Они, конечно, очень заинтересовались, но так как у меня нет никакой информации, то и сказать я им больше ничего не мог.
Я устало улыбнулась и похлопала его по руке. Мы допили портвейн, и официант принес нам счет. Было около полуночи. Поколебавшись, Роджер спросил, не может ли он пойти ко мне. Я с сожалением покачала головой:
– Не то чтобы я не хочу – твоя компания мне всегда по душе. Но это не то место, куда можно кого-нибудь пригласить, – там сейчас настоящий кавардак. Кто-то искал одну бумагу и перерыл всю квартиру. А мне сейчас не до того, чтобы наводить порядок.
– А может, таким образом американка посылает мужчину к черту?
Я подалась вперед и поцеловала его.
– Когда я пошлю тебя к черту, не сомневайся, ты будешь уверен, что не ослышался. Сейчас я хочу сказать, что у меня нет дома и что мне это не нравится. Я чувствую себя потерянной и хочу сама в этом разобраться.
Он понимающе кивнул:
– Мои подчиненные здесь всегда говорят: «Я с этим справлюсь». Мне кажется, это американизм, но, как бы то ни было, я с этим справлюсь.
Когда он предложил подвезти меня, я с благодарностью согласилась и оставила «тойоту» в подземном гараже. Не велика беда, если утром ее не окажется на месте.
Была половина второго ночи, когда он высадил меня перед Беллерофоном. Вежливо подождал, пока я войду, махнул на прощание рукой и уехал.
Передо мной восседала миссис Климзэк. Как только я вошла, она вскочила и в ярости набросилась на меня, ее лицо напоминало рассерженный красный пион.
– Вы должны были уехать, мисс Варшавски, или как там вас зовут.
– Я бы с удовольствием, миссис Климзэк. Беллерофон мне нравится не больше, чем я ему. Но нам обеим придется отложить это до конца недели.
– Не вижу ничего смешного! – Она топнула ногой. Я испугалась, что обвалится штукатурка. – Вы сорвали квартиру. Всю ночь у вас какие-то странные мужчины.
– Не сорвала, миссис Климзэк. Должно быть, вы хотели сказать, что ко мне в квартиру ворвались. Срывают только встречи, а не квартиры.
– Не пытайтесь переменить тему: Сегодня вечером сюда вломились двое мужчин и до смерти напугали моего мужа.
– Что они сделали? Показали ему удостоверение налоговой службы?
– К восьми утра чтоб духу вашего здесь не было! И заберите с собой этих мужчин.
– Каких мужчин? – начала было я, но тут до меня дошло, о чем она говорит.
Сердце застучало сильнее. Жаль, что я так напилась за ужином, но «смит-и-вессон», нежно прижимающийся к боку, несколько успокоил меня.
– Они еще в квартире? Почему вы не вызвали полицию?
– Зачем мне это нужно? – торжествующе сказала она. – Я думаю, это ваша проблема, не моя.
– Спасибо, миссис Климзэк. Не звоните в мэрию, чтобы получить медаль благонадежного гражданина, – они сами вам позвонят.
Обойдя ее, я зашла за конторку, сняла телефонную трубку и набрала номер своей квартиры. Она вопила и оттаскивала меня от телефона, но я ее проигнорировала: сегодня у меня уже была драка с архиепископом. На старую каргу мне плевать.
После пятнадцати сигналов очень знакомый хриплый голос ответил.
– Эрнесто, это Ви. Ай. Варшавски. Вы не пристрелите меня, если я поднимусь?
– Где вы пропадаете, Варшавски? Мы ждем здесь с восьми часов.
– Извини. Я ездила помолиться.
Он снова спросил, где я нахожусь, и сказал, чтобы я подождала в холле. Когда я повесила трубку, миссис Климзэк завизжала, что, если я еще раз дотронусь до телефона, она велит мужу вызвать полицию.
Я наклонилась и поцеловала ее.
– Правда? Эта парочка – гангстеры, они приехали, чтобы забрать меня. Если вы прямо сейчас позвоните в полицию, то, может, еще успеете меня спасти.
Она в ужасе взглянула на меня и скрылась в задней части дома.
Эрнесто, с видом важного государственного мужа, вошел в холл, за ним – худой, нездорового вида мужчина в потрепанной шоферской форме.
