А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Он сделал паузу, чтобы посмотреть, не послышится ли в ответ на его слова писк оскорбленной профессиональной чести, но вместо этого она одернула свой жакет, который задрался после того, как она откинулась на спинку дивана. Совершая это действо, она выставила напоказ — и весьма эффектно — округления своих грудей, что было воспринято им как знак порщрения.
— Вам нужны деньги. Чтобы расширяться. Чтобы схватить индустрию опросов за яйца и стать ее бесспорной королевой. Иначе при экономическом спаде вы всплывете брюхом кверху, а это будет жаль.
— Мне льстит ваше дружеское участие.
— Я здесь с вами не для того, чтобы льстить, а для того, чтобы сделать вам деловое предложение.
— Я поняла это, когда получила от вас приглашение, хотя на минуту мне показалось, что по ошибке я включила учебный канал телевидения.
Не ответив, он встал из своего кресла и подошел к окну. Свинцовые облака опустились еще ниже, начинался дождь. Пользуясь отливом, баржа карабкалась к Вестминстерскому мосту, под которым обычно спокойную реку декабрьский ветер превратил в отвратительную мутную похлебку из городских отбросов и пролитой нефти. Он смотрел на здания парламента, держа руки в карманах широченных брюк и почесываясь.
— Вон они, наши лидеры, бесстрашные стражи народного благосостояния. Правительство немыслимо без секретов, без кому-то доверяемой информации, которую нельзя предать огласке из-за того, что она произведет сенсацию или кого-то оскорбит. Но каждый из этих мерзавцев готов проговориться, если ему это выгодно. В этом городе нет ни одного политического редактора, который бы через час после заседания кабинета министров не знал все до единого слова, что там говорилось. Нет такого генерала, кто бы не выболтал все детали секретного доклада о национальной безопасности перед битвой с министерством финансов за военный бюджет. А найдите мне политина, который упустил бы шанс облить помоями соперника, распуская сплетни о его половой жизни!
Его руки трепыхались в карманах брюк, подобно парусам большого судна, пытающегося поймать ветер.
— И хуже всех премьеры, — презрительно фыркнул он. — Когда они хотят избавиться от неугодного министра, то предварительно убивают его руками прессы, рассказывая сказки о его пьянстве или супружеской неверности. Внутренняя информация — вот что движет миром. И вопрос не в том, используете ли вы ее, а в том, когда используете.
— Возможно, именно поэтому я никогда не суюсь в политику, — задумчиво заметила она.
Повернувшись к ней, он обнаружил, что она была занята удалением волосинки со своего свитера. Когда она нашла, что его внимание полностью переключено на нее, она перестала играть с ним и снова спряталась за борт своего жакета.
— Так какую работу вы собираетесь мне предложить?
Его язык еще раз совершил неторопливое обследование рта, на этот раз в поисках не остатков завтрака, а вдохновения и подходящих слов. Он сел рядом с ней на диван, и близость его упакованного в рубашку огромного торса исключала всякую мысль о возможности парения в воздухе. Его физическое присутствие производило впечатление даже на нее, искушенную в искусстве подбора одежды.
— Перестать быть владелицей второразрядной фирмы, женщиной, которая годами пробивается наверх. Я предлагаю партнерство. Со мной. Ваш опыт, и — они оба знали, что речь идет о внутренней информации, — поддержанный моими деньгами… Это будет потрясающее сочетание.
— А что получу я?
— Гарантию выживания. Шанс заработать кучу денег, возможность попасть куда вы хотите, хоть на самую вершину. Возможность доказать вашему бывшему мужу, что вы способны не только выжить, но и преуспеть. Ведь вы этого хотите, не так ли?
— И как все это должно осуществиться?
— Мы объединим наши ресурсы. Ваша информация и мои деньги. Я хочу знать все, что происходит в Сити. Домчитесь туда впереди своры, и огромный куш ваш. Вы и я разделим добычу ровно посередине.
Она соединила перед своим носом указательный и большой пальцы, и нос стал выразительным хвостиком.
