На душе у Лауры потеплело при мысли о Серджио. Она вспомнила, как встретилась с ним взглядом на днях. Это было уже не в первый раз, когда она ловила его на том, что он на нее поглядывает. Пожалуй, это очень мило. Лауре нравилось, как он на нее смотрит. Серджио был старше ее на год. Неважно, что старше, это только плюс. Лаура улыбнулась, думая об этом.
Дверь открылась и закрылась настолько бесшумно, что Лаура почти ничего не услышала. Звук доносился снизу, из зала, а также со стороны одной из спален. Она терпеливо ждала, пытаясь понять, кто еще сегодня мучается бессонницей. Но никто так и не пришел к ней на кухню. Несколько секунд спустя девушка снова услышала, как открылась и закрылась другая дверь. На этот раз дверь немного скрипнула. Поэтому она решила, что это комната Хосе. Возможно, ее брат возвращался после запоздалого ночного свидания.
Хосе. Лаура беспокоилась о своем брате. Юноша вел себя странно. Он был на два года младше и находился в том возрасте, когда смена настроения может обозначать одно из двух: вхождение в пору половой зрелости или наркотики. Лаура молилась, чтобы это было не последнее. Что касалось самой Лауры, то она считала наркотики разновидностью медленного самоубийства. В прошлом году она потеряла свою подругу. Кровоизлияние в мозг, случившееся во время курения. Умерла в возрасте шестнадцати лет.
— Господи! Пожалуйста, пусть у Хосе это будет начало половой зрелости, только бы не наркотики! А все остальное пройдет.
Лаура вспомнила себя в тот период, когда она почувствовала, что становится взрослой женщиной. Некоторое время это сводило ее с ума. Слава Богу, что она уже прошла через это. В достаточно зрелом возрасте, в свои семнадцать, Лаура чувствовала с полной уверенностью, что худшее уже позади.
А что же Хосе? Что это — развивающаяся сексуальность или наркотики? Лаура была уверена в том, что больше половины детей в школе имени Рузвельта «поджаривали» свои мозги кокаином, крэком или марихуаной. Она думала, что у Хосе хватает здравого смысла, чтобы избежать этой ловушки. Лаура надеялась на то, что ее собственный пример помог ему сказать «нет» наркотикам, но никогда нельзя быть уверенным в этом на все сто. Она улыбнулась и, медленно покачав головой, сказала себе:
— Лаура, ты говоришь совсем как в рекламе, направленной против употребления наркотиков.
Затем она снова услышала шум, доносившийся с задней стороны дома. Но на этот раз он был не похож на открывание двери. Это был стон или крик. Может быть, кому-то снится плохой сон? До того как она смогла что-либо понять, дверь в комнате Хосе скрипнула снова, а затем наступила мертвая тишина.
Оставив недопитый стакан молока, Лаура подошла к двери и взглянула вниз, в коридор прихожей, ведущий к трем спальням. Ее глаза уже привыкли к темноте, и вполне можно было рассмотреть, есть ли там кто-нибудь. Но в холле никого не было. Двери в комнату Хосе и ее собственную оставались приоткрытыми. Лаура попыталась вспомнить, закрывала ли она дверь в свою комнату, когда выходила, но так и не смогла.
Она спустилась вниз к двери в комнату брата и заглянула внутрь. Хосе там не оказалось. На улице свет горел, но расположение окна в комнате оставляло большую часть кровати в тени.
— Хосе, — прошептала Лаура. Ответа не последовало.
— Хосе! — на этот раз немного громче позвала она. Опять ничего. Он, наверное, вышел.
Забыв про молоко, Лаура шагнула к своей комнате, решив, что надо ложиться спать. Ее босая нога наступила на что-то мокрое и липкое. В тусклом свете ночника это было похоже на чернила. Внезапно она поняла, что это кровь.
— О, Пресвятая дева!
Резко вздохнув, она прошептала:
— Хосе!
Выключатель находился в конце холла. Лаура, спотыкаясь, бросилась к нему, внезапно почувствовав ужас и неуверенно держась на ногах. Она щелкнула выключателем и вдруг ослепла от двух лампочек у себя над головой. Секунду спустя ее глаза привыкли к свету, и она увидела на полу то, чего так испугалась. Кровь. Капли и пятна крови на полу и стенах.