Конечно, если бы они хотели убрать меня, то спрятались бы где-нибудь снаружи и не стали бы демонстрировать всему миру свои физиономии. Это уж точно. И все же мои руки этому не верили. Они начали потеть и даже собирались задрожать, поэтому я сунула их в карманы.
– Ваша квартира перевернута вверх дном, Варшавски.
– Если б я знала о вашем приходе, то прибралась бы. Он игнорировал мой сарказм.
– Кто-то ее обыскал. Дерьмовая работа. Вы об этом знаете?
Я ответила, что знаю, и вышла за ним в лунную ночь. Лимузин стоял за углом. Мы с Эрнесто сели сзади, на этот раз он не завязывал мне глаза. Я откинулась на удобном сиденье, но заснуть не могла. Должно сработать, говорила я себе. Должно. Не для того же меня вызывают, чтобы застрелить в отместку за раненого Уолтера Новика? Они могли бы уложить меня прямо на улице.
К этой мешанине мыслей примешивались воспоминания об отчаянии Пасиорека, об О'Фаолине – я снова видела его презрительную улыбку, когда он уходил сегодня вечером. Тревожила и еще одна мысль; разъяренная Лотти узнает, что дядя Стефан собирается ехать к Мюррею, чтобы по моей просьбе сыграть роль подсадной утки.
На Северной авеню мы въехали на парковочную стоянку у огромного ресторана. Неудивительно, что они не завязали мне глаза: в этом месте не было ничего секретного. Наверху сияла огромная неоновая вывеска – пенящийся бокал шампанского, под которым мигающие огоньки составлялись в слова: «Ресторан Торфино. Итальянские вина и блюда».
Лимузин затормозил перед входом, откуда-то выскочил швейцар и открыл дверцу перед Эрнесто и мной. Водитель тоже вышел и шепотом прохрипел:
– Позвони, когда понадоблюсь. – Первые слова, которые я от него услышала.
Я проследовала за Эрнесто через пустой ресторан и оказалась в коридоре за кухней. Простой линолеум и зеленые в сальных пятнах стены – обыкновенное казенное учреждение. У закрытой двери стоял скучающий молодой страж. Увидав Эрнесто, он чуть отодвинулся. За дверью находился офис, где дон разговаривал по телефону, лениво покуривая длинную сигару. Он кивнул Эрнесто и жестом пригласил меня войти.
Как и библиотека Паскуале, офис был выдержан в красных тонах. Но впечатление производил самое убогое: портьеры из вискозы, обивка из искусственного бархата, стол – обыкновенный ящик на четырех ножках.
Паскуале положил трубку и спросил Эрнесто, почему тот задержался. Эрнесто по-итальянски объяснил, что меня долго не было.
– И еще, – добавил он, – кто-то интересуется синьориной Варшавски. Ее квартиру перевернули вверх дном.
– И кто бы это мог быть, мисс Варшавски? – с мрачной вежливостью спросил Паскуале.
Я помолчала, как бы привыкая к этой притворной вежливости.
– Я решила, что вы знаете лучше, дон Паскуале. Мне подумалось, что это сделал ваш человек, Уолтер Новик, по просьбе миссис Пасиорек.
Дон посмотрел на сигару, измеряя длину пепла, затем повернулся к Эрнесто:
– Разве мы знаем Уолтера Новика, а, Эрнесто?
Тот презрительна пожал плечами:
– Он делал для вас кое-что, дон. Такие типы, как он, любят цепляться за полы тех, кто сильнее их.
Паскуале величественно кивнул:
– Я сожалею, что у вас сложилось впечатление, будто Новик под моей защитой. Как сказал Эрнесто, он много о себе воображает. И потому позволил себе использовать мое имя. – Он снова посмотрел на сигару. Стряхивать пепел было рано. – Этот Новик знаком со многими отпетыми преступниками. И готов влезть в любую авантюру, лишь бы произвести впечатление на такого человека, как я.
Паскуале с видом мировой скорби пожал плечами. И я и он, говорил весь его вид, мы оба понимаем, что это ребячество. Но что поделаешь? Пепел наконец-таки дорос до нужной длины, теперь его можно осторожно стряхнуть.
– Среди этих преступников были и фальшивомонетчики. Новик выкинул еще одну глупость: заказал своим приятелям изготовить поддельные акции и подложил их в сейф в монастыре.
Он помолчал, ожидая, как я откомментирую столь поразительное тупоумие.
