю — я должна проследить за Феликсом, увидеть женщин, с которыми он встречается, и из них вычислить ту, о которой говорила Галина, если только она не фантазировала: как у бывшей стриптизерши, у нее в этом вопросе может быть богатое воображение.
* * *
Я посмотрела на себя в зеркало и осталась недовольна — в рыжем парике я выглядела ничего себе, но он слишком бросался в глаза. Я сняла его и померила черный: длинные прямые волосы и челка, закрывающая брови.
Я купила этот парик и вышла из магазина. Прямо перед собой, через дорогу, над двойной стеклянной дверью, я увидела слово, написанное крупными буквами, «Оптика». И я сразу вспомнила Сережкины слова, забыла, по какому поводу он сказал, что ничто так не меняет женское лицо, как очки, он имел в виду не темные солнечные очки, а очки с диоптрией.
Я перешла по подземному переходу на другую сторону улицы и вошла в этот магазин.
Очки я выбирала себе, наверное, полчаса, не меньше. Мне "не нужны были с диоптрией, мне нужны были с простыми стеклами, и таких было полно, но ни одни из них мне не нравились — мне нужны были такие, чтобы как можно сильнее уродовали мое лицо. И наконец я нашла: у них были простые, но чуть дымчатые стекла и толстая пластмассовая оправа. Большее уродство представить было трудно. Как только я посмотрела на себя в зеркало в этих очках, сразу поняла — это то, что мне нужно — в них даже без парика меня можно было узнать разве что по голосу, но если надеть еще и парик, то я представила, что из этого получится. Я их купила и поехала домой.
Дома я надела Сережкины джинсы и его рубашку. Вместе с дымчатыми очками и париком я выглядела так, что даже самый неприхотливый сексуальный маньяк, встретив меня ночью, кроме скуки, ничего бы не почувствовал.
Осталось только сменить машину, потому что моя слишком заметна. Но это было проще, чем выбрать парик или очки. Я позвонила одной своей знакомой и предложила ей на время поменять ее зеленую «Ниву» на мою красную «БМВ». Я ей сказала, что еду в какое-то дачное место, где асфальтовые дороги еще не проложены, и пообещала вернуть машину в целости и сохранности. Эта моя знакомая не стала думать, а сразу согласилась.
* * *
Я ехала за Феликсом так, чтобы между нами было все время две-три машины. Восемьдесят километров в час для Феликса предельная скорость, и держаться за ним, не отстать от него было не трудно, тем более «Нива» довольно высокая и из нее все хорошо видно.
Минут через" двадцать, предупредив меня сигналом поворота, Феликс с Садового кольца свернул в какие-то дворы, и скоро его машина остановилась у подъезда одного из домов. Я свою остановила у соседнего.
Феликс вошел в подъезд, у которого остановился, а я закурила и стала ждать. Курю я вообще-то редко, только в компании, когда немного выпью или когда сильно нервничаю. Последнее время я стала курить больше, Я прождала еще полчаса и поняла, что я ничего таким способом не узнаю, потому что ждать — это не то состояние, в котором я могу долго находиться, особенно когда не знаешь, чего именно ты ждешь.
Наконец Феликс вышел, с ним была женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Да, она это говорила, только мне от этого повторения не легче, а даже наоборот, потому что приятная весть не становится приятнее сколько раз ее не повторяй, а вот что-то нехорошее начинает от повторений угнетать еще сильнее.
— Но хоть что-то вы знаете?
— Да. Я слышала из разговора Владислава с Вадиком, что у него есть девушка, ее зовут, кажется, Мурка. — Она тихо засмеялась. — Очень неплохое имя для работы на сцене.
Если на сцене драматического театра, то сомневаюсь, подумала я, но спорить не стала.
— Ну а еще что-то, больше ничего вы не слышали, не поняли из их разговоров?
— Да я и это случайно услышала. Они при мне ничего такого не говорили, что бы могло натолкнуть на то, чтобы найти как-то его. Хотя нет, подождите, они упоминали какого-то Феликса, тоже, наверное, прозвище. Но только с ним, если я правильно поняла, связано обратное.