— Если я правильно вас поняла, не есть ли это дело самую малость незаконное?
Он ответил ей молчанием и взглядом, полным невыразимой скуки.
— Предложение звучит так, словно вы берете весь риск на себя, — продолжила она.
— Риск — неотъемлемая часть нашей жизни. Ничего не имею против того, чтобы рисковать с партнером, ноторого я знаю и которому доверяю. Я уверен, мы сможем доверить друг другу очень многое, это жизненно важно.
Он протянул руку и провел ею по тыльной стороне ее ладони. Вне всякого сомнения, в глазах у нее мелькнуло недоверие.
— Отвечаю до того, как вы спросили. Постель со мной не является необходимым условием сделки — не делайте такого невинного и оскорбленного лица.
Вы выставили на мое обозрение ваши титьки, как только сели, так что давайте, как сами изволили сказать, не будем тянуть кота за хвост и перейдем к главному. Завалить вас на спину было бы приятно, но в моем списке на первом месте стоит бизнес. Я не собираюсь испортить то, что может оказаться первоклассной сделкой, позволив моим мозгам соскользнуть в собственные штаны. Не сомневаюсь, вы знаете, как и когда пустить в ход ваше тело, но я в состоянии накупить себе прелестей и утех по цене гораздо меньше той, которую потенциально сулит наша сделка. Нам надо соблазнять конкурентов, а не друг друга. Итак… Что вы скажете? Предложение заинтересовало вас?
Словно подавая знак, телефон в дальнем конце комнаты издал переливчатую трель. Раздраженно хрюкнув, он поднялся. Звонок был неожиданным: секретарь получил строгое указание не беспокоить его, если только не… Он коротко рявкнул в трубку и вернулся к своей гостье, широко разведя руки, словно перед богато убранным столом:
— Чрезвычайные обстоятельства. Мое время истекло. Звонили с Даунинг-стрит. Скорее всего, новый премьер-министр хочет, чтобы я заехал к нему сразу же после его возвращения из королевского дворца, боюсь, что мне надо спешить. Негоже заставлять его ждать.
Оплывшее лицо исказило то, что должно было сойти за улыбку. Она останется предметом его внимания еще несколько мгновений, а потом другое место, другой собеседник… Он уже натягивал на себя пальто.
— Сделайте этот день для меня особым — примите мое предложение.
Она протянула руку за лежавшей на диване сумкой, но он протянул свою тоже, полностью накрыв ее руку огромной ручищей работяги. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала тепло его тела, слышала его запах, ощущала мощь этой туши, способной раздавить ее как муху, если бы только он захотел. Но в его жесте не было угрозы, а прикосновение было удивительно мягким. Она поймала себя на мысли, что чувствует себя обезоруженной, почти готовой влюбиться. Ее нос вздернулся.
— Вы едете решать судьбу бюджета страны, а мне надо подумать о своем.
— Подумайте хорошенько, Салли, но не слишком долго.
— Я посоветуюсь со своим гороскопом. Я дам вам знать.
В этот момент еще одна чайка с воплями набросилась на стекло и оставила на нем пятно помета. Лэндлесс выругался.
— Говорят, это хорошая примета, — рассмеялась она.
— Хорошая? — прорычал он, провожая ее из комнаты. — Расскажите это проклятому чистильщику окон!
Все было не так, как он ожидал. Толпа была более редкой, чем в прежние годы, если только пару дюжин зевак, подобно черепахам прятавшихся под своими зонтами и пластиковыми дождевиками у ворот королевского дворца, вообще можно было назвать толпой. Наверное, сказалось приближение Рождества и мерзкая погода. А может быть, британской публике просто наплевать, кто у нее премьер-министр.
