Куртка. Пыль.
– Как криминалист люблю пыль, – сонно забубнила она. – Сохраняется в одежде, сколько ни чисти. Есть вещества с точной географией. Есть профессиональная пыль – алюминиевая, цементная, это – просто как справка с работы.
Да, но бродяга-то не работал – внутренне возразила себе.
– Если шатался по стране, то микроспоры местных растений – наверняка.
– Правильно, Зиночка, давай!
Сама себя загоняю в ловушку. Спросил бы он лучше про мое здоровье…
– А как у него со здоровьем?
– На вид – бык.
Знаменский прищурился, и Федотов-Лепко материа­лизовался на фоне лабораторных шкафов. Литые плечи, грудь культуриста, лицо славянского склада, обманчиво открытое, обманчиво мягкое, без морщин, светлые во­лосы скрадывают первую седину. Обманчиво простецкие манеры, в середке холодная пружина, заведенная до предела. Знаменский коротко обрисовал.
– Бык, – повторила она. – Но бывают легкие анома­лии. Связано с детством в горах, с химическим составом воды. Тут особенности ногтей, зубов, отклонения в дея­тельности желез… Он у тебя стриженый?
– Нет.
– Когда на производстве есть хлор, медь, кислоты, появляются микроскопические изменения в цвете волос. Пусть подарит прядь.
Опять я сбилась на производство.
– Зиночка, не хочется в открытую… Ладно, пошлю парикмахера, какую-нибудь медицинскую комиссию.
– Принесешь мне образцы его почерка.
Что бы еще? Еще…
– О! Дам тебе одного анатома. У него потрясающие таблицы по группам профессий. Он доказывает, что вся­кое занятие определенным образом влияет на мускулату­ру, характер биотоков и нервные рефлексы.
– Если тебе удастся – твой раб навеки!
А если я сяду в лужу? То есть я запросто сяду в лужу!

* * *
Кушетка, обтянутая клеенкой, белые стены, белый же стол. Три массивных кресла и пальма в кадке.
Курносый врач немногим старше Томина вернул ему удостоверение МУРа.
– Меня интересует пациент, который был доставлен к вам 12 декабря с вокзала.
– Пациент невменяем. Что бы он ни натворил, пока он только больной.
– Расскажите, как он тут появился, как себя ведет – все по порядку. Я очень любопытен.
– Это свидетельствует о слабости тормозных процессов.
– Прискорбно слышать.
– Больного привезли в мое дежурство. Полная и, видимо, внезапная потеря памяти. Вначале он был дезориентирован – не понимал, где находится, кто перед ним. С большим трудом мы купировали приступ. Теперь пациент разбирается в обстановке и в общих чертах осоз­нает свое положение. Что касается прошлого – абсолютный провал. Не удалось вернуть ему даже профессиональные навыки.
– Мне надо его увидеть.
– Палата сейчас на прогулке.
– Нет, не издали. Вот так, – Томин решительно от­мерил рукой расстояние. – Более того, я должен его осмотреть. Еще более того – я должен с ним поговорить.
– Исключено! Никаких допросов!
– Доктор, мне позарез!
Тот непреклонен.
– Идея: допроса не будет! Представьте меня как вра­ча. Светило психиатрии проездом из Москвы в Париж, а?
Томин упарился, пока переупрямил его и получил халат. Врач появился в сопровождении невзрачного му­жичка, тонкого в кости, с оттопыренными ушами. Он был бы комичен, если б не потерянные, тоскливые собачьи глаза.
Кого только Томин не перешерстил, рыская по стра­не за Федотовым. Его не оказалось среди погибших, подобранных «скорой помощью», задержанных милици­ей. По условию можно бы поставить точку. Но на беду Томина занесло в Курск и, чая дополнительных подроб­ностей, он навестил Варвару Дмитриевну. Каким-то об­разом пережитое в Москве разочарование не погубило в ней надежду. Напротив – она горела и светилась, как свечечка, и все твердила: «Вот Петя сыщется». Ну и двинул Томин кружить по городам и весям, ругая себя за впечатлительность.
Вдруг да этот?
– Мой коллега, – сказал врач. – Большой специа­лист м-м… в своей области.
– Как мы себя чувствуем? – осведомился коллега, копируя врачебную ласковость.
– Ничего…
– Головные боли не беспокоят? Спим спокойно?
– Как когда.
– Понятно. Пожалуйста, закройте глаза, протяните руки, пальцы раздвиньте. Так. Закатайте рукава рубашки.