— В каком смысле обратное?
— В том, что он чем-то им мешает. Да, и еще о какой-то женщине говорили. Между нами, я вам скажу, эта женщина была их любовницей. Они вдвоем вместе с ней спали, у нее какие-то странные сексуальные вкусы — спать с гомосексуалистами.
А у самой Галины, у нее это, значит, не странный вкус.
Но только я так подумала, она меня сразу успокоила:
— Только не думайте подобного обо мне. Для меня Вадик, он как сын, и это совсем другое.
— Так при чем здесь эта женщина?
— Насколько я поняла, у нее были какие-то свои планы относительно этого художника.
— Какие планы?
— Не знаю. Похоже было даже на то, что она в него влюблена.
— Влюблена?!
— Мне так показалось из их разговоров.
Женщина, которая спит и с Вадиком и с Владиславом одновременно и которая влюблена в Сергея. А не Мишель ли это была? Они ведь тогда вдвоем к ней приезжали.
— А не могла быть этой женщиной Мишель? — спросила я.
— А знаете, — подумав, сказала Галина, — очень возможно. И даже скорее всего именно так, — сказала она почти убежденно, и тут же ей в голову пришла еще одна мысль:
— Да, я почти уверена еще в одном: эта женщина спит и с тем, кого называли Феликсом. И я думаю, это могла быть только моя сестра — Мишель. Это очень на нее похоже, ей всегда было всего мало, особенно мужчин, она даже с моим мужем спала.
Нет, всему этому доверять нельзя, во всяком случае про Сережку, — она ненавидела свою сестру за то, что та отбила у нее мужа, и готова теперь навесить на нее все, что только можно: и любовников гомосексуалистов, и Феликса, и еще и Сергея. А хотя.., но если у Сережки правда с ней что-то было, то он последняя сволочь. Ладно, это все потом.
— А еще что-нибудь, кроме интимной жизни вашей сестры?
— Больше ничего не знаю. Разве только… Почему-то у меня в голове все время крутится какой-то загородный особняк. Не знаю почему, но как-то у меня все это связано и с художником, и с этой женщиной, и с картинами. Почему — я не знаю. А может, это мое подсознание, как-нибудь на астральном уровне что-то улавливает.
Ну вот, только мистики мне и не хватало. Хорошо, что Галине в голову не приходят разные инопланетяне, какая-нибудь новая Венера или старая, которая вернулась на землю и снова начала соблазнять всех подряд мужиков, начиная с ее мужа. Хотя нег, ее мужа соблазнила Мишель.
Я поняла, что больше я ничего здесь не узнаю. Да я и не узнала ничего. Нет, узнала — Феликс. Значит, он связан как-то со всем. И ведь он смог убежать, когда в квартиру ворвались те четверо. А может, это и не он убежал, может, убежал Владислав или Вадик?
— Мне пора, — сказала я Галине.
— Да, конечно. Но мы с вами договорились? Если вы сможете найти этого художника, вы поговорите с ним, вы сможете привезти его ко мне, скажите, что я очень хорошо заплачу ему. И вам тоже.
— Конечно, не беспокойтесь, — пообещала я.
Мы пошли обратно по лестнице вверх из этой галереи, составленной из Сережкиных картин.
Потом я попрощалась с Галиной и вышла на улицу. Я почувствовала себя как Эвридика, которая выбралась наконец на свободу, вот только Орфей где-то там застрял, потому что я сделала какую-то глупость. Я перепутала? Все наоборот? Но это не имеет значения, могло быть и так.
* * *
Феликс был жив, и он был возмущен, возбужден и угрожал.
— А ты знаешь, — шипел он, — что с тобой будет, если тобой займутся компетентные органы?
Когда я позвонила ему на сотовый, он уже по телефону попытался изобразить из себя Юпитера. Но я не стала тратить время на оценку его актерских способностей, сказала, где я его буду ждать и во сколько, и повесила трубку.