— Хосе?
Лаура с трудом заставила себя войти в комнату брата, пугаясь того, что, возможно, увидит внутри. Единственное, что было доступно ее взору, это задняя спинка кровати Хосе. Она еще шире распахнула дверь. Свет из прихожей упал на кровать. Только когда дверь открылась еще шире, Лаура смогла рассмотреть лицо брата. Его глаза были широко раскрыты... но ничего не видели! Его рот был тоже открыт. Тоненькая струйка крови сбегала от уголка рта по щеке и скрывалась в волосах. Но кровь была не только тут.
Простыни на кровати возле его подбородка пропитались ею насквозь. Кровь! Везде кровь!
— О Боже мой! О Боже! Нет! Папа!
Лаура резко развернулась в конец холла и бросилась к комнате родителей. Она распахнула дверь, крича: «Папа! Мама! Хосе поранил себя! Он... Он...»
Глаза отца были широко раскрыты и смотрели прямо на нее. Мать вообще не шелохнулась, глаза ее были закрыты, словно она продолжала мирно спать. Сон ее будет длиться вечно. Простыни с красивым орнаментом тоже были измазаны полосками крови. Лаура стояла, глядя на родителей, ее челюсть двигалась, но говорить девушка не могла. Она почувствовала, как слезы заструились по ее щекам.
Затем свет сзади погас. Какая-то часть ее существа умоляла бежать. Но тело отказывалось повиноваться, словно замороженное.
Тогда кричи, черт побери!
Звук приглушенных шагов приближался к ней.
Кто-то схватил ее за волосы, оттянув голову назад. Лаура почувствовала, как что-то резнуло ее по горлу, а затем ощутила влагу под подбородком и на скулах.
К этому моменту она наконец набралась смелости кричать, но было слишком поздно. Все, что у нее получилось, — это жалкий булькающий хрип. Она схватилась за шею, почувствовала липкую сырость, затем длинный разрез. Земля уходила у нее из-под ног. Она почувствовала, что падает. Лаура успела ощутить, как ее тело ударилось об пол. Больше она уже ничего не чувствовала. Никогда.
* * *
Его электронные часы показывали 5:47. Чарльз Кемден смотрел из окна лимузина на людей, все еще время от времени появляющихся на Таймс-сквер. Он удивлялся тому, что они были здесь в такое время ночи. Или следует сказать — утра? Солнце начало подниматься из-за небоскребов с левой стороны.
Лимузин повернул направо на Сорок вторую улицу и плавно заскользил мимо все еще открытых ночных кинотеатров, пока не достиг дальней западной стороны Манхэттена, затем повернул в сторону выезда из города и покатил дальше. Наконец он подъехал к остановке перед товарным складом, который находился на пирсе, глубоко вдающемся в реку. Кемден смотрел на старомодное каменное здание. Каждый проезжающий мимо наверняка удивится, почему эту древность не убрали еще десятки лет назад.
Это было замечательное прикрытие. Оно прекрасно вписывалось в окружающее пространство. Оно, как и весь этот район, ожидало перестройки по «западному проекту», который, впрочем, может никогда не осуществиться.
Это впечатление сохранилось, даже когда Кемден вошел в контору товарного склада. Небритый, курящий сигару увалень наблюдал за ним своими маленькими поросячьими глазками из-за отделенной цепочкой перегородки, приветствуя Кемдена лишь кивком головы. Пришелец обвел взглядом стены с шелушащейся краской и замусоренный пол. Да, это то, что нужно.
Любой прохожий с улицы не пожелает проходить дальше. Здесь было отвратительно.
Скрытая видеокамера зафиксировала изображение Кемдена и ввела в компьютерный банк данных, где его идентифицировали и отнесли к определенной категории. Затем компьютер признал пришельца за своего, и за дверью прозвучал сигнал. Кемден толкнул дверь и вошел внутрь. Неуклюжий толстяк за перегородкой снова включил охранную сигнализацию, щелкнув по кнопке безопасности своим автоматом «узи», который затем спрятал на обычное место, в пустой выдвижной ящик шкафчика с буквой "У".