– Но как, дон, эти фальшивомонетчики узнали, акции каких компаний и какого достоинства нужно изготовить?
Паскуале нетерпеливо дернул плечом:
– Священники – простодушные люди. Они много говорят. Кто-то, без сомнения, их подслушал. Такие вещи случались и раньше.
– Вы не будете возражать, если я так все и изложу Дереку Хэтфилду?
Он мягко улыбнулся:
– Ничуть. Хотя это только слухи, я не вижу пользы от моего разговора с ним.
– И вы не знаете имен этих фальшивомонетчиков, не так ли?
– К сожалению, нет, моя дорогая мисс Варшавски.
– И вы также не знаете, почему они связались именно с монастырем, не так ли?
– Полагаю, мисс Варшавски, потому, что для них это было легче. Но меня это мало интересует.
Я почувствовала, что ладони начали потеть. Во рту пересохло. Но я не могла упустить этот шанс и лишь надеялась, что Паскуале, знающий, какой ужас он внушает, не заметит, как я нервничаю.
– К сожалению, дон, вам придется заинтересоваться.
Паскуале не шелохнулся, его взгляд по-прежнему выражал вежливое внимание. Но черты его лица как-то застыли и глаза сверкнули так, что у меня на лбу выступила испарина. Когда он заговорил, холод пробежал у меня по спине.
– Это угроза, мисс Варшавски?
Боковым зрением я увидела, как Эрнесто, сидя в виниловом кресле, напрягся и превратился в слух.
– Не угроза, дон Паскуале. Просто информация к размышлению. Новик в больнице и собирается говорить. А архиепископ О'Фаолин скажет, что подложные акции, нападение на меня и все остальное – целиком ваша идея. Он знать ничего не знает.
Паскуале слегка расслабился. Я тоже задышала спокойнее. Эрнесто снова развалился в кресле и стал просматривать свою записную книжку.
– Как вы знаете, дон, Комиссия по ценным бумагам не разрешает владеть страховой компанией или банком тем, кто связан с мафиозными структурами. Поэтому О'Фаолин открестится от Новика так быстро, как только сможет. Завтра в десять он улетает в Рим и во всем придется разбираться вам.
Дон кивнул со своей обычной мрачной вежливостью.
– Ваша осведомленность, как всегда, потрясает, мисс Варшавски. Если бы я знал этого О'Фаолина... – Он недоумевающе развел руками. – Тем не менее я сожалею, что Уолтер Новик внес в вашу жизнь столько неприятностей. – Он взглянул на Эрнесто, и тут же появилась чековая книжка в красном переплете. – Двадцать пять тысяч покроют потерю вашей квартиры?
Я проглотила язык. За такие деньги можно приобрести свою собственную квартиру, купить новое пианино вместо маминого или провести остаток зимы на Карибском море. Однако захочу ли я иметь все это за такие деньги?
– Вы сказочно щедры, дон Паскуале. Я не заслужила этого.
Он вежливо настаивал. Не отрывая глаз от репродукции Гарибальди над столом, я твердо отказывалась. В конце концов Паскуале смерил меня взглядом и велел Эрнесто проследить, чтобы я благополучно добралась до дома.
Глава 27
Счастье архиепископа
В половине пятого в начале февраля небо уже темнеет. В часовне Божией Матери свечи образовывали теплые круги света. За резной деревянной перегородкой, отделявшей монашеский хор от толпы мирян, царил полумрак. Я едва различала черты лица дяди Стефана, время от времени он дружески похлопывал по моей руке. Мюррей стоял слева от меня. За ним – Корделия Холл, фотограф из газеты.
Когда отец Кэрролл запел своим чистым высоким тенором, я почувствовала себя еще более подавленной. Не надо мне было приходить сюда. После того как я всеми возможными способами сделала из себя полную дуру, следовало вернуться в Беллорофон и целый месяц пролежать под одеялом.