Я была уверена, что он приедет, и не ошиблась.
Мы встретились в небольшом кафе.
— Ты знаешь, что случилось с Владиславом и Вадиком? — сразу завозмущался Феликс трагическим шепотом.
— Что? — спросила я.
— Не надо притворяться, Маша. Ты знаешь, что они оба погибли.
— Погибли? А я думала, их убили.
— Ты так спокойно об этом говоришь… Как те люди оказались в квартире, в которую ты меня заманила?
— Я что, держала в руке кусок копченой колбасы?
— При чем здесь колбаса?
— Не знаю, это ты сказал, что я тебя заманила.
— Хорошо, как оказались там те люди, в той квартире, в которую ты меня пригласила, привела, в которую мы пришли в конце концов?
— Какие именно люди?
— Те.
— Вадик с Владиславом? — спросила я наивно.
— Нет, я говорю о других людях, которые пришли позже.
— Феликс, я потому и попросила встретиться, чтобы спросить о том же тебя.
— Ты хочешь сказать, что ты ни о чем не знала?
— Я была на улице. Я долго ходила и думала, не поступаю ли я подло в отношении твоей жены и еще другой женщины, кажется, Туся ее зовут. Я никак не могла решиться вернуться в квартиру. А потом, когда все же решилась, в лифт со мной хотели войти четыре человека, я испугалась и не поехала, а пошла пешком. И я увидела, как они входят в нашу с тобой квартиру. Как же ты смог так спокойно уйти от этих бандитов? — спросила я, чтобы не дать Феликсу оценить мой бред.
— Спокойно?! Да это чистая случайность, что я выбрался оттуда.
— Как, расскажи?
— Когда вбежали эти четверо, я.., я был в туалете.
— Понятно. И просидел там, пока они не ушли.
— Нет, потом мне удалось выскользнуть незаметно.
— Проползти мимо них?
— Прекрати юродствовать. Маша. Двое людей погибли, это повод к шуткам?
— Ну, если тебе нравится слово погибли, пусть будет так, можешь это даже назвать квартирной катастрофой.
— И вообще, — возмутился Феликс, — прекрати свой тон и прекрати свой допрос.
— Как ты узнал, что их было четверо, — не обратила я внимания на просьбу Феликса, — если ты был в туалете?
— Я определил это по голосам, — сказал он не подумав.
Доказывать ему, что не мог он по голосам определить, сколько человек ворвалось в квартиру, было бесполезно.
— Ладно, Феликс, — сказала я, — мне больше с тобой не хочется говорить, но я и так достаточно поняла.
— Что ты поняла?
— Не скажу.
— Я не понимаю только, для чего ты мне назначила эту встречу?
— Чтобы кое-что выяснить.
— Что ты хочешь выяснить?
— Сначала еще спрошу, потом скажу, что я хочу выяснить. Кто продал Владиславу ту картину, которую он продал Галине?
— Представления не имею, о чем ты говоришь, — сказал он искренне.
— У Мишель я видела картину, Сережкину картину. А теперь она у Галины, ей ее продал Владислав, откуда он ее взял?
— Понятия не имею, — проговорился Феликс, потому что теперь он понял, о какой картине идет речь, а я все больше убеждалась в том, в чем хотела убедиться — Феликс во всем этом замешан.
— Кто продал картину Владиславу, тот и убил Мишель.
— Прекрати разыгрывать фарс, — вернулся Феликс к прежней женской системе обороны.
— Ты от Вадика узнал, что какая-то идиотская картина должна помочь Галине вылечиться от ее болезни?
— Какая картина, я ничего не понимаю. Почему я только выслушиваю этот твой бред?
— Потому что ты хочешь узнать, что знаю я, а что нет.
— Мне нет никакого дела до того, что ты знаешь и чего не знаешь.
И тут я не сдержалась. Я сама не понимаю, как это произошло. Я вдруг вскочила со стула и вцепилась в последние кудри Феликса.