Кемден проверил, как он выглядит в полный рост, посмотревшись в зеркало, висевшее прямо за дверью. Он знал, что в действительности это было особое зеркало. Служило оно совсем для другой цели: сквозь него на входящего смотрел вооруженный охранник. Кемден расправил куртку, поправил галстук и провел рукой по своим густым седеющим волосам. В свои пятьдесят девять Чарльз Кемден оставался таким же щепетильным в отношении своей внешности, как и тридцать лет назад. Он выглядел как высокопоставленный чиновник: в его осанке и манерах чувствовалась сила. Ничто не смогло уменьшить былой огонь в его глазах. Власть была неотъемлемой частью его натуры. Серые глаза Кемдена блеснули чувством удовлетворения. Увиденным в зеркале он остался доволен. Он подмигнул своему отражению и пошел дальше.
Кемден прошел по свежеокрашенному коридору к своему офису. Открыв дубовую дверь, вошел внутрь и увидел, что в прихожей на диване сидят двое мужчин. Повинуясь его легкому кивку, они последовали за ним.
Оба человека молчали, пока Кемден не сел за большой письменный стол из красного дерева и не сказал: «Ну».
Тот, что повыше, стройный, темноволосый, стриженный под «ежик» и в очках, сказал:
— Только что звонили Хенсон и Мак-Гуайр. Операция прошла без каких-либо осложнений, сэр.
Кемден повернулся на вертящемся стуле и уставился на огромный пейзаж Гейнсборо, висящий на стене позади его письменного стола.
— А что показала телеметрия и биологическая обратная связь?
Второй человек, более плотного телосложения, рыжеволосый, с пышными усами, нервно прокашлявшись, сказал:
— Все точно так, как и ожидалось, сэр. Хотите, чтобы я направил подробное описание?
Все еще разглядывая пейзаж, Кемден довольно безразличным тоном произнес:
— Нет, в этом нет необходимости. Коротко расскажите о самом интересном.
Рыжий выглядел озадаченным этой просьбой. Он посмотрел на своего товарища в ожидании поддержки или совета, но не найдя ни того ни другого, пожал плечами и принялся зачитывать вслух цифровые коды и временные соотношения из стопки бумаг, которую держал в руке.
Кемден слушал его, может быть, секунды три. Цифры, произнесенные скрипучим голосом, постепенно исчезли из его сознания, и хотя он по-прежнему продолжал смотреть на картину на стене, она для него тоже исчезла. Вместо нее перед его взором предстали тела Германа и Марии Менгуэлли и их детей Хосе и Лауры. На лице Кемдена появилась улыбка. Он улыбался до тех пор, пока рыжеволосый человек не закончил и не спросил, не нужно ли чего-нибудь еще.
Глава 13
В 8:56 утра того же дня.
Кафе «Денни», Вашингтон.
Вида пила уже вторую чашку кофе, в который раз нетерпеливо поглядывая на часы. Она должна была встретиться с Айрой за завтраком еще 45 минут назад. Очевидно, пунктуальность не относилась к числу достоинств ее нового партнера. Но Вида не собиралась упрекать его за это. Айра, возможно, был первым человеком в агентстве, который не относился к ней как к ветреной девчонке или как к объекту сексуальных вожделений. Это извиняло его многочисленные грешки.
Кроме того, Вида сама еле встала сегодня утром. Соблазн выключить будильник и закинуть его куда-нибудь часиков этак на шесть-восемь был просто непреодолимым. Вида читала папки по делу Дэвида Вандемарка почти до половины третьего ночи. Очень интересный материал. Фактически, всему этому было трудно поверить. Немного раньше, вечером, ей позвонила из Балтимора мать.
Вида удивлялась, что в ее отношениях с матерью было нечто такое, что делало их просто невыносимыми. Мама хотела, как лучше. Это было на самом деле так, и Вида действительно верила, что главной целью звонка было желание убедиться в том, что малышка миссис Джонсон хорошо устроилась. Но на пятой минуте разговора, когда Вида уже хотела было расслабиться, милая мамочка напомнила дочери о том, что ей приходится делать, чтобы у Виды было все хорошо.