Родимое пятно у локтя!
– Отлично. Улыбнитесь, не разжимая зубов. Шире, пожалуйста. Превосходно.
Эврика!! Ну, Паша, с тебя причитается!
– Еще раз, как вы спите? Просыпаетесь по ночам? Отчего?
– Чего-то вдруг вздрогнешь, сердце заколотится…
– Видите сны?
– Бывает.
– Расскажите, это очень важно.
– Больницу вижу, врачей. А то какие-то поля, дороги. Будто я маленький и босиком иду.
– С вами кто-нибудь рядом? Может быть, мать?
– Не-е…
– Тогда откуда ощущение, что вы ребенок?
– А… Ну… – он беспомощно пожевал губами и на­шел нужное слово: – Земля близко!
Верно, это детство. Как бы нащупать еще что-то в памяти человека?
– Вы смотрите здесь телевизор? Читаете?
– Телевизор. Нам разрешают.
– Что-нибудь казалось вам порой знакомым, как-нибудь волновало?
– Ну… что… «Волга-Волга» – смешное кино…
Томин положил ему на ладонь фотографию Лепко. Пустой номер, ни малейшей реакции. Да, он начисто позабыл все, что было до больницы.
Томин разочарованно покосился на врача. Тот взял пациента за локоть и передал кому-то за дверью.
– Итак?
– Федотов Петр Сергеевич, 1923 года рождения.
Врач записал.
– Есть у него родные?
– Мать. – Томин снял халат. – Я вам очень призна­телен, доктор. Во мне погиб психиатр, нет?
– Кем был Федотов?
– Хорошо, вам не удалось вернуть ему профессио­нальные навыки. Он бы что-нибудь спер и задал деру.
– Вот как?.. Для меня он пациент. Мать может взять его?
– Она слепая беспомощная старушка.
– Вы понимаете, если вернуть его… Где он вырос?
– Маленький поселок, почти деревня.
– Дороги, поля… Если вернуть его туда, где он ходил босиком… детские впечатления крепче всего. Такая встряс­ка могла бы сказаться благотворно. Вы понимаете?
– Да. А как он выглядел 12 февраля, что при нем было?
– Есть подробный акт осмотра его и вещей при при­еме, – отперев стол, порылся, протянул Томину акт.
Несколько дней Знаменский не лез к Кибрит. Знал, что материалы экспертиз уже у нее, но крепился. И вот:
– Пал Палыч, жду.
Прямо с порога он как в омут нырнул:
– Вышло или не вышло?
– Видишь ли… напрашиваются некоторые предполо­жения… Может, меня куда-то снесло…
– В неожиданную сторону?
– Да, очень, – она запнулась. – Мне было бы легче сформулировать, если бы… Что ты сам думаешь? Чего ждал?
– Эксперт не должен быть связан бредовыми гипоте­зами следователя, – отговорка машинальная, заготов­ленная.
Они глядели друг на друга, и ни тот ни другой не решался высказаться.
Ворвался сияющий Томин.
– Привет честной компании! Кто угадает, откуда я прибыл?
– От запертой двери моего кабинета.
– Ценю проницательность. А откуда я прибыл к две­ри твоего кабинета?
– Не устраивай «угадайку», – Знаменскому не терпе­лось вернуться к разговору.
– Зинуля, чего он такой нервный? Тихая работа, спокойные клиенты.
– Ладно, Шурик, давай серьезно, – не приняла шут­ки и она.
Томин уселся по обыкновению на стол, отодвинув ее пузырьки.
– Произведенными розыскными мероприятиями мною было установлено, что означенный Федотов П. С. …Короче, в Калининской областной психушке обнару­живаю занятного субъекта. Бывает, что не все дома, а тут следующая стадия – все ушли. Внезапная потеря памяти. Я пришел, увидел, опознал! Можете почитать медицинс­кое заключение и акт, составленный в приемном покрое.
Они поочередно вчитывались в акт и заключение. Одна фраза остановила внимание Знаменского. Он пере­дал акт Зине и следил, как она. Да, застряла на той же фразе! Переглянулись.
– Что вас удивляет? – спросил Томин. – Пальто ношеное. Состояние тела антисанитарное. Пульс учащен­ный.
Знаменский процитировал:
– «На бедре имеется размером с двухкопеечную монету покраснение с вероятным следом прокола в центре».
– Спрашивал я. Непонятно, что такое. Признаков наркомании нету.