День начался плохо. Прочитав в «Геральд стар» четыре абзаца о неожиданной смерти дяди, Лотти пришла в ярость; не вызвало у нее восторга и его решение поехать к Мюррею. По словам Мюррея, спор был кратким. Подтрунивания дяди Стефана и то, что он называл ее упрямой девчонкой, не доставили Лотти удовольствия, и, чтобы дать выход своей злости, она перешла на немецкий. Дядя Стефан сказал ей, что она вмешивается не в свое дело, после чего Лотти бросилась к своему зеленому «датсуну», чтобы разыскать меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я устало улыбнулась и похлопала его по руке. Мы допили портвейн, и официант принес нам счет. Было около полуночи. Поколебавшись, Роджер спросил, не может ли он пойти ко мне. Я с сожалением покачала головой:
– Не то чтобы я не хочу – твоя компания мне всегда по душе. Но это не то место, куда можно кого-нибудь пригласить, – там сейчас настоящий кавардак. Кто-то искал одну бумагу и перерыл всю квартиру. А мне сейчас не до того, чтобы наводить порядок.
– А может, таким образом американка посылает мужчину к черту?
Я подалась вперед и поцеловала его.
– Когда я пошлю тебя к черту, не сомневайся, ты будешь уверен, что не ослышался. Сейчас я хочу сказать, что у меня нет дома и что мне это не нравится. Я чувствую себя потерянной и хочу сама в этом разобраться.
Он понимающе кивнул:
– Мои подчиненные здесь всегда говорят: «Я с этим справлюсь». Мне кажется, это американизм, но, как бы то ни было, я с этим справлюсь.
Когда он предложил подвезти меня, я с благодарностью согласилась и оставила «тойоту» в подземном гараже. Не велика беда, если утром ее не окажется на месте.
Была половина второго ночи, когда он высадил меня перед Беллерофоном. Вежливо подождал, пока я войду, махнул на прощание рукой и уехал.
Передо мной восседала миссис Климзэк. Как только я вошла, она вскочила и в ярости набросилась на меня, ее лицо напоминало рассерженный красный пион.
– Вы должны были уехать, мисс Варшавски, или как там вас зовут.
– Я бы с удовольствием, миссис Климзэк. Беллерофон мне нравится не больше, чем я ему. Но нам обеим придется отложить это до конца недели.
– Не вижу ничего смешного! – Она топнула ногой. Я испугалась, что обвалится штукатурка. – Вы сорвали квартиру. Всю ночь у вас какие-то странные мужчины.
– Не сорвала, миссис Климзэк. Должно быть, вы хотели сказать, что ко мне в квартиру ворвались. Срывают только встречи, а не квартиры.
– Не пытайтесь переменить тему: Сегодня вечером сюда вломились двое мужчин и до смерти напугали моего мужа.
– Что они сделали? Показали ему удостоверение налоговой службы?
– К восьми утра чтоб духу вашего здесь не было! И заберите с собой этих мужчин.
– Каких мужчин? – начала было я, но тут до меня дошло, о чем она говорит.
Сердце застучало сильнее. Жаль, что я так напилась за ужином, но «смит-и-вессон», нежно прижимающийся к боку, несколько успокоил меня.
– Они еще в квартире? Почему вы не вызвали полицию?
– Зачем мне это нужно? – торжествующе сказала она. – Я думаю, это ваша проблема, не моя.
– Спасибо, миссис Климзэк. Не звоните в мэрию, чтобы получить медаль благонадежного гражданина, – они сами вам позвонят.
Обойдя ее, я зашла за конторку, сняла телефонную трубку и набрала номер своей квартиры. Она вопила и оттаскивала меня от телефона, но я ее проигнорировала: сегодня у меня уже была драка с архиепископом. На старую каргу мне плевать.
После пятнадцати сигналов очень знакомый хриплый голос ответил.
– Эрнесто, это Ви. Ай. Варшавски. Вы не пристрелите меня, если я поднимусь?
– Где вы пропадаете, Варшавски? Мы ждем здесь с восьми часов.
– Извини. Я ездила помолиться.
Он снова спросил, где я нахожусь, и сказал, чтобы я подождала в холле. Когда я повесила трубку, миссис Климзэк завизжала, что, если я еще раз дотронусь до телефона, она велит мужу вызвать полицию.
Я наклонилась и поцеловала ее.
– Правда? Эта парочка – гангстеры, они приехали, чтобы забрать меня. Если вы прямо сейчас позвоните в полицию, то, может, еще успеете меня спасти.
Она в ужасе взглянула на меня и скрылась в задней части дома.
Эрнесто, с видом важного государственного мужа, вошел в холл, за ним – худой, нездорового вида мужчина в потрепанной шоферской форме.
Конечно, если бы они хотели убрать меня, то спрятались бы где-нибудь снаружи и не стали бы демонстрировать всему миру свои физиономии. Это уж точно. И все же мои руки этому не верили. Они начали потеть и даже собирались задрожать, поэтому я сунула их в карманы.