Отец Виды, Малькольм Джонсон, был адвокатом, самым преуспевающим чернокожим адвокатом Балтимора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Дверь открылась и закрылась настолько бесшумно, что Лаура почти ничего не услышала. Звук доносился снизу, из зала, а также со стороны одной из спален. Она терпеливо ждала, пытаясь понять, кто еще сегодня мучается бессонницей. Но никто так и не пришел к ней на кухню. Несколько секунд спустя девушка снова услышала, как открылась и закрылась другая дверь. На этот раз дверь немного скрипнула. Поэтому она решила, что это комната Хосе. Возможно, ее брат возвращался после запоздалого ночного свидания.
Хосе. Лаура беспокоилась о своем брате. Юноша вел себя странно. Он был на два года младше и находился в том возрасте, когда смена настроения может обозначать одно из двух: вхождение в пору половой зрелости или наркотики. Лаура молилась, чтобы это было не последнее. Что касалось самой Лауры, то она считала наркотики разновидностью медленного самоубийства. В прошлом году она потеряла свою подругу. Кровоизлияние в мозг, случившееся во время курения. Умерла в возрасте шестнадцати лет.
— Господи! Пожалуйста, пусть у Хосе это будет начало половой зрелости, только бы не наркотики! А все остальное пройдет.
Лаура вспомнила себя в тот период, когда она почувствовала, что становится взрослой женщиной. Некоторое время это сводило ее с ума. Слава Богу, что она уже прошла через это. В достаточно зрелом возрасте, в свои семнадцать, Лаура чувствовала с полной уверенностью, что худшее уже позади.
А что же Хосе? Что это — развивающаяся сексуальность или наркотики? Лаура была уверена в том, что больше половины детей в школе имени Рузвельта «поджаривали» свои мозги кокаином, крэком или марихуаной. Она думала, что у Хосе хватает здравого смысла, чтобы избежать этой ловушки. Лаура надеялась на то, что ее собственный пример помог ему сказать «нет» наркотикам, но никогда нельзя быть уверенным в этом на все сто. Она улыбнулась и, медленно покачав головой, сказала себе:
— Лаура, ты говоришь совсем как в рекламе, направленной против употребления наркотиков.
Затем она снова услышала шум, доносившийся с задней стороны дома. Но на этот раз он был не похож на открывание двери. Это был стон или крик. Может быть, кому-то снится плохой сон? До того как она смогла что-либо понять, дверь в комнате Хосе скрипнула снова, а затем наступила мертвая тишина.
Оставив недопитый стакан молока, Лаура подошла к двери и взглянула вниз, в коридор прихожей, ведущий к трем спальням. Ее глаза уже привыкли к темноте, и вполне можно было рассмотреть, есть ли там кто-нибудь. Но в холле никого не было. Двери в комнату Хосе и ее собственную оставались приоткрытыми. Лаура попыталась вспомнить, закрывала ли она дверь в свою комнату, когда выходила, но так и не смогла.
Она спустилась вниз к двери в комнату брата и заглянула внутрь. Хосе там не оказалось. На улице свет горел, но расположение окна в комнате оставляло большую часть кровати в тени.
— Хосе, — прошептала Лаура. Ответа не последовало.
— Хосе! — на этот раз немного громче позвала она. Опять ничего. Он, наверное, вышел.
Забыв про молоко, Лаура шагнула к своей комнате, решив, что надо ложиться спать. Ее босая нога наступила на что-то мокрое и липкое. В тусклом свете ночника это было похоже на чернила. Внезапно она поняла, что это кровь.
— О, Пресвятая дева!
Резко вздохнув, она прошептала:
— Хосе!
Выключатель находился в конце холла. Лаура, спотыкаясь, бросилась к нему, внезапно почувствовав ужас и неуверенно держась на ногах. Она щелкнула выключателем и вдруг ослепла от двух лампочек у себя над головой. Секунду спустя ее глаза привыкли к свету, и она увидела на полу то, чего так испугалась. Кровь. Капли и пятна крови на полу и стенах.
— Хосе?