Кибрит огласила из другого листа:
– «Причины заболевания могут носить истерический характер. Не исключен также острый токсикоз». Но яда они не обнаружили… – она обращалась только к Знамен­скому, и между ними возник тот напряженный диалог, в котором интонации и подтекст важнее слов.
– Слишком сложный путь? – спросил он.
– Слишком сложный.
– Если считать его бродягой. Сдуру.
– Ты не считаешь?
– Разумеется. А ему этого очень хочется!
– Значит, любое бредовое предположение?..
– Угу.
Теперь практически было сказано все, теперь они друг друга поняли.
– Что в экспертизах?
– Странный состав пломбы… Характерные особенно­сти в сочетании некоторых букв… Понимаешь?
– Эй, друзья, что с вами? – окликнул Томин.
– Гениально! Я в тебя всегда верил, но это…
Кибрит счастливо улыбнулась:
– И печень, как у младенца!
Они его и не слышат! Будто объясняются в любви!
– Знаете, где так разговаривают? Там, откуда я при­ехал. Сидят на лавочке, а рукавчики назад завязаны. Паша, быстро! Месяц, имя, фамилия?
– Старший следователь, майор милиции Знаменский Пал Палыч. Она – Кибрит Зинаида Яновна. Свет очей моих. Усек?
– Ни бум-бум.
– Зиночка, покажи экспертизы!
Славный это был денек. Да что там славный – триум­фальный день! Каждую его малость хотелось сохранить и сберечь.
В Бутырку ехали втроем, на равных. А в следственном кабинете, куда принесли дополнительные стулья, их пол­ку прибыло: четвертым стал мужчина с военной выправ­кой, поместившийся чуть в стороне.
– Новые лица, – настороженно произнес бродяга. – Желаю знать, что за посторонние. Вашего приятеля ви­дел, а эти двое?
– Эксперт. Познакомит вас с некоторыми материала­ми. И следователь, который будет дальше вести ваше дело.
– Да ведь я не давал вам отвода-то! Сболтнул сгоря­ча, а писать никуда не писал. Неужто обиделись, гражда­нин следователь?
– Ну, какие обиды. Просто люди вашего профиля в мою компетенцию не входят. Я выразился достаточно ясно?
Пауза затянулась, натянулась, звенит.
– Нет, недостаточно, – мотнул наконец головой бро­дяга.
Недавно острижен (волосы забрала Зиночка), голова непривычно шишковатая. Но и теперь не похож на арес­танта. Скорей, на пленного генерала.
– До сих пор вы числились бомжем.
– Бомж и есть, за то сижу.
Уже не за то, сволочуга. Скоро ты у нас запляшешь! Партитура расписана. Слово Зине.
– Товарищ эксперт, прошу.
– Насколько понимаю, вы вели беспорядочный об­раз жизни.
Тон у нее менторский, размеренный, скрывает вол­нение. Умница моя. Куда бы я без тебя?
Бродяга ударился в шутливость:
– Вел, барышня, вел. Нынче здесь, завтра там. Где уж быть порядку.
– Питались нерегулярно, спали кое-как, пьянст­вовали?
– Что поделаешь, барышня, грешен.
– Познакомьтесь с заключением медицинской ко­миссии. У вас ни малейших нарушений в обмене веществ. И печень непьющего человека.
– А я всегда здоровый был. Об лед не расшибешь!
– Каким-нибудь спортом занимались?
– Разным. Прыжки с поезда – когда контролер дого­няет. Бег с препятствиями. И такое прочее.
Ну-ну, пошуткуй. Это пока прелюдия.
– А вот здесь доказано, что развитие вашей мускула­туры свидетельствует о долгих систематических тренировках. И о том, что до недавнего времени вы пользовались специальными комплексами упражнений.
– Зарядочку по утрам в камере делаю – вот и все комплексы. Остальное, как говорится, дары природы. Недаром меня бабы любят.
Ишь, чуть ли не кокетничает с Зиной.
– Боюсь, вы не убедили никого из нас, – сказал Знаменский. – Вопрос следующий. Зачем все это: «Я – Петров», «Я – Федотов», «Ах, нет, я – Марк Лепко»?
– Думал проскочить. Да больно вы въедливый, граж­данин следователь.
– Но Лепко, Федотов, Петров – все бродяги. Что им было друг за друга прятаться? Чем один лучше дру­гого?
– В каком смысле?
– Легко понять, если убийца выдает себя за грабите­ля или грабитель за карманника.
1 2 3 4 5 6