— Где Сережка?! Куда вы его дели, сволочи?!! — кричала я, тряся голову Феликса взад и вперед.
Феликс взвизгивал и пищал что-то, просил отпустить его.
Я опомнилась. Увидела, с каким радостным интересом уставились на нас с Феликсом все вокруг. Я отпустила его волосы и быстро пошла к выходу.
Я ничего не узнала, но я знала, что мне нужно делать — мне надо узнать, кто та женщина, которая была любовницей Вадика и Владислава, найти ее. Вот только как ее найти?
Я быстро пришла в себя после своей небольшой истерики. Если честно, то подобного я за собой не помню, никогда со мной такого еще не случалось. И все из-за него, из-за Сережки.
Как же мне найти ту женщину, любовницу Вадика и Владислава и Феликса?
Знаю — я должна проследить за Феликсом, увидеть женщин, с которыми он встречается, и из них вычислить ту, о которой говорила Галина, если только она не фантазировала: как у бывшей стриптизерши, у нее в этом вопросе может быть богатое воображение.
* * *
Я посмотрела на себя в зеркало и осталась недовольна — в рыжем парике я выглядела ничего себе, но он слишком бросался в глаза. Я сняла его и померила черный: длинные прямые волосы и челка, закрывающая брови.
Я купила этот парик и вышла из магазина. Прямо перед собой, через дорогу, над двойной стеклянной дверью, я увидела слово, написанное крупными буквами, «Оптика». И я сразу вспомнила Сережкины слова, забыла, по какому поводу он сказал, что ничто так не меняет женское лицо, как очки, он имел в виду не темные солнечные очки, а очки с диоптрией.
Я перешла по подземному переходу на другую сторону улицы и вошла в этот магазин.
Очки я выбирала себе, наверное, полчаса, не меньше. Мне "не нужны были с диоптрией, мне нужны были с простыми стеклами, и таких было полно, но ни одни из них мне не нравились — мне нужны были такие, чтобы как можно сильнее уродовали мое лицо. И наконец я нашла: у них были простые, но чуть дымчатые стекла и толстая пластмассовая оправа. Большее уродство представить было трудно. Как только я посмотрела на себя в зеркало в этих очках, сразу поняла — это то, что мне нужно — в них даже без парика меня можно было узнать разве что по голосу, но если надеть еще и парик, то я представила, что из этого получится. Я их купила и поехала домой.
Дома я надела Сережкины джинсы и его рубашку. Вместе с дымчатыми очками и париком я выглядела так, что даже самый неприхотливый сексуальный маньяк, встретив меня ночью, кроме скуки, ничего бы не почувствовал.
Осталось только сменить машину, потому что моя слишком заметна. Но это было проще, чем выбрать парик или очки. Я позвонила одной своей знакомой и предложила ей на время поменять ее зеленую «Ниву» на мою красную «БМВ». Я ей сказала, что еду в какое-то дачное место, где асфальтовые дороги еще не проложены, и пообещала вернуть машину в целости и сохранности. Эта моя знакомая не стала думать, а сразу согласилась.
* * *
Я ехала за Феликсом так, чтобы между нами было все время две-три машины. Восемьдесят километров в час для Феликса предельная скорость, и держаться за ним, не отстать от него было не трудно, тем более «Нива» довольно высокая и из нее все хорошо видно.
Минут через" двадцать, предупредив меня сигналом поворота, Феликс с Садового кольца свернул в какие-то дворы, и скоро его машина остановилась у подъезда одного из домов. Я свою остановила у соседнего.
Феликс вошел в подъезд, у которого остановился, а я закурила и стала ждать. Курю я вообще-то редко, только в компании, когда немного выпью или когда сильно нервничаю. Последнее время я стала курить больше, Я прождала еще полчаса и поняла, что я ничего таким способом не узнаю, потому что ждать — это не то состояние, в котором я могу долго находиться, особенно когда не знаешь, чего именно ты ждешь.
Наконец Феликс вышел, с ним была женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45