Лаура с трудом заставила себя войти в комнату брата, пугаясь того, что, возможно, увидит внутри. Единственное, что было доступно ее взору, это задняя спинка кровати Хосе. Она еще шире распахнула дверь. Свет из прихожей упал на кровать. Только когда дверь открылась еще шире, Лаура смогла рассмотреть лицо брата. Его глаза были широко раскрыты... но ничего не видели! Его рот был тоже открыт. Тоненькая струйка крови сбегала от уголка рта по щеке и скрывалась в волосах. Но кровь была не только тут.
Простыни на кровати возле его подбородка пропитались ею насквозь. Кровь! Везде кровь!
— О Боже мой! О Боже! Нет! Папа!
Лаура резко развернулась в конец холла и бросилась к комнате родителей. Она распахнула дверь, крича: «Папа! Мама! Хосе поранил себя! Он... Он...»
Глаза отца были широко раскрыты и смотрели прямо на нее. Мать вообще не шелохнулась, глаза ее были закрыты, словно она продолжала мирно спать. Сон ее будет длиться вечно. Простыни с красивым орнаментом тоже были измазаны полосками крови. Лаура стояла, глядя на родителей, ее челюсть двигалась, но говорить девушка не могла. Она почувствовала, как слезы заструились по ее щекам.
Затем свет сзади погас. Какая-то часть ее существа умоляла бежать. Но тело отказывалось повиноваться, словно замороженное.
Тогда кричи, черт побери!
Звук приглушенных шагов приближался к ней.
Кто-то схватил ее за волосы, оттянув голову назад. Лаура почувствовала, как что-то резнуло ее по горлу, а затем ощутила влагу под подбородком и на скулах.
К этому моменту она наконец набралась смелости кричать, но было слишком поздно. Все, что у нее получилось, — это жалкий булькающий хрип. Она схватилась за шею, почувствовала липкую сырость, затем длинный разрез. Земля уходила у нее из-под ног. Она почувствовала, что падает. Лаура успела ощутить, как ее тело ударилось об пол. Больше она уже ничего не чувствовала. Никогда.
* * *
Его электронные часы показывали 5:47. Чарльз Кемден смотрел из окна лимузина на людей, все еще время от времени появляющихся на Таймс-сквер. Он удивлялся тому, что они были здесь в такое время ночи. Или следует сказать — утра? Солнце начало подниматься из-за небоскребов с левой стороны.
Лимузин повернул направо на Сорок вторую улицу и плавно заскользил мимо все еще открытых ночных кинотеатров, пока не достиг дальней западной стороны Манхэттена, затем повернул в сторону выезда из города и покатил дальше. Наконец он подъехал к остановке перед товарным складом, который находился на пирсе, глубоко вдающемся в реку. Кемден смотрел на старомодное каменное здание. Каждый проезжающий мимо наверняка удивится, почему эту древность не убрали еще десятки лет назад.
Это было замечательное прикрытие. Оно прекрасно вписывалось в окружающее пространство. Оно, как и весь этот район, ожидало перестройки по «западному проекту», который, впрочем, может никогда не осуществиться.
Это впечатление сохранилось, даже когда Кемден вошел в контору товарного склада. Небритый, курящий сигару увалень наблюдал за ним своими маленькими поросячьими глазками из-за отделенной цепочкой перегородки, приветствуя Кемдена лишь кивком головы. Пришелец обвел взглядом стены с шелушащейся краской и замусоренный пол. Да, это то, что нужно.
Любой прохожий с улицы не пожелает проходить дальше. Здесь было отвратительно.
Скрытая видеокамера зафиксировала изображение Кемдена и ввела в компьютерный банк данных, где его идентифицировали и отнесли к определенной категории. Затем компьютер признал пришельца за своего, и за дверью прозвучал сигнал. Кемден толкнул дверь и вошел внутрь. Неуклюжий толстяк за перегородкой снова включил охранную сигнализацию, щелкнув по кнопке безопасности своим автоматом «узи», который затем спрятал на обычное место, в пустой выдвижной ящик шкафчика с буквой "У".