– Ваша квартира перевернута вверх дном, Варшавски.
– Если б я знала о вашем приходе, то прибралась бы. Он игнорировал мой сарказм.
– Кто-то ее обыскал. Дерьмовая работа. Вы об этом знаете?
Я ответила, что знаю, и вышла за ним в лунную ночь. Лимузин стоял за углом. Мы с Эрнесто сели сзади, на этот раз он не завязывал мне глаза. Я откинулась на удобном сиденье, но заснуть не могла. Должно сработать, говорила я себе. Должно. Не для того же меня вызывают, чтобы застрелить в отместку за раненого Уолтера Новика? Они могли бы уложить меня прямо на улице.
К этой мешанине мыслей примешивались воспоминания об отчаянии Пасиорека, об О'Фаолине – я снова видела его презрительную улыбку, когда он уходил сегодня вечером. Тревожила и еще одна мысль; разъяренная Лотти узнает, что дядя Стефан собирается ехать к Мюррею, чтобы по моей просьбе сыграть роль подсадной утки.
На Северной авеню мы въехали на парковочную стоянку у огромного ресторана. Неудивительно, что они не завязали мне глаза: в этом месте не было ничего секретного. Наверху сияла огромная неоновая вывеска – пенящийся бокал шампанского, под которым мигающие огоньки составлялись в слова: «Ресторан Торфино. Итальянские вина и блюда».
Лимузин затормозил перед входом, откуда-то выскочил швейцар и открыл дверцу перед Эрнесто и мной. Водитель тоже вышел и шепотом прохрипел:
– Позвони, когда понадоблюсь. – Первые слова, которые я от него услышала.
Я проследовала за Эрнесто через пустой ресторан и оказалась в коридоре за кухней. Простой линолеум и зеленые в сальных пятнах стены – обыкновенное казенное учреждение. У закрытой двери стоял скучающий молодой страж. Увидав Эрнесто, он чуть отодвинулся. За дверью находился офис, где дон разговаривал по телефону, лениво покуривая длинную сигару. Он кивнул Эрнесто и жестом пригласил меня войти.
Как и библиотека Паскуале, офис был выдержан в красных тонах. Но впечатление производил самое убогое: портьеры из вискозы, обивка из искусственного бархата, стол – обыкновенный ящик на четырех ножках.
Паскуале положил трубку и спросил Эрнесто, почему тот задержался. Эрнесто по-итальянски объяснил, что меня долго не было.
– И еще, – добавил он, – кто-то интересуется синьориной Варшавски. Ее квартиру перевернули вверх дном.
– И кто бы это мог быть, мисс Варшавски? – с мрачной вежливостью спросил Паскуале.
Я помолчала, как бы привыкая к этой притворной вежливости.
– Я решила, что вы знаете лучше, дон Паскуале. Мне подумалось, что это сделал ваш человек, Уолтер Новик, по просьбе миссис Пасиорек.
Дон посмотрел на сигару, измеряя длину пепла, затем повернулся к Эрнесто:
– Разве мы знаем Уолтера Новика, а, Эрнесто?
Тот презрительна пожал плечами:
– Он делал для вас кое-что, дон. Такие типы, как он, любят цепляться за полы тех, кто сильнее их.
Паскуале величественно кивнул:
– Я сожалею, что у вас сложилось впечатление, будто Новик под моей защитой. Как сказал Эрнесто, он много о себе воображает. И потому позволил себе использовать мое имя. – Он снова посмотрел на сигару. Стряхивать пепел было рано. – Этот Новик знаком со многими отпетыми преступниками. И готов влезть в любую авантюру, лишь бы произвести впечатление на такого человека, как я.
Паскуале с видом мировой скорби пожал плечами. И я и он, говорил весь его вид, мы оба понимаем, что это ребячество. Но что поделаешь? Пепел наконец-таки дорос до нужной длины, теперь его можно осторожно стряхнуть.
– Среди этих преступников были и фальшивомонетчики. Новик выкинул еще одну глупость: заказал своим приятелям изготовить поддельные акции и подложил их в сейф в монастыре.
Он помолчал, ожидая, как я откомментирую столь поразительное тупоумие.
– Но как, дон, эти фальшивомонетчики узнали, акции каких компаний и какого достоинства нужно изготовить?
