А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Я тоже так думаю. В связи с этим могу я положиться на вашу скромность? Отлично. Но я имею в виду полную скромность. Очень важно, чтобы не только ваши подчиненные ничего не знали, но и начальство. Идет? Великолепно! Спасибо, детали расскажу при первом удобном случае.
Он положил трубку и посмотрел на Баума.
— Руассе — человек надежный. Больше всего на свете любит быть в курсе чужих секретов. Если ему подбрасывать время от времени какие-нибудь сведения, то он будет молчать.
— А от меня что требуется? — Баум уже знал, что за этим последует.
— Взять это дело в свои руки. Чего же еще?
— Алламбо бы отлично управился.
— Не так, как ты.
— Лестно, конечно. Только у меня и так работы навалом.
— Может, пойдем в Елисейский дворец вместе? — Баум понял, что проиграл. — Я скажу, когда президент назначит время.
В своем кабинете двумя этажами ниже Баум вздохнул, вытащил из сейфа папку, открыл ее, снова закрыл и отнес в архив. Дело неотложное, а вот приходится откладывать. Вытесняют его более драматические события, еще большее напряжение, страна катится к будущему, которого никто не хочет, и дорога эта отмечена взрывами бомб, загадками вроде той, что Баум уже три дня пытается разгадать, и теперь вот этим… События, не связанные между собой, но в равной степени тревожные. Облачка на горизонте, предвещающие бурю. Странное, неуловимое беспокойство в умах. Мысли Баума — он не догадывался об этом — совпадали с раздумьями Руассе, которым он предавался прошлой ночью, не зная, как поступить с найденными документами.
Со своим обычным нетерпением президент выслушал Вавра и, взглянув на фотокопии, воззрился поверх очков на сотрудников ДСТ, как будто именно они и есть преступники. Известно было, что он не способен воспринять вестника отдельно от принесенного им известия и в результате редко получал что-нибудь, кроме приятных новостей, и был крайне плохо для главы государства информирован о том, что происходит в стране. С другой стороны, он был неглуп и в предъявленных фотокопиях сразу же усмотрел грозящие ему неприятности.
Во-первых, это серьезный удар по безопасности страны: выходит, кто-то может, с комфортом восседая в кресле, почитывать протоколы высшего военного ведомства Франции! Во-вторых, эта неприятность не столь очевидна, но имеет отношение к политике — скандал всего за три месяца до выборов, пресса поднимет вой, и оппозиция потребует назвать имя предателя среди членов правительства. Принесенная Вавром новость преисполнила президента тревогой, раздражением и неприязнью по отношению к самим вестникам, которые явились сюда и так осложнили его жизнь.
— Эти документы адресованы Сейнаку из «Юманите»?
Вавр кивнул.
— Ну и что вы намерены предпринять?
Вавр много лет имел дело с президентами, министрами и понимал их проблемы. Он знал, что любая неожиданность вселяет в них тревогу, потому что неожиданности большей частью неконтролируемы, пробивают брешь в их глухой обороне. Для сильных мира сего сущий кошмар узнать, что из-под их контроля может ускользнуть нечто важное, что они зависят от множества нижестоящих служб, где предательство, некомпетентность или просто чья-то личная вражда способны обратить в прах их планы, а иногда и карьеру.
Понимая это, Вавр говорил с политиками, как с капризными детьми, сообщая им только приятное, никогда не вступая в спор, уговаривая, льстя и обманывая. Его ответ президенту прозвучал негромко, успокоительно, почти небрежно.
— Я бы рекомендовал предоставить все это дело ДСТ, только нам, господин президент. Мы заберем его из префектуры, никого не потревожив. Они не умеют держать прессу на расстоянии, но мы-то умеем. Это, мне кажется, важно.
Это было важно, чрезвычайно важно для президента. Намек достиг цели.
— Кроме того, нам надо получить кое-какие сведения в комитете национальной обороны — кто состоит его членом, где и когда они собираются, самые общие сведения подобного типа, только самое необходимое. Я попросил бы вас связать нас с абсолютно надежным человеком, который мог бы нам помочь и служил бы между нами посредником, чтобы мы не отнимали ваше время. Это, я думаю, тоже важно.