Кемден проверил, как он выглядит в полный рост, посмотревшись в зеркало, висевшее прямо за дверью. Он знал, что в действительности это было особое зеркало. Служило оно совсем для другой цели: сквозь него на входящего смотрел вооруженный охранник. Кемден расправил куртку, поправил галстук и провел рукой по своим густым седеющим волосам. В свои пятьдесят девять Чарльз Кемден оставался таким же щепетильным в отношении своей внешности, как и тридцать лет назад. Он выглядел как высокопоставленный чиновник: в его осанке и манерах чувствовалась сила. Ничто не смогло уменьшить былой огонь в его глазах. Власть была неотъемлемой частью его натуры. Серые глаза Кемдена блеснули чувством удовлетворения. Увиденным в зеркале он остался доволен. Он подмигнул своему отражению и пошел дальше.
Кемден прошел по свежеокрашенному коридору к своему офису. Открыв дубовую дверь, вошел внутрь и увидел, что в прихожей на диване сидят двое мужчин. Повинуясь его легкому кивку, они последовали за ним.
Оба человека молчали, пока Кемден не сел за большой письменный стол из красного дерева и не сказал: «Ну».
Тот, что повыше, стройный, темноволосый, стриженный под «ежик» и в очках, сказал:
— Только что звонили Хенсон и Мак-Гуайр. Операция прошла без каких-либо осложнений, сэр.
Кемден повернулся на вертящемся стуле и уставился на огромный пейзаж Гейнсборо, висящий на стене позади его письменного стола.
— А что показала телеметрия и биологическая обратная связь?
Второй человек, более плотного телосложения, рыжеволосый, с пышными усами, нервно прокашлявшись, сказал:
— Все точно так, как и ожидалось, сэр. Хотите, чтобы я направил подробное описание?
Все еще разглядывая пейзаж, Кемден довольно безразличным тоном произнес:
— Нет, в этом нет необходимости. Коротко расскажите о самом интересном.
Рыжий выглядел озадаченным этой просьбой. Он посмотрел на своего товарища в ожидании поддержки или совета, но не найдя ни того ни другого, пожал плечами и принялся зачитывать вслух цифровые коды и временные соотношения из стопки бумаг, которую держал в руке.
Кемден слушал его, может быть, секунды три. Цифры, произнесенные скрипучим голосом, постепенно исчезли из его сознания, и хотя он по-прежнему продолжал смотреть на картину на стене, она для него тоже исчезла. Вместо нее перед его взором предстали тела Германа и Марии Менгуэлли и их детей Хосе и Лауры. На лице Кемдена появилась улыбка. Он улыбался до тех пор, пока рыжеволосый человек не закончил и не спросил, не нужно ли чего-нибудь еще.
Глава 13
В 8:56 утра того же дня.
Кафе «Денни», Вашингтон.
Вида пила уже вторую чашку кофе, в который раз нетерпеливо поглядывая на часы. Она должна была встретиться с Айрой за завтраком еще 45 минут назад. Очевидно, пунктуальность не относилась к числу достоинств ее нового партнера. Но Вида не собиралась упрекать его за это. Айра, возможно, был первым человеком в агентстве, который не относился к ней как к ветреной девчонке или как к объекту сексуальных вожделений. Это извиняло его многочисленные грешки.
Кроме того, Вида сама еле встала сегодня утром. Соблазн выключить будильник и закинуть его куда-нибудь часиков этак на шесть-восемь был просто непреодолимым. Вида читала папки по делу Дэвида Вандемарка почти до половины третьего ночи. Очень интересный материал. Фактически, всему этому было трудно поверить. Немного раньше, вечером, ей позвонила из Балтимора мать.
Вида удивлялась, что в ее отношениях с матерью было нечто такое, что делало их просто невыносимыми. Мама хотела, как лучше. Это было на самом деле так, и Вида действительно верила, что главной целью звонка было желание убедиться в том, что малышка миссис Джонсон хорошо устроилась. Но на пятой минуте разговора, когда Вида уже хотела было расслабиться, милая мамочка напомнила дочери о том, что ей приходится делать, чтобы у Виды было все хорошо.
Отец Виды, Малькольм Джонсон, был адвокатом, самым преуспевающим чернокожим адвокатом Балтимора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57