Он сидел на заднем сиденье машины, значительный и выдающийся человек на фоне кожи, и усталая улыбка говорила, что он снисходительно, почти неохотно принимал это бремя. У него было продолговатое лицо с высоким крутым лбом, тонкими губами, стареющей, но еще упругой кожей, с мужественным, как у античного героя, подбородном. Прямые седые волосы были тщательно убраны со лба. На нем был его обычный темно-серый костюм с пиджаком на двух пуговицах и ярким, почти щегольским платком, торчащим из нагрудного кармана, — деталь, которую он позволил себе, чтобы выделяться из орды обитателей Вестминстерского дворца, поголовно одетых в костюмы из «Маркса и Спенсера» и с галстуками, купленными на рождественских распродажах. Каждые несколько секунд он наклонялся, прячась за спинку переднего сиденья, чтобы затянуться сигаретой, которую он держал ниже уровня окна. Сигарета была единственным внешним проявлением напряжения и возбуждения, кипевших внутри. Сделав глубокую затяжку, некоторое время он сидел неподвижно, ощущая, как сохнет горло, и ожидая, когда успоноится сердце. Только маленькие голубые глазки двигались, не зная покоя, постоянно напряженные, возбужденные, слегка влажные и воспаленные по краям, словно он до глубокой ночи работал над официальными бумагами. Эти глаза привлекали к себе многих женщин, пробуждая в них защитный женский инстинкт, тогда как у мужчин они вызывали только беспокойство — напряженные и нетерпеливые, это были глаза человека, легко приходящего в ярость и трудно забывающего.
Достопочтенный Френсис Эван Урхарт, член парламента, с шести часов вчерашнего вечера лидер своей партии и через несколько минут глава нового правительства, небрежно помахал рукой кучке зевак с заднего сиденья своего нового министерского „ягуара", когда проезжал ворота внешнего двора Букингемского дворца. Его жена попыталась опустить стекло перед объективами снующих вокруг репортеров, чтобы их было лучше видно, но стекла правительственных машин, толщиной больше дюйма, были намертво вмурованы в дверцы. Шофер пояснил, что опустить стекла можно, если выстрелить из мортиры снарядом с бронебойной головкой. И то при прямом попадании.
Последние несколько часов были какими угодно, но только не смешными. Когда результаты выборов лидера были объявлены и его победа подтверждена, он поспешил к себе домой на Кэвендиш-стрит, и они с женой стали ждать. Чего ждать, они толком не знали. Что ему делать дальше? Не было никого, кто сообщил бы ему это. Он сел возле телефона, но тот упорно отказывался звонить. Он рассчитывал на поздравительные звонки от некоторых своих коллег по парламенту, возможно, от президента Соединенных Штатов или, на худой случай, от своей сестры, но отчуждение коллег по отношению к нему, совсем недавно ровне, а теперь хозяину, видимо, уже стало проявляться, президент Соединенных Штатов не собирался звонить до утверждения его в новой должности, сестра же, скорее всего, думала, что в ближайшие дни к нему не дозвониться. Потеряв надежду, они вышли на улицу попозировать фоторепортерам и поболтать с собравшимися на тротуаре журналистами.
Не будучи от природы общительным, он провел детство в прогулках по вересковым пустошам шотландских родовых имений в компании собаки и котомки с книгами, хотя этого ему всегда было мало. Другие люди были нужны ему не для того, чтобы просто смешаться с ними, но для того, чтобы соразмерить себя с ними. Это и привело его на юг. Это и отчаянная нужда обитателей шотландских торфяников. Его дед умер, так и не избежав цепких когтей продажных чиновников казначейства, а болезненная сентиментальность и приверженность традициям отца довели семью до краха. На его глазах состояние родителей, их общественное положение сходили на нет. Урхарт покинул отчий дом, когда заложенное и перезаложенное имение еще давало доход. Покинул, несмотря на заклинания отца о семейной чести, его слезы и прямые угрозы. В Оксфорде было не легче. Любовь н книгам, умение работать с ними открыли ему путь к блестящей академической карьере, к должности доцента экономики, но он выбрал другую дорогу. У него вызывали ненависть и мятые плисовые мундиры, и кудрявое пустословие, в которые рядились и в которых умирали многие из его коллег, его начинало тошнить от сырых речных туманов над Черуэлл и от мелких интриг преподавательской столовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42