Паскуале нетерпеливо дернул плечом:
– Священники – простодушные люди. Они много говорят. Кто-то, без сомнения, их подслушал. Такие вещи случались и раньше.
– Вы не будете возражать, если я так все и изложу Дереку Хэтфилду?
Он мягко улыбнулся:
– Ничуть. Хотя это только слухи, я не вижу пользы от моего разговора с ним.
– И вы не знаете имен этих фальшивомонетчиков, не так ли?
– К сожалению, нет, моя дорогая мисс Варшавски.
– И вы также не знаете, почему они связались именно с монастырем, не так ли?
– Полагаю, мисс Варшавски, потому, что для них это было легче. Но меня это мало интересует.
Я почувствовала, что ладони начали потеть. Во рту пересохло. Но я не могла упустить этот шанс и лишь надеялась, что Паскуале, знающий, какой ужас он внушает, не заметит, как я нервничаю.
– К сожалению, дон, вам придется заинтересоваться.
Паскуале не шелохнулся, его взгляд по-прежнему выражал вежливое внимание. Но черты его лица как-то застыли и глаза сверкнули так, что у меня на лбу выступила испарина. Когда он заговорил, холод пробежал у меня по спине.
– Это угроза, мисс Варшавски?
Боковым зрением я увидела, как Эрнесто, сидя в виниловом кресле, напрягся и превратился в слух.
– Не угроза, дон Паскуале. Просто информация к размышлению. Новик в больнице и собирается говорить. А архиепископ О'Фаолин скажет, что подложные акции, нападение на меня и все остальное – целиком ваша идея. Он знать ничего не знает.
Паскуале слегка расслабился. Я тоже задышала спокойнее. Эрнесто снова развалился в кресле и стал просматривать свою записную книжку.
– Как вы знаете, дон, Комиссия по ценным бумагам не разрешает владеть страховой компанией или банком тем, кто связан с мафиозными структурами. Поэтому О'Фаолин открестится от Новика так быстро, как только сможет. Завтра в десять он улетает в Рим и во всем придется разбираться вам.
Дон кивнул со своей обычной мрачной вежливостью.
– Ваша осведомленность, как всегда, потрясает, мисс Варшавски. Если бы я знал этого О'Фаолина... – Он недоумевающе развел руками. – Тем не менее я сожалею, что Уолтер Новик внес в вашу жизнь столько неприятностей. – Он взглянул на Эрнесто, и тут же появилась чековая книжка в красном переплете. – Двадцать пять тысяч покроют потерю вашей квартиры?
Я проглотила язык. За такие деньги можно приобрести свою собственную квартиру, купить новое пианино вместо маминого или провести остаток зимы на Карибском море. Однако захочу ли я иметь все это за такие деньги?
– Вы сказочно щедры, дон Паскуале. Я не заслужила этого.
Он вежливо настаивал. Не отрывая глаз от репродукции Гарибальди над столом, я твердо отказывалась. В конце концов Паскуале смерил меня взглядом и велел Эрнесто проследить, чтобы я благополучно добралась до дома.
Глава 27
Счастье архиепископа
В половине пятого в начале февраля небо уже темнеет. В часовне Божией Матери свечи образовывали теплые круги света. За резной деревянной перегородкой, отделявшей монашеский хор от толпы мирян, царил полумрак. Я едва различала черты лица дяди Стефана, время от времени он дружески похлопывал по моей руке. Мюррей стоял слева от меня. За ним – Корделия Холл, фотограф из газеты.
Когда отец Кэрролл запел своим чистым высоким тенором, я почувствовала себя еще более подавленной. Не надо мне было приходить сюда. После того как я всеми возможными способами сделала из себя полную дуру, следовало вернуться в Беллорофон и целый месяц пролежать под одеялом.
День начался плохо. Прочитав в «Геральд стар» четыре абзаца о неожиданной смерти дяди, Лотти пришла в ярость; не вызвало у нее восторга и его решение поехать к Мюррею. По словам Мюррея, спор был кратким. Подтрунивания дяди Стефана и то, что он называл ее упрямой девчонкой, не доставили Лотти удовольствия, и, чтобы дать выход своей злости, она перешла на немецкий. Дядя Стефан сказал ей, что она вмешивается не в свое дело, после чего Лотти бросилась к своему зеленому «датсуну», чтобы разыскать меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41