Еще один точный ход! Президент куда больше заинтересован в предстоящих встречах с представителями европейского сообщества, чем в контактах вроде сегодняшнего.
— И, наконец, господин президент, прошу вас ни с кем из ваших коллег об этом не говорить. Не исключая и самых близких.
Президент сурово посмотрел на Вавра и промолчал. Яснее ясного. Любой из министров не остановится перед тем, чтобы сообщить сведения знакомому журналисту, если только ему покажется, будто подобная «утечка» обеспечит ему хоть малейшее политическое преимущество. Выборы на носу: не такое время, чтобы соблюдать лояльность — политическую или личную — среди амбициозных людей, которых кабинет связывает в непрочный союз. Хорошо этим двум толстякам полицейским настаивать на соблюдении тайны. Конечно, им это работу облегчает. Но существуют и другие соображения. Что, если они не найдут виновного? И выяснится через несколько месяцев, что единственный, кто был посвящен в тайну, это сам президент республики? Оппозиционные газеты возложат всю ответственность на него. Только даже намекнут — как это они умеют, — будто он покрывал просчеты разведки. Это риск куда больший, чем утечка информации. К этому он не готов.
— Полагаю, что поскольку дело касается министерства обороны, то министру следует знать. Так что проинформируйте господина Пеллерена.
Вавр хотел было возразить, но передумал и кивнул.
— А как насчет министра внутренних дел?
— Полагаю, и это необходимо.
— И премьер-министру?
— Я больше никого не назвал.
Президент жестко посмотрел на Вавра. Потом повернулся к Бауму, указывая на него толстым пальцем:
— Этот человек займется делом?
— Да, господин президент.
— А он потянет? — Президент тактом не отличался.
— Безусловно, господин президент.
С полминуты президент сидел молча и абсолютно неподвижно. Потом снял очки и начал постукивать ими, как бы подчеркивая значимость своих слов:
— Я требую абсолютной тайны. Требую быстроты и требую исчерпывающих ответов. Если хоть одно слово ускользнет без моего ведома, вам придется дать мне объяснения. Положите мне на стол заявление об отставке. Сотрудничать можете с Вэллатом, начальником канцелярии. Этот даже то, что показывают его часы, считает государственной тайной.
Он снял трубку телефона, стоящего на столе:
— Вэллат, к вам сейчас придут двое. Ответьте на все их вопросы. Если чего не знаете — узнайте. Это секретное дело.
Он положил трубку.
— До свиданья, господа. Надеюсь вскоре получить результаты.
Он раскрыл папку, лежавшую перед ним на великолепном столе, и предоставил своим посетителям самостоятельно пройти к двери по огромному старинному ковру.
Вэллат, бледный, иссиня-серый, чахлый субъект настолько унылого вида, будто он работает с президентом чересчур долго и скоро от этого помрет, уставился на Вавра и Баума ничего не выражающим взглядом. Его абсолютно не интересовало, с какой стати они будут задавать вопросы. Он был начисто лишен любопытства и естественного человеческого желания поделиться с другими тем, что сам знаешь.
— Какие сведения вас интересуют? — спросил он сухо.
— Желательно — состав комитета обороны, — ответил Баум. — А также даты последних двух заседаний и предполагаемую дату следующего. Хотелось бы знать, где собирался Комитет — не только в каком здании, но и в какой комнате. Комнату, возможно, придется осмотреть. И список присутствовавших.
Вэллат делал пометки в блокноте, не проявляя интереса к сказанному.
— Еще что-нибудь?
— Да. Я хочу знать абсолютно все о протоколах подобных заседаний. Кто их планирует, кто составляет, кто ведет, кто складывает, кто перепечатывает, кто в министерстве или еще где-нибудь имеет к ним доступ, куда деваются черновики и кому рассылают копии. В общем — все. — Баум помолчал. — Можете вы это рассказать?
— Конечно. Когда это вам понадобится?
— Очень срочно.
— Хорошо. Где вас найти?
— На улице Соссэ. Передайте только, что у вас ко мне дело, и я тут же появлюсь.
— Прекрасно. — Вэллат поднялся, проводил их до дверей и попрощался с обоими за руку. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.
Спускаясь по лестнице, Вавр спросил:
— Ну, что скажете о нашем приятеле Вэллате — допотопном личном секретаре президента?
— Думаю, что он сообщит только то, что позволит хозяин. Ни больше и ни меньше.
— Потрясающе. — Вавр покачал головой. — Прямо-таки Иисус Христос при Господе Боге Президенте.
— Я бы сказал, скорее он похож на парикмахера Гитлера, — усмехнулся Баум.
— А как быть с нашим приятелем Пеллереном?
— Придется к нему пойти.
— Вот досада. Хотя с точки зрения наших интересов есть министры и похуже.
— Я договорюсь о встрече. А потом повидаюсь с Малларом.
Они пересекли двор Елисейского дворца, в воротах отметились и прошли еще двести метров по улице Соссэ. У обоих был лишний вес, и оба в такую угнетающую августовскую парижскую жару потели и задыхались.

Из-за того, что иностранные корреспонденты подробнейшим образом описали последствия взрывов, многие туристы отказались от поездок в Париж, и мощное туристское лобби забеспокоилось. Парижские отели пустовали, рестораны бедствовали, большие магазины сообщили о снижении цен. Служащие многочисленных бюро путешествий рекомендовали своим клиентам Испанию, Италию и Северную Африку. Лондонская «Таймс» поместила передовую, где торжественно вопрошала, уж не сочтены ли дни голлистской республики, и благодаря этому извлекла самую большую пользу из политической нестабильности во Франции начиная с 1789 года. «Коррьере делла сера» спрашивала: «Почему это французы не могут у себя поступить так, как мы поступили с нашими „Красными бригадами“?»
Глава 3
— Вот сегодня, — сказал вечером Альфред Баум своей жене Эстелле, — я бы выпил того, экспортного. Есть у нас в холодильнике?
Он произнес эти слова в прихожей еще до того, как, по обычаю, поцеловал жену сначала в левую щеку, потом в правую. Дорога от вокзала в Версале до дома вконец измотала его. Жара так и не спала, хотя было уже около девяти.
— Конечно, есть. Только особо не рассчитывай — осталось совсем чуть-чуть.
— Ничего, потом еще раздобуду.
Он вошел в просторную гостиную с громоздкой мебелью и тяжелыми шторами, бросил куртку на стул, стянул галстук и повалился в одно из двух кресел. Он слишком устал, чтобы поискать домашние туфли или даже умыться. Сначала он выпьет чего-нибудь холодненького. Явились обе кошки, потерлись об ноги, и одна по привычке изготовилась прыгнуть к нему на колени.
— Не сегодня, дружок, — сказал Баум кошке. — Слишком я устал. Как это вы переносите жарищу в таких роскошных шубах, а? Прямо не представляю. Но это ваша проблема. У меня своих хватает.
Эстелла принесла пиво и присела на кончик стула рядом. Суетливая, маленькая женщина, узкая как раз в тех местах, где ее муж раздался вширь, готовая в любую минуту вскочить и немедленно выполнить его очередное пожелание.
— Тяжелый был день?
— Очень. И, кажется, с него начинается трудная неделя, а может, месяц или даже год.
Он сделал большой глоток холодного как лед пива, и на лице его отразилось удовольствие. Разочарованные кошки отправились по своим делам.
— Что на ужин?
— Я приготовила кускус.
— Как ты догадалась, что я весь день только об этом мечтал?
— Ты всегда так говоришь, что бы я ни приготовила.
— А ты всегда угадываешь.
— Врешь ты все, Альфред. Всегда врешь. Я никогда не знаю, о чем ты думаешь.
Он улыбнулся и потрогал пальцами нос.
— У меня работа такая. А насчет кускуса это правда. Не осталось там реблошона?
— Есть, и еще я сегодня купила отличный рокфор, можешь